Петр Сосновский
В тени аллей
– Знаешь что? Я сейчас очень занят. Летом, у меня будут каникулы, и мы встретимся, ну, например, в парке, в тени аллей. Тебя это устроит? ― Я, это сказал, не подумав, рассчитывая большую часть лета провести вне Щурово, однако Надя неожиданно за мои слова ухватилась. Она просто взвизгнула от удовольствия, подскочила ко мне и поцеловала в щечку. ― Я, согласна! Я, согласна! ― и, развернувшись, стуча каблучками, бросилась в метро.
Летом мы не встретились, чему я был несказанно рад, хотя не раз дефилировал по аллеям парка, правда, не один, а со своими братьями: Александром и Федором. Я их брал на подмогу, с целью если встреча состоится, то, чтобы она не выглядела свиданием двух влюбленных. Зачем испытывать судьбу? Молодой бравый солдат Володя мой родитель столкнулся с нашей будущей матерью ни где-нибудь, а в парке. Мне этого делать, ни в коем случае, не следовало.
Надежда в Щурово не приехала, она в тот год попросту неожиданно для всех даже для своих родителей выскочила замуж. Ей подвернулся парень из строительного управления. Ну, да ладно. Но, что важно? Я выполнил заклятие своей тетки Иры из Донецка, что на Украине. Она, прибыв с мужем Митей и дочкой Любой на отдых в Щурово, облегченно вздохнула.
Я не удержался и, взглянув на нее, с иронией спросил:
– Ну и что из того, если бы я вдруг женился на Надежде? Чем плоха эта девушка, а-а-а?
– А то, что она, да будет тебе известно, одна из внучек деда, убившего со своими дружками за полмешка проса мою крестную. Пусть земля ей будет пухом, а этому извергу ― колом и тетка, торопливо перекрестившись, продолжила: ― Негоже нам с ними родниться, негоже! ― В те далекие времена, даже зная виновных, никто не заявлял, а значит и не расследовал произошедшее событие. Я человека в форме милиции в Щурово увидел лет в десять, да и то он был без оружия. Что он мог сделать считал я. Многие так считали. Вот если бы у него был пистолет Маузер, такой как был когда-то у моего отца, тогда другое дело.
Ну и ладно, не встретили мы Надю, не попалась она нам на глаза, но за то мы, прогуливаясь по парку, вдруг, неожиданно столкнулись с классными девчонками, довольно интересными и что главное ― незнакомыми никому из нас. Федор мой младший брат должен был знать хотя бы одну из них. Но нет. Он на мои расспросы и приставания лишь только жал плечами и говорил, что нужно спросить у сестры. Она у нас была самая младшая.
Мы, познакомившись с девушками, отправились в Дом культуры на вечерний сеанс кино. Мне понравилась Наташа. Александр, крутился рядом с Людой, однако, проводив ее, от дальнейшей дружбы ― уклонился. Он сказал мне четко и ясно: «Люда то Люда, да не та, ― брат имел в виду, что девушка не идет ни в какое сравнение с внучкой бабы Гаши. Я в темноте пошел не с той девушкой, которая мне приглянулась. Выяснилось это, когда я обратился к ней, и, назвав по имени, в ответ услышал ее задорный смех. На следующий день я с Федором поменялся.
Мы ходили в кино, на танцы, а еще на речку купаться. Мой отец тоже ходил в кино, он любил посещать Дом культуры, знал многих актеров, участвовавших в съемках, и с интересом обсуждал их игру с матерью, например, Кадочникова, Ладыниной, Рыбникова, Зельдина и других.
Я слышал от соседей, что однажды мой родитель сумел затащить в зал даже своего отца ― моего деда Ивана Павловича. То, что произошло после, навсегда отбило у того охоту посещать подобные мероприятия: он, когда в зале погас свет, очень напугался неизвестно откуда взявшегося локомотива, движущегося с огромной скоростью. Деда, тогда как ветром сдуло, схватив кепку в охапку, он рванул на улицу и уже больше не поддавался не на какие уговоры. А вот Зина та могла пойти с Володей в кино. Утверждать я не берусь, но думаю, она ходила. Да и на речку тоже. Еще бы ей не ходить. Однажды молодой Володя проявил себя как герой, спас ее брата от утопления. Тот, пырнув, на ямке ― синем виру, зацепившись штанами, запутался в корнях павшего дуба и никак не мог выбраться из воды. Многие из парней ныряли, но безуспешно, вытащить паренька на берег, удалось только Володе. Отец Зины за спасение сына привез Ивану Павловичу на повозке несколько мешков с пшеном, рожью, гречей…. Я думаю, что Зине не воспрещалось гулять с таким кавалером, каким был мой отец, и она после тяжелого трудового дня часто ходила с ним в толпе ребят на речку обмыться ― привести себя в порядок.
Я знаю случаи, когда ребята, загуляв, были не в состоянии учиться и их исключали из института по неуспеваемости. Наверное, оттого в первые годы обучения родители не раз меня предупреждали: «Сеня, раз ты поступил в институт, учись, не торопись жениться, ты должен получить профессию. Пусть зарплата у тебя будет и не очень высокой, но инженер звучит гордо! «Хомут» одеть на шею ты всегда успеешь». Я соглашался. Торопиться было не время. Хотя Наташа мне нравилась, но и только. Завладеть мной полностью девушка была не в состоянии. Я прохаживался в парке в тени алей не только с ней, но и с другими своими знакомыми, правда, не афишируя, тайком. Однако, я, после знакомства с Наташей, находясь в студенческих компаниях на институтских вечеринках, называл ее своей невестой, показывал любительскую фотографию у каштана, самим же сделанную и говорил: «Есть у меня Зазноба! Есть! Вот, смотрите! Не поверите, она меня ждет!». Это ― спасало от приставаний. Друзья оставляли меня в покое. А еще такое положение обязывало меня, приезжая домой на побывку и, отправившись в Дом культуры или же на танцплощадку, ― на тот момент уже умел выделывать ногами кренделя, ― отыскивать девушку глазами и махать ей рукой. Она тут же, оторвавшись от подруг, подходила и, приветствуя меня, говорила: «Я знала о твоем приезде: меня известила твоя сестра. Иначе бы ты меня не застал здесь, не пришла бы, знаешь, я не хожу по всяким там…» ― и Наташа многозначительно махала рукой. ― «Злачным местам», ― добавлял я. Наташа утвердительно кивала головой, и мы тут же громко смеялись.
Прошел не один год и моя, так называемая девушка, засобиралась в город Таганрог учиться в техникуме (там у нее жила родственница). Ее путь был неблизким: полтора часа езды по тряской дороге на автобусе до Гомеля, а затем часов десять на поезде. Я тогда не удержался и на тот момент уже открыто, не прячась от людей, вызвался проводить Наташу. При расставании я неожиданно поцеловал девушку. Наш поцелуй был зафиксирован кем-то из знакомых моих родителей и на следующий день они все вдруг заговорили о моей будущей свадьбе.
– Время быстро летит! ― сказал отец, ― Заметить не успеешь, твоя Наташа получит профессию. Ты уже будешь работать на заводе инженером, тебе как молодому специалисту дадут жилье. Я думаю, все идет нормально. Одному сыну ― Александру мы с матерью справили свадьбу, женим и тебя, а там очередь и до Федора дойдет, ― мой родитель на минуту задумался, затем не удержался и отметил, что дочь ― наша сестра Анна может и обойти. ― Твоя донецкая двоюродная сестра Люба уже беременна. Они с мужем ждут ребенка. Девочки, они такие. Им планы родителей не указ, ― и, махнув рукой, отправился по своим делам.
Отец был прав: Александр ведь не стал дожидаться женитьбы старшего брата, ― то есть моей, обручился неожиданно и быстро и что плохо не на внучке нашей соседки бабы Гаши ― Людмиле, а на первой попавшейся девушке, он это сделал за компанию со своим другом. Тот находился в безвыходном положении, его невеста носила под сердцем ребенка, тянуть не было смысла.
Людмилу мой брат потерял. Она просила Александра подождать всего лишь год-другой. Ее слова: ― «Я получу диплом, и мы распишемся!» ― Девушка училась в Брянске в институте. Однако брат отчего-то ждать не стал. Возможно, на него подействовали мечты товарища «дружить семьями». Очень уж хотелось ему ездить по выходным друг к другу в гости. А зря.
У Александра не сложилась семья с первой попавшейся девушкой, что интересно ― ее звали Надей, ― Александр, когда у Людмилы тоже ничего с замужеством не вышло, с отчаяньем пытался, во что бы то ни стало вернуть свою первую любовь. Он готов был взять Людмилу даже с ребенком. Однако та перед ним поплакалась-поплакалась, да и отказала. Оно и понятно ― разбитое уже не сложишь.
Я думаю, что и отец подобно Александру переживал о своей потерянной зазнобе Зине, ― ему помешала война, ― и в тайне надеялся: пусть хоть у сына будет все нормально.
Ан не тут-то было. Брак Александра и Надежды не раз трещал по швам. Они часто ссорились. То расходились, то снова вдруг начинали жить вместе, пытаясь наладить свою семейную жизнь.
Это все наложило на нас, его близких, горький отпечаток. Я, если бы знал будущее, не способствовал знакомству Александра с Надеждой, правда, не один руку приложил, еще и наш брат Федор поучаствовал, не иначе нас попутал бес. То, что произошло, не вписывалось ни в какие ворота. Александр, успешно окончив техникум, работал в пароходстве, на реках Белоруссии: таскал на буксире баржи с грузами. Он был на хорошем счету, его ценили. Но однажды неизвестно отчего решил жениться. Кто-то из друзей чтобы вытащить из неблагополучной семьи шестнадцатилетнюю девушку, ― у нее пила мать, ― предложил брату взять ее замуж. При этом товарищ еще и подсказал, что нужно сделать: «Сашок отказа не будет. Надежда за тебя сходу пойдет: очень падка на молодых людей в форме. Ты только главное, когда пойдешь на первое свидание, не забудь надеть на голову фуражку капитана и все. Она навеки твоя!».
Так оно и получилось. Надежда работала на торговой базе, принимала тару. Я и Федор полазали «по сусекам», нашли несколько пустых бутылок и отправились взглянуть на претендентку в невесты Александра.
Девушка нам внешне, да и в умении вести беседу понравилась, иначе бы мы не познакомили с ней брата. После чего все внезапно покатилось ― через месяц, ну чуть больше они поженились. На свадьбе у Александра меня представили Людмиле. Она оказалась дальней родственницей невесты брата, а еще подругой моей девушки Наташи. Что меня тогда удивило: у моего деда Ивана Павловича первая жена была прабабкой этой самой Людмилы. Не знаю, что подействовало на девушку, наверное, то, что я был ее первым парнем, который пригласил на танец, первым кто ее поцеловал, ― она мне отчего-то стала очень часто попадаться на глаза. Затем я, по пришествию какого-то времени в разговоре с Наташей неожиданно узнал, что Людмила хочет и готова меня у нее отбить. Я тогда с братьями над всем этим посмеялся. А, зря. Так вести себя с девушками нельзя. Та же Наташа могла все ей доложить. Иначе, отчего в нужный момент, когда я вдруг стал задумываться: а не жениться ли мне на Людмиле, ее рядом со мной не оказалось? Нашла себе парня в Ростове.
В отличие от своих сверстников я взрослел очень медленно: ни шел, ни в какое сравнение, например, с парнем ― Мишкой Ножиком, жившим на другом краю нашей улицы ― у кладбища. Он часто попадался мне на глаза, так как проходил мимо окон моего дома: ухаживал за дочкой конюха Сергея Буравца. На вид Мишка ― мужик-мужиком. Из-за любимой, а может по другой какой-то причине он забросил школу. Помог этому парню определиться мой отец. Он взял его однажды к себе в подпаски, заключив с его родительницей ― одной, тяжело поднимавшей сына, и директором школы соглашение, устроившее все стороны и в первую очередь администрацию Щурово. Михаил, был приставлен к делу, а еще продолжил обучение в вечерней школе, поднакопив денег, парень сыграл шумную свадьбу. Затем молодые, достигнув совершеннолетия, пошли в ЗАГС и расписались.
Я на свадьбе не присутствовал, хотя и был приглашен, так как следовать примеру Мишки Ножика и жениться в шестнадцать лет был не готов. Для меня это было нереально, я хотел получить среднее образование: ― учился на тот момент в Щуровской средней школе ― в девятом классе. Не мог я жениться и в двадцать лет, вернувшись из армии: горел желанием пойти в институт, и даже в двадцать пять лет как это сделал мой отец, демобилизовавшись из армии. Не так давно, я, копаясь в старых родительских бумагах, нашел документ о регистрации брака своего отца и матери. Мне стало интересно, сопоставив с имеющейся у меня с супругой корочкой, я заметил ощутимую разницу в возрасте. Оно и понятно. Я почувствовал себя мужиком лишь только в тридцать лет. И то это морально, а физически ко мне еще долго даже с женой под ручку, например, в магазинах продавцы обращались: «Мальчик, тебе чего надо?» ― жена над этим часто подсмеивалась и, шутя, говорила мне: «Ах, ты, мой мальчик».
Таких парней, как я, тогда было раз-два, и обчелся. Мои родители, да и их знакомые, проявляя участие, торопливо подыскивали мне пару и стремились, во что бы то ни стало оженить. Я помню, мать сватала мне одну из разведенных женщин с двумя детьми. Та работала в Щурове в больнице врачом. Отец тоже как-то подталкивал меня и не кому-нибудь, а к дочке директора школы ― намного старше меня. Женщина имела квартиру в Москве. Все эти претендентки мне в жены были неплохи собой, но не вгоняли меня в дрожь. Ни одну из них я не мог назвать зазнобой. А еще не был готов жениться. То-то сейчас! Кто бы мог подумать, что такое возможно. Молодежь ― парни ― защитники родины взрослеют еще медленнее. Они лишь только годам к тридцати пяти-сорока подумывают о женитьбе. И это бы еще ничего, можно и на «молодухе» жениться, однако не тут-то было, не те уже стали и девушки. Они очень разборчивы и если готовы выйти замуж и завести ребенка, то это тогда, когда этого делать уже нежелательно в силу физиологических изменений, происходящих в них самих. «Селявы», как говорят французы. Люди очень сильно изменились, не те стали. Порой мне довольно трудно сравнить наше поколение и поколение наших дедов, отцов, а особенно молодое ― детей и внуков: на разных языках мы говорим, не тот словарный набор ― много заморского ― не русского ― чужие мы. Не оттого ли я в муках ищу хоть малейшие стороны соприкосновения. Они обязательно должны быть, обязательно, нужно только «занырнуть глубже» в прошлое.
Глава 3
Писатель ― это человек несогласный с существующим положением дел, он готов переделать жизнь ― свою, своих родных, близких, друзей и даже чужих людей до не узнаваемости, а порой, чем черт не шутит, замахивается и на все мироустройство, хотя бы в своих книгах.
У меня не раз поднималась рука при работе над «текстом» изменить жизнь Александра, но я не стал этого делать, так как до сих пор не могу понять, отчего он пошел с Надеждой «под венец». Как такое могло случиться? Не иначе это был неконтролируемый всплеск гормонов. Наверное, зря мы ― я и Федор свели его с этой девушкой.
У меня не было тогда желания приезжать на майские праздники в Щурово. Федор тоже оказался дома случайно. Возможно, жизнь у Александра была бы другой? Хотя, размышляя на эту тему, я прихожу к мысли, что существенно ничего бы не поменялось! Друзей, у Александра посидеть с рюмкой за столом всегда хватало. Женился бы наш брат на Надежде и без нашего братского участия.
Мы в семье внешне пусть разные: я и Александр ― черноволосые, Федор и сестра Анна ― со светлыми шевелюрами (наш дед Иван Павлович ― был светлым, другой дед ― его родной брат тоже Иван Павлович ― черным), в одном похожи ― мы упертые, при том без исключения ― все до одного. Для нас главное подобно волку или же собаке из Щуровского Сучьего болота за что-то уцепиться, и вот оно это уже наше, ни за что не отдадим.
И мы не отдаем, менять задуманное, тем более, если оно уже определено ― написано Писателем ― не мной ― с большой буквы ― в книге жизни, не в характере у нас.
Брат Федор не раз мне говорил и по сей день при встречах не устает, твердит, что все накановано и изменить кардинально ничего невозможно. И я с ним порой соглашаюсь, так как, разбирая свою жизнь по дням, даже ― часам, не раз многому удивлялся в цепочке шагов, предшествующих тому или же другому большому серьезному событию. Не протиснуться, как бы ты не щемился. И если мы что-то и выбираем, то это что-то незначительно.
Мы богаты «задним умом», мы лишь можем анализировать и придумывать, как нужно было поступить. Но, что толку от этого? Может, записав все варианты «на корочке», мы в случае, если такое возможно в далеком будущем при перезапуске системы Богом исправим жизнь, а значит как-то и изменим себя, но только не в настоящем. Наша жизнь, что тот черновик, в ней много самых разных помарок. Оттого, наверное, нечему удивляться: я, прогуливаясь с Наташей в тени аллей парка делал это тайно. Я не знал, нужна ли она мне, далеко не заходил, а вдруг Наташа, ― это не моя суженая. Зачем мне портить девушке жизнь. Я был намного старше ее и как мог себя сдерживал, однако в случае если бы наши отношения зашли вдруг далеко ― женился бы на ней. Просто она должна была подрасти. Хотя мне больше подошла бы одна из дочерей бывшей зазнобы отца Зины или же дальняя родственница Надежды ― Людмила. Не зря же первая жена моего деда Ивана Павловича была ее прабабка― Устинья.
Я, глядя на Наташу понимал, что не могу ее привезти в Москву. Это в Щурове мне было достаточно, как это сделал мой брат Александр, сговориться с родителями девушки, затем сыграть свадьбу и жить семейной жизнью. В столице такой номер не прокатит. Я, устроившись после окончания института инженером на заводе, «выбивал» себе квартиру: стоял «в очереди» на жилье. Мне ее могли дать как молодому специалисту. Мужчина должен в своей жизни построить дом так вот я, можно сказать, строил его себе, затем я должен был родить сына. И если не получится от любимой женщины, то все равно от кого ― неважно. Я это сделаю.
Наташа была девушкой неплохой, не по возрасту умной и расчетливой. Она могла бы стать моей женой. Наверное, я не зря заглядывался на нее. «Ты, ― как мне однажды сказала на заводе одна коллега внешне чем-то похожая на цыганку ― гречанка, иногда флиртовавшая со мной, ― можешь ужиться и с ведьмой. А все из-за того, что у тебя врожденная боязнь: не дай Бог, причинить человеку боль. Оттого, ты будешь терпеть и мучиться».
Что еще? Есть в библии слова про какие-то там деревья, так я их посадил достаточно много, не только на приусадебном участке (сохранилась липа, вымахала о-го-го), но и в общественных местах, когда учился в школе. Это сейчас отчего-то школьники не хотят благоустраивать свой старинный парк. А зря, деревья стареют, деревья погибают как солдаты, ― стоя в строю. Где в будущем будут прогуливаться молодые люди ― большой вопрос. Ребята, торопитесь, найти саженцы можно везде, особенно их много на полях бывшего совхоза, сажайте, а еще неплохо и оградить парк забором, чтобы в нем не ездили машины. А то шныряют всякие там «шумахеры» на своих развалюхах и утрамбовывают колесами землю.
Однажды я, отправив Наташу в Гомель и «засветившись» всенародно, приезжая на побывку в Щурово, если девушка была дома, отдавал ей все свое свободное время. Мы ходили не только в кино или же на танцы, но и на речку купаться, а еще по ягоды и по грибы. Не обязательно только вдвоем. Желающих отправиться в лес хватало. С нами часто была и Людмила. Эти две девушки были чем-то похожи на героинь из поэмы о Евгении Онегине ― Александра Сергеевича Пушкина. Людмила была грустна, печальна, рассуждала по-взрослому, однако физически на взрослую даму не тянула. Ну, что та дитя ― Ольга. За то Наташа ― явно походила на Татьяну. Она была готова как для рождения детей, так и для их воспитания о том я мог судить хотя бы по ее отношению к младшему брату. Девушка над ним, «что орлица над орленком…». Наверное, этим она меня и прельстила. Я невольно тянулся к ней.
Наши встречи не были частыми. Мы могли надеяться лишь на праздничные дни, да еще на каникулы. Добравшись как-то в битком набитом общем вагоне поезда до районного городка, а затем на автобусе до Щурова, я торопился встретить Новый год. Братья на тот момент находились дома. Александр, закончив дела в пароходстве и поставив свой буксир на прикол, расходовал отгулы. Их за период судоходства с апреля по ноябрь накопилось на несколько месяцев. Надежда ― его жена, поработав у него на буксире поварихой, была рядом. Сестра Анна и младший брат вернулись из Гомеля. Они учились в техникуме. Федор, отслужив в армии, следуя по стопам брата, готовился в будущем ходить по рекам Белоруссии. Я из них был более занятым, однако вырвался, нашел время. Мои братья и сестра о встрече Нового года договорились без меня. Я не упорствовал, так как приехал накануне праздника. Встреча была намечена в доме у Александра и Надежды, они на то время жили отдельно от родителей. А еще я узнал, Наташа, также была приглашена: постаралась моя сестра. Она мне будто случайно шепнула: ― Я убедила твою Зазнобу ездить в Таганрог через Москву, а не через Гомель. Так что не ленись и покажи ей столицу во всей ее красе». Я тогда согласился и покивал головой. Однако в будущем из ее затеи ничего не вышло. Не зря же говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Наташа в тот вечер меня отчего-то проигнорировала, я лишь заслужил у нее один танец, все остальные она под медленную музыку из моего магнитофона крутилась с Федором. У него не было пары, и он решил за ней приударить. Рядом возле меня находилась Людмила. Она на вечер была приглашена родственницей ― Надеждой. Я чтобы «насолить» своей девушке тут же пригласил Людмилу на танец. Ее мне тогда пришлось проводить домой. Мои мысли были просты: ― «Я не женат, с какой девушкой хочу с той и гуляю». ― На что я надеялся? На то, что мое поведение как-то отрезвит Наташу. Не отрезвило. В Москву я уехал один, а она с Федором вначале до Гомеля, а потом продолжать учебу в свой Таганрог. Полностью рвать с девушкой я не стал и на письмо, пришедшее еще до Нового года, ответил, как ни в чем не бывало. Однако дождаться ответа многого стоило. Я мучился, не понимая, зачем тянуть: напиши все как есть. Да, мне неприятно твое поведение. Но я не собираюсь кричать и ругаться. Нет! Нет! И нет! Надо это мне? Себе дороже. Наташе, было что скрывать: она тянула неслучайно, попросту не знала, как рассказать о своих взаимоотношениях с моим братом. Я уже подробностей не помню, но во втором или в третьем письме она обмолвилась о том, что произошло у него в общежитии. Девушка рассчитывала, что в скором времени они поженятся. «Я с Федором об этом не разговаривала, ― написала она, ― но он как честный человек, поступит должным образом». Наташе после такого письма необязательно было поддерживать со мной переписку. Я бы ее понял. Однако, она отчего-то продолжала мне писать, я волей-неволей ей отвечал, наверное, был нужен. Возможно, она считала, что со мной, в будущем ― деверем, ссориться ни в коем случае не следует. А еще Наташа, чтобы я не испытывал от новогоднего вечера горечи, подтолкнула ко мне Людмилу ― они на тот момент переписывались, ― и я в скором времени получил от девушки одно письмо, затем еще и еще. Мы стали общаться. Я рассказывал ей о красотах Москвы, Людмила желала поступить в институт, и мне пришлось отправить ей не одно письмо, описывая все в подробностях. Я ничего не скрывал, наверное, в том, что она поступила в ВУЗ, есть и моя заслуга.
На майские праздники в Щурово я спешил: мне не терпелось увидеться и с Людмилой, и с Наташей. Федор отчего-то не приехал. Причина мне стала ясна значительно позже.
В Доме культуры, мне сразу же на глаза попалась моя бывшая девушка, я попытался увильнуть: важно было вначале встретиться с Людмилой, но из моей затеи ничего не вышло: девушки пришли вместе. Я поздоровался вначале с Людмилой, а уж затем и с Наташей, дав тем самым понять, кто для меня более важен. Это обстоятельство мою бывшую несколько озадачило, но она взяла себя в руки и подхватив меня, со словами: ― Мне нужно с тобой поговорить, ― попыталась увести в сторону. Я тут же резко «тормознул»: ― Ну, это как твоя подруга, разрешит она нам уединиться или нет? ― Людмила, улыбнувшись, разрешила, и мы вышли в парк. Я не удержался и сказал Наташе: ― Да-а-а, сколько мы здесь с тобой вечеров провели…. ― Девушка ничего не ответила. Однако я почувствовал дрожь, исходившую от нее. Она уже не была моей Зазнобой, но ее трясло. Не дай бог никому такой разговор: Наташа тут же расплакалась у меня на плече и сквозь слезы стала говорить, что Федор ее избегает:
– Он, он, мне не пишет и не хочет со мной встречаться. Я приезжала в Щурово в марте на праздничные дни, его не было. Мог бы хоть поздравительную открытку выслать? Ты же прислал, а он нет. И вот сейчас отчего-то не приехал. Это все неслучайно. Что я такого сделала неправильного, а-а-а?
Я, как мог, успокаивал девушку. Придумывал всевозможные причины, чтобы брата обелить.
За нами прибежала Людмила:
– Ну, где вы? Фильм уже начинается. Идемте быстрее. Найдете время, поговорите. Я места заняла, но сами понимаете…. ― В Дом культуры «народа» приходило намного больше, чем он мог вместить, многие «стояли у стеночки», желающих в наглую занять пустые кресла хватало, оттого нужно было торопиться. Удержать людей надолго было просто не реально.
В тот вечер мне и Людмиле пришлось Наташу проводить домой, уж очень она была расстроена. Мы не только вели девушку под руки, но и как могли, на два голоса успокаивали:
– Да он попросту не может приехать, как ты это не понимаешь! У него «горит» по механике курсовая, ― придумывая на ходу, говорил я. Людмила тут же, как могла мне поддакивала:
– Вот, сдаст и приедет, зато на все лето! Ты обязательно его подловишь, если не в Доме культуры, то в каком-нибудь магазине. А хочешь, это если не терпеться, так наберись наглости и приди к нему домой. Пусть только попробует выгнать. Крик такой поднимешь.
Мы с трудом отделались от Наташи. Наверное, с час простояли возле ее дома, прежде чем отправиться восвояси. У меня на время пропало желание ходить в Дом культуры. Не нужны были ни кино, ни танцы. Я лишь только закончились праздники, тут же уехал из Щурово в Москву. Уехал торопливо и без всякого сожаления. До последнего дня я надеялся увидеть младшего брата Федора и сказать ему все, что о нем думаю. Но брата я так и не застал. Он, словно, предчувствовал наш разговор и боялся появляться мне на глаза.
Не сразу, но я получил от Федора письмо: брат хвастался своими любовными похождениями. О Наташе написал: «Я думаю, она должна быть на меня не в обиде, чего хотела то и получила. Это ты с ней по парку ходил под ручку, иногда целовал, а я мужик не такой как ты, ― я решительный. Зря она ко мне пристает, уцепилась, что тот клещ проходу не дает. А еще орет во всю Ивановскую: ― «Люблю, жить не могу! Ну и люби! Это твое дело. А я не люблю!».
Я пытался Федора по-братски вразумить, писал, что так поступать нельзя, что она своя, местная, а не приезжая ― из села. Ладно, девушки из училища, они получили профессию, уехали и их любовь закончилась. Да и то все не так просто. Вон ― тыкал я ему: ― друг нашего брата Александра ― женился…. Да, да женился на одной из учащихся училища и представь, доволен! У него уже растет сын, а скоро, ― я слышал и пополнение ожидается»
Мне ничего не удалось сделать. Федор навстречу с Наташей не шел и всячески ее избегал. Я жалел девушку, не раз, находясь в Щурове на побывке, был вынужден, встретившись с ней в Доме культуры провожать до дома и успокаивать. Одно лето, когда Людмила отсутствовала: она уехала в Ростов сдавать в институт экзамены ― плохо, конечно, что не в столичный ВУЗ, ― я даже увлекся Наташей. Она это заметила и, поняв всю тщетность попыток завладеть Федором, неожиданно снова перекинулась на меня. Я, сообразив, принялся от нее отбиваться:
– Ну, зачем я тебе сдался? Что на свете мало парней? Высокие, красавцы! Выбирай любого! Да их и в твоем техникуме предостаточно…. Что, не так?
