Петр Ингвин
Просто фантастика. Рассказы
Здравствуй, вечность
Метель в свете фар создавала иллюзию, будто сквозь звезды летишь к далекой-далекой галактике. Карина поерзала и едва сдержала вздох. Галактика была нашей, постыло знакомой, о чем не давала забыть пружина, прорвавшая обивку в самой некомфортной части сиденья и грозившая набедокурить в местах, с конструкцией автомобиля не связанных.
– Знаешь, как называется наша работа? – кипятился капитан Григорович, лихо выворачивая руль при обгоне. – Пойди туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого. Придумали слово: Вечные. Ищите, болезные. А как? Знать бы, кто они: нашедшие эликсир вечной жизни счастливчики, или внедрившиеся инопланетяне, или присвоившие судьбоносное открытие ученые, или прежняя раса, или еще кто. Никаких зацепок, одно название.
– Еще были версии про падших ангелов и вампиров, – напомнила Карина.
– Леших и домовых прибавь. Кощей – Вечный? Без сомнения, он же Бессмертный. Значит, нужно брать в разработку – то есть, составляй план, поднимай людей, начинаем розыск.
Вечные шутки о Вечных. Карина поглядела, как профессионально капитан управляется с вверенным средством передвижения, в чужих руках редко доезжавшим до точки Б, поскольку оно упрямо не заводилось в точке А. В руках Григоровича любое дело спорилось: и старая техника воскресала, и люди без дела не сидели. И вообще.
– Васильев считал, что нужно отрабатывать даже абсурдные версии, – обронила Карина.
Она скосила глаза в окно: над головами шел на посадку белопузый лайнер.
Григорович явно симпатизировал ей, бывшей стажерке, а ныне соратнице, почти догнавшей в звании. Просьбу подвезти он, как всегда, исполнил безропотно. Когда автомобиль подрулил к зоне прилета, Карина аккуратно снялась с крючка пружины, так и не признавшись в незаметной глазу проблеме. Потом. Кому-то другому. Или в безвыходной ситуации правду расскажет и покажет кто-то другой, более растяпистый.
– Встречаешь родителей? – поинтересовался, наконец, капитан. – Или, может быть, жениха? Ты ничего от любимых коллег не скрываешь?
Если бы не работа бок о бок… Карина потупилась. Застегивая пальто – форму вне торжественных случаев и вызовов на ковер сотрудники не носили – она объяснила:
– Елена Ивановна прилетает. Хочу поговорить.
– Зря. – Капитан скривился. – Я думал, у тебя, как у всех нормальных людей, пятница вечер – это пятница вечер, а ты по делу. Знал бы, не повез. – Он помолчал, глядя в сторону. – С Еленой будь поосторожней, ее благоверный с казанскими в терках, под горячую руку не попади, когда его на тот свет отправлять будут. Может, пойти с тобой? Или подождать тебя здесь?
Подождать? Из живота поднялась теплая волна, и планы едва не рухнули под воловьим взором капитана Григоровича. Нет, никаких служебных романов. К тому же, капитан занят аналогичным расследованием, здесь они конкуренты.
После учебы Карину распределили в недавно созданный отдел «Ноль». Работенка, сказали знающие люди, непыльная, сиди, помалкивай, да дважды в месяц в платежной ведомости расписывайся. Зато карьерный рост бешеный: нигде, как в секретных отделах, такой текучки нет и так быстро звезды на погонах в размере не растут. Знать бы на тот момент причину текучки…
Капитан ждал ответа.
– Спасибо, не надо, – выдавила Карина.
– Не надо пойти или…
– Я доберусь.
– Хорошо. – Стекло в приоткрытом окне поехало вверх. – Если что – звони.
Уехавшая машина обдала теплым чадом. Щеки кольнуло вихрем снежинок. Через минуту Карину поглотил зев посадочного терминала, наполненного людьми, как сытый кашалот планктоном. Вдали от паспортного контроля толпа встречающих и таксистов быстро редела, и около ВИП-зоны настигла блаженная тишина. Табло показывало, что рейс приземлился.
О Елене Ивановне, бывшей начальнице, в отделе старались забыть. Она возглавила «Нулевой» после подполковника Васильева, а в целом за пять лет существования отдела в нем сменилось несколько руководителей. Сейчас ожидалось назначение нового. Васильев был первым, и от призрака скорого результата, бродившего при подполковнике по коридорам здания, где отделу выделили целый сектор, у сотрудников поднялись настроение, зарплаты и амбиции. Счастливые времена продолжались недолго. Взрыв газа в многоэтажке, где жил подполковник, поставил точку на его карьере. Васильев не погиб, но – который год в коме. Оптимизма, как говорили врачи, его состояние не внушало.
Заместительницу Васильева, капитана Бойко Елену Ивановну, по случаю назначения получившую майора, в отделе называли не иначе, как Бойкая Бойко. В рабочее время вместо погони за Вечными Бойкая Бойко налаживала личную жизнь. Вход в прежде закрытые круги общества расширил горизонты, активная начальница крутила романы, и вскоре ее проводили под венец с теневым королем области, вертевшим деньгами, людьми и должностями. Широко известный (в нужных кругах) миллионер увез новобрачную за океан, а новым шефом отдела стал майор Багаутдинов Бедуллах Бамматович. Имя оказалось длиннее времени нахождения у руля. Сразу после принятия дел майора сбил грузовик. Следующие руководители ничем себя не проявили, кроме постоянных разъездов по заграницам, нытья о недофинансировании и быстрого ухода в другие, более понятные сферы жизни. Сейчас отдел находился в подвешенном состоянии. Если брать сотрудников, работавших со дня основания, то капитан Григорович не подходил на должность руководителя из-за раздражавшей верхи способности лезть не в свои дела, а Карина не доросла званием. И когда у нее появился шанс прыгнуть выше головы…
Смысл существования отдела вроде бы прост: из общей массы людей выделить тех, кто человеком только притворяется. Или является человеком, но имеет удивительную странность – не умирает. Таковых необходимо найти и предъявить – с научным обоснованием и детальным разбором деятельности этих существ, включая мотивы и возможности. Требовалось доказать либо опровергнуть существование Вечных. Понятно, что во втором случае звездочки с погон полетят быстрее, чем прилетели. Приводимые в ежемесячных отчетах доводы, на основании которых отдел финансировали, выглядели жалко, фактов не было, поскольку свидетели, как правило, оказывались невменяемыми или неадекватными, а улики странным образом улетучивались. Вместо результативности по собственному профилю успешные операции «Нулевого» повышали раскрываемость убийств и любовных афер: умники, менявшие внешность и документы, очень удивлялись, когда к ним приходили с наручниками.
В отделе царило уныние, новых идей не возникало, общий провал списывали на дурное руководство. Узнав о краткосрочном возращении в страну Бойкой Бойко, Карина решила с ней поговорить. Встречать бывшую начальницу она отправилась в личное время без согласования с коллегами, Елену Ивановну в отделе не любили, из-за нее же с тех пор недолюбливали весь женский пол в погонах. За исключением Григоровича все видели в Карине такую же вертихвостку, которая упорхнет в ответственный момент.
Проверять людей, пропавших в расцвете сил, чтобы по былым привычкам найти их в другой части света – долго, скучно и неэффективно. И все же индивидуумы, по всем параметрам подходившие под условия розыска, иногда попадались, тогда отдел накрывала волна бурной деятельности, но объекты, словно обладая сверхъестественным звериным чутьем, обнаруживали охоту и исчезали, на сей раз бесследно. Поскольку они могли быть искомыми Вечными, то на вторую встречу при этой жизни рассчитывать не приходилось. Объяснить происходящее можно тремя причинами. Первая: у противника действительно столь развита интуиция. Вторая: на уровне исполнителей или руководителей в конторе завелся «крот». И третья, к которой постепенно склонялось большинство: Вечных не существует, а версии вилами на воде писаны. С некоторого времени сотрудники перестали делиться догадками, предпочитая параллельные расследования.
У Карины вырисовалось следующее: неприятности с руководителями отдела случались, когда они что-то нащупывали. Васильев, по упорно курсировавшим слухам, обнаружил не только выход на Вечных, но – главное! – некий компромат, которым можно добыть тайну вечной жизни или хотя бы принудить неуловимых существ к сотрудничеству. К сожалению, подполковник превратился в живое бревно, у него спросишь не скоро, а, возможно, никогда. Записей не сохранилось. Сменившая Васильева Бойкая Бойко в приоритет выдвинула личное счастье и, возможно, поэтому осталась жива, а пришедший ей на смену Бедуллах Бамматович вновь копнул столь глубоко, что сам на два метра закопался.
Не осталось записей – могли запомниться слова. Карина надеялась, что бывшая коллега, взлетевшая до руководства и благополучно с него сбежавшая, могла что-то вспомнить. Любая фраза, брошенная подполковником перед трагическими событиями, даст расследованию направление или реальную зацепку.
В стеклянном коридоре показалось знакомое лицо.
– Елена Ивановна!
Женщина в дорогой одежде шла под руку с мужем, путь прокладывала пара телохранителей, еще двое прикрывали сзади.
Бойкая Бойко, которая уже не Бойко, застопорилась:
– Капитан Ростоцкая?
– Все еще старший лейтенант. – Печально разведенные руки показали, что ситуация в отделе нерадужная, отчего повышение Карине грозит не раньше, чем генералу наряд по кухне. – Можно поговорить?
Муж Елены Ивановны – невысокий крепыш в дубленке, чья стоимость измерялась окладами Карины в течение века – посерьезнел:
– Проблемы?
Бывшая начальница, а ныне счастливая жена обернулась к мужу:
– Милый, это с прежней работы. Я еду на своей машине, там и поговорю. Если все нормально, позвоню. Карина, я тороплюсь, и если ты не за рулем…
– Добралась на попутке.
– Тогда пошли, обсудим все в дороге.
Елена Ивановна поцеловала подозрительно косившегося на Карину супруга, и два телохранителя сопроводили хозяйку с гостьей до закрытой стоянки, где передали двум новым, а те посадили в заблаговременно прогретую машину. Охрана села в подъехавший черный внедорожник. Оба транспорта, в чьем отношении лозунг «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения» не работал, грозно рыкнули на окружающих и, убедившись, что ни одна глупая антилопа львам дорогу не перебежит, вальяжно выкатились на шоссе.
Светлая кожа салона казалась Карине мягче собственной, все блестело, и пружины нежных мест не домогались. Наоборот, как вышколенные слуги, они согревали, массировали и проветривали. Заднее сиденье занимала спортивная сумка – багаж доставили заранее.
– Какими судьбами? – спросила Елена Ивановна, с удовольствием правя сухопутным дредноутом.
– Хотелось бы задать пару вопросов.
– Застой на работе? Опять в стену уперлись? Знакомо. Расскажи обо всех, как дела, как Бедолага справляется.
Бедолагой «за глаза» называли Бедуллаха Бамматовича со времен, когда он был капитаном, а отношения в маленьком коллективе еще не испортила подозрительность. Пять лет многое изменили.
– Майор погиб в аварии.
– Соболезную, умнейший был мужик. Кто теперь? Григорович? Если Григорович, то учти: Васильев тянул его вверх, пока не выяснилось, что тот сирота.
Елена Ивановна собралась еще что-то сказать, но судорожно сглотнула, щеки напряглись, а губы превратились в тонкую нитку. Съехав на обочину, она некоторое время размеренно дышала, и только через минуту всклокотавший движок вновь бросил машину вперед.
– Прости, немного подташнивает. После полета, наверное.
Карина кивнула. Полюбопытствовать, не ждет ли собеседница пополнения, она не решилась.
– Чем подполковник занимался в дни перед взрывом? – спросила она о том, ради чего приехала.
Елена Ивановна пожала плечами:
– Те же направления. Поиск людей, которые не умирают, не болеют, имеют мало родственников или не имеют вовсе, не заводят детей, живут уединенно или, по крайней мере, к этому стремятся, часто переезжают и кардинально меняют круг общения, а там, где ненадолго оседают, наоборот, жгут на полную катушку, ничего не боясь и не стесняясь. Часто пропадают совсем, а их тела, если найдутся, оказываются подставными, после чего, со временем, исчезнувших видят на другом континенте живыми и невредимыми. Ничего нового. Впрочем… Меня напрягало, что в последние дни Васильев всего боялся, стал скрытным, часто спал не дома, а в кабинете…
Из-за боязни ли? Сплетни упорно связывали подполковника с симпатичной заместительницей, что было второй причиной для встречи Карины с Еленой Ивановной. Оставаясь «помочь Васильеву бояться», Бойкая Бойко могла услышать что-то сверх того, о чем рассказывали на планерках.
Карина повернулась к задумавшейся водительнице:
– Причины для страхов были реальны?
– Казалось, что нет, но после случившегося… Теперь я ни в чем не уверена. Он говорил, что Вечные пойдут на все, чтобы на них не вышли. Эти слова, как и другие советы, помогли мне принять единственно верное решение. Тебя куда отвезти? Домой?
– Домой, если можно. – В мутной от снега черноте проносились светлячки встречных фар. Говорить стало не о чем. – Жаль, я надеялась узнать что-нибудь, от чего оттолкнуться. Теперь придется поднимать отчеты и записи камер наблюдения и минута за минутой отслеживать передвижения Васильева в последнее время: куда ездил, с кем встречался, о чем говорил.
– Я сделала это в первую очередь, отчет лежит в сейфе руководителя.
– После вашего ухода отчет ушел наверх, отдел ним не ознакомили, что вызвало у сотрудников некоторые подозрения. Теперь по крупицам надо воссоздавать снова.
– Я поступила бы так же, – согласилась Елена Ивановна. – Собственно, я так и поступила в свое время. Ты, наверное, как все, считаешь, что я гулянками-танцульками на работе занималась? Я искала. Васильев не только раздобыл козырь против Вечных, он оставил наводки, видимые умному человеку, а также подсказал, что в курирующих отдел верхах возможна утечка. Твой план полностью повторяет то, с чего начала я. Прости, у меня опять.
Затормозив и прикрывая ладонью рот, Елена Ивановна выскочила из машины. Явный токсикоз, через несколько месяцев нужно поздравить, ведь до сих пор у Бойкой Бойко не было детей. И у ее мужа не было. Вообще, странная семья: совершенно разные, она – майор из конторы, которую все боятся, поскольку на любого, как бы высоко не летал, найдет управу, а он – вылезший из грязи в князи неизвестно кто, о ком несколько лет назад даже не слышали. И нате вам: счастливая пара, решившая уехать за тридевять земель, чтобы…
Щелкнули закрытые с брелока дверные замки. За окном Елена Ивановна садилась в автомобиль охраны, о тошноте она забыла, будто и не было. В тишине сзади послышалось: тик, тик, тик…
Кожа пошла мурашками. Бомба? Подбросили конкуренты, о которых говорил капитан, но перепутали машины? Нет, таймер включился сейчас, одновременно с закрытием дверей. И будущие следователи, когда дойдет дело, естественно, начнут копать под конкурентов…
Липкий пот мешал думать. Карина рванула поочередно ручки дверей. Бесполезно. Стекло выдержало удар локтя. Понятно, при такой охране автомобиль обязан быть бронированным от люка до шин. Карина потянулась к сумке на заднем сиденье и вжикнула молнией: несколько белых цилиндров скручены проводами, сверху на блоке с электронным табло мелькали цифры: ноль пять, ноль четыре, ноль три, ноль два…
«Если все нормально, позвоню», – сказала Елена Ивановна в аэропорту мужу, которого нашла при поиске Вечных. Она не позвонила.
И за прошедшие пять лет она изумительно сохранилась.
Однажды в Вероне
– Буон джорно, синьор Валентино. – Я положил на прилавок картонное сердечко.
Словарный запас иссяк. Продавец, лысоватый низенький итальянец, знал о проблеме и ответил по-русски:
– Добрый день, синьор. Рад, что вы воспользовались новым купоном. Чем могу служить?
– Нужен еще один рассказ для конкурса.
Синьор Валентино усмехнулся:
– Надеетесь выиграть?
Я улыбнулся. Мы друг друга поняли. Для вампира, который питается надеждами, выгода небольшая, но в обмен просят не всемогущество, а всего лишь рассказ.
Да, синьор Валентино – вампир. На самом деле вампиры – вовсе не кровососы из страшных сказок.
– У вас есть выражение «энергетический вампир», это ближе, но тоже не то, – объяснял он при знакомстве. – Мы, вампиры, не люди и ничто из того, что человек способен представить. В человеческих языках нет нужного слова. С вашей точки зрения мне подойдет определение «сущность вне времени и пространства, чья пища находится в мире, на который эта сущность умеет воздействовать в определенных пределах». Я исполняю желания, но питаюсь надеждами, связанными с этими желаниями. Если попросите миллион долларов, надеясь жить долго и счастливо, вы получите свой миллион, но проживете несчастливо и недолго.
Вспомнился анекдот, как за душу, которую надо отдать после смерти, мужик потребовал у дьявола вечную жизнь. Я рискнул:
– А если попрошу бессмертие?
– Почему нет? Но вы учли, с какой надеждой связано ваше желание? Подумали, где и кем проведете вечность, когда я заберу оплату?
Воображение нарисовало вечного узника, замурованного, как мумия в пирамиде. Затем – олигарха, чьи деньги веками множатся в банке, а сам он лежит в гробу закопанным на километр. И любимца женщин, у которого при касании прекрасного пола случаются понос или импотенция. Как обойти нежелательное? Потребовать вечность в раю? Но я не представляю райских кущ, разве только в виде болтания ножками сидя на облаках, и здесь подставить меня еще проще. А вопрос «кем» просто размазал по стенке. Кем меня могут сделать? Вечно шпыняемым бесом, обязанным являться по чужому желанию? Камнем? Элементарной частицей?
Если попрошу, чтоб меня сделали Богом, не сойду ли с ума от одиночества и безысходности? Утешат ли меня послушные людишки, которых создам, и не разозлят ли непослушные?
А если забыть о себе и сделать что-то для человечества? Чтобы все были счастливы. Чтобы не было войн. Чтобы люди не болели. Чтобы не было бедных. Чтобы разделенные встретились, а поссорившиеся помирились.
Надежда будет самой благой, а она, стоило бы напомнить, не оправдается в любом случае. Это плата за исполнение желания. Подвох заключался в самом условии. Что ни пожелай, эффект получится обратный.
Синьор Валентино почувствовал мое смятение.
– Вы же писатель, как о себе думаете, – сказал он. – Разделите понятия желания, надежды и цели. Представьте ситуацию, в которой исполнение желания при крушении надежд приведет к цели. При правильной формулировке все остаются довольны.
Я моргнул несколько раз, почесал щеку и все равно спросил:
– Это как?
– Очень многие, как, например, местные подростки, которых ныне приписывают к семействам Монтекки и Капулетти, так и не поняли. А некий Хью Хеффнер, пожелавший, чтобы его постоянно окружали красивейшие девушки мира, имел целью долгую жизнь, но надеялся, что его будут любить не за деньги. Желание сбылось, и цель достигнута, хотя надежда не оправдалась. Но цель-то, повторяю, достигнута! Думайте, синьор. И думайте в первую очередь о себе. Чем больше желание решать за всех, тем больше шансов повторить судьбу зелотов, якобинцев, большевиков… Вам трудно поверить, но даже национал-социалисты хотели счастья для всех, просто под всеми они подразумевали избранных. Когда кто-то насаждает счастье, как сам его понимает, ничего дельного не выходит. О благе человечества мечтали не только бесправные, но и власти предержащие, среди моих клиентов отметились римский диктатор, французский император, русский царь, советский генсек, американский президент… Их желания были благородны, надежды наивны, но честолюбивых личных целей каждый из них достиг. Главное – не врать самому себе. Четко разделите желание, надежду и цель, и все получится. Что вы хотите лично для себя?
Я нервно постучал пальцами по прилавку. Пятый десяток на носу, внешностью и возможностями в лучшую сторону не отличаюсь, потому главная цель – обрести истинную любовь, взаимную и нерушимую. Она кажется все более призрачной. Но терять надежду не имею права. Отставим пока в сторону.
Менее приоритетная цель – стать хорошим писателем.
– Вот вы, синьор, пишете роман. – Как типичный итальянец, синьор Валентино в разговоре помогал себе руками, которые сейчас изобразили нечто огромное и чудесное. – Хотите, чтобы он оказался лучше всей остальной литературы, вместе взятой, и надеетесь, что это сделает знаменитым…
Он прав, я намерен стать узнаваемым писателем, для чего требовались качественные серьезные произведения, такие, чтобы заставляли задуматься, подталкивали к добру и после прочтения не оставляли изжоги. Надежда при этой цели – чтобы на улицах узнавали, деньги рекой текли, и, пока не встретил истинную любовь, женщины штабелями в постель укладывались. Что я потеряю, если попрошу готовое произведение, которое поведет к большой цели, но не оправдает глупых надежд? Итогом станет успех у читателя при отсутствии шумихи вокруг меня лично, произведение скажет само за себя. А другой моей цели – найти Любовь – известность мешает, счастье сторонится толпы.
Вроде бы все отлично. Но роман – плохой или хороший – мой. Не дам.
В эти дни проходил очередной литературный конкурс, а идей, чтобы участвовать, у меня не было. Допустим, отправлю я доставшийся по оказии хороший рассказ… по условиям договора с вампиром тайно лелеемые надежды на победу рухнут… но умный читатель посмотрит на текст, а не на результаты голосования, он поймет «ху из ху», и моя цель приблизится. А если среди читателей найдется та единственная…
Брысь из головы лишняя надежда. Итак: желание – рассказ, надежда – выиграть конкурс, а цель – заявить о себе как об авторе, который что-то может. Я кивнул:
– Устраивает. Можно вопрос не по теме? Почему вы не впустили пару, которая отдала мне купон?
Синьора Валентино передернуло, будто он проглотил муху:
– От парня пахло чесноком. Единственное, что в вашем мире правдиво о вампирах – мы действительно не переносим чеснок, даже запах. Это нас не убьет, поскольку нас ничто не убьет, но работать в таких условиях невозможно, и я постарался, чтобы купон достался вам – более серьезному и благоразумному.
Рукопожатие скрепило заключенную сделку.
Наверное, надо бы рассказать об этой паре с купоном и о том, как мы с синьором Валентино познакомились.
Когда мужчина в расцвете сил живет один, он либо пьет, либо гуляет, либо, если работа нравится, работает. Мне моя работа нравилась: никакой привязки к месту, живи где хочешь, только статьи вовремя отсылай. Подработка копирайтером и разовыми консультациями также кое-что приносила, а свобода позволяла сосредоточиться на романе, который, я не сомневался, однажды потрясет мир. Заработка хватало, чтобы колесить по странам и континентам и заниматься главным – писать, писать, писать…
Минусы у такого существования – небезопасность, одиночество и жизнь на грани нищеты, если оказался в странах «золотого миллиарда». Сюда меня и занесло. Второй месяц я снимал угол в деревеньке вблизи Вероны, выбираться откуда было затруднительно. Селяне русского языка не знали и нарочно не понимали английский («Бе, ун каццо американо»). Мы общались жестами. Большие патриоты и хорошие люди, местные жители, когда узнавали, что я никаким боком не каццо американо (один из жестов показал, что без запикивания словосочетание не переводится), подвозили меня в город бесплатно, всегда чем-то угощали. И однажды…
Рядом с заброшенной сувенирной лавкой ругалась парочка. Сначала они ломились в закрытую дверь, что-то кричали, потом едва не побили друг друга. Итальянка напоминала кинодиву, кавалер – брутального мачо из мелодрам. Когда ярость сменилась безнадежностью, они скорбно обнялись и побрели вдоль улицы. Я проходил мимо, и мачо, от которого легонько пахнуло чесноком, протянул мне картонное сердечко.
– Квелло негоцио, – его подбородок качнулся в сторону запертой лавки, – прови, буона фортуна.
Он подтолкнул меня к двери. Та внезапно открылась.
– Буон джорно, ми кьямо Санто Валентино. – Улыбчивый низенький продавец потянулся к сердечку в моих руках. – Дамми иль купоне.
Дверь мгновенно захлопнулась за мной, отрезав завопившую от радости и снова взвывшую парочку.
– Простите, не понимаю.
– Меня зовут Санто Валентино. – Итальянец оказался полиглотом. – Можно просто синьор Валентино. Я вампир.
Сначала мне не верилось в реальность происходящего, я пытался сбежать от психа, но слово за слово, и вышеприведенный разговор привел к исполнению желания. Надежда на победу в конкурсе, естественно, не оправдалась, но цель приблизилась. Рассказ понравился многим. И я пришел вторично.
– О чем должен быть новый рассказ? – спросил синьор Валентино.
– Конкурс ко дню Святого Валентина, условие – про любовь, подусловие – попытка склеить что-либо, хотя бы разбитое сердце.
– Позвольте уточнить: любовь к чему? В наличии имеются прекрасные варианты: к приключениям, к спиртному, к азартным играм, к деньгам… – Синьор Валентино оборвал сам себя. – Что-то не то говорю. Любовь. Ну конечно же. – Он хлопнул себя по лбу. – Я понял направление, сейчас подберу что-нибудь.
Он то ли хлопнул в ладоши, то ли потер их в задумчивости перед трудной задачей, но кроме этого сделать ничего не успел – в лавку влетела запыхавшаяся молодая дама.
Я обомлел. Сколько лет посетительнице, во что одета, какого цвета волосы и прочее – все растворилось во взгляде невероятных глаз, искренних, глубоких, безмерно голубых. Больше я не видел ничего. Меня смыло, закрутило и теперь утягивало куда-то, то ли в рай, то ли в ад, то ли в новую жизнь. Передо мной стояла Она, та самая, из грез и снов, которую ждал всю жизнь, изредка соскальзывая с главного направления в тупички, но всегда возвращаясь.
На прилавок упало такое же сердечко, как пришедшее мне по почте.
– Рад, что воспользовались новым купоном. – Синьор Валентино разгладил картонку и спрятал под прилавок. – Я не надеялся увидеть вас снова, но все же отправил. Хотите склеить сердце или отношения?
– Не знаю. – Женский взор, в котором я тонул, погас и опустился. – Я приехала к Бруно, потому что казалось, будто итальянцы – другие. Дома, когда звучали песни Челентано, кожа покрывалась мурашками, я закрывала глаза и представляла… не важно, что я представляла. Правда вскрылась, когда я выучила язык. «Только я. Только ты. И футбол по телевизору» – представляете, это из пробиравшей до дрожи романтичнейшей песни «Соли», что значит «Одни». Загадывая желание, я хотела другой жизни, но не думала, что будет так. Не снимать обувь ни дома, ни в гостях, пить вино вместо компота и чая, борщ есть не со сметаной, которой они не знают, а с пармезаном, а затычку в раковине считать главным кухонным атрибутом… и не удивляться откровенному разглядыванию… целоваться со всеми приходящими-уходящими до потери пульса, спать исключительно в кромешной тьме, не мыслить ванной без окна, забыть о сливочном масле и пододеяльниках, а наворачивая ягненка, кролика или, прости Господи, кастрато, считать себя вегетарианцем… Еще – разгибать пальцы при счете, сначала завтракать, а затем умываться, воду пить не из крана, а исключительно из бутылки, считать, что чистые волосы – это уже прическа, после еды не говорить «спасибо», кипятить воду в микроволновке, прилюдно сморкаться, а цветы получать только на собственные похороны… Список бесконечен. Не об этом я мечтала, когда бросала работу, друзей и переезжала в чужую страну. Я думала, здесь, в новых условиях, чувства расцветут, а они завяли и умерли. Склейте сердца, чтобы я и мой избранник понимали друг друга с одного взгляда, или просто склейте разбитое сердце. В общем, склейте мою жизнь, если возможно.
Синьор Валентино поднял указательный палец:
– Давайте вспомним условия прежней сделки. Вашей целью было найти свою половинку, при этом вы желали, чтобы все стало по-другому, и надеялись, что «по-другому» – лучше, чем было. Желание исполнено в точности, оговоренная плата получена, и вы просто не представляете, насколько близко подошли к главной цели.
Только сейчас дошло, что я понимаю разговор, а значит он ведется по-русски. Автоматически вылетело:
– Здравствуйте.
Мое присутствие заметили. Глаза, что ввергли в ступор, оглядели мои ничем не выделявшиеся рост, одежду, внешность… и застыли, встретившись взглядами.
Мы поняли, что нашли друг друга – две половинки единого целого. В лавке вспыхнула и перегорела лампочка.
– Но-но, потише, господа, не надо столько эмоций. – Синьор Валентино восстановил освещение хлопком в ладоши. – Мне кажется, оба ваших новых желания исполнены. Вы, синьор, получили рассказ – именно такой, как хотели, а вы, синьорина, – понимание. И оба пришли к главной цели жизни. А цену вы знаете.
Он еще раз хлопнул в ладоши, и лавку заволокло туманом.
Мы пришли в себя только на улице. Вокруг равнодушно сновали люди, глазели туристы, тянули за покупками горластые смуглокожие зазывалы. Снаружи ничего не изменилось. А для нас изменилось все. Я понял, что плевать мне на конкурсы, на рассказы и даже на недописанный роман, жизнь потеряла смысл без нее – стоящей передо мной, которую только что обрел. Хочу быть с ней отныне и навсегда. После разочарований, ошибок и боли потерь во мне проснулась надежда на счастье…
