Петр Ингвин
Ольф. Книга вторая
Ее кофе я выпил вслед за своим и сделал это, надо заметить, с большим удовольствием.
Официант принес чай. Нос Челесты с предвкушением двинулся к чашке… и замер на полпути. Уголки рта опустились, взор потускнел, как лампочка на двести двадцать вольт на территории Америки.
– Ун тэ?
*(Чай?)
– Ти.
*(Чай)
Чего ей еще надо? Горячего шоколада в постель? Не понимаю. Не любишь кофе – не заказывай. В следующий раз пресеку, если решит повторить номер. Еще и от чая мордочку воротит.
Кстати, за последнее время я обнаружил еще несколько особенностей, для моей напарницы вполне естественных. Для меня – не очень. После того, как накормили, она не привыкла говорить «Спасибо», зато чихание встречала возгласом «Феличита!» Любопытно, кому желалось счастье – отчихавшемуся или окружающим, чтобы не заразились вылетевшими микробами?
Или вот такая особенность, тоже отнесенная мной к разряду национальных: Челеста не удивлялась и не противилась откровенному разглядыванию с ног до головы, считая чем-то нормальным. Меня это бесило. Рядом с ней нахожусь я, и любому разглядывальщику, если не извинится, по негласной традиции следует намять физиономию…
Еще – она улыбалась всем посторонним, с кем встретилась глазами. Дикое и опасное качество. У нас это называется заигрыванием и в неправильной компании ведет к печальным последствиям. В караоке чуть не привело. Окажись там люди другого сорта или на стакан пьянее…
Челеста зачем-то удваивала «да» и «нет»: си-си, но-но. Так и хочется добавить: правда-правда. Не из одного ли источника все эти пока-пока и чмоки-чмоки?
Желая изобразить, что ей все равно, она два-три раза проводила тыльной стороной ладони от шеи к подбородку. Комментариев не будет, у нас тоже непонятных жестов с избытком.
Чай остывал, мы сидели молча. Переборов злые чары какого-то несбывшегося желания, Челеста воздела глаза к небу и взялась за чашку. Нет, желания не закончились, чашка осталась нетронутой.
– Си пуо ми ординаре ун бикьерэ ди вино?
*(Возможно заказать мне стаканчик вина?)
Ударение не наше, но, кажется, просит вина. А деньжат кот наплакал, только на кофе, не больше. Вот же блин точка ком. У напарницы день рождения, а я? И это после всего, что по моей вине свалилось на бедняжку.
– Прости, мы обязательно закажем, но не в этом заведении. После. Не здесь. Но хиа.*
*(Нет здесь)
Поняв, что ничего другого не предвидится, Челеста принялась хлебать чай. «Обед» завершился скомкано. Я расплатился, отдав официанту почти все кровные.
Погода баловала, на улице стояло бабье лето. Мы без проблем вернулись на корабль и полетели в заМКАДье. Глаза выискивали речку, где можно набрать камней. Камни оказались последним звеном в цепочке размышлений на тему «как добыть денег, не наступая на горло совести». Честно заработать – не вариант, хотя хитрые извилины вываливали некоторые специфические идейки, либо вовсе экзотические. В основном, корабль фигурировал в них в качестве транспортного средства. Я представлял, как беру в аэропорту опоздавшего пассажира и доставляю на улетевший самолет, сразу на борт. Разве люди не заплатят за такой аттракцион? Одна из проблем (пожалуй, главная) – как войти в салон летящего лайнера, не вызывая паники и подозрений. И пассажир, к сожалению, не станет молчать о произошедшем. Чудо – оно и есть чудо, даже если не чудо.
Работать обычным такси, пассажирским или грузовым, не получится – клиенту нужно знать, на чем он или его груз поедет. Фантазия работала дальше. Например, можно, обнаружив сверху пожар или наводнение, за плату спасти особо ценное имущество. А если владелец чересчур богатый, предварительно можно самому же поджечь или затопить… Нет, это не мое, мне хочется честных денег. За спасение получают зарплату спасатели, пожарники и врачи, а если у кого-то появилась возможность сотворить добро, нужно делать это бесплатно. Оттого я не верю в экстрасенсов.
Но делать добро тоже не стремлюсь. Начни я спасать каждого, кто по собственной дурости свалится с горы или в ледоход оторвется и уплывет в открытое море на льдине – останется ли время на что-то еще? Говорят, люди приходят к благотворительности с возрастом. Наверное, я еще не повзрослел.
– Понимаешь, Челеста, – по пути рассуждал я, – можно взяться перевозить посылки с континента на континент, но кто мне их доверит без выяснения, каким средством транспорта воспользуюсь? И – к вопросу о документах. Кто поверит мне на слово?
Из-за последнего пункта все легальные виды заработка отпадали. Оттого мысль постоянно возвращалась к крамольному намерению эксплуатировать эксплуататоров, то есть грабить награбленное, как мы делали в Париже.
Где найти воров, которых не посадили? Казалось бы, ответ на виду: достаточно залететь в любой поселок с тройной охраной. Честный человек тратить столько денег на свою безопасность просто не сможет. Но совесть не давала покоя. Даже если телевизор раструбил, что кто-то – последняя сволочь, как узнать, что материал не проплачен конкурентами или завистниками? Не хочу ошибиться, хочу знать наверняка. И грабеж, который выглядит как грабеж – фу, что за манеры, поручик?
Можно полетать над злачными местами, отследить перемещения наркоманов и подловить наркодилеров. На это нужно время. Оттого беспроигрышным вариантом показались гаишники. Когда никто не видит, многие из них с удовольствием отправляют штраф мимо кассы. Условие «никто не видит» в моем случае легко обращалось к собственной пользе: достаточно найти прячущийся в кустах экипаж, дождаться «случайного» попадания денег в машину, и можно действовать. Глас с неба подкрепят падающие камни. Один большой камень, высотой выше клиренса, уронить перед машиной, а второй сзади, чтобы утихомирить особо прытких. Можно и на ногу, если попадется кто-то нервный. Наверное, достаточно, чтобы упало рядом, особенно если с намеком, что следующий «снаряд» не промажет. Понятливость и покорность обстоятельствам, замешанная на праве сильного, у коррупционеров в крови. Если все пройдет как надо, люди от моих действий не пострадают, машина останется цела, только настроение взяточников испортится от потери «заработка». Главное, не попасть в поле зрения камер наблюдения, иначе в мире такой шухер начнется…
Внизу выплыла во всей серой красе стройка с заготовленной для чего-то горой нужных мне валунов и булыжников. Возьму отсюда, авось от нескольких камней не обеднеют. Поиграю с первым попавшимся нечистым на руку экипажем, прикажу оставить левую выручку под одним из свалившихся с неба «метеоритов», пусть потом доказывают друг другу, что им не пригрезилось. Бес попутал – бес и забрал. После такого происшествия кто-то из них, возможно, даже в церковь пойдет, исповедоваться и менять жизнь к лучшему. Впрочем, горбатого могила исправит.
Рекламная растяжка поменяла планы. «Срочная доставка по городу»! Доставка! А что, если…
Как частенько у меня бывало, мышцы опередили мысли, и повинующийся рычагам корабль уже мчался вдоль улиц в поисках чего-то подходящего.
Я прирулил к пиццерии, где на вывеске красовался довольный армянин, для простаков изображавший итальянца, и присутствовало слово «доставка». Кавказцы обычно терпимее к проблемам с документами, у самих такое случается сплошь и рядом. Выйти пришлось за находившийся рядом цветочный киоск, над которым завис корабль, это было единственным подходящим местом на улице, чтобы припарковаться. Жутко пахло аммиаком, стенку киоска подпирали штабеля пустых ящиков. Они и помогли остаться незамеченным. Челеста осталась ждать.
Сразу от двери шагнув к стойке, я спросил стоявшего за кассой парня:
– Хозяин здесь?
За его спиной из-за ширмы появилось еще двое, позади за столиками напрягся народ. Появление неизвестного с требованием начальства встревожило работников и посетителей, их взгляды добило то, что держали мои руки. Весь план насмарку. Мне совершенно не хотелось привлекать внимания. Придется играть в открытую.
– За хозяина – я, – сказал один из тех, кто появился за кассой. – Чего надо?
Чувствовалось, как сзади поднялись из-за столиков отнюдь не доброжелательные фигуры. Меня брали в кольцо.
– Вам нужны быстрые курьеры, – заторопился я. – Есть предложение. У меня сейчас нет документов, они на оформлении, также нет залога, кроме, вот, охотничьего карабина. – На стол грохнулась завернутая в камуфляжную куртку «Сайга». – Зато есть изумительная возможность быстро перемещаться по городу. Я готов выполнить несколько заказов.
– Не интересует.
– А вы подумайте. Возьмусь развезти в три раза больше, и если хоть одну заявку не успею, то денег не надо, а залог останется вам.
Я рассчитывал именно на корысть. Не сработало. Тот, что «за хозяина», повторил:
– Не интересует. Забери это со стола.
Меня стали выжимать на улицу. Кажется, здесь решили, что им подбрасывают криминальный ствол.
Я сам виноват, мог предусмотреть.
– Ухожу, но вы прогадали. Жаль, что у меня нет другого залога. Без залога же не доверите? Ладно, пойду к конкурентам.
На улице один из подталкивавших остановился рядом.
– Если есть ствол, зачем крохоборничаешь? Не стыдно?
Парень был чуть моложе меня, темноглазый, черноволосый, с характерным носом, свойственным кавказским нациям. Рядом с нами торопились по своим делам прохожие, на нас никто не обращал внимания. Пока. Человек с оружием, пусть оно завернуто в тряпку, рано или поздно бросится в глаза. Мне следовало убираться подобру-поздорову.
– Следую заповедям «не убий» и «не укради». – Я собрался уйти.
– Тоже верно. А что, правда сможешь быстро попасть на другой конец города и вернуться? Как насчет слетать за час до Теплого стана и обратно?
– Сорок минут.
Ответ произвел впечатление.
– Сделаем так, я дам адресок в том районе, недалеко от метро, отвези девушке цветок. Если через сорок минут будешь здесь, получишь сотню зеленью. Залог оставлять не надо, но если через час тебя не будет, залог станет моим, и мне придется тебя найти, чтобы забрать свое. Если искать придется долго, набегут проценты. Хорошие условия?
Я без колебаний пожал протянутую руку. Парень зашел в соседний киоск, через минуту в моих руках оказались роза и адрес.
– Я Арсен. Тебя как звать?
– Правду не скажу, а врать не хочу. И встречное предложение: если управлюсь за полчаса, сумма удваивается.
Темные глаза Арсена глянули на меня как на кретина, но с уважением.
– В три раза, – спокойно объявил он, перебивая ставку. Уголки губ смеялись. Взгляд не сползал с карабина, а в голове, наверное, строился план, как меня потом отыскать.
– И бутылка хорошего вина, – добавил я.
– Заметано. Ну, Курьер, время пошло.
Его взгляд опустился к наручным часам, я воспользовался отвлечением внимания.
– Эй, Курьер, там нет прохода! – донеслось вслед, когда я исчезал за киоском.
Глава 5
Все прошло отлично, кроме последнего этапа. Времени предприятие заняло минут двадцать, в основном оно ушло на поиск нужного адреса и беготню по этажам. Роза была передана симпатичной девушке, открывшей дверь, через минуту вернувшийся корабль завис около пиццерии… и не смог найти места для посадки. Перед заведением толпились все ранее находившиеся внутри черноволосые посетители, и не только они. За киоском наблюдали, за прочими окрестностями тоже.
Оставлять свою «прррелесть» с итальянкой где-то далеко было страшновато. Мы снова зависли над киоском. Челеста получила в руки «Калашникова». Я указал на ожидавший народ:
– Если что, не стесняйся, защищай меня как последнюю надежду, что в твоем случае совсем не гипербола. Только не насмерть, а то кораблик не вылечит.
На этот раз я выпрыгнул на другую сторону цветочного павильона, прямо на асфальт перед собравшимися. От меня шарахнулись, кто-то посмотрел на верхние этажи припиравшей заведение пятиэтажки, кто-то – просто вверх. Те, кто не суеверный, взглядов не отводили и молча взяли меня в кольцо. Вперед вышел Арсен.
– Как?! – Чувствовалось, что за ответ он сейчас отдаст все. – Гаянэ прислала фото, ты был там пять минут назад.
– Условия выполнены, жду оплату. Желательно в рублях.
– Без проблем. Пацан сказал – пацан сделал.
Под присмотром множества глаз в мои руки перекочевали перевязанная банковской резинкой пачка и темная бутыль без этикетки.
– Что за вино? – Не люблю сюрпризы.
Арсен расплылся в улыбке:
– Не вино, а сказка! Лучшее из домашнего, родители прислали, сами делают. Попробуешь, потом еще придешь.
Заговорил тот, что «за хозяина»:
– Беру на работу. На особых условиях. И тут еще люди хотели потолковать кое о чем…
– Простите. – Я прижал занятые добычей руки к груди. – Со всей душой, но у девушки день рождения, срочно нужно поздравить. В следующий раз – непременно. Можно мне с собой еще одну пиццу и бутылочку лимонада? Сколько с меня?
– Э-э, забудь. От заведения.
Заказанное мне вынесли в пакете, туда же я опустил деньги и вино.
– Приходи, поработаем. – «За хозяина» протянул визитку. – Если что, звони. По любому поводу. Короче, не теряйся.
– Договорились.
Человек, до сих пор отслеживавший пространство сзади киоска, сейчас стоял рядом. Отлично, а то мне казалось, что ждать придется.
Когда я бегом помчался за цветочный павильон, сзади громыхнул топот бросившихся вдогонку – не потому, что хотели задержать, а просто не понимали, что я творю. И не поймут. Когда три человека остановились, глупо озираясь на пустом провонявшем пятачке, я уже командовал «Взлет!»
Куда теперь? Все просто. Если мы были на Эйфелевой башне – как не посетить Останкинскую?
Челеста разглядывала квадратную коробочку.
– Пицца?!
– Си, Челеста, как же ты проницательна. На коробке по-итальянски написано.
Открытая крышка вызвала недоуменный взгляд:
– Аллора соно папа. Квестэ пицца американа. Ма пицца американа э комэ ба-ла-лай-ка итальяна.
*(Тогда я Папа Римский. Это пицца по-американски. Но американская пицца это как итальянкая балалайка)
Судя по услышанному, такой пиццей ее папа в Америке угощал. Правда, при чем тут балалайка, я не понял. А-а, балалайка итальяна – гитара! Шутит, наверное. Пицца под гитару… Романтичненько. Но сейчас я устрою такую романтику, какая ни американским пиццам, ни итальянским балалайкам не снилась.
С вином, лимонадом и пиццей мы высадились на такой высоте, где просто появиться страшно. Эйфелева башня, говорите? Вы не стояли на решетчатой площадке для ремонтников, куда выход только с лестницы через лифт для обслуживающего персонала. Почему-то в корабле на большей высоте страшно не было, а здесь…
Челеста схватилась за меня, начисто забыв про пиццу. Каблуки соскальзывали в дыры между арматуринами, куда легко проваливалась вся нога. Дунуло так, что моей спутнице пришлось подхватить низ красного платья, оно не просто грозило задраться, а его рвало изнутри восходящим потоком. Резкий порыв унес пиццу в красивый полет вверх, словно птицу. Там птица-коробка расправила крылья, нагадила четырьмя сортами сыра и отправилась следом. Обойдемся. Я открыл бутылки.
– С днем рождения!
– Чин-чин!
Бутылки звякнули боками, мы приложились к горлышкам. Моя посудина была с лимонадом, так как я за рулем, в самом невероятном смысле этого выражения. За таким рулем, что ой-ой. Нельзя терять бдительности.
Внизу расстилалась Москва.
– Дарю! – Царским жестом я обвел просторы. – Можешь любоваться, только руками не трогай.
Челеста, насколько показала жизнь, придерживалась того же правила в отношении меня и себя.
Домашнее вино оказалось крепким, Челесту пробрало. Продышавшись, она объявила новый тост:
– Верра иль ностро джьорно! (Наше время придет. Или: будет и на нашей улице праздник)
Звон бутылок – и мы снова отпили. В стальной конструкции ревел ураган, сдувая нас к чертям собачьим. С такой силищей проходилось не просто мириться, а подстраиваться, иначе действительно сдует. Без корабля я пока летать не умею. В смысле, что не умею летать управляемо.
Вокруг выло и стонало, мы поочередно отхлебывали, я обнимал прижавшуюся ко мне Челесту за талию… Феличита.
– Нон вольо риторнарэ а каза, вольо прэндэрэ иль воло кон тэ. – Челесту пробило на разговоры. – Сэ бизоньа партирэ рер пьянэта альтра – прэго.*
*(Не хочу возвращаться, хочу улететь с тобой. Если понадобится лететь на другую планету, я готова)
Приходилось кричать друг другу в ухо. Нет, все же здесь совсем не романтическое место. Изначально у меня сама собой возникла подспудная мыслишка о поцелуе, но она сгинула от простого соображения, что если вдруг повторю подвиг коробки с пиццей-птицей, то облегчусь отнюдь не сыром и тестом.
– Хватайся за меня! – сообщил я прижавшемуся к губам маленькому ушку.
Возвращение вышло похожим на парижское: Челеста висела у меня на спине, обнимая сзади за шею (в одной руке заодно удерживалось вино), ее тыл так же, как на Эйфелевой башне, сверкал, показывая прошлому все, что о нем думает (злой ветер все же задрал платье), а я с приятной ношей и своей бутылкой в одно невероятное движение влетел в теплый уют корабля. Теперь, после прыжка через жуть, можно было поцеловаться.
Челеста руководствовалась другими соображениями. Она уселась на полу, привалилась к будуару и вытянула вперед прямые ноги. Покачивая ступнями и прихлебывая из бутыли, Челеста продолжила непонятную тираду «за жизнь».
– Ми авэванно пер нулла…*
*(Меня ни во что не ставили)
Тоскливый взгляд переползал с меня на бутылку и обратно. Неприятное сравнение.
– Адессо ми анно пер морто. А ке скопо ди риторно?*
*(Сейчас меня считают мертвой. Зачем возвращаться?)
Кажется, что-то про Одессу говорит. Хочет в Одессу? Нет, милая, не сегодня, для столицы юмора сейчас нет ни денег, ни настроения.
– Давай погуляем, – сказал я.
Поступившее от меня предложение приняли беспрекословно. Еще бы, если ни бельмеса не понимаешь.
Парк Горького отпугнул количеством народа, и я уже почти выбрал дебри Измайловского, над которым мы как раз оказались, но тоже передумал. У человека день рождения, нужно дарить новые впечатления. К тому же, платье, которое ей так нравится – его же нужно кому-то показывать, иначе – в чем смысл?
Пойти в какой-нибудь клуб? А если что-то произойдет, и потребуются документы? В музей? Не тот настрой. И у Челесты что-то слишком ноги подкашиваются. Не крепковато для нее винцо? Хотя, чтобы свалить итальянца, это надо постараться, у них вино входит в каждый обед и ужин неотъемлемой частью – как у нас «третье», то есть чай или компот. Потому даже машину водить разрешено с достаточным количеством промилле.
Мы вышли к набережной. Лучше просто пройтись по центру столицы, чем специально что-то придумывать. По пути само придумается. Мы шли в обнимку, Челеста что-то лепетала, иногда прикладываясь к бутылке. Я наслаждался жизнью. Солнце… Родина… Опять же – ладонь на чудесной талии… Красивая подружка и свобода, помноженная на всемогущество – что еще нужно мужчине?
Главная мужская радость – дарить радость женщине. Я дарил. И ее принимали. Тоненькая смугляночка светилась счастьем, мне на плечо то и дело клонилась ее головка, лепет становился все тише. Наконец, Челеста полностью умолкла, дальше мы шли в тишине. Хотя, какая тишина в центре Москвы?
Челеста вдруг встрепенулась:
– Ольф, о урдженца ди фарло…*
*(Мне срочно нужно сделать это…)
Ее бросило к бетонному парапету, она перегнулась…
Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.
Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Внутри оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»
Не приду. Даже в желании удружить надо предупреждать, иначе вот такое случится. И на работу туда не приду, иначе живым не выйду. Пусть те люди, которые хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.
Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.
Что-то Челеста долго телится.
– У тебя все в порядке?
У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Челеста спала.
– Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пошли отсюда!
Слова были бесполезны. Подействовали только хлесткие пощечины, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить? Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.
– Простите…
Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, использовавшие в это время расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.
– Нон токками! Змэттила!*
*(Не трогай меня! Прекрати!)
Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.
– Теперь твое дело дойти. До корабля далеко, несколько километров. Главное, продержись!
Не продержалась. Последнюю сотню метров я нес безвольное тело, а когда до корабля было рукой подать, пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.
Наверное, корабль привел бы Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.
– Но… Перке…* – пробормотала Челеста. – Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….
*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)
Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым она так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… а с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что возможны условия, когда все окажется на виду. И если сама же допускает эти условия…
Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся – прямой намек?
Стоп, и полный задний ход. Нужно ли искать скрытый смысл там, где все объясняется глупостью? Непредусмотрительность – синоним юности, сам таким был.
Кхм, а ведь не только был, но и остаюсь. Такое творю, что ни в сказке сказать, ни… Это даже не глупость, это мальчишеская борзота по отношению к мирозданию. А с другой стороны – чего оно, мироздание, от меня хочет? Чтобы покорно отдал корабль тем, кто распорядится им с большей отдачей для человечества? А где гарантии, что произойдет именно так, а не иначе, и что какой-нибудь слабодушный винтик системы не решит, что лично ему эта штука нужнее? И кто сказал, что хозяевам летающей тарелки захочется расхлебывать кашу, которая заварится, когда к делу подключатся силы на уровне государств? Может быть, эти истинные хозяева терпят меня, как я терпел бы не сильно доставучее насекомое – прихлопнуть можно всегда, просто лень. Ведь не жужжит над ухом и в суп не лезет…
То есть, когда я начну делать что-то не то, меня прихлопнут. У вызывающего дрожь вывода было приятное следствие: получалось, что сейчас я делаю все как надо. Но другой вывод – что я насекомое, которое временно терпят – нисколько не радовал.
Ох, что только не лезет в голову, когда ты не один, но одинок.
Стало больно смотреть на смятую красную тряпочку. За разглядывание не побьют, а за милую сердцу вещь – легко. Если не в прямом смысле, то в переносном. Например, обидевшись насмерть. Да и вид у платья после того, как владелица пообнималась с парапетом, стал, прямо скажем, не блеск.
– Прости, Челеста, надо.
Платье, поддетое пальцами снизу, короткими рывками поползло вверх. Приходилось переваливать Челесту с боку на бок, иногда приподнимать. Она не просыпалась. Я и прежде видел напарницу обнаженной, но руками трогал впервые. Пульс взбесился. Еще не хватало потерять голову. Я сделал несколько вдохов-выдохов, переждал сердечную канонаду и продолжил дело. Платье снималось поэтапно и очень аккуратно – с такой осторожностью из бомбы вынимают запал. Бомб оказалось несколько, и через энный промежуток времени все оказались снаружи. Последними выскользнули плети рук. Красное счастье отправилось на полку, там его неведомым способом вычистят и отутюжат, завтра будет не узнать.
С ощущением, будто в одиночку вагон разгрузил, я без сил рухнул около соседки. Естественно, лег лицом к ней – ну нельзя не смотреть, когда такая красота рядом. Мало того, сложно как не смотреть, так и не прикоснуться. Я осторожно погладил пальцами бок Челесты. Только что спавшая, она дернулась, глаза остались закрытыми, но в тишину гневно выплеснулось:
– Пер ки ми ай?! Че сотто квалькоза. Ке фай кви?..*
*(За кого ты меня принимаешь? Здесь что-то нечисто. Что ты делаешь здесь?)
Ей что-то снится. Если снюсь я, то где-то в другом месте и не в нынешнем антураже.
Спящее чудо резко отвернулось. Меня пробрало до печенок, инстинкт всерьез вознамерился подраться с разумом. Разве можно заснуть в таких условиях? А нужно. Будем считать овец, или кого там считают для засыпания. Раз, два, три… елочка гори. И вообще, гори все синим пламенем. Пламя, огонь, свет… Освещение, что ли, приглушить?
Раньше Челеста не могла нормально спать без установления кромешной тьмы, а сейчас при свете дрыхла так, что разбудит только взрыв прямым попадаем осколка. И то не факт.
Я вылез из кровати и сел за рычаги. В открывшейся панораме утонула и исчезла позади Москва, внизу проносились леса, поля, дороги. Города. И довольно часто. Куда, собственно лечу? Так ведь домой, а для этого не нужно рулить, точка приземления за городом известна, можно включить автопилот. Освободившееся сознание всколыхнулось: если завтра Челеста проснется в таком виде… Что она подумает? Я бы на ее месте решил, что кое-кто воспользовался ситуацией. А если вспомнить, что сначала к ситуации привели мои же действия…
Из того, что лежало в кладовке, купленный во Франции комплект вполне подходил – у верхней части была застежка, не придется вязать непонятные узлы. Начать, естественно, надо с главного. Я взялся за щиколотки Челесты, и каждая ступня поочередно вделась с моей помощью в тряпичную восьмерочку. Душевных сил на это ушло столько, будто я тигров сквозь огонь проталкивал. Спина покрылась липким потом. Грубые желания не давали работать, я же сам закрывал себе возможность, которая подсознанию казалась логичной и в каком-то смысле приемлемой. Челеста в таком состоянии, что, наверное, даже не проснется, а я…
А я сволочь. Однозначно, если такие мысли допускаю.
Я потянул на себя лодыжки Челесты, отчего она, лежавшая на боку, вытянулась в струну. Из этого положения ее, для удобства, пришлось опрокинуть на спину. Отлично. Процесс одевания бесчувственного тела продолжился ускоренным темпом. Периодически пришлось, конечно, повалять с боку на бок… Назовем это издержками производства. Челеста все равно не проснулась.
Раз, два, три, четы-ы-ыре… Нет, даже в таком виде она искушает беспомощной доступностью, а гормоны на гармони выводят гармонии. Мысленный счет не поможет. Вызванный глобус получил пальцем в бок, и корабль взмыл за облака.
В той точке мира, куда мы прибыли, только светало. Глазам открылся невероятный комплекс ущелий, скал, пещер, каменных башен, водопадов, ложбин, где по дну огромного плато петляла река Колорадо. В течение дня горы здесь меняют цвета с розовых на серо-синие и далее до пурпурно-коричневых. Иногда становятся даже черными, когда солнце пробивается сквозь облака. Сейчас они были светло-розовыми. Передо мной расстилался Гранд каньон. Всего несколько цифр, чтоб оценить масштаб: длина почти полтысячи километров, глубина до двух, ширина в районе дна около километра. Извилины, петли, крюки и даже круги только прибавляли мне решимости совершить задуманное.
– Ну, кораблик, полетаем? Ниже. Еще ниже. Старт!
На ручном управлении я послал транспортное средство вперед со скоростью пули. Компьютерные игры, говорите, стрелялки, бродилки, леталки? Куда им до такого. Лететь по дну каньона на скорости, от которой захватывает дух, и понимать, что одно неверное движение – и от корабля не останется воспоминания… Зато как нервы успокаивает! Точнее, рвет их, вяжет узлами и, как на струнах, играет мазурку. Я чувствовал себя гонщиком из космической кино-саги. Проносившиеся горы сливались в месиво, на которое не успевал упасть взгляд. Это нереально. Лететь т а к – это больше, чем ощущения. Это за их пределом.
– Ольф, довэ чи тровьямо?* – раздалось из будуара.
*(Где мы?)
– Очнулась? Здесь и мертвый очнется. Мы в Аризоне. Большой каньон. Я хочу пролететь через него от начала до кон…
– Ольф!!! Прэнди а синистра!!!*
*(Сверни налево)
Маленький вертолетик медленно снижался, наш невидимый корабль несся в него со скоростью пущенной вслед ракете противоракеты.
– Черт подери!..
– Маннаджя ла мизэрия!* – раздалось одновременно.
*(Черт подери!)
Секундой раньше можно было взять левее, но теперь поздно. Вверх мы тоже не успевали, а если рискнуть, то ускорение с многократной перегрузкой размажет нас по стенкам. Меня, надеюсь, корабль потом как-то соберет по кусочкам во что-то жизнеспособное, а насчет Челесты я не уверен. Впрочем, на раздумья времени не было, все «за» и «против» мозг просчитал автоматически и выдал результат, которому повиновались пальцы на рукоятях. За долю секунды до столкновения корабль успел снизить траекторию до уровня воды. Это не решило проблемы. Мы неслись прямо на урчавшее чудище, и вариантов, чтоб избежать столкновения, не осталось. Все, что я мог сделать, а Челеста бездумно повторить – совершенно по-детски пригнуть головы. Как в машине, когда в лобовое стекло летит ветка, что просто свисает с дерева.
Рассказывать долго, а пролетела всего доля секунды. Рраз… и все.
Это был тот момент, когда перед глазами мчится жизнь. Мчится, мчится… Время перестает существовать, вспоминается все хорошее и плохое, прощаются обиды… То, что длилось миг, в глубине души тянулось вечность. А забылось мгновенно, едва верх корабля соприкоснулся с низом вертолета. Сквозь невидимый салон корабля пронеслась стальная лыжа, и мы с Челестой оказались в сотнях метрах, а вскоре в километрах далее. Люди в вертолете не только не пострадали, но даже ничего не заметили. Корабль сам принял решение о наиболее безопасном выходе из ситуации. Или это подсознательно сделал я?
– Ольф, о пауро.*
*(Мне страшно)
Челеста попыталась выбраться из будуара. Не получилось – инерция от диких виражей внутри каньона бросила ее обратно и растянула по кровати. Тихо донеслось:
– О маль ди тэста.*
