Пенелопа Дуглас
Падение
Глава 5. Кейси
Всем телом я ощущала влажный липкий школьный воздух, с большим усилием пробираясь сквозь него, словно через тонкую влажную ткань, в учительскую.
Но мне это даже нравилось.
К тому же освещение в коридорах было тусклым, а дождь все сильнее стучал по крыше. Создавалось ощущение, словно в мире не было никого, кроме меня. Одиночество сейчас мне было просто необходимо.
Не только поцелуй Джекса в тот день задел меня за живое, но и его слова, которые я постоянно прокручивала в голове. Откуда он настолько хорошо меня знал? Он словно предвидел все аргументы и просчитывал мои реакции, заранее зная результат, а я не могла ничего ему противопоставить. Спустя неделю после тех событий он все еще не выходил у меня из головы. Мысли о нем стали насущной потребностью, как пища или воздух.
Мне хотелось его ударить, и я не знала, почему.
Господи. Заправив волосы за ухо, я шла по коридору.
Гроза началась час назад. Так как летом освещение в школе большей частью не работало – в целях экономии электричества горели только лампы в классных комнатах, – единственным напоминанием о том, что сейчас позднее утро, были отблески дождевых капель, отскакивавших от стекол, и их длинные тени, танцующие на стенах. Занятия только закончились, но едва ли кто-то смог бы об этом догадаться. Школа была уже пуста.
Группа поддержки и игроки команды по лакроссу не появлялись из-за погоды, и по меньшей мере треть учеников, занимавшихся с кураторами, также отсутствовала.
С кураторами. Я вздохнула, спускаясь по лестнице.
За последние несколько дней мы продвинулись очень мало. Уверена, что ребята просто выключились, потому как наступили каникулы.
Хотя с парочкой учеников было приятно заниматься: Ана, к примеру, была очень контактной и способной – но с остальными наши занятия напоминали борьбу. Я понимала, что делаю что-то не так. Они не проявляли инициативы, не отвечали на вопросы и в целом выказывали явное недовольство. Хреновая из меня учительница.
Но, понаблюдав за другими кураторами и их группами, я увидела ту же модель: отсутствие интереса и откровенную скуку. Разумеется, кто захочет проводить летние каникулы в душном классе, в то время как их друзья тусуются и крутят романы на озере Свонси? Ну и пусть. Какое мне дело до их школьных успехов? Если им все равно, то мне – тем более.
Но я понимала: это никудышная отговорка. Мне было не все равно.
«Корректировка поведения нужна не этим ребятам, а тебе».
Черт, Джекс.
Джекс, которого я толком и не видела с прошлого понедельника.
Джекс, на которого я украдкой посматривала из школьного окна, когда он бегал по полю, смеясь и потея.
Джекс, который буквально бросил меня в качалке после того умопомрачительного поцелуя.
Джекс, который наблюдал за мной, когда я училась в старших классах, а теперь мы поменялись ролями и за ним наблюдала я.
Резко затормозив, я открыла дверь учительской и вошла, глядя по сторонам в поисках какой-нибудь живой души. В комнате было жутковато: ни света, ни движения, ни единого звука, кроме шума падающей воды за окном. На всех поверхностях мерцали отблески грозы.
Ливень усиливался. Я размышляла, как мне добраться до дома, учитывая тот факт, что обычно я ходила пешком. Нужно было позвонить Шейн.
– Это не обсуждается. – Я повернула голову на резкий голос, доносившийся из кабинета медсестры.
Кто?..
Голос продолжал:
– Как я уже говорил…
Забыв о стопках документов, которые мне нужно было забрать из-под длинного рабочего стола, я тихонько подошла к открытой двери кабинета медсестры, миновав пару других дверей.
Моя короткая многослойная черная юбка тихо колыхалась на бедрах при ходьбе. Наряд дополнял бирюзовый топ. Я потирала голые руки ладонями, пытаясь унять дрожь.
– Да, Джаред. Я знаю, кто наш отец.
Я застыла на месте. Внутри все перевернулось. Это был Джекс. Он говорил с братом.
– На мою долю выпало куда больше побоев, чем на твою, – прорычал он. – Поэтому перестань пытаться меня защитить.
Побоев?
Подойдя к открытой двери, я осторожно заглянула внутрь. В животе тут же закружились бабочки.
Однако Джекс был в полном раздрае. В буквальном смысле.
На нем были длинные черные шорты из сетчатой ткани и черные беговые кроссовки. Волосы, обычно собранные в тугой хвост на затылке, прилипли к его мокрой спине, и я не могла понять, отчего, – то ли он вспотел в качалке, то ли промок под дождем. Удерживая телефон плечом, Джекс ходил по кабинету и что-то искал. Ему явно было непросто, потому что он прижимал ладонь к порезу на животе, в то время как из раны на локте на выложенный плиткой пол капала алая кровь.
Я слышала голос Джареда, доносившийся из трубки, но слов разобрать не могла.
Джекс одну за другой распахивал дверцы шкафчиков и вновь захлопывал их обратно, и, несмотря на его помятый вид, у меня возникло такое чувство, что его раздражение вызвано отнюдь не этими царапинами.
– Если он выйдет раньше, значит, так тому и быть! – заорал он, ногой захлопнув шкафчик, и я съежилась. – Получай свой судебный запрет, но меня в это не вмешивай. Если он ко мне приблизится, я ему глотку перережу!
И теперь я услышала слова Джареда отчетливо и громко:
– Не надо давать мне еще один повод для беспокойства!
Джекс не ответил. Он убрал телефон от уха, нажал отбой и швырнул его на одну из кушеток.
– Сукин сын, – проворчал он, опершись рукой на шкафчик и опустив на нее голову.
Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал тяжело, но я знала, что причиной тому не раны. Я застыла на месте, прикусив губу и понимая, что должна развернуться и уйти. С тех пор как я вернулась в город, он вел себя со мной просто отвратительно.
Но, вместо того чтобы убраться, захотелось… убедиться, что он в порядке.
По правде говоря, мне нравилось видеть его таким, потерявшим контроль, и я смотрела на него как завороженная.
Он постоял так еще несколько секунд, и наконец его дыхание выровнялось.
Я никогда еще не видела Джекса на взводе. Это Джаред с его бурным темпераментом обычно взрывался, как сигнальная ракета в небе. Он метал гром и молнии, и все вокруг тут же понимали, что он зол.
Действия Джекса, напротив, всегда – всегда – отличались точностью и малозаметностью, словно все его шаги и решения были продуманы и просчитаны заранее. Я частенько задавалась вопросом, спит ли он вообще или вместо этого планирует грядущий день, стараясь предугадать ход каждой беседы, в которой будет участвовать, каждый поворот событий.
Что же могло заставить его вот так потерять самообладание? Выйти из себя? И почему мне так хотелось снова увидеть его таким?
Это из-за отца, подумала я. Эта тема могла по-настоящему вывести его из себя.
Со мной это тоже случалось.
Облизнув губы, я произнесла:
– Ложись.
Джекс оторвался от шкафчика и, резко повернувшись, устремил на меня сердитый взгляд, словно сразу понял, что это я.
Взгляд его голубых глаз словно пригвоздил меня к месту на пару секунд, и я успела заметить, как натянулась на его лице безупречная карамельная кожа и как напряглась нижняя челюсть, отчего на щеках появились симметричные ямочки; успела рассмотреть сурово насупленные черные брови.
Когда-нибудь, наверное, мы сможем смотреть друг на друга без хмурой гримасы на лице. Но пока это невозможно.
Обычно это я бросала на него уничижительные взгляды. А сейчас он смотрел на меня так, словно я была четырехлетней девочкой, чье поведение невыносимо.
– Ложись, – повторила я, стараясь сохранять спокойствие. – Я найду антисептик и бинты.
Краем глаза я успела заметить, как он прищурился, подозрительно глядя на меня, а потом обошла его и устремилась к шкафчикам у стены, когда почувствовала, как Джекс схватил меня за предплечье, и, застыв, подняла взгляд.
На его лице была словно маска: оно не выражало ровным счетом ничего. Я проследила за каплей, прочертившей дорожку от его виска к щеке, и могу поклясться, почувствовала привкус соли в воздухе – и облизнула губы.
Его кадык дернулся вверх, прежде чем он заговорил.
– Я сам могу это сделать. – голос прозвучал хрипло.
Изогнув бровь, я посмотрела на его пальцы, сомкнувшиеся на моей руке.
– Я и не говорила, что не можешь. – Я отвела в сторону один палец, а следом и все остальные, затем отвернулась и стала искать бинты и что-нибудь, чем промыть раны. Старалась не прислушиваться к каждому его движению и все равно уловила, как скрипнули подошвы кроссовок и как прогнулась кушетка под весом его тела.
Прикусив нижнюю губу, я протянула руку за антисептиком и нечаянно опрокинула бутылку перекиси, стоявшей в шкафчике. Неуклюже наклонилась, чтобы поднять ее с пола. Слава богу, бутылка была пластмассовая.
Находясь рядом с Джексом, я никак не могла взять себя в руки, пока он полуобнаженный лежал на кушетке. В школе было темно, ни единой души, и, крепко зажмурившись и сделав медленный, плавный выдох, я взяла все необходимое в руки и подошла к кушетке.
Оказалось, что Джек прилег лишь наполовину. Только услышав, как что-то упало на пол, я поняла, что самообладание меня подвело, и я снова что-то выронила из рук, поэтому быстро бросила все припасы на кушетку рядом с ним.
Его ноги в черных кроссовках были на полу, а накачанный торс покоился на кушетке. Как раз это было не так уж и странно. Возможно, ляг он полностью, то почувствовал бы себя уязвимым.
Странность заключалась в том, что он опирался на локти, и от этого по моим рукам пробежала нервная дрожь.
Он собирался наблюдать за мной.
Я набрала воздуха в грудь и наклонилась, чтобы вскрыть упаковку с бинтами.
– Ляг нормально, – пробормотала я, ощущая на себе его взгляд.
– Нет.
Что?
Я посмотрела на него и тут же застыла. Джекс смотрел на меня не моргая. Его взгляд скользнул вниз, к моему топу, а потом вернулся обратно к моему лицу, и тогда я увидела, как уголок его рта изогнулся и выражение лица стало расслабленным и довольным. И мне все стало ясно.
Джексон Трент – сущий дьявол.
Я покачала головой.
– Я с тобой по-доброму. Ты бы тоже мог.
– По-доброму? – хохотнул он себе под нос. – Да не нужна мне твоя доброта.
Я стиснула зубы. В чем его проблема?
Схватив бутылку с перекисью, которую незадолго до этого уронила на пол, я открутила крышку и струйкой вылила жидкость прямо на порез на животе.
Зашипев, он схватил марлю и прижал ее к ране.
– Какого черта?
– Упс, – пропела я и закрутила крышку.
Бросив флакон на кушетку, я ногой раздвинула в стороны его стопы и опустилась на колени между его ног. Он наблюдал за мной, а я положила ладони ему на бедра и медленно наклонила голову к его животу. Убрав в сторону его руку с марлей, я легко подула прохладным воздухом на пузырящуюся перекись, чтобы унять жжение.
Краем глаза я заметила, как он вздрогнул, а потом замер и лежал неподвижно, словно вовсе не дышал. Я надувала щеки и раз за разом дула на порезы, водя головой из стороны в сторону.
Вокруг меня витал едва уловимый аромат его геля для душа, смешиваясь с запахом дождя и пота, и я закрыла глаза, забывшись.
– Кейси, – выдохнул он, и, посмотрев на него, я увидела, что он запрокинул голову назад и тоже закрыл глаза. Его грудь вздымалась и опускалась, а кадык перекатывался, и я не могла заставить себя отвести взгляд от него и его идеального торса.
Ему нравилось, и, черт возьми, я боролась с соблазном поцеловать его.
Переместив вес тела на пятки, я посмотрела на него с улыбкой.
– И все-таки тебе нравится моя доброта.
Ухмыльнувшись, я встала на колени, взяла физраствор и марлю, а Джекс поднял голову и стал смотреть на меня.
– Так что же произошло? – спросила я, прижав марлю к коже прямо под порезами, чтобы она впитала стекающий раствор.
Затем вылила немного раствора на раны, чтобы промыть их, и мышцы пресса у него напряглись, вероятно, от холодной жидкости, так как физраствор не вызывал жжения.
Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– У ребятишек, помешанных на естествознании, на крыше парники, – проворчал он, и я едва не рассмеялась. – Мастерс попросил меня подняться и проверить, закрыты ли крыши. Я поскользнулся, спускаясь по лестнице. Зацепился за какие-то болты.
Ой.
Оставшимся куском марли я вытерла раствор, а потом открыла упаковку с влажными салфетками и убрала кровь.
– Тебе следует надеть перчатки, – заметил он. – Ну, знаешь, кровь и все такое.
– А я думала, что с тобой девушке ничего не грозит, – парировала я, открывая упаковку с пластырями. – Ты разве не об этом мне говорил?
С минуту Джекс молчал, наблюдая за тем, как я приклеиваю на живот три прямоугольных пластыря.
– Не просто девушке, а моей девушке, – наконец уточнил он. – И все же тебе не стоит быть столь беспечной. В следующий раз надевай перчатки.
Я проигнорировала эти слова. Когда он вел себя подобным образом, у меня возникало странное чувство.
Он привык отчитывать меня, но порой будто бы оберегал, а в дополнение ко всему вышеперечисленному еще и вел себя как настоящий козел. Я решила, что снисходительность – это его способ обеспечить себе превосходство.
Выпрямившись, сменила тему:
– Еще где-нибудь болит?
Джекс помешкал лишь мгновение. А потом согнул правую руку, подняв локоть и показав мне царапины, которые я заметила, еще когда стояла за дверью.
Я повторила ту же процедуру, встала и склонилась над ним, промыла физраствором раны, подставив марлю.
Он зашипел и скомандовал:
– Подуй.
– Так ведь не больно же, – усмехнулась я, отлично зная, что физраствор не щиплет и не жжет.
– Господи, Кейси, – рявкнул он, поморщившись.
Я закатила глаза, но уступила. Взяв его руку снизу, я наклонилась и осторожно подула на царапины. Запах Джекса вновь окутал меня, и мне отчаянно хотелось закрыть рот и втянуть его носом.
Но я этого не сделала: знала, что он внимательно наблюдает за мной.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросила я, вытирая остатки раствора и кровь.
Я не взглянула на него, но услышала, как он сглотнул.
– Просто ты впервые в жизни сделала мне приятно, вот и все, – ответил он. И, возможно, это были самые искренние слова, которые я когда-либо слышала.
Я нахмурила брови.
Впервые сделала ему приятно? Я не знала, что на это сказать. Мне совершенно нечего было ответить.
Я молча закончила обрабатывать раны и быстро наклеила пластыри, больше не глядя ему в глаза. В старших классах Джекс пытался быть со мной милым. Он хотел быть мне другом. Возможно, с перспективой более близких отношений. А теперь я навязывала ему свое внимание, в котором, он, вероятно, не нуждался.
– Могу я спросить? – рискнула я.
– О чем?
– Той ночью, когда ты отвез Лиама домой… – я проглотила комок в горле, разглаживая пальцами пластырь на его руке, – ты сказал, что у тебя есть татуировки. Слишком много. – Я сфокусировала взгляд на его предплечье. – Что ты имел в виду? – Очевидно же, что у Джекса не было ни единой татуировки. Его фраза не имела никакого смысла.
Он отвернулся и медленно, глубоко вздохнул. Так, словно собирался нырнуть с головой под воду и знал, что вынырнет не скоро.
– Извини, – тихо произнесла я, выпрямившись и смяв упаковки от пластырей в кулаке. – Я просто… не знаю… Просто хочу тебя понять.
Наконец я посмотрела ему в глаза. Он молча изучал меня. Может, пытался придумать ответ, правда я не была уверена, хотел ли он вообще что-то объяснять. Забавно, за прошедшее время я не раз вспоминала те его слова, но только сегодня, случайно подслушав их разговор с Джаредом, поняла, что они как-то связаны с его детством.
Я совсем не знала, кто такой Джексон Трент.
Он потер предплечье и прищурился.
– Если бы ты решила сделать себе татуировку, что бы ты попросила изобразить?
Я моргнула, потрясенная его вопросом.
– Хм. – Тихо усмехнулась, задумавшись над ответом, а потом призналась: – Наверное, крылья ангела. Причем одно из них сломанное.
– Это как-то связано с твоим прошлым?
– Да, – кивнула я.
– И это что-то, о чем ты хотела бы помнить?
– Да.
– Вот поэтому у меня нет татуировок, – подытожил он. – Люди делают татуировки по разным причинам, но так или иначе это всегда напоминания о том, что сделало их такими, какие они сейчас. Я же не хочу вспоминать о людях, которые дали мне жизнь. О людях, которые меня вырастили… – Он решительно покачал головой. – О местах, которые я видел, о поступках, которые я совершил. Все равно из головы это не выкинешь. Так зачем еще и рисовать это на теле? Я ни на чем не хочу зацикливаться.
Его язвительный тон был адресован не мне, но я понимала, что задела его за живое. И догадывалась, о чем он говорит. Воспоминания о детстве по-прежнему причиняли боль, и он не хотел думать о них, глядя в зеркало.
Нашим друзьям повезло. Мать Тэйт – хоть и ушла из жизни – любила ее. Отец всегда был рядом. Черт, да даже мама Джареда в итоге оказалась классной. А родители Шейн хоть и контролировали ее чрезмерно, но очень переживали за дочь.
Внезапно я поняла, чтó у нас с Джексоном Трентом общего. Насколько иной могла бы быть наша жизнь без нерадивых родителей. Или родись мы в других семьях.
– Ни матерей, ни отцов, – прошептала я.
– Что?
Моргнув, я покачала головой:
– Ничего.
Только когда мои легкие начали гореть, я осознала, что все это время не дышала.
Сделав глубокий вдох и собрав медикаменты, я выпрямилась и спросила:
– Твой брат много для тебя значит? Джаред, Мэдок, Тэйт… Возможно, когда-нибудь ты поймешь, как тебе на самом деле повезло, или найдешь что-то или кого-то, кто будет тебе небезразличен.
Может, и я буду в их числе, подумала я, подходя к шкафчикам и расставляя все по местам, в точности так же, как было.
Вспышка молнии осветила комнату, и через несколько мгновений послышался раскат грома.
Черт. Я же так и не позвонила Шейн.
Услышав, как скрипнула кушетка у меня за спиной, я поняла, что Джекс поднялся.
– Там дождь, – произнес он. – Я тебя подброшу. Пошли.
Повернувшись, я увидела его массивный силуэт в дверном проеме. Он натягивал серую футболку, на которой виднелись разрывы и пятна крови.
Господи. Я едва не задохнулась, увидев, как напряглись мышцы его живота, проследила взглядом за V-образными линиями, которые исчезали под шортами. Футболка сидела на нем свободно, но ее короткие рукава облегали бицепсы. Высокий, в меру мускулистый, он был просто идеален. И я готова была поспорить, что любая женщина думала то же самое, глядя на него.
Чистый секс.
Я отвернулась к шкафчикам, пытаясь замедлить дыхание и не думать о нас с Джексом вдвоем в машине.
«Я подброшу тебя». Я покачала головой. Ага, черта с два.
– Все в порядке, – пробормотала я, не поворачиваясь к нему. – Я позвоню Шейн.
– Даже не думай вынуждать свою сестру сесть за руль в такую погоду, – произнес он своим размеренным низким голосом, в котором послышалась угроза. – Иначе мне придется придумать что-нибудь еще, чтобы снова поставить тебя на колени.
У меня вытянулось лицо, а во рту пересохло. Маленький засранец.
– Не зли меня, Кейси. Я буду у входа через пять минут.
И с этими словами он исчез.
Машина Джекса когда-то принадлежала Джареду. Я столько раз видела ее за эти годы. Хотя она была старше, чем «камаро» Лиама, но определенно крепче. Или, возможно, просто так казалось. Я помню, как сидела в машине Лиама на светофоре и у меня было такое ощущение, что вот-вот откажет мотор или случится что-нибудь еще в этом роде. Она даже двигалась так, будто в любой момент заглохнет.
Но в черном «мустанге GT» Джекса я чувствовала себя так, словно сидела в турбореактивном самолете, прочном как сталь. Автомобиль с легкостью скользил сквозь пелену проливного дождя. Из-за черного цвета салона создавалось впечатление, будто ты в пещере. Косые струи дождя били в лобовое стекло. Я почти ничего не видела впереди, так как дворники с трудом справлялись с таким потоком воды.
Но эта машина оказалась надежным убежищем от дождя, который хлестал по крыше сверху, а брызги из-под колес отдаленным эхом стучали по кузову.
Находясь в тепле и безопасности, я все еще никак не могла унять нервную дрожь, от которой волоски на моих руках стояли дыбом. Я сжала ткань своей юбки в кулаках и смотрела невидящим взглядом в окно.
Он был слишком близко. И – я вытерла ладони о свои теплые бедра – недостаточно близко.
– Вот, – заговорил Джекс, и я вздрогнула. Он протянул руку за полотенцем, лежавшим на заднем сиденье и бросил его мне. – Оно чистое.
Ну, разумеется, чистое. Джекс мог время от времени запачкать руки, но его одежда и автомобиль – во всяком случае, судя по тому, что я видела, – были безупречны. Черт, даже его дом выглядел девственно чистым.
– Спасибо, – сказала я, поймав полотенце у груди.
Хоть какое-то занятие. Все что угодно…
Я нагнулась и вытерла ноги, а потом сняла шлепанцы и насухо промокнула ступни.
Я не успела промóкнуть насквозь, да и Джекс подъехал максимально близко к школьному входу, но мне все же досталось. Одежда была в мокрых пятнах размером с монету, а пряди волос прилипли к шее и плечам.
Вытерев бедра, я прислонилась спиной к сиденью и отерла капли воды со своих голых рук.
Вытираясь, я чувствовала, что Джекс наблюдает за мной.
Повернувшись, я положила полотенце на заднее сиденье и замерла, когда в полной тишине у меня в животе раздалось урчание – доказательство того, что я ничего не ела с раннего утра.
Черт. Я снова повернулась и пристегнула ремень, надеясь, что он ничего не слышал.
Но нет.
– Ты голодная? – спросил Джекс, бросив взгляд в мою сторону. – У меня есть что перекусить, если хочешь.
– Нет, все в порядке, – пробормотала я, не глядя на него.
И тут у меня в животе снова заурчало. Я закрыла глаза и обхватила себя руками, вжавшись в сиденье.
– Господи, – усмехнувшись, он снова протянул руку и достал из сумки на заднем сиденье пластиковый контейнер.
– Ешь, – скомандовал Джекс, поставив его мне на колени.
Я поджала губы. Почему он говорит со мной таким снисходительным тоном?
– Все нормально, – сказала я, отворачиваясь к окну. – Я все равно скоро буду дома.
– Значит, домой я тебя могу отвезти, но еду мою ты есть не станешь?
Мои глаза округлились, я посмотрела на него.
– Ты же сам заставил меня поехать с тобой, – заметила я, а потом тихо добавила: – Я благодарна, разумеется. – И покачала головой, не сумев сдержать улыбку. – Ладно, – проворчала я, – поем.
И в считаные секунды я сняла с контейнера крышку и удивленно уставилась на ломтики арбуза, лежавшие внутри. Взяв ломтик двумя пальцами, я пошутила:
– Фрукты? Я никогда не представляла тебя нарезающим арбуз, Джекс.
– Но в других сценах ты меня представляла, – невозмутимо произнес он, и на его лице появилось такое выражение, словно ему было все обо мне известно.
Переключив передачу, он устремился вперед, а я закатила глаза, не желая развивать эту тему, поднесла к губам ломтик арбуза и откусила половину. Мне нравилось ощущение его зернистой поверхности на языке. Рот заполнился сладким соком, и в животе снова заурчало, на сей раз одобрительно.
Проглотив сок, я едва не рассмеялась и вовремя прикрыла рот рукой: я и не думала, что была настолько голодна.
– Очень вкусно. Спасибо.
Но когда я взглянула на Джекса, от моей улыбки не осталось и следа. Он сосредоточенно смотрел на дорогу, и его лицо было похоже на маску. Казалось, он был чем-то рассержен. Машина замедлила ход, и в его прищуренных глазах появилось странное выражение.
– Я что, ем твой обед? – спросила я, внезапно тоже разозлившись на то, что он вынудил меня это съесть. – Я же сказала тебе, что все в порядке…
– Ешь, – оборвал меня он, – пожалуйста.
Он сглотнул, и его кадык дернулся. Ему было явно не по себе.
Я не понимала, чем вызвана эта перемена в его настроении, и не знала, что мне делать. Поэтому просто продолжала жевать, ощущая, как заполняется пустота в желудке. А Джекс вел автомобиль по запруженным улицам.
Заиграла композиция The Deep End группы Crossfade, и я отдалась собственным мыслям, почти не пытаясь скрыть, что наблюдаю за ним.
Джекс вел машину абсолютно по-мужски: спина прижата к спинке сиденья, прямая рука стальной хваткой лежит на руле в положении на двенадцать часов, подбородок опущен. Когда он переключал передачи, я смотрела на его кисть, скользила взглядом по мускулам на предплечье, отмечала, как они напрягаются. Мне нравилось, как автомобиль набирает ход, как рычит и вибрирует мотор, отчего по моим ногам пробегали мурашки.
Мне хотелось уметь водить вот так.
Я никогда не просила Лиама научить меня, хотя он наверняка бы согласился. Если не принимать во внимание все эти чертовы измены, мой бойфренд – бывший бойфренд – был, в общем-то, неплохим парнем, и договориться с ним было легко.
Но я сама никогда не думала, что смогу. Как глупо! Ведь я хорошо училась в школе и была способной.
Я продолжала есть, поглядывая на руку Джекса всякий раз, когда он переключал передачи. Пыталась запомнить, что он делает, чтобы машина набирала скорость, наблюдала за тем, как синхронно двигаются его ноги и руки.
Когда я была маленькой, мать сводила меня на симфонический концерт в Чикаго. Я помню, что зрители смотрели на музыкантов, а я следила за дирижером. Эта способность управлять всем действом завораживала меня. Я завидовала его самоконтролю, умению руководить столькими инструментами, чтобы в результате получилось нечто настолько прекрасное. Это было как потрясающий пазл, и тебе нужно было найти верный способ собрать все части воедино.
Я тихо жевала, наблюдая за Джексом, следя взглядом за его движениями, и чертовски хорошо понимала, что, если бы мне пришлось выбирать, за кем наблюдать – за дирижером или за Джексоном Трентом, я бы выбрала Джексона Трента.
Его длинные пальцы сжимали рычаг переключения передач, мускулистые икры напрягались всякий раз, когда он выжимал сцепление, а голубые глаза, которые – клянусь – почернели, напряженно смотрели в лобовое стекло.
Я могла бы бесконечно любоваться тем, как он ведет машину.
– Перестань на меня смотреть, – сказал он, и я тут же перевела взгляд на его лицо.
Черт!
Он по-прежнему смотрел в лобовое стекло, его губы были приоткрыты, а лицо выглядело настороженным.
– Что? – спросила я, сделав вид, будто не поняла, о чем он. Будто я сейчас не пускала слюни, глядя, как он ведет автомобиль. Но это было бесполезно. Мои щеки пылали, и я уверена, он это заметил.
– Из-за тебя мы попадем в аварию, черт возьми, – выругался Джекс.
– Из-за меня? – нахмурилась я. – И что же я такого сделала?
Он покачал головой, издав едва слышный смешок.
– Сделай одолжение, ладно? – его голос вдруг стал мягким и чувственным. В этой внезапной перемене было что-то угрожающее.
Джекс стрельнул в меня взглядом, и я захлопнула рот, проглотив остатки арбуза. Какого черта он смотрит на меня вот так?
Дернув подбородком в мою сторону, он произнес:
– У тебя на губах арбузный сок. Слижи его, или это сделаю я.
Я ошарашенно опустила руку с ломтиком арбуза. Это что, шутка? Но нет, вызов в его взгляде, угроза в его тихом голосе, охватившее меня ощущение опасности – все это едва ли было шуткой. Я моргнула и, отвернувшись, уставилась в лобовое стекло.
Что за черт!
Быстрым движением я слизнула с губ остатки сока и закрыла контейнер.
В моей сумке зазвонил телефон, и я протянула за ним руку, радуясь возможности отвлечься. Но, взглянув на экран, поежилась.
Снова мать. Она дважды звонила, а теперь прислала еще одно сообщение.
«В доме у Тэйт. Через десять минут».
Покачав головой, я снова засунула телефон в сумку, пытаясь избавиться от дурного предчувствия. Какого черта ей нужно? Когда я приехала в город, она даже не удосужилась поинтересоваться, как я добралась, а несколько дней спустя звонит и пишет не переставая. Может, просто никак не смирится с тем фактом, что я сама ей не позвонила? Не знаю. Но видеть ее я не хотела. Только не сегодня и, скорее всего, не в ближайшее время.
– Кто это? – спросил Джекс.
Я вздохнула, продолжая смотреть в окно. К чему лгать?
– Моя мать. Она ждет меня дома у Тэйт.
– Зачем?
Я пожала плечами, почувствовав, как меня одолевает грусть. Не то чтобы я не хотела с ним это обсуждать. Просто не могла. Кто знал, что будет на этот раз, когда я открою рот? И как быстро воспоминания о матери разрушат тот кокон блаженства, в котором я сейчас находилась?
– Откуда мне знать? – проворчала я. – Ты задаешь слишком много вопросов.
Я не хотела видеть ее и слышать ее голос. Не хотела, чтобы она прикасалась ко мне.
Я поджала губы, затылком ощущая взгляд Джекса.
Мы повернули на Фолл-Эвей-лейн. Ливень почти не влиял на скорость, с которой Джекс вел машину.
Я закрыла глаза. Пожалуйста, не останавливайся. Пожалуйста. Я вцепилась в ручку двери. Тупая боль внутри становилась все сильнее, по мере того как он приближался к дому.
Три секунды.
Две.
И наконец одна.
Но он не остановился.
Он не остановился! У меня округлились глаза. Повернув голову, я увидела его самодовольно изогнутую бровь.
– Что ты делаешь? Куда ты едешь? – выпалила я, уперев правую руку в приборную панель, когда он снова прибавил скорость.
– Ты хочешь домой? – спросил он в свою очередь.
Нет.
– Э-э… м-м, – протянула я.
– Хорошо. – Улыбнувшись, он переключил передачу вверх – по крайней мере, судя по тому, что скорость снова увеличилась. – Могу понять. Своих родителей я бы тоже видеть не захотел.
– Ла-а-адно. И куда же ты собираешься меня отвезти?
Джекс не ответил. Сделав музыку погромче, он устремился вперед, по безлюдным улицам, сквозь пелену дождя.
