Петр Сосновский
Память счастья
– Не знаю, кого и предложить? Может быть себя?
– А что подумай, – сказал он. – Должность приличная: научный сотрудник. Оклад тоже хорош. Есть перспектива, если, конечно, пойдешь учиться в аспирантуру. Работу ты знаешь. Я тебя возьму.
Вечером, рассказав о предложении Виктора Алексеевича жене, я вдруг решил: была, не была, и ушел с завода.
Освоился я на новом месте довольно быстро. Благодаря мини коллективу, одним из членов которого я был, чувствовать каких-либо неудобств мне не пришлось. Работа меня тоже устраивала.
В том же году, хотя мой стаж в институте и был невелик – всего несколько месяцев, я, оформив необходимые документы, поступил на заочное отделение в аспирантуру. Правда, характеристику при оформлении документов я получил досрочно за будущие заслуги. Конечно, при ее получении были трудности, но мой коллектив буквально весь подписался под ходатайством, срочно по данному поводу, написанному на имя директора института, и успех был предопределен.
На предыдущем месте работы о таком поступке коллектива я и мечтать бы не мог, а тут вдруг все без исключения помогли, даже почти незнакомые мне люди.
Освоившись, благодаря Виктору Алексеевичу с новой работой я окруженный Еленой Михайловной и Мариной Сергеевной довольно быстро утвердился и в своей негласной роли, которую мне приходилось выполнять еще на заводе, но конечно не в лаборатории, а в нашем мини коллективе. Странно, но я, часто бывая неспособным оградить себя от скандалов, научился оберегать от них свой мини коллектив. Конечно, здесь обстановка была здоровой, но, как и в любом обществе жизнь была не без проблем. Поэтому моя негласную роль, сродни должности врача психотерапевта скажу, без преувеличения была востребована. К тому же она была для меня похвальной. Правда, если пациент – член нашего коллектива не был в полной прострации. Тут уж помочь мог только наш негласный начальник. Я его обнаружил не сразу, разыскивая как-то по работе Виктора Алексеевича. Не найдя его, я хотел уже было обратиться к заведующему отделом Александру Сергеевичу. Однако кто-то посоветовал подойти к Валерию Николаевичу. Он хотя и не был начальником, но во многом оказался мне полезным. Тогда-то я и узнал, что полезным он был не только мне, а и многим членам нашего большого коллектива. А уж в общественных мероприятиях, когда мы помню, очень часто ходили на всевозможные демонстрации, на овощные базы, ездили на уборку урожая в колхозы он, как мне кажется, был главнее начальника отдела. Только после его слов, сказанных им вслед за словами Александра Сергеевича:
– Ладно, ребята, чего стоять? Надо дело делать! – коллектив начинал действовать.
Был у нас не только начальник способный организовать дело, повести за собой людей, но и человек, с помощью которого любые начинания Валерия Николаевича хорошо заканчивались. Это – Беатриса Викторовна, женщина, отказать которой было почти невозможно. Она не раз давала мне поручения, которые я легко и с удовольствием выполнял. Но я не только был исполнителем. Порой, мне приходилось просить о помощи и ее, редко, конечно, на прямую, больше через Валерия Николаевича. Для нее он был авторитет, хотя она и работала в секторе Виктора Алексеевича. Сплотила их одна общая работа, в которой Валерий Николаевич был руководителем договора.
На эти две очень важные в любом коллективе должности у нас никто не посягал. Заменить их было не легко хотя бы из-за того, что Валерий Николаевич в силу своего характера был добрым бесхитростным пронырой, а Беатриса Викторовна добросовестным исполнителем, способным подключить к делу нужных людей. Роли других членов коллектива были тоже важными, но конечно менее чем их. Тут были как в любой системе все необходимые для функционирования планеты большие, малые, даже свои кометы, не говоря об астероидах и прочих небесных телах.
Например, Елена Михайловна занимала наряду с должностью младшего научного сотрудника и должность оппонента не зависимо от того, какие вопросы решались в коллективе. Ее объемные доходчивые доводы многих наших сотрудников заставляли задуматься, прежде чем начать выполнять ту или иную работу. Некоторые из них потом нуждались в моей успокоительной речи.
Марина Сергеевна та была проще. Но, тем не менее, ее роль также была благостна. Так как она была способна, отошедшего от моего стола успокоившегося коллегу развеселить своими нескончаемыми прибаутками.
Были в отделе и такие «планеты» от влияния, которых жизнь казалось никчемной. Но с такими людьми я старался не контактировать, ну разве, что ради интереса, шлифуя свою роль врачевателя душ.
Наблюдая, за жизнью отдела, да и не только, но и в полной мере, участвуя в ней, я сто раз убеждался в правоте Анатолия Никитича, рассуждавшем о коллективе, как о какой-то системе. Сформировавшись, он, как система способен на многое. Человек в таком коллективе готов вершить большие дела. Не зря же я, воспрянув, довольно быстро поступил в аспирантуру, без трудностей выбрал себе направление и с удовольствием занялся работой.
Направление мое было перспективным. Я посягал «на святая святых» —хотел заменить масло, используемое при закалке деталей, на негорючую охлаждающую жидкость, позволявшую в будущем значительно улучшить не только экологическую обстановку на машиностроительных заводах, но и поднять качество продукции.
Работу я выполнял самостоятельно, хотя время от времени были у меня и помощники. Я от них не отказывался, однако особо их не нагружал. Кроме проведения исследований, связанных с разработкой новой закалочной среды, я по возможности участвовал и во многих других работах.
Защита моей диссертации состоялась в то время, когда уже начались изменения, связанные с перестройкой экономики страны. Так как мое направление было актуальным я, хотя и с трудом, но все-таки находил работу и привозил в институт, подписанные договора. Многие из моих коллег были вынуждены уйти из института. Причиной их увольнения было сокращение штатов. К тому времени я стал уже опытным специалистом и имел основание работать самостоятельно. Однако Виктор Алексеевич был для меня авторитетом и с ним я отношений не порывал.
Под сокращение штатов попала и моя хорошая знакомая Марина Сергеевна. Через год вопрос об увольнении встал и перед Еленой Михайловной. Однако она порывать с институтом не желала и поэтому согласилась посидеть дома, оформив заявление на отпуск, без содержания.
Наш коллектив трещал по швам. Однако костяк его все же сохранялся. Валерий Николаевич, Беатриса Викторовна, Виктор Алексеевич были на месте. Мы, как нам не было трудно, старались держаться друг за друга. Даже с уволившимися поддерживали связи: звонили им, приглашали их к себе в гости на праздники, интересовались их судьбой, навещали их, всячески как могли, помогали, если была в том необходимость.
Жизнь стала совсем другой для многих непонятной, требующей разъяснения. И главное, что мы делали – это держались друг за друга.
Потеря коллектива для многих моих коллег была губительной.
Как-то однажды посетив нас, Марина Сергеевна, не сдержавшись в доверительной беседе, рассказала мне о том, что устроилась на новом месте не очень хорошо. В колледже, где она работала после ухода из института преподавателем, у нее постоянно возникали стычки с новыми коллегами из-за дележа часов. Прощаясь, она махнула мне рукой:
– Держись Петр Петрович! Сейчас трудно, зарплата сам знаешь, многое значит, но не спеши уходить, лишний раз подумай. Посмотри, вокруг себя, где ты найдешь еще таких верных для себя друзей. Любой из них и Виктор Алексеевич, и Валерий Николаевич, и Беатриса Викторовна, всех перечислять не буду – готов прийти на помощь. А мне кто может помочь там у нас? Никто. Я постоянно испытываю на себе давление своих новых коллег, чего не было в институте. У вас я просто отдыхаю.
Ее слова заставили меня задуматься. Может быть, благодаря ей, я, когда в институте было тяжелое положение: нам долгое время не платили зарплату, удержался и не ушел. Правда, помог мне тогда Виктор Алексеевич. Ему в то время кто-то из знакомых предложил временно поработать на заводе в термическом цехе. Так как мой начальник не мог все время отдавать работе на стороне, он договорился со мной. Установив очередность, мы с ним не один месяц совмещали научную работу с работой рабочего термиста. В будущем, когда из нашей лаборатории ушло много рабочих, наш опыт пригодился.
Всего мне о себе тогда Марина Сергеевна не рассказала. Ее дополнила Елена Михайловна, когда я по просьбе Беатрисы Викторовны позвонил ей домой, чтобы узнать у нее, что ей помешало прийти навстречу к нам согласно состоявшейся ранее договоренности.
Извинившись, и сославшись на то, что ей в тот день нездоровилось, Елена стала расспрашивать у меня о жизни в отделе. Не забыла она поинтересоваться и о бывших сотрудниках, приходивших к нам в гости. Узнав, что я видел Марину, она, не удержавшись, поведала мне о том, что у нее не все в порядке в семье. Из-за сложностей на новой работе и скандалов, ее характер до неузнаваемости изменился. Она замкнулась в себе. Ее новое состояние, так подействовало на мужа, что он от нее ушел.
– Еще бы не уйти, – кричала в трубку Елена Михайловна; слышимость была плохой. – Он, возвращаясь с работы постоянно издерганным, искал успокоения в семье, а его не было. Это раньше Марина, когда работала в институте, была весела и могла своими прибаутками как-то скрасить ему жизнь. Но то время прошло.
Теперь я понимал, что, переходя с места на место, я невольно стремился не только найти для себя интересную работу, но и коллектив, свою систему, в которой мог бы чувствовать себя комфортно. Вначале влившись в нее, в качестве ничего не значащего астероида, я со временем приобрел ощутимый вес, стал планетой. Мое благополучие не только на работе, но и дома в семье во многом обязано было благополучию в коллективе.
Мои размышления еще больше укрепились, когда я узнал вдруг о проблемах самой Елены Михайловны. Она без стеснения говорила о Марине Сергеевне, стараясь молчать о себе.
Но как-то раз, появившись у нас в гостях, Елена Михайловна, не сдержавшись, со слезами на глазах, поведала о том, во что было трудно поверить. Оказалось, что у нее такое же положение, как и у ее подруги. И даже более серьезное, так как она из года в год продлевая свой отпуск без содержания, из-за боязни, в какой-то момент быть уволенной с института, решилась на рождение второго ребенка. Иметь в наше время маленького ребенка на руках и воспитывать его без мужа сравнимо с подвигом, на такое могла решиться не каждая женщина.
Я долго размышлял о причине такого поворота в жизни. Моя роль, выполняемая в коллективе, благостно действовала не только на моих коллег, но и на мою жену. Она работала учительницей в школе и часто приходила домой взвинченной.
– Ты мой терапевт, – говорила она мне, чтобы я без тебя делала.
Елена Михайловна, как известно, выполняла роль оппонента. Возможно, в институте в большом коллективе ее миссия была и полезна, а вот дома, если она, не наговорив определенный «километраж» встречала вечером с работы мужа – вряд ли. Наверняка, причина его ухода была связана не с женщиной, все гораздо серьезнее.
Однажды я, не утерпел, и чтобы лучше понять положение, сложившиеся в семье Елены Михайловны обратился Беатрисе Викторовне. Зная о ее роли в институте, я стал расспрашивать у нее о том, что она делает дома. И каково было мое удивление, когда я услышал, что Беатриса Викторовна в кругу семьи – всего на всего хорошая домохозяйка. Выходит, она устает от своей деятельности на работе и дома сама согласна подчиняться кому угодно мужу, сыновьям, своей матери. Теперь мне было понятно, почему у нее в праздничные дни вовремя организации стола наряду с указаниями кому, что делать довольно неплохо получались салаты.
После рождения сына Елена Михайловна уже не могла к нам часто приходить. И мы, сбросившись, кто, сколько мог дать, в это трудное время денег, ехали на рынок. Там покупали необходимые подарки и затем отправлялись уже к ней в гости.
Наиболее понятным положение нашей сотрудницы стало нам тогда, когда мы: Виктор Алексеевич, Беатриса Викторовна и я, встретились с ее мужем, Александром Георгиевичем, высоким красивым шатеном. Он появился, когда мы уже собирались уходить. Задерживаться он не хотел, вручив Елене Михайловне деньги, по нашим понятиям достаточно солидную сумму Александр Георгиевич вместе с нами вышел на улицу.
По дороге к остановке мы разговорились. Александр Георгиевич раньше работал на заводе, уволившись благодаря своей знакомой, которую Елена Михайловна считала его любовницей, нашел приличное место в авторемонтной фирме. Многие из слов когда-то с плачем выброшенных на нас Еленой Михайловной странным образом переплетаясь с действительностью, оказались просто чепухой.
Александр Георгиевич, покинув Елену Михайловну жил в доме своих родителей. Там он отдыхал душой. Постоянные с ее стороны нотации его просто доставали. Вначале он старался ее как-то урезонить, затем было время – не реагировать, но Елена Михайловна не унималась и вела себя все хуже и хуже. Ей казалось, что муж ее не понимает. Однажды она, когда Александр Георгиевич совсем перестал с ней разговаривать, свихнулась и ударила его попавшейся под руку сковородкой. После случившегося эксцесса, он ушел.
– Теперь, – сказал Александр Георгиевич, – она сама с собой разговаривает. Дочь нашу вы видели, она уже большая, та не выдерживает и уходит из дома. Сын тот не понимает – еще мал. Вот весь день она и ходит с метлой и все говорит и говорит. А толку от этого, никакого. Только хуже и ей и мне – всей семье.
Мне, да и не только мне было жалко Елену Михайловну. Ее нужно было спасать. Она просто могла сойти с ума.
Для меня это все было непосильным трудом. Одно дело успокоить кого-нибудь на работе, проявив свои, когда-то замеченные друзьями на заводе способности, другое – помочь разрушенной семье.
Однажды мы все пили наш трехчасовой чай, и Валерий Николаевич вдруг сказал:
– Как хорошо было раньше лет десять назад.
– Да! – ответил ему Виктор Алексеевич, – только нас было не раз, два и обчелся, а значительно больше и он принялся перечислять, называя давно ушедших наших товарищей.
Этот трехчасовой чай натолкнул меня на мысль, а что если Елене Михайловне после декретного отпуска по уходу за ребенком снова вернуться на работу. Кто знает, может быть «лед тронется» и ее положение измениться. Пусть она снова у нас будет оппонентом. Хотя нас и мало, но мы так закалились за это трудное время, что выдержим ради спасения нашего товарища что угодно.
Прошло несколько лет. Не знаю, как нам удалось Елену Михайловну вытащить на работу. Зарплаты наши были мизерными. Условия труда постоянно нарушались. Наукой мы почти не занимались. Однако держались, используя свои старые научные разработки, и не плохо сохранившееся оборудование – занимались термической обработкой деталей. Рядом с нами была и наш оппонент. Она медленно, но все-таки входила в свою прежнюю роль.
Как-то глядя на Елену Михайловну, я сказал Виктору Алексеевичу:
– Вот бы сейчас к нам Марину Сергеевну. Она бы подняла бы нам настроение.
– А что, – ответил он, – давай позвоним. Еще один человек нам не помешает. Рабочих не хватает. Только не знаю, согласиться она, нужно не только разрабатывать технологию, но и заниматься тяжелой работой.
Марина Сергеевна согласилась. Через месяц Елену Михайловну было не узнать.
Однажды я вместе с ней шел со смены домой. Мы разговорились.
– Петр Петрович, как ты думаешь, почему я снова в этих стенах?
Ты, наверное, считаешь, что я поддалась вашему коллективному нажиму? Нет! Хотя я согласна, что ты правильно мне советовал отдать сына в детский сад и выйти на работу. – Я попытался ответить ей, но она, перебив меня, продолжила, – Все, что ты не скажешь, будет не верным. Меня убедила вернуться цыганка.
– Как цыганка? – воскликнул я, – не может быть.
– А вот может! Было это зимой. Я, оставив сына с дочерью, побежала в магазин. Дома хоть шаром покати. Нужно было купить хотя бы молока сыну. Метель била прямо в глаза. Я шла почти в слепую, закрывшись от непогоды платком, и вдруг почувствовала, что с кем-то столкнулась. Когда, открыв платок, взглянула, увидела женщину с черными, как смоль глазами.
– Как у тебя? – спросил я.
– Да, как у меня! Ты, сказала она мне, уже ничего не видишь. Вернись назад и начни сначала. Тобой черт крутит. Не поддавайся ему. И сгинула. Я тогда долго стояла. Чуть было не замерзла. Какой-то мужчина, проходивший мимо задел меня плечом, я, очнувшись, пошла в магазин. Вернувшись, домой я, часто думала о той встрече. Да и сейчас нет-нет и вспоминаю. Моя мать ведь была цыганкой. Уж не она ли тогда, вернувшись с того света, спасла меня.
Я задумался, может Елена Михайловна и права. Не умоляя нашу роль, в оказании ей помощи, она поведала мне такое, во что трудно было поверить и можно лишь списать на ее помутившийся в то время разум. Однако слова цыганки мне казались очень уж естественными. Сейчас в наше тяжелое время черт многими судьбами крутит. Люди просто обезумили в достижении любыми путями богатства. Несмотря ни на что, они готовы хитрить, обманывать, предавать не чужих, близких себе людей и даже убивать.
Хорошо, что жизнь у Елены Михайловны стала выравниваться. Муж, Александр Георгиевич теперь ее уже не сторонился и все чаще приходить навещать своего сына. Пройдет время, и они снова будут вместе. Может и у Марины Сергеевны жизнь тоже наладиться. Все покажет время. Дай то Бог.
Москва, 2000г.
