Петр Ингвин
Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

Глава 3

Мир ходил ходуном. Глаза в меру возможности сосредоточились, перед ними обнаружились склизкие доски, сверху из квадратного отверстия бил свет. Я лежал в дурно пахнущем деревянном помещении, заваленном всякой всячиной. Выгнутость стен и покачивание объяснили, что я на корабле.

– Очнулся? – Надо мной склонился темный мужской силуэт.

– Где я?

– Встречный вопрос: кто ты? – Голос с хрипотцой принадлежал немолодому мужчине.

– Чапа.

– Это имя такое?

В голову ударило: дурень! Даже намека не должно быть на ту сторону реки, здесь меня звали по-другому.

– Ваня, – поправился я. – Чапа – прозвище.

Я попытался поднять руку, но сделать этого не смог, руки оказались связанными. Не перетянутыми до остановки крови, а ровно настолько, чтобы взятый на борт незнакомец, придя в себя, не доставил случайных хлопот.

Меня расположили в трюме на подстилке между нагромождениями сундуков, непонятной рухляди и полных мешков, и укрыли. Липкое тело сообщило, что я много потел. Сил пока хватало исключительно на движения конечностями и на легкие повороты, голова кружилась. Сколько я пролежал без сознания?

– Откуда мешок с оружием и доспехами? – продолжился допрос.

– Это мои вещи.

– Не морочь голову, Ваня. Рассказывай, чей ты и откуда.

– Из семьи Немира, кузнеца.

– Это где же такой обитает? В городе?

– Деревенские мы. Зырянковские.

Судя по вопросу, человек, который со мной разговаривал, не имел понятия о внутренних делах княжества. Это подняло дух. Легенда могла пройти.

Но не прошла.

– Хочешь сказать, что у подмастерья деревенского кузнеца могут быть Терентьевский нож и щит Афонинской работы? Или скажешь, ты их сам выковал?

– Щит мне Селиверст Афонин подарил! – выдал я.

И прикусил язык. Если спросят, как именно подарил, версия о Немировском подмастерье пойдет прахом. Или придется рассказывать все.

– Хорошо сваливать на человека, о котором все знают, что он погиб. – Силуэт надо мной хмуро покачал головой.

– Погиб?! Как?

– Ушкурники, если ты почему-то не слышал. И не мог такой скаредный жучара кому-то что-то дарить просто так. Я его знал. Мы с Афонинскими и Терентьевскими ведем дела много лет.

– А вы откуда? – посмел спросить я.

– Еще с тобой не разобрались, – отрезал мужчина. – Вижу, ты парень ушлый, может и был подмастерьем, но украл дорогие вещички и сбежал, да болезнь подкосила. Так?

– Нет.

– Вижу, правды не добьемся. Отдать тебя папам?

В ответ на мою заминку человек улыбнулся:

– Так я и думал. Предлагаю сделку.

Тон, которым произносились слова, приятным не был, и сделка, судя по всему, хорошего не сулила. Но от меня ждали ответа.

– Какую?

– Про мешок забываем, будто не было, на таможнях выдаем за своего, а ты молчишь. Лечение и еду отрабатываешь, и через шесть лун свободен, как ветер в поле. Если честно, я давно скормил бы тебя рыбам, да команда поредела, помощники нужны.

– У меня есть выбор?

– Конечно. Рыбы ждут.

– Ваше общество мне симпатичней.

Голос капитана подобрел:

– Договорились. Сегодня еще отлежись, с утра начнешь работу на палубе. Пока не оклемаешься, перенапрягать не буду, мне нужна здоровая команда.

Капитана сменил молодой парень, который, как оказалось, ухаживал за мной все это время.

– Оська, – назвался он.

Доспехи на Оське висели как на пугале. Даже не доспехи в полном смысле, а пара необходимейших элементов, что прикрывали плечи и грудь. Остальное напоминало кожаную амуницию рыкцарей. На длинном худом теле защита смотрелась чужеродным элементом, парня могли пристроить в юнги без особого его желания, как меня. Выбор между службой и жизнью в таких случаях очевиден.

У челна было имя. «Везучий». По рассказу Оськи, оно себя оправдывало. Опыт капитана способствовал или размеры, но уже несколько лет «Везучему» сопутствовала удача – судно приносило прибыль и не попало ни в одну передрягу. Не раз за ними гонялись ушкурники, но без толку – спасали спаянная боевая команда и неописуемые для здешних мест размеры. На челне имелся даже полноценный трюм, куда меня и расположили. Под низком потолком приходилось сгибаться в три погибели, Оське это особенно досаждало.

Он рассказал про команду – около тридцати человек, которых, по его словам, для челна таких размеров было мало. Капитана звали Венцемир, за ним тянулся шлейф слухов о лихом прошлом. Команда боготворила капитана, вместе с его успехами росло общее благосостояние, каждый надеялся однажды скопить на собственный челн. Оську Венцемир купил у погибавших с голоду родителей, через несколько лет Оська отработает и сможет вернуться домой, если там еще кто-то жив.

В открытый люк я видел некоторых членов команды. При себе у каждого был короткий меч – оружие для абордажа или боя-свалки, а за спиной или в пределах досягаемости – лук. Бывалые морячки. Небольшим суденышкам речных пиратов взять таких можно только ценой больших жертв, а жертвенность в среде разбойников не в ходу. Дело Венцемира процветало, и меня на «Везучем» ждала завидная судьба обеспеченного в будущем моряка. Или речника – я еще не выяснил, как правильно называть.

Оська сообщил о перспективах сразу, словно уговаривал остаться, если капитану Венцемиру я почему-то предпочту рыб. Это напрягло. Если юнга допускает, что такой выбор имеет право на существование…

Почему мне везде мерещится подвох? Просто радуется парень, что появился кто-то младше, и шишки теперь будут сыпаться на другого.

Подвешенные на бортах щиты, частично видимые снизу, имели овальную форму. У Селиверстовой команды они были каплевидные, а в подарок мне, как чужеземцу, преподнесли круглый. Видимо, каждая местность имела свои оружейные традиции.

– Вы откуда, из какой страны… или местности? – Будь у меня немножко больше знаний, не пришлось бы выглядеть невеждой. – Я спрашиваю как обо всех вместе, так и о каждом по отдельности. Ты сам откуда родом?

– Неважно. – Оська насупился. – Тебе тоже советую забыть. Даже имя сменить, чтобы слухи не дошли.

– Какие слухи?

– Всякие. – Оська поднялся, для чего ему пришлось г-образно согнуться, и направился к лестнице.

– Развяжи, – попросил я, пошевелив связанными руками.

Оська испуганно замотал головой:

– Приказа не было!

– Но я теперь член команды.

– Все так говорят. А потом… – Он осекся и умолк.

– Что? – тихо спросил я.

– Ничего.

– Оська! – позвали сверху. – А ну тащи сюда свою тощую задницу!

Оська унесся, гулко топая по сыроватым холодным доскам.

Через некоторое время я не выдержал.

– Развяжите меня! – унесся мой крик в небеса.

В люке показалась чья-то голова, из-за резкого контраста света и тьмы черты не просматривались.

– Зачем?

– Я теперь один из вас!

– Вот и докажи – молчанием и послушанием.

Я узнал голос, он принадлежал капитану.

– Ты абсолютно свободен в пределах, которые необходимы, – объявил Венцемир. – Слишком много свободы – опасно.

– Слишком мало – тоже опасно.

– Именно. Полная свобода нужна тем, кто умеет пользоваться. Поэтому ты связан. Подумай над этим.

В освободившемся проеме мелькнул сворачиваемый парус – ветер переменился, а косых парусов с умением ходить галсами еще не придумали. Судя по тому, что челн не тащили вдоль берега, а движение продолжалось, мы шли вниз по течению. К большим городам, как говорил Селиверст. Вру, он не упоминал направления, большие города могли быть в другой стороне. Тогда кому же Селиверст вез товары? Без сомнений, там, ниже, что-то есть. «Везучий» тоже идет туда, и я скоро узнаю зачем.

Снова память подводит. Селиверст не упомянул количества, когда ответил на вопрос о городах. Город может оказаться единственным, как крепость в стране башен. Пусть моя миссия по спасению Марианны откладывается, но открывается сказочная перспектива узнать что-то об окружающем мире. Неплохая альтернатива казни как черта или житью в качестве живой мебели за спиной царствующей Томы.

Насчет количества городов надо расспросить Оську. Еконоград – город. Москва, откуда бежала Ясна – тоже. Нужно узнать, что в местных понятиях означает «большой город» – это любая столица или зависит от количества населения?

Час шел за часом, снаружи кипела моряцкая жизнь (или как это сказать о речниках?), а в трюме ничего не происходило. Меня сморил сон. Болезнь давала о себе знать, голова гудела и трещала, посторонние звуки едва проникали в сознание. Кажется, плакал Оська, кто-то ругался, кто-то громко топал по доскам над головой, отчего на лицо сыпались грязь и щепки.

Разбудил меня Оська.

– Особый настой на травах. – Он поставил на пол глиняную кружку.– Чтобы ты быстрее поднялся на ноги.

– Развяжи, – снова попросил я.

– Нельзя. – Одной рукой он приподнял меня под лопатки, второй поднес к губам кружку.

Горьковатая жидкость обожгла горло. Отлично, именно горячего мне не хватало. Я выхлебал до дна, Оська собрался уйти. Только сейчас я сообразил, что в люке темно, а команды не слышно.

– Погоди, – окликнул я парня, едва видного в темноте. – Ночная стоянка?

Он кивнул. Обязанности звали на берег, но уходить Оське не хотелось, и он радовался любой причине оттянуть этот момент.

– Все у костра, – подтвердил он. – Мне надо идти.

– Только один вопрос. Куда мы плывем?

– Плавает знаешь что?

Ясно, у местных мореманов те же заморочки, что и у наших. Несмотря на то, что моря нет. Или есть?

– Куда мы идем? – поправился я.

– В Еконоград. Завтра будем на месте.

Странно. Из района Зырянки, откуда мы отплыли несколько дней назад, Еконоград находился перпендикулярно вглубь и тоже недалеко. А из крепости-заставы на порогах, где казнили Никодима с командой, столица еще ближе, конязь за день добрался.

– Разве Еконоград стоит на этой реке? – спросил я.

– Где же ему еще быть?

– Как называется река?

– Главная.

– Она разве не вправо заворачивает?

Место, куда из вотчины Западной границы выносит течение, находилось на изгибе. До сих пор все утверждало, что вниз по течению мы уходим от Еконограда, а не приближаемся к нему.

– Главная река петляет, – объяснил Оська. – Затем раздваивается. Еконоград стоит на мелеющем старом русле, а основное новое действительно уходит вправо.

– До самых гор?

Главная река, она же Большая вода, огибает страну башен и запирает ее, прижав к горам.

Сальные вихры Оськи помотались из стороны в сторону.

– Так далеко я не ходил, но вроде бы да.

– Почему русло называется новым? Что произошло, почему река потекла еще в одну сторону?

– В стародавние времена, до или во время первой всеобщей бойни, Каиново племя прорыло перешеек и пустило воду в обход Еконограда. Им не препятствовали, даже радовались, что те земли превратились в недосягаемые. Одним врагом стало меньше, бойня сошла на нет, с тех пор живем спокойно. Вернее, жили. – Оська печально вздохнул.

Первая всеобщая бойня в моем понимании соответствовала заречному Акопалипсу и звучала как Мировая Война. Начальная цифра в названии намекала, что должны быть другие. Оськин вздох навел на нехорошую догадку:

– Вторая бойня – то, что происходит сейчас?

– Так многие говорят. Дикая империя рушит порядок и меняет границы. Сообща можно было бы остановить, но кому это нужно, если каждый за себя?

– Дикая империя настолько опасна?

– Опасны законы, по которым она живет.

– Например?

Неужели даже местная молодежь понимает важность идеологии и что не люди, а идеи меняют мир?

Законы оказались набором фраз, но со временем они вполне могут составить новое святое писание от императора, их запишут на скрижалях, будут построены храмы. Я запомнил несколько: «Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться», «Мы добрые люди, но не каждый заслуживает видеть нас такими», «Если все хвалят – ты мертв», «Общественное мнение – мнение тех, кого не спрашивали», «Никогда не спорь, но доходчиво объясняй, что прав именно ты», «Не оправдывай слабого телом или духом. Если в зад воткнуть цветы, он не станет вазой», «Брат не всегда прав, но всегда брат», «Рожденный умереть смерти не боится». Идеально для настольного цитатника или для монастыря в стиле Шао Линя, где духовные практики сливаются с мирскими. Непонятным оставалось одно.

– Чем эти правила отличаются от других разбойничьих или, к примеру, ушкурничьих?

Оськин палец покрутился у виска:

– Совсем не понимаешь? Ушкурники умирают и убивают ради добычи, а империя сделала это смыслом жизни!

Не вижу разницы.

– Конязь уже выбрал наложницу? – На всякий случай я сменил тему.

– Ему не до того. Убегайцы бунтуют, империя у дверей, и папы свою игру ведут. Я не уверен, что конязь вообще жив. Честно говоря, я давно не интересовался Еконоградской жизнью.

Веселенькие новости. Тогда перейдем к главному.

– Ты, случайно, не слыхал про девушку, которая мечом владеет, драться умеет и вообще многим парням своего возраста в боевом искусстве фору даст?

– Такие бывают?!

– Ясно, не слыхал. Имя Селиверст что-нибудь говорит?

– Еще бы. – Оська присвистнул. – Богатый оружейный купчик, один из самых успешных в последние годы. О нем легенды ходили. Говорят, даже с Каиновым племенем якшался, с оборотнями дружил. Почему ты о нем вспомнил? Покойник уж сколько месяцев. Свой же в засаду завел, потом конязь об этом узнал, подлеца посадили на кол. Говорят, до последней минуты клял оборотней, которых Селиверст привечал.

Оськины ноги то делали шаг по направлению к лестнице, то замирали, перетаптываясь на месте. К костру он не хотел.

– Еконоград – большой город? – поспособствовал я его подспудному желанию остаться.

– Большой.

– Насколько?

Оська замялся.

– Просто большой. Настоящий город.

– С крепостной стеной? – Заметив непонимание, я переформулировал точнее. – Он окружен каменной или деревянной стеной? Или земляным валом?

– Зачем?

– Для защиты.

Оська удивился:

– Для защиты у конязя есть дружина и служивые папы.

Понятно. Город здесь – не в старорусском значении, как нечто огороженное, а в современном мне понятии населенного пункта.

– Какие еще города есть поблизости?

– Откуда им тут взяться?

– Прости, я неправильно спросил. Какие еще можешь назвать города?

Оська помедлил с ответом.

– Странно, что ты ничего не знаешь про конязя и город, – проговорил он. – Разве не местный? – Он понизил голос до шепота. – Ты не был учеником кузнеца, да? Ты из братвы?

Оська бросил боязливый взгляд вверх – не услышат ли?

– Из какой братвы?

– А то сам не знаешь.

– В деревне, где я жил, не было никакой братвы.

– Да ладно, чего уж, мне можешь сказать, я – никому! – продолжил шептать Оська.

– Повторяю: я ученик деревенского кузнеца, и слово «братва» кроме как о родственных отношениях мне ничего не говорит.

Оська обиделся:

– Мог бы сказать. Не хочешь, как хочешь, твое дело.

Опять меня принимают за другого. Ничем хорошим такое не заканчивается.

– Расскажи, что за братва такая.

– Сам все знаешь. – Он сделал пару шагов, взявшись руками за лестницу.

– Стой! – крикнул я. – Мне нужно по нужде.

Сработало.

– Повернись на бок, – распорядился вернувшийся Оська.

Он стянул с меня покрывало и приставил горшок.

– Развязывать меня, как вижу, совсем не собираются? – спросил я в разгар процесса.

Ассистирующий Оська мотнул головой куда-то вглубь трюма, в темноту.

– Только после этого.

– Оська! – заорали снаружи, с берега. – Заснул, что ли?

– Бегу!

Глава 4

Утро встретило размеренными ударами волн о деревянный борт. Снова мы были на плаву. Ветер дул попутный, в люке виднелся развернутый парус, выгнутый красивой дугой. Окружающие меня мешки наполняло что-то округло-твердое, вроде картошки. Один порвался, из дыры высыпалось несколько плодов. Их здесь называют орехами. Значит, везем местный урожай на продажу. Но орехи продают за пределы княжества, и тогда получается, что Еконоград – только первый пункт плавания.

В голове всплыл вчерашний разговор, и я вгляделся в глубину трюма. Несколько досок, прежде казавшиеся хаотичным нагромождением, бросили в дрожь. Такая конструкция была в школе царевен, затем я видел ее в сестыре. Устройство для наказаний: три дырки на уровне пояса, большая для головы, меньшие по бокам для рук. Оська намекал на нее? Бред какой-то. Я ни в чем не провинился, чтобы получить плетей. Или здесь такой ритуал, вроде «прописки»?

– Ушкурники! – разнеслось по палубе.

Поднялась беготня. А я связан. Если придется драться… как?!

Многочисленные голоса донесли подробности: ушкурники напали не на нас. Они брали на абордаж кого-то другого, менее большого и зубастого, чем «Везучий». Звон клинков над рекой без слов обрисовал происходящее.

Прямо над люком остановились двое – капитан и, видимо, помощник.

– Их мало, – с неким намеком проговорил помощник.

Его это почему-то радовало. Но кого мало: пиратов или их противников?

– Поможем. – Глаза Венцемира были само спокойствие.

Взмах руки послужил сигналом. Челн взял левее, команда достала оружие, понеслись крики с угрозами.

– Капитан! – позвал знакомый голос.

– Оська, почему без оружия?

– У них крови нет, ни у кого!

– Что? – не понял Венцемир, но тут же чертыхнулся и выпалил: – Засада! Право руля!

В тот же миг далекий звон мечей прекратился. Судя по разговорам, которыми команда «Везучего» комментировала события, из глубин второго, «атакуемого», челна выскочило еще несколько десятков пиратов. Поворот руля ничего не дал, «Везучий» по инерции продолжил двигаться к сцепке судов, где оправдавший себя спектакль прервался на антракт. Второй акт не потребовался, придирчивый зритель крикнул «Не верю», и реальность вытеснила искусство на обочину. Команда Венцемира принялась вполголоса молиться на разные лады, а неудавшиеся лицедеи славили Великого волка и готовились к посещению Священного леса изобилия, где их поймут, простят и примут.

– Эй, любитель волосатого филе! – донеслось с реки. – Не зря назвали «Везучим», долго тебя ловили. Знали про жадность и правильно рассчитали, что на маленького полезешь.

– Ты попробуй возьми.

В голосе Венцемира лязгала сталь, но команда дрогнула. Боевого духа как ни бывало. Кто-то спросил про зажигательные стрелы, но теперь, когда столкновение неизбежно, огонь уничтожит всех. В рукопашной схватке шанс на победу оставался, на него и рассчитывали.

А я лежал связанный в трюме.

Бойню видно не было, но впечатлений хватило. Ушкурники прогадали с ловушкой. Если б команда «Везучего» высадилась на пиратский корабль, «дравшиеся» развернули бы оружие и порубили пришельцев на куски. Теперь пришлось брать высоченный корабль на абордаж. Разносились смертельные вопли, кто-то с криком падал за борт. Лязг, звон и стук не смолкали, жертв хватало с обеих сторон.

В какой-то момент установилась тишина. Тяжелые шаги по-хозяйски протопали к люку, в него опустилась длинноволосая мужская голова.

– Это у нас кто?

– Чапа, – механически представился я.

В груди похолодело. Растрепанная грива человека свисала вниз, отчего открылись некоторые подробности.

– Почему связан? – спросили меня.

– Пленник.

– Вижу, не слепой.

Так и срывалось с языка: «Вижу, иначе был бы Безглазый». Из люка на меня глядела голова небезызвестного Урвана Безухого – пустота и рваные раны за висками не оставляли сомнений.

– Живые остались? – бросил он наверх.

– Еще да.

– Одного сюда. Желательно, чтоб был поразговорчивей.

К нему подтащили раненого Оську.

– За что его? – Подбородок пирата указал на меня.

– Тать с берега, чужие доспехи украл. Кажись, из братвы. Венцемир его перехватил.

– Ты давно у Венцемира?

– Полгода.

Урван поморщился и отвернулся, его большой палец чиркнул ногтем по шее.

Сигнал поняли. Одно движение – и Оськина голова рассталась с туловищем. На кровавый фонтан, вызвавший у меня рвотный спазм, капитан не обратил внимания.

– Значит, к нам бежал?

Вопрос лишь на миг поставил меня в тупик. Внутри все протестовало, но я кивнул.

– Развязать. Будет младшим, вместо Козявы.

Моя персона Урвана больше не интересовала. Он внимательно оглядел трюм, удовлетворенно выругался и исчез на палубе.

Ко мне спустился бородатый мужик в кожаных доспехах. Другие ушкурники, мелькавшие сверху, были одеты так же и походили на заречных рыкцарей. Странно, что для боя пираты не облачились во что-то более существенное. Неужели верткость и маневренность важнее защитной брони? Тьфу, о чем я, это же бой на воде, и если в металлическом доспехе упасть в реку… Даже стеганый поддоспешник, когда намокнет, с гарантией утащит на дно – что же говорить о тяжеленных латах!

– Я – Свирид.

– Чапа.

– Отлично. Настоящих имен здесь не любят, меньше знаешь, дольше спишь. Свое прошлое забудь – кем был, где был, с кем был. Отныне твоя родина – челн, а мы – родня. – Он хмыкнул. – Не бойся, не такая, как Венцемирова. Надеюсь, он не успел?

Взмахом головы Свирид указал на конструкцию для наказаний. Я не понял:

– Чего не успел?

– Повезло тебе, что к нам попал. – Свирид уже сменил тему. – И что очень вовремя попал. С Урваном не пропадешь, он мужик суровый, но справедливый. Всем по заслугам воздает. Венцемира хоть и порубили в хлам, но чтоб другим не повадно было, сейчас в лодке на колу по реке отправляют.

Свирид оказался невысоким и коренастым, особо сгибаться в трюме, как Оське, ему не приходилось. Перерезая путы, он стянул покрывало и с удивлением обнаружил отсутствие на мне одежды.

– Что за новости? Где твои вещи?

– Здесь мешок должен быть. – Я быстро пробежался взглядом по окружающей свалке. – Вон он!

– Оружие есть?

Я кивнул. Свирид покачал головой:

– Оставь внизу, пока к тебе не привыкнут.

В этот миг я как раз вытянул и развязал мешок. Кустистыми бровями Свирида выстрелило вверх:

– Твое? Врешь! Венцемирово барахлишко присвоить хочешь? – Бородатое лицо вскинулось к люку. – Урван, глянь, чего у пацана припрятано!

Когда главарь ушкурников спрыгнул в трюм, над люком склонилось еще с пяток любопытных лиц.

– Свет! – приказал Урван, и головы, перегородившие проем, исчезли.

– Гляди. – Свирид указал на щит и нож.

Безухий силуэт склонился над вещами.

– Такие щит и нож заслужить надо. Пока заберу себе, чтобы другие не завидовали.

– А доспехи? – уныло проговорил я.

Хороший был нож. И щит, скорее всего, отличный. Даже применить не пришлось. С другой стороны… легко пришло – легко ушло. А ушло навсегда, это к бабке не ходи. Не может младший иметь материальные блага лучшего качества, чем старший.

– Хочешь сказать, что все это – твое?

– Мое, – подтвердил я с упорством, достойным лучшего применения.

Жалко расставаться с хорошими вещами, особенно безвозмездно. Любой подтвердит.

– У кого упер?

– Какая разница? Сейчас это мое.

– Ошибаешься. Сейчас это наше, общее. Из твоего здесь только жизнь, да и та, если честно, такое же общественное достояние. Будь поаккуратней со словами, малец.

– Вы тоже.

– А ты мне нравишься. Тьфу. – Урван с силой пнул устройство для наказаний. – Не то хотел сказать. Ну ладно, вы меня поняли. Как тебя, говоришь… Чапа?

– Да.

Урвана переворошил доспехи и разрешил усталым голосом:

– Надевай, все равно такой размер никому не налезет. Но не забывай, что отныне они не только твои. Относись бережно, поцарапаешь или помнешь – заставлю оплатить или отработать.

– Я работал в кузнице. Если что испорчу, сам же поправлю.

– Можно и так, если на каком челне горячий горн с наковальней найдешь.

Разговор закончился. Меня перевели на другое судно, под названием «Тазик». В спектакле-ловушке оно изображало жертву. Никаких особых свойств у него не было, на вид – обычная грузовая ладья среднего размера. Боевой ушкуй у пиратов имелся один, самый быстрый из сложившейся троицы, но самый мелкий по размеру. Его называли «Шнурок». Урван перешел на главный трофей, и «Везучий» стал флагманом. Не столь скоростной, как плоскодонный «Шнурок», «Везучий» был несокрушим, высокие борта давали возможность расстреливать команды прочих судов, а столкновение с любым другим кораблем вызывало в памяти притчу про камень и кувшин, что кто бы на кого ни упал, все равно горе кувшину.

Впервые за много дней я оказался на свежем воздухе. Болезнь прошла, осталась только общая слабость. Глаза пожирали окрестности, где я никогда не был, лицо овевал ветер. Какое счастье – после затхлого вонючего трюма!

– Еконоград?!

– А ты на что рассчитывал? – подозрительно покосились на меня.

– Хоть на что-то.

– Тогда мечта сбылась.

По меркам нового мира передо мной расстилался мегаполис. На причалах суетились грузчики, в конюшнях и на многочисленных коновязях ржали лошади, десятки телег подвозили товары по нескольким дорогам. Строения – небольшие, в основном деревянные, но виднелись и каменные. Бросилась в глаза каменная пагода со звездой, в несколько раз превосходившая размером деревянную Зырянковскую. Красивая раскидистая верхушка нависала над прочими зданиями, как Останкинская башня над родной столицей утраченного мира.

Ушкуй отстал и остался где-то позади, а «Везучий» с «Тазиком», изображая добропорядочных гостей, подошли к Еконоградским причалам.

Теперь нужно сбежать. Как? А никак. Ко мне, как новичку, приставили наблюдателей, глаза у них добротой не лучились, а в пределах досягаемости находилось метательное оружие.

Очень хотелось узнать новости о конязе, папах и так далее. Но меня игнорировали, а я старался не путаться под ногами. Понадобилось грузить – грузил, понадобилось укладывать – укладывал. На сданное ненужное барахло ушкурники накупили еще орехов. Значит, мы повезем их дальше. Приключения продолжаются. Они не сходились с моими планами, но что делать. Жив, и на том спасибо.

Еконоград остался позади. За несколько дней маленькая эскадра вышла со старого русла на основное, а оно вновь привело к горам, но теперь ниже по течению. Я с удивлением наблюдал обратную сторону страны башен. Восточная граница Каинового племени ничем не отличалась от западной, та же пустынность, в которой где-то прятались дозорные и погранцарберы. Никаких построек в пределах видимости. Дальше вниз – неприступные горы, мимо которых вода неслась с ревом, и не хотелось оказаться в таком потоке. На середине реки течение не чувствовалось, но скорость имело не меньшую. Береговые пейзажи быстро сменялись. Вплавь такую реку не пересечь, унесет к камням и разобьет. Теперь я понимал, почему страна башен практически неприступна. Но долго ли ждать, пока кто-то соберет достаточно войск и переправится на кораблях? Если все, что говорят о Дикой империи – правда, то…

Не о том думаю.

А о чем «том» надо думать? Сбежать с корабля невозможно, остальное вторично.

В прошлом Урвану принадлежало два ушкуя, но один, видимо, пал в боях. Как всегда, кто-то оказался сильней или проворней. Сейчас наша эскадра могла достать любого: плоскодонный скоростной «Шнурок» легко и быстро передвигался по мелям и протокам, «Везучий» выступал в роли плавучей крепости, а третье судно служило складом награбленного добра.

Однажды, проходя вдоль занятой другими стоянки, мы миновали посудину-развалюшку, что неизвестно как держалась на плаву, а людей она перевозила уйму – на берегу горело несколько костров, их окружали жавшиеся друг к другу фигуры, на воинов ни капли не походившие. Издали стоянка напоминала цыганский табор. Только вместо громких голосов и веселья – упадок и сгорбленная беспросветность. Ушкурники с профессиональным интересом проводили взглядами потенциальных жертв.

Едва огни скрылись за поворотом реки, корабли сблизились, окованные якоря полетели за борт.

– Все видели? – раздался голос Урвана.

В ответ – ликующие вопли.

– Прощупаем на отходе?– поинтересовались со «Шнурка».

– Лучше дождаться, когда они выйдут и сами подставятся, – предложил кто-то более опасливый.

– А если уйдут вверх по течению?

– Там убегайцы со своим скарбом, им обратно не нужно.

Я тихо спросил ближайшего пирата:

– Куда бегут убегайцы? Их кто-то принимает?

– Они просто бегут. Думают, что где-то лучше, чем дома, – отмахнулся он. – Не мешай.

Дискуссия над водой продолжалась.

– Если там одни спасизады – зачем рисковать? Что нам перепадет?

– Они и перепадут.

Урван поднял руку, и на кораблях все умолкли.

– Нас больше, чем их защитников, – объявил он. – Намного больше. Предлагаю высадиться. Их бойцы сами разбегутся.

С ушкуя возразили:

– Спасизады тоже разбегутся. Не все, но многие. Правда, добро и челн оставят… Но главное не это. Берег – не наша территория.

Урван усмехнулся:

– Старые договоренности больше не действуют. Прежней власти конязя папы не получили, да и недолго им осталось. – В голосе зазвенели командирские нотки: – «Везучий» подойти не сможет, там мелко, и грузовой «Тазик» для наскока не создан, поэтому сделаем так: заранее окружим стоянку с берега, «Шнурок» изобразит нападение с воды, а мы в нужный момент основной массой ударим с тыла.

Рев с трех кораблей возвестил, что план понравился и принят.

Начали с ритуала. Слухи о грибах оказались выдумкой, вместо них ушкурники накачивались перед боем варевом из перетертых орехов. Чаша дошла до меня. Прикоснувшись губами, я ощутил горчайший вкус, а подбадривавшие крики заставили совершить маленький, но глоток.

Что-то вроде кофе. Крепчайший, несладкий, мгновенно бивший по мозгам. Или не кофе, а какао. Индейцы считали шоколад священным напитком и пили его горьким, подсластить додумались европейцы. Что-то похожее текло сейчас по пищеводу, выжигало его и подстрекало на подвиги. Наверное, похожим образом действует алкоголь. Его я еще не пробовал, зато со стороны неонократно видел результат.

Меня будто искупали в ванне с электричеством. Хотелось петь, танцевать и драться. Это оценили, мне разрешили взять оружие. Не свое, которое реквизировал капитан, а любое из огромного выбора, оказавшегося на корабле. Я обошелся мечом и кинжалом, внешне не лучшими, но работоспособными. Впрочем, «на дело» меня не взяли. Вместе с тремя гребцами и оставшимся за главного Свиридом я должен был помогать удерживать «Тазик» на месте, а в случае нападения – защищать. Корабли с товаром, с которых ушла основная часть команд, становились завидной добычей для других любителей наживы.

– Мужчин в расход, по остальным сами решайте, – давал Урван последние указания. – Балласт нам не нужен. Берите самое ценное.

В последний момент выяснилось, что сам он с группой захвата не пойдет. Вместе с несколькими сподвижниками капитан отправился вверх по течению на «Шнурке», и через некоторое время над рекой разнеслось:

– Говорит Урван Безухий! Скорее всего, вы меня знаете, а если нет, то спросите, и вам расскажут. Во имя Великого волка и Священного леса изобилия, где мы все еще встретимся, требую от водных людей не строить героев и поделиться имуществом. Сейчас мы пристанем к берегу, заберем понравившийся товар и никого не тронем. Если же нет…

– Ушкурник есть ушкурник, своя шкура дороже слова. Не было такого, чтоб никого не тронули. Проваливайте, если хоть немного жизнью дорожите.

Я внимательно вслушивался, поскольку события происходили за излучиной, их скрывал прибрежный лес. Оставшиеся со мной тоже слушали, при этом не спускали с меня глаз. В голове пронеслось: покажись сейчас другой корабль, кому я помог бы? В каком случае у меня больше шансов найти сумасбродную девчонку в этом море безумия и вернуться живым?