Петр Панкратов
Добрые люди. Хроника расказачивания
Глава пятая
Василий и Тимофей Долговы, как и большинство казаков Прихопёрской станицы, да и всего Хопёрского округа, по мобилизации попали к Миронову. Миронов создал конный казачий корпус, выступил против добровольческой армии Корнилова и разбил её, но, по указанию Ленина, Троцкий корпус Миронова расформировал. Миронов был переведён заместителем командующего несуществующей армией.
Казаки Прихопёрской станицы оказались у Буденного. К Буденному попал в октябре, после сдачи, и старший Долгов – Михаил. На фильтрации Михаил показал, что он рядовой и служил у белых в дивизионной разведке. У красных Михаила определили в полковую разведку.
Служа у Буденного, Михаил повстречал там знакомых станичников: Степуру Сенчукова, Фёдора Прошина, Ивана Горшакова – все командиры эскадронов. Встретил своих братьев Фёдора и Тимофея, и других станичников.
Первая Конная, пополнившаяся сдавшимися белыми казаками, была послана Лениным на Польшу. Конница шла быстро, обозы с боеприпасом и продовольствием отставали на три – четыре дневных перехода. Поляки перехватывали обозы, провиант в армии Будённого заканчивался.
Наступление красных выдохлось.
Первая Конная была окружена поляками и прекратила движение. Будённый решил вырваться из окружения. Пошли разведки во все стороны – искать проходы-выходы. Начальник полковой разведки поручил Михаилу добыть польского языка, желательно офицера, срок – три дня. Михаил заметил, что последние два дня мимо фольварка, в котором стояла его часть, поляки стали передвигаться без опаски. Ночью Михаил определил, где сделать засаду и брать языка. Следующей ночью Михаил данных ему пятнадцать человек расположил так, как счёл нужным. В десять часов вечера проехали двое всадников. Михаил подал команду: «не берём». Через некоторое время показались огни автомобиля: «Берём!» Когда машина поравнялась с засадой, перед ней упало дерево. Машина остановилась. К ней кинулись десять человек. Пятеро стали на внешнюю охрану. В считанные секунды, находящиеся в машине поляки были обысканы, обезоружены, связаны по рукам и ногам. В машине оказались: полковник и подполковник польской армии, и рядовой шофёр. Михаил успакаивал:
– Господа офицеры, не беспокойтесь, ни один волос не упадёт с ваших голов, нам не нужны ваши смерти. Я лично сочувствую чаяниям польского народа. Во мне часть польской крови. Мой дед привёз с действительной службы в Варшаве красавицу-девушку Яну. Мы вас скоро отпустим.
Начальник полковой разведки, получая трофеи, привезённые Михаилом, говорил:
– Два года служу в разведке и ни разу не удавалось поймать полковника. А тут ещё и подполковник впридачу.
– Я дал слово, что с ними будет хорошее обращение, – сказал Михаил.
– Хорошо. Выполню твоё обещание, – пообещал начальник разведки.
– Разрешите мне обратиться к командиру полка, – попросил Михаил.
– По какому вопросу? – спросил начальник разведки.
– По личному, – слукавил Михаил.
– Обращайся.
Зайдя к командиру полка, Михаил обратился:
– Товарищ комполка, я разведчик Долгов, выполняя ваш приказ, доставил сейчас в разведку полковника, подполковника и рядового польской армии.
– Не может быть! Спасибо за службу.
– Товарищ комполка, можно внести предложение?
– Говори, Долгов.
– Я предлагаю написать письмо командованию польской армии о том, что полковник и подполковник в наших руках, и мы требуем за них выкуп: двести мешков муки, пятьсот мешков картошки, сто мешков соли и сто мешков крупы.
– Думаешь, дадут?
– Дадут больше, если приписать, что мы не смотрели и смотреть не будем бумаги при полковнике. Они нам не нужны.
– Да ты не только разведчик, ты – дипломат и стратег. Какое имеешь образование? – спросил комполка.
– Сельскую приходскую школу и военное ремесленное училище по шорному делу, – ответил Михаил.
– Однако, ты грамотнее, чем дают те учебные заведения, – заметил комполка.
– Жизненный опыт, да ещё люблю читать книги. В письме можно приписать двадцать мешков сахара. И ещё: полковник и подполковник должны написать от себя письма с просьбой дать такие продукты. Письмо послать с рядовым шофёром. Мы дадим ему коня, он привезёт нам ответ. Ещё в письме приписать, что если поляки выдумают отравить продукты, то мы тогда отравим все колодцы, все водоёмы в округе. Польша превратится в пустыню. Если поляки поступят как благородные шляхтичи, то мы польских солдат и офицеров, попавших в плен, будем отпускать домой без права вторично воевать с армией Будённого.
– Это что-то новое в военной практике, – сказал комполка.
– Ещё. Как стемнеет, так вывести штаб полка и всё ценное вглубь нашей территории. Может быть артналёт. Немедленно приступить к подготовке транспортных средств и лошадей для вывоза продуктов, – добавил Михаил.
– Сам напишешь письмо и дашь мне на подпись. Прочитав и подписав письмо Михаила, комполка сказал:
– Товарищ Долгов, идите ко мне в заместители. С вами будет очень интересно работать.
– Воля ваша, но в разведке я принесу больше пользы. А коли какие добрые мысли возникнут у меня в голове, я приду и скажу Вам, – ответил Долгов.
– Ладно… Определите место и порядок обмена и доложите.
Обмен польских офицеров на продукты питания прошёл точно по плану Михаила. Сбылось его предположение о том, что поляки дадут за офицеров больше, чем с них запрашивали. В обозе с продуктами оказались незаказанные четыре мешка сигарет с мундштуками. Сигареты Михаил унёс к разведчикам.
Будённый решил прорываться на восток. По его приказу прорыв делала четвёртая кавалерийская дивизия. На восток вели две дороги. Первая дорога с юга была ограничена глубокой и крутобережной балкой, а с севера – непроходимыми болотами. Эту дорогу поляки охраняли девятипушечной батареей и десятью пулемётами. Вторая дорога лежала среди болот, а охрана была такой же.
Набирались охотники. В охотники пошёл первый эскадрон первого полка. Там, в четвёртом взводе, служили братья Михаила: Василий и Тимофей. Командовал эскадроном станичник Иван Павлович Горшков по прозвищу Красненький. Надо было подвезти три – четыре батареи, разнести в клочья польскую заставу, потом польские разбитые пушки сбросить с дороги и дорога свободна. После этого батареи поставить на охрану заставы и дело с концом. Однако все вышло не так.
Командир полка решил заработать третий орден Красного Знамени и, используя фактор неожиданности, пустил первый эскадрон в атаку без артподготовки, увидев в бинокль, что польские солдаты, позавтракав, разлеглись у пушек и пулемётов. Но он не подумал, что у поляков пристреляны все подходы к заставе. Поляки открыли огонь. Михаил находился в первом эскадроне, он никак не думал, что комполка допустит такую глупость, но тот допустил. Красненький, выхватил шашку и крикнул:
– В атаку, за мной! Марш!
Бойцы замялись, они ждали артподготовки, но её не было. Пригнувшись головами к гривам лошадей, пошли в атаку с опозданием. От разрыва польского снаряда Красненький вместе с конём пошёл через голову, Михаил, находящийся рядом, громко закричал:
– Первый эскадрон, выйти из боя, принять левее, в балку, за мной!
Михаил сошёл с коня, дождался, когда к нему подскакали несколько человек, пошёл с конём в балку. Берега балки были крутыми, кони сползали на хвостах. Спустившись на дно балки, он подал команду:
– По коням!
Проскакав немного в сторону польской заставы, Михаил остановил всадников и объяснил:
– Сейчас будем подниматься наверх. Я – первый. Я буду бросать гранаты. После третьего взрыва гранаты вы выскакиваете из балки и кричите, свистите, орите: «Забрали, сдавайтесь!» Людей берём в плен, без нужды не убивать, пушки ставим на край дороги слева. Меняем лошадей на польских. Набираем прислугу к пушкам и пулемётам, и обороняем заставу.
Михаил первым полез из балки. Сняв папаху, он поднял голову и посмотрел на заставу. Кинул один за другой три гранаты. После третьего взрыва казаки с лошадьми высыпали из балки на заставу. Поляки были ошеломлены и почти не сопротивлялись. Пленных свели в одно место, разоружили, поставили охрану. Михаил нацепил клочок белой тряпки на шашку и стал им размахивать. Из леса выскочили всадники и намётом пошли к ним. Передний, это был Федор Прошин, поравнявшись с Михаилом, закричал:
– Миша, спасибо!
– Федя, дай артиллеристов, а то некому стрелять из пушек!
Прошин, выйдя из окружения, прислал девять артиллеристов. Один из посланных Прошиным подошёл к Михаилу:
– Вы, товарищ Долгов?
– Так точно, – ответил Михаил.
– Я – Селиванов Фёдор. Могу командовать батареей.
– Прекрасно. Пристреляйте орудие, вон, видите – куст слева и курган справа? Скоро поляки припожалуют по наши души. Им эта позиция очень важна. Пушки поставят на дороге, а лошадей за курганом. Не успел Михаил договорить, как показались поляки: батарея и эскадрон кавалерии.
– Товарищ Селиванов, посмотри, – сказал Михаил.
Селиванов посмотрел:
– Идут, Михаил Иванович!
Селиванов побледнел.
– Трусишь? – спросил Михаил.
– Нет, волнуюсь.
– Быстрее пристреливай пушки, – приказал Михаил.
Первые снаряды пристрелки легли точно в цель. Михаил похвалил:
– Молодец, Селиванов!
– Стараюсь, как могу, – улыбнулся в ответ Селиванов.
Будённый и командир полка пытались проехать на заставу, узнать, кто ей командует, но не смогли – так густо во всю дорогу шла из окружения четвёртая дивизия. К Будённому подскакал посыльный со второй дороги. Командир полка, в рядах выходящих из окружения, добрался до заставы, выбрался из колонны и спросил:
– Кто командует заставой?
– Я, разведчик Долгов, – доложил Михаил.
– Кто Вам приказал? – спросил комполка.
– Никто. Я, товарищ комполка, из казаков, а у нас если в бою командир упал, то его может заменить любой рядовой, если он знает, что надо делать в данный момент. У меня два брата в четвёртом взводе. Хотел спасти от гибели, захватить заставу, обеспечить выход из окружения дивизии, используя факт неожиданности. Второе и третье я сделал, а вот первое – не выполнил. К нам прибились четверо из четвёртого взвода, и один уверяет, что видел моих братьев убитыми, а у них по две девочки дома. Теперь полусиротами стали.
Проскакав немного в сторону польской заставы, Михаил остановил всадников…
– Я благодарю Вас, разведчик Долгов, за службу!
– Рад стараться, товарищ комполка, – ответил Михаил.
– Я назначаю Вас командиром заставы и приказываю обеспечить бесперебойный выход нашей армии из окружения.
– Будет сделано, товарищ комполка.
Поляки приближались.
– Товарищ комполка, смотрите, вон поляки идут по наши души, – показал Михаил.
Командир полка, посмотрел в бинокль:
– Ваше решение, товарищ Долгов? – спросил он.
– Сейчас, одну минуту, товарищ комполка. Гаврюша, сюда смотри. Видишь?
– Вижу.
– Ныряй в балку, за поворотом затаись, а как услышишь наш залп, через три минуты выскакивай, делай много шума, забирай батарею и обоз, а поляков отпусти домой. Подраненным полякам дай ихние подводы из обоза. Без толку людей не убивай. Кто не будет складывать оружие, тупяком шашки по спине или по ноге, или по руке. Лучше по левой руке, правая ему после войны нужна будет. Кормить себя, жену, детей и стариков: два отца и две старухи-матери, они на него сейчас надеются. Предупреди казаков, в плен не брать, нам самим есть нечего, отпускай их домой. Гавриил с шестидесятью бойцами юркнул в балку. Поляки стали сниматься с передков там, где рассчитывал Михаил.
– Селиванов, пошли по ним три снаряда из каждой пушки, – приказал Михаил в присутствии комполка.
Снаряды легли точно. Из балки с шумом и криком выскочил Гавриил с бойцами. Польская батарея была взята. Гавриил командовал:
– Господа поляки, сдавайте оружие в одну кучу. Пистолет командир батареи оставляет у себя.
– А Вы почём знаете? – спросил польский офицер.
– А что я знаю, господин офицер? – отозвался Гавриил.
Оказывается, пистолет у польского офицера был именным, наградным.
– Берите раненных. Подвод сколько нужно, а мёртвых заберёте завтра. Да передайте своему командованию: не посылать больше никого, у нас каждый метр дороги пристрелян. Везде сидят секреты с пулемётами, – врал Гаврила.
Гавриил привёл к заставе семь захваченных пушек, две были разбиты, обоз из девятнадцати повозок, две походных кухни с готовой уже пищей и тридцать две лошади. Командир полка спросил:
– Это всё?
– Всё товарищ, комполка! Противник разбит на дальних подступах и взяты трофеи.
– Разведчик Долгов, Вы какое звание имели в царской армии?
– Рядовой, – ответил Михаил.
– Интересно, – вроде как сам себе сказал комполка.
– Товарищ комполка, ночью застава будет караулить?
– Будет. Госпиталь, артиллерия, обозы пойдут, да и пехота ещё не прошла полностью. Так что спать не придется.
– Если у Вас есть возможность, товарищ комполка, то пришлите два взвода кавалерии для охраны заставы. На всякий случай. У нас есть корм лошадям и продукты для людей.
– Это я сделаю. Сниму охрану с госпиталя.
Не успело стемнеть, как Михаил послал Гавриила с двадцатью казаками на разведку. Надо было посмотреть, не идут ли поляки, поставить растяжки через дорогу – протянуть проволоку. За обочинами крепко-накрепко закрепить концы проволоки. На проволоку навязать на коротком поводке гранаты с расшпиленными скобами. Зацепится кто-нибудь за проволоку и гранаты взорвутся. Поход поляков на нас будет сорван до утра. Растяжки надо сделать на дороге, где она близко подходит к балке. Тогда поляки подумают, что их закидали гранатами из балки и начнут свои гранаты бросать в балку, ну а мы посмеёмся.
– На каком расстоянии от заставы надо ставить растяжки?
– Надо согласовать с Селивановым, чтобы он доставал туда из пушек.
Первым ужинать польскими харчами стал Михаил.
– Садись, Гавриил Иванович, поляки готовят вкусно.
Поужинав и дав все распоряжения, Михаил прилег отдохнуть. Проснулся от рёва пушек.
– В чем дело, Селиванов? – спросил Михаил.
– Как стали рваться гранаты, так мы туда послали две пачки снарядов, – пояснил тот.
– Ты, Михаил Иванович, не приказывал, а мы сами сделали. Мы поставили четыре растяжки у куста, на всякий случай.
– Армия выходит? – спросил Михаил.
– Не приостанавливалось движение ни на минуту, – ответил Гавриил.
Утром к Долгову явился посыльный от похоронной команды:
«Михаил Иванович Долгов приглашается принять участие в похоронах боевых товарищей».
Ёкнуло сердце Михаила в страшном предчувствии. Всхлипывая, он говорил шёпотом сам себе: «Думал останутся, будут ранены. Нет. Погибли. Девочки – полусироты. Господи, помилуй их, грешных. Помоги девочкам людьми вырасти. Оставь меня в живых. Не дай в трату. Я помогу сиротам».
Среди лежащих у могилы трупов, готовых к погребению, Михаил Иванович нашёл своих братьев. Они лежали рядом. Михаил встал на колени в головах и зашептал. Он просил прощения у братьев за то, что он как старший брат не защитил их от смерти.
– Надо было тогда ещё раз крикнуть, может, они тогда не услышали моей команды.
Трижды прочитав «Отче наш…», Михаил обратился к Богу:
– Господи Иисусе Христе, сыне Божий! Помилуй недостойных и окаянных раб твоих Василия и Тимофея, убиенных солдат, воюющих за неправое дело. Прости им этот великий грех. Прими души их с покаянием и даруй им царство свое.
Михаил трижды прочитал «Богородицу». Он попросил Богородицу помолиться сыну своему Иисусу Христу, чтобы он по её светлым молитвам помиловал бы раб своих Василия и Тимофея. Простил бы им все их вольные и невольные прегрешения и беззакония земные. И особенно тяжкий грех служения гонителям Бога и спас бы души их от погибели. Михаил стоял на коленях перед братьями до тех пор, пока похоронщики не стали укладывать трупы в братскую могилу. Поцеловал Михаил братьев и встал. Духовой оркестр играл: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» И правда, пали эти люди, трупами которых забита огромная яма, жертвой злодея, который разделил людей и стравил их друг с другом. Жертвой безответственности и бездарности командиров: от командира эскадрона Ивана Красненького до командира полка, командира дивизии и самого Будённого. Почему никто не ответит за гибель этих людей? И не ответит никогда. Михаил стоял у могилы, пока оркестр не перестал играть, могильщики выровняли могилу, солдаты дали салют и все ушли. Пошёл и Михаил к своему коню.
– Товарищ Долгов, подойдите, – окликнул неизвестно откуда взявшийся командир полка.
Михаил подошёл, стал «смирно», но ничего не сказал.
– Я хочу назначить Вас заместителем командира полка, то есть взять к себе заместителем.
– Я сегодня перенёс трагедию. Я похоронил двух младших братьев. У меня на земле не осталось никого родных, а от них осталось по две девочки, теперь сиротки. Ни о каком назначении я сегодня думать не могу. Извините меня, товарищ комполка, – Михаил крутнулся на каблуках и зашагал к коню.
– Это Вы извините, товарищ Долгов. Я поступил как последний… – последнее слово комполка сказал шёпотом.
Михаил не услышал этого, да и не хотел он слышать вообще ничего.
На следующее утро комполка известил Михаила, что он, Долгов Михаил Иванович, назначен командиром первого эскадрона первого полка дивизии. Приказ подписал командир дивизии.
Михаил, уводя с заставы своё хозяйство, расположил его неподалеку: трава немятая и воды вволю. Часа через три он решил перебраться восточнее станционного посёлка, так как поляки могут напасть ночью, а его эскадрон будет крайним. К вечеру Михаил получил ещё одно указание: «Подготовить эскадрон к полковому смотру». Смотр принимал сам Будённый. Он вызвал к себе Долгова, распросил о его делах во время выхода четвёртой и пятой дивизий из окружения и наградил именной шашкой.
* * *
Через два дня Михаил получил письмо из волостного совета станицы Прихопёрской. Писал двоюродный брат жены Кати, Иван Никитович Попов, буденовец, лишившися левой руки. Письмо было пухлое, в большом конверте. Михаил рвал конверт, руки его дрожали и почти не подчинялись ему. Он ждал большой беды. Так и было. Иван Никитович писал, что обе его снохи померли. Остались четыре сиротки. Они на попечении Кати, но Катя болеет сама: у неё экзема на руках и на ногах. У Кати жила девушка в работницах, но она ушла замуж. В письме были справки: о болезни Кати, о смерти снох, о наличии и возрасте детей. Михаил Иванович, прочитав письмо, отправился к командиру полка получить справки о смерти братьев. В штабе полка Михаила не задержали. Не задержали его и в штабе дивизии. Командир дивизии сказал:
– Снова нету командира в первом эскадроне. Мы с Семёном Михайловичем видели Вас командиром полка. Значит не судьба. Я думаю, Семён Михайлович Вас демобилизует. До свидания, всего хорошего.
Будённый, просмотрев документы Михаила, сказал:
– Я, Вас, Михаил Иванович, демобилизую. Пойдите во двор, погуляйте. Через два часа придёте, получите документы и железнодорожный билет. И сегодня же уедете домой.
Михаил пошёл на почту, дал телеграмму жене: «Буду в Михайловке первого октября по новому стилю. Если можешь, то подошли подводу, если нет, то я, совершенно здоровый человек, дойду пеший».
Кроме документов, Михаил получил от Буденного именные часы и распоряжение на новое обмундирование.
Прощаясь, Будённый говорил:
– Прими, Михаил Иванович, мои соболезнования и мои извинения. Я в большей степени повинен в гибели твоих братьев Василия и Тимофея. Хорошие были конармейцы. И прими мой подарок девочкам-сироткам. Будённый достал из стола конверт, взял что-то из сейфа, положил в конверт:
– Тут немного денег. Михаил Иваныч, будешь жить на своём Хопре, подпирай Советскую Власть своим плечом и своей головой. Если будут трудности пиши, телеграфируй. Чем могу, тем помогу. Счастливого тебе пути, Михаил Иванович. Не забудь получить новое обмундирование. Ну, будь здоров.
Глава шестая
После смерти снох Долговых – Наташи и Полины – на Екатерину Ивановну свалилось великое горе и великая забота. Шесть девочек, считая родных, две пары лошадей, две пары волов, четыре коровы, двенадцать голов молодняка, пятнадцать овец, которые дали по два ягненка, четыре гнезда уток, два гнезда гусей, две свиньи супоросых, две свиньи с поросятами, по десять поросят под каждой, шесть боровов и кур штук пятьдесят. Всё хозяйство принадлежит девочкам-сироткам. Екатерина Ивановна со своими двумя девочками имеет: пять кур, петуха, пять овец и десять ягнят. У неё нет ни коров, ни лошадей, ни волов, однако все хозяйство легло на её плечи. Именно на плечи и на голову, а не на руки, так как руки и ноги её покрыты экземой. Она ничего не может делать, даже умыть себя.
Екатерина Ивановна – баба хозяйственная и расторопная. Она быстро, с помощью двоюродного брата Ивана Никитовича, нашла себе помощников. Присматривать за девочками взяла девушку Лизу с хутора Филинского, готовить еду, печь хлеб пригласила Марию Фоминичну Ярмилову, ухаживать за лошадьми и свиньями – Ивана Семёновича Устинова, за крупным скотом и овцами – Ивана Павловича Белова, его редко кто звал по фамилии, чаще по масти. Когда он шёл без головного убора, то казалось что идёт он в белом, хорошо подсинённом платочке. Поэтому его звали: «Иван Белый», «Иван Сивый», «Иван Синий», но он не обижался. Люди с охотой шли помогать Екатерине Ивановне. Она платила всегда больше, чем обещала, и сверх всего давала детишкам кусок сахара и одежонку-обувчонку.
Двоюродный брат Кати, Иван Никитович Попов, однорукий будёновец, секретарь волостного совета, почти каждый день заходил к Кате, узнавал, какая нужна помощь.
В этот раз он, не успев закрыть калитку, громко сообщил:
«Катя, радостная весть! Михаил Иванович демобилизовался и идёт домой. Первого октября по новому стилю он будет в Михайловке. Просит прислать подводу, если есть такая возможность, а нет, так он легко придёт пешком. Он полностью здоровый человек». Потом Иван Никитович прочитал телеграмму по бумаге. Катя повернулась на восток:
– Господи Иисусе Христе, сыне Божий! Слава Тебе, слава! Услышал молитвы мои, – она сотворила крестное знамение забинтованной рукой.
– Пойдёмте, казаки, в стряпку, я вас угощу с радости великой.
Мария Фоминична, по указанию Кати, поставила на стол бутылку и закуску: соль, баранину и хлеб. Выпили, закусывая, разговорились:
– Встречать поеду я, – сказал Иван Семёнович.
– Ещё две телеграммы из Балашова. Идут из госпиталя наши казаки-будёновцы, а как и на чём жёны их будут встречать?
– Иван Семёнович, надо готовить большую арбу. Ты заберёшь из Михайловки всех, кто к нам, а я с Марией Фоминичной сготовлю харчей на всех на три дня. Иначе как Христина Тимофеевна встретит своего мужа Ивана, когда ей и поехать не на чем, и одеть-обуть нечего. Когда очнулась от тифа, встала сама грязная-мазная, вонючая и четыре трупа рядом: двое детей и мать с отцом. Перины и одеяла попрели, вшей в них – несметная сила. Сундуки разбиты и ограблены. Амбары разбиты. Припасов никаких. Только картошка-моркошка да свёкла на огородах остались. Капусту и тыквы поел бродячий скот. А скот поели красные солдаты. Солдат этих прозвали «саранчой», потому что их было очень много, они не помещались во дворах и всё уничтожали на своём пути. «Саранча» стояла в станице Прихопёрской чуть больше месяца, принесла тиф и разграбила, что могла.
Иван Семёнович обошёл получивших телеграммы и сказал им, что он один поедет и встретит всех, а Екатерина Ивановна даст харчей на всех на три дня. Когда харчи были сложены, Мария Фоминична обратилась к Екатерине Ивановне:
– Да вознаградит тебя, Катя, Господь за твои дела, – и перекрестилась на угол с иконами. На другой день, утром, ещё до восхода солнца Иван Семёнович выехал со двора.
На следующий день Иван Никитович привёл во двор к Кате девушку, чуть больше среднего роста, черноволосую, с белым красивым лицом, бедно одетую. На ней был чёрный шерстяной платок, на плечах висел ватный мужской пиджак большой по размеру, заплатанный в нескольких местах. Юбка была суконной, заплатанной и заштопанной. На ногах – старые стоптанные мужские чирики. Иван Никитович дорогой наставлял девушку:
– Будешь работать усердно, будешь подчиняться, – накормят, напоят, оденут, обуют и с собой дадут. Вот помни моё слово. Это семья за гражданскую войну потеряла двенадцать человек, а хозяйство соблюла почти полностью. До тебя у них работала девушка. Проработала полгода и вышла замуж, а получила за год, и сверх того Екатерина Ивановна дала невесте, как дочке, выходящей замуж всего да всего: и перину, и подушки, и одеяла всякие. Даже узел собрала для новорождённого.
– Спасибо, Иван Никитович за науку, – сказала девушка.
Иван Никитович открыл калитку Долговых и увидел во дворе Катю, идущую из стряпки в дом.
– Сестричка, здравствуй. Вот помощницу тебе привёл. Девушка грамотная из хорошей семьи.
– Здравствуй, братец. И ты, девушка, здравствуй. Как тебя зовут?
– Дарья Ивановна Плотникова.
– Иван Ананьевич Плотников твой отец?
– Да, мой.
– Дорогие женщины, я вам больше не нужен, я пойду, дел много, – говорил, прощаясь, Иван Никитович.
– Спасибо, братец. Пойди стопочку испей.
– Спасибо. В другой раз. До свидания.
– Даша, как будем строить наши взаимоотношения? – спросила Катя.
– Как Вы скажете, так и будет, – ответила Даша.
– Я буду к тебе относиться как мать, – сказала Катя.
– А я буду относиться к Вам как послушная дочь.
– Я дам тебе одежду: рабочую, выходную, праздничную по две пары. За год работы дам стельную тёлку. Если будешь работать очень хорошо, дам ещё овцу.
– Я согласна, – ответила Даша.
– Говорим друг другу только правду. Есть хочешь?
– Очень хочу. Два дня как не ела, – ответила Даша.
– Спасибо за откровенность, пойдём в стряпку.
В стряпке Катя обратилась к Марии Фоминичне:
– Мария Фоминична, накорми нас, да покрепче. Наливай в отдельные чашки. Дарье Ивановне побольше.
Даша ела. Убежав из работников от прежних хозяев, она ничего не взяла. Она боялась, что её догонят. Найдут у неё хлеб, обвинят в воровстве и будут бить. И действительно, её догнали. Хозяин крикнул сыну:
– Лови, сынок, валяй, мы с ней побалуемся! У неё отобрали палку, бросили ее на землю. Даша изо всех сил ударила хозяина ногой ниже живота. Тот взревел, согнулся и упал на колени. Даша вскочила, схватила свою палку и с размаху хватила его по голове. Он охнул и упал лицом в дорожную пыль. Хозяйского сына Даша огрела палкой по голени, тот взвыл и запрыгал на одной ноге. Даша стукнула его по другой ноге. Он взвыл сильнее и упал сбочь дороги в траву. Даша развернула их лошадь по направлению к дому, ослабила вожжи и пугнула. Лошадь пошла домой, хозяева остались лежать. Даша подошла к сыну:
– Вот я тебе сейчас локти поперешибаю, чтобы ты соплей утереть не мог. Вы полгода надо мной издевались и сейчас хотели надругаться, но Господь оказался на моей стороне. Ползите домой, герои!
Позавтракав, женщины вышли во двор и сели на скамейку у стряпки. Из дома вышли дети: шесть русоволосых девочек, одна черноволосая и смуглая лицом и один совсем беловолосый мальчик.
– Екатерина Ивановна. Я хочу перед завтраком походить с детворой по саду, – сказала женщина, вышедшая из дома вместе с детьми.
– Спасибо тебе, Ольга Петровна, поступай как знаешь, – сказала Катя.
– Екатерина Ивановна, кто эта женщина, – спросила Даша.
– Ольга Петровна Попова. Кости Попова жена.
– Как же я не узнала? Я пела на её выпускном вечере в гимназии, – сказала Даша.
– Ты училась в гимназии? – удивилась Катя.
– Не только училась, но и закончила. Оставалось сдать один экзамен и аттестат был бы в кармане, но в Урюпинскую пришла какая-то воинская часть. Начали хватать девчат. Мы с двумя Зотовскими девушками купили лодку и ночью уплыли по Хопру. У Зотовской подруги сошли, а я одна поплыла до Орловской косы. Сошла, лодку вытянула и домой.
Ольга Петровна – женщина необыкновенной божественной красоты. Поворот головы, движение руки не наше, не земное.
– Красивая, но несчастная. Она очень любит своего Костю, но он не прислал ей ни одного письма. Вот придёт Миша, Михаил Иванович, может он что-то расскажет, они вместе уходили служить в белые, а победили красные. С ними уходили Матвей Панькин и Евгений Кочетов. Где они? Один Бог знает, – прошептала Катя.
– Евгений Кочетов – мой жених, – сказала Даша, она закрыла лицо ладонями и заплакала. Она плакала беззвучно. Между пальцами текли слёзы. Даша плакала, оплакивая Женю. Всё время она молилась о нём, а сегодня – заплакала. Даша редко плакала: она плакала, когда умерла мать от повторного тифа, оставив на отца-инвалида семерых детей, двое из которых умерли после её смерти. Плакала Даша, когда её сундук со справою разграбила «саранча». Даша плакала тогда, когда к ней приставал хозяин, она первый раз была в работницах, оплакивая свою незащищённость и свою нищету. Но о Жене она не плакала, просто не могла представить Женю мёртвым. Такой умный, сильный, находчивый, он должен уйти от смерти. Он обязательно придёт к ней, думала Даша. Она народит ему много детей. Дети народят внуков, а внуки – правнуков. Они их будут нянчить, выполняя извечную обязанность человека. И будут они вместе до глубокой старости, которая хочешь или не хочешь, а обязательно придёт тогда, когда выдадут замуж последнюю правнучку. Они будут ходить в церковь; в хорошую погоду – на Хопёр или в луг, или в лес, по тем дорожкам, по которым они ходили ещё детьми за грибами и ягодами. Или на кладбище, к предкам, поддерживая друг друга, присматривая местечки и для своих могил, обязательно рядом. Даша плакала долго. Екатерина Ивановна обняла её и привлекла к себе:
– Успокойся, Дашенька. Он ещё объявится. Вот, Михаил Иванович же объявился.
Проплакавшись, Даша сказала:
– Давайте, Екатерина Ивановна, займёмся делом.
– Давай, Дашенька. Пойдём, я покажу, как надо подготовить баню.
Посмотрев баню, Даша сказала:
– Вода будет греться, а я пока помою полы в доме.
– А я подберу тебе одежду и обувь. Будем купаться и искупаем детей.
Подбирать одежду для Даши Катя пригласила Марию Фоминичну. Они пошли в дом Тимофея, открыли Полинин сундук и взяли там всё, что было нужно. Пришли дети, их умыли и стали кормить. Кормили детей все, в том числе и Даша. Коле, сыночку Марии Фоминичны, Даша говорила:
– Ешь, Коля, дюжей. Вырастешь с Илью Муромца.
– А кто он такой, этот Илья? – спросил Коля.
– Это был богатырь, он один выходил драться на тысячу и побеждал. Как-нибудь перед сном я расскажу вам об Илье Муромце.
После завтрака Ольга Петровна отвела детей в дом и каждому дала задание:
Младшие и Коля – рисовать, а старшие – шить себе трусики.
– Ольга Петровна, не хотите ли Вы ходить к нам каждый день? – спросила Катя.
– Нет. Мне надо работать, у меня заказы.
– У нас два свободных дома и три свободных швейных машинки, – сказала Катя.
– Я подумаю, – помедлив, ответила Ольга.
– Дочке твоей веселее будет, да и тебе тоже. Да и нам.