Павел Волчик
Бродяги. Путь Скорпиона
3
– Вот тебе и порча! Ха! – повторял Тойво по пути в «Мамочкин приют». – Вот тебе и проклятие! Так выгодно сбыть какого-то там коня и получить годовую выручку!
– Он не «какой-то там конь», – возразил Ахти и вздохнул. – Мне будет его не хватать.
– Тебе, парень, нужно жениться на кобыле. Она нарожает тебе маленьких кентавров, и ты будешь их нянчить.
– Кто такие кентавры?
– Кто? Это ж ты у нас с Зелёной Пирамиды! Гаспар говорил: у вас там всякого обучают в школе.
– Про кентавров я ничего не слышал, – нахмурился мальчик.
– Оно и ясно. Небось в носу ковырялся. Старина Тойво всяким там наукам не обучен, зато много чего повидал и много чего слышал.
Он высоко поднял палец:
– Кентавриус – это наполовину человек, наполовину лошадь. Жрёт он только растения, к мясу не притрагивается, притом яблоки на дороге оставляет конские.
– Что же, он дикий или разумный?
– Разумный! Книги и свитки обучен читать. Воин хороший, так как быстр и не может с лошади рухнуть. До девок шибко охоч. Как увидит какую красавицу, в нём конская природа просыпается.
– Где ж такие живут? – поморщился Ахти.
– Почём я знаю! За Горьким морем мало ли невиданных стран? Там и обычаи не как у нас, раз бабы до коней охочи.
– Брехня, – улыбнулся мальчик. – Ничего такого нет.
– А гладышей тоже нет? У?
Ахти посмотрел на Тойво серьёзно. Промолчал.
По возвращении они встретили у трактира старуху Ку-Ку. Она бродила по двору и звала Пумми:
– Кис-кис-кис, мой блохастик. Где же ты? Кис-кис!
Заслышав их голоса, она обернулась:
– Третий день не возвращается наш касатик. Видать, волки или лисы его утащили.
– Волки или лисы? – хмыкнул Тойво. – Да он у них в горле застрянет.
– Пумми осторожный, – добавил Ахти. – И у него есть лазейка под крышей в конюшне. Он обычно там прячется.
Мальчик и старуха походили ещё по округе, позвали, но кот так к ним и не вышел.
– Кот, – пробубнила Кукушка. – С кота-то всё и начнётся.
– Что? – не расслышал парень.
– Смотри в оба, Ахти, и держи ухо востро. Времена грядут непростые.
– А когда они были простые? – пожал плечами мальчик. – Тойво продал коня. Хотя бы деньги теперь есть.
– Деньги? – старушка усмехнулась. – Посмотрим, какие они на вкус.
С первым морозцем на тракте воцарилась мёртвая тишина. Через пару недель после исчезновения Пумми мальчик вышел из трактира и прислушался. Из кустов доносился жалобный вопль, спутать который можно было только с заунывным пением пилы.
Ахти раздвинул ветки и увидел, нет, не кота – грязный комок слежавшейся мокрой шерсти. На парня уставились два слезящихся глаза, в которых уже не было мольбы о помощи, только зеленоватый туман.
Мальчик побежал за Ку-Ку. Старушка, проснувшись от его криков, поднялась с лежанки и на удивление проворно последовала за Ахти.
Умелые морщинистые пальцы раздвинули кошачий мех, сомкнулись на голове Пумми. Кукушка заглянула рыжему в глаза, резко отдёрнула руку.
– Что там? – воскликнул мальчик.
– Чёрные слёзы. Это мыльный сап, или черничница. Или этот болван ходил в сторону разлома и заразился, или подхватил эту напасть у дикой лисицы. Неси воду, уксус и масло зверобоя, что у меня на полке.
– Это лекарство ему поможет?
– Это не лекарство. Это мне для очистки рук.
Пумми скончался тихо, без криков и жалоб. Ахти, шмыгая носом, пошёл было за лопатой, но Ку-Ку ему запретила и велела принести хворосту и дров.
– Только огонь может всё очистить. Молитесь всем богам, какие есть, чтобы нам свезло, и этот рыжий паскудник не разнёс по двору заразу, – Кукушка поднесла факел, и сухие ветки быстро занялись. Она громко высморкалась и тихо добавила: – Хороший был кот, ласковый. Хоть и дурень.
И недели не прошло, а с животными в небольшом хозяйстве «Мамочкиного приюта» стало происходить неладное.
Две свиньи притихли в углу и не подходили к кормушке. Коза спотыкалась на ровном месте и жалобно блеяла.
– Вчера я прибил возле сарая крысу размером с пивной бочонок, – развёл руками Тойво, как неудачливый рыбак, – но это, скажу я вам, была и не крыса вовсе, потому что мех у неё чёрный, а глазки злобные и хитрые.
– Может, это была лиса? – усмехнулась Лемпи.
– Ага, с голым хвостом и пищала. Нет уж, эта тварь приползла с той стороны, от разлома. Может, переплыла реку, а с ней ещё целая стая. Они-то и разносят заразу по окрестности. Эй, бабуля, есть у тебя какая-нибудь отрава от этих бестий?
– Отрава у меня всегда найдётся.
– А что давать свинюшкам, подскажешь? Скверно нам придётся зимой без мяса.
– Нужно позвать лекаря, – пробормотала Ку-Ку. – Мои травки тут не помогут.
– Что ж, парень, – обратился Тойво к Ахти. – Пора тебе собираться в путь. Заодно привезёшь мне мазь, которую обещал бедуин.
– Но он же вроде лечит людей, а не скотину.
Трактирщик махнул рукой.
– Дай мне бочку пива, и я покажу тебе, как мало разницы между человеком и животным.
Ахти кивнул и встал из-за стола.
Мальчик решил не тревожить Фиксу и оседлал коня, принадлежавшего Гаспару. Хотя путь предстоял в сумерках, по пустынной местности, он всё равно укрыл его попоной.
Спина Верзилы была такой широкой, что у Ахти скоро затекли ноги, зато шёл жеребец ровно и вёл себя послушно.
Они обогнули Пеньки по широкой дуге, подальше от чужих глаз, и оказались в сосновом лесу, где начиналась тропа, ведущая к временной хижине лекаря.
Ещё не взошла луна, а парень уже въехал во двор Фархада. Из конюшни, лепившейся к ветхой хижине, послышалось знакомое ржание.
Верзила ответил старому приятелю рысаку, прибавив к нему странный стрекот.
Двери ветхой избы открылись, и в жёлтом проёме появилась фигура лекаря. Тюрбана на его голове не было, в правой руке он держал жуткого вида щипцы.
– Кто там?
– Э-это я, Ахти. От Тойво – трактирщика.
Фархад распрямился, посмотрел в темноту.
– А-а, мальчик, который испортил моего коня?
– Почему испортил?
– Потому что прикормил его яблоками. Теперь он попрошайничает у каждого встречного. Входи.
Лекарь вернулся в дом.
Мальчик спешился, привязал Верзилу к дереву покрепче.
Поднялся по скрипучим ступеням, толкнул дверь.
Со стен слабо освещённой избы на него уставились птичьи головы. Был здесь и ворон, и фазан, и ястреб, и сова. Острые клювы, пёстрые перья, когтистые лапы. И ни одна пичуга не двигалась. Ахти бы не испугался, но чучел было так много и они так тесно жались друг к другу, будто специально собрались в стаю, чтобы напасть на гостя.
Мальчик поскорее пошёл на свет и очутился в небольшой комнате, заваленной книгами, свитками и странного вида бутылями. Ярко горел очаг. У огня, припав на одно колено, сидел Фархад и рассматривал в стёклышко какой-то крохотный предмет, который держал в щипцах.
Крякнув, лекарь поднялся и подошёл к столу. О медный поднос что-то брякнуло.
Ахти приблизился и увидел крупный зуб с четырьмя корнями.
– Нет никакого зубного червя, – сказал он, как будто мальчик его о чём-то спрашивал. – Я ездил в дальние страны, чтобы пополнить свои медицинские знания. А в итоге столкнулся с невежеством и дикостью.
Он сел, скрестив ноги, на узорчатый ковёр и пригласил гостя к огню движением руки.
Ахти опустился на пол, протянул навстречу теплу занемевшие пальцы:
– Это же Глухолесье, чего вы ждали?
Фархад пожал плечами:
– Твои односельчане верят, что ночью, когда человек спит, из мрака выползают червячки и начинают грызть их зубы.
– Они не мои односельчане, – перебил Ахти.
Лекарь не обратил внимания на его реплику и продолжил:
– Некоторые даже подвязывают на ночь подбородок, чтобы рот не открывался. Я пообещал им доказать, что это не больше, чем сказка. Взял двух свидетелей, сели мы у старосты и всю ночь напролёт караулили, не вползёт ли кто ему в рот.
– Ну и что?
– Да ничего. Лучше бы я в ту ночь выспался. Но наука требует жертв. – Он взял с подноса зуб, повертел его в руках. – Они мне всё равно не поверили. Сказали, что черви побоялись света свечи. Тёмные люди! Хотят, чтобы я драл им зубы, как тот волхв, что жил здесь до меня. Да, легче верить в чёрных червей, чем перестать есть пищу, имеющую сладость! А когда я удалил чернь из зуба скотовода и заделал отверстие пчелиным воском, он заорал, что я шарлатан.
– Зачем вы проделали ему дырку? – напрягся Ахти, косясь на инструменты, лежащие на подносе.
– Затем, чтобы изъять гниль и залепить её цветочной глиной. Всё, что рождают на свет пчёлы, священно, целебно и продлевает жизнь. Маленький комочек воска закрывает проход духам болезни и гонит их прочь.
Он передал мальчику зуб. Ахти взял его в руки и увидел аккуратно залепленную дырку.
– Разве воск не отваливается? Он же мягкий.
– Увы. Это временное лекарство, но при должном старании больной на долгое время может сберечь вылеченный зуб. Я думал, что найду в северных землях замену этому чудесному, но недолговечному материалу, но кроме смолы этих колючих вечнозелёных деревьев…
Ахти поднялся.
– Послушайте, меня послали к вам по срочному делу.
Фархад выгнул бровь.
– Я вижу, тебя не особенно интересует медицина. Ну что ж, говори. Всякое дело, по которому обращаются к врачевателю, срочное.
– Прежде всего, мазь, которую вы обещали Тойво.
– Ах да… – Фархад поднялся, подошёл к шкафу с глиняными горшочками. – Мне пришлось долго искать барсучий жир. Местные охотники сказали, что со зверями в лесу в последнее время творится неладное, они прячутся и…
Ахти в какой-то момент перестал его слушать. Монотонный голос лекаря что-то напоминал ему, что-то связанное с Зелёной Пирамидой, в которой он жил. Но что?
– …в мазь я добавляю щепотку огненного перца, который растёт только у меня на родине. Секрет в том, что этот порошок, попадая на кожу…
– И ещё, – перебил Ахти, рассеянно глядя по сторонам, – наш скот заболел. Старуха Ку-Ку говорит, что это черничница, или мыльный сап.
Ловкие пальцы лекаря, что-то искавшие на полках, остановились. Фархад замер, воздев кверху руки, словно его должна была вот-вот поразить молния.
– Что ты сказал, мальчик?
Он развернулся, бледный и серьёзный.
Ахти мгновенно пришёл в себя:
– Я сказал, черничница…
Фархад резко приложил палец к губам. Подошёл к столу и раскрыл толстую книгу. Зашелестели жёлтые страницы. Мальчик тоже заглянул в книгу и увидел столбцы слов на двух разных языках. Лекарь постучал пальцем по нужной строчке.
– Заболевание, которое ты назвал, на нашем языке зовётся «камель шаб», что значит «поцелуй ночи». Оно способно уничтожить целый город.
– Что же нам делать?
– Ты должен был сообщить мне об этом в первую очередь! – Фархад раздражённо схватил торбу и принялся бросать туда вещи. – Одно твоё появление здесь может представлять угрозу для всей деревни. Седлай коня, я должен убедиться, что это именно оно.
Рысак Бомбей уже нетерпеливо перебирал копытами, когда хозяин вышел из хижины.
Ахти вскочил в седло, постарался, чтобы Верзила держался в глубокой тени кустарника.
Удивительно, что этого огромного коня ему всё время приходилось ото всех прятать.
– Поедем вдоль реки, – сказал Фархад. – Лишние свидетели ни к чему.
Парень кивнул. Он был совсем не против.
Лекарь тронул коня, и тот потрусил мелкой рысцой по тропе. Верзила последовал за ним.
Они не успели проехать и сотни шагов, как конь Гаспара замотал головой и захрипел. Ахти растерялся, а жеребец встал на дыбы и рванул в ближайшую рощу. Еловые ветки хлестнули по лицу. Мальчик пригнулся и попробовал натянуть поводья, но на Верзилу это не подействовало. Конь тараном прошёл сквозь колючие заросли и, выскочив на поляну, резко остановился.
– Ты сдурел?! – заорал на него Ахти, стирая кровь с расцарапанной щеки.
Верзила раздувал ноздри, опускал и поднимал голову, тревожно косился по сторонам.
Мальчик хотел с силой развернуть коня, но взгляд его скользнул по прогалине, залитой лунным светом. Иней посеребрил бурый ковёр из хвои, пожелтевшие папоротники. Но на поляне виднелись и следы, оставленные человеком. Невысокие пригорки из рыхлой сырой земли, вытянутые, как… как…
– Могилы… – прошептал Ахти. – Что здесь делают могилы?
Ржание рысака за спиной заставило мальчика вздрогнуть. Ещё секунда – и из зарослей выехал тёмный силуэт всадника.
– Ты заблудился? – прозвучал строгий голос лекаря. – Я думал, ты умеешь ездить верхом…
Фархад хотел сказать ещё что-то, но удивлённо замолчал. Наверное, тоже заметил могилы! Но взгляд лекаря остановился на огромном коне, которого теперь хорошо было видно в лунном свете.
– Голиаффэ, – произнёс лекарь незнакомое слово, точнее имя. – Откуда у тебя этот конь?
Ахти замешкался с ответом, разволновался, и Фархад это заметил.
– Этот жеребец принадлежит Гаспару Таурусскому, – продолжил лекарь за него. – Но разве его хозяин не отправился на юг? Разве они с Цубасой не разминулись?
Мальчик опустил глаза. Ну почему, спрашивается, он должен прикрывать этого незнакомца, которого они прождали в «Мамочкином приюте» несколько месяцев? В конце концов, он даже не его друг – так, какой-то старый приятель Тойво и Лемпи.
– Откуда вы знаете?
– В деревне рассказали.
– Этот Гаспар… Он мёртв. Сгинул где-то по пути к Чёрной Язве.
Фархада его ответ не удовлетворил:
– Ты видел его труп?
– Нет, но…
– Тогда не говори того, чего не знаешь!
– Это вы не знаете! Мимо нашего трактира много кто ходил в ту сторону. Целый караван погиб! А эти двое не вернулись в сроки.
– Какие ещё сроки?
– Гаспар и Цубаса назвали день, когда вернутся. И что? Их давно уже нет.
– Глупец! Время по ту сторону реки идёт совсем не так, как здесь. Существа, которые там обитают, не описаны ещё ни в одном трактате. Люди, которые возвращаются оттуда, меняются не только снаружи, но и внутри. Они могли задержаться по тысяче причин. Именно поэтому я здесь, мальчик: изучаю, выспрашиваю, узнаю. Только ум учёного способен разобраться в том, что случилось в ту страшную ночь, когда разверзлась земля и свет небесный озарил и погубил великий Таурус, точнее, его сердце – Исполину. Гаспар и Цубаса отважились первыми ступить на эту проклятую землю. Они первопроходцы, герои или безумцы. Но ответы, которые они найдут, нужны нам всем!
– Что же вы сами не поехали туда?
– Не твоё дело, пострел, – легко перешёл с высокого слога на низкий Фархад. – Удел одних – рисковать собой. Удел других – прикрывать тылы и залечивать раны. И не тебе рассуждать о том, кто больше, а кто меньше приносит пользы.
– Я и не рассуждаю, – буркнул Ахти.
– Моя миссия проста, – задумчиво проговорил лекарь. – Дождаться друзей и встретить их на границе, а также разузнать о Чёрной Язве и разломах, что тянутся вдоль границ бывшей Исполины. Не думай, что я откровенничаю с тобой, мальчик. Вы помогли двум беглецам, укрыли их коней – сделали то, что должен был сделать я. И то, что я рассказал, должно остаться тайной.
Ахти пожал плечами:
– Буду нем, как эти могилы. Кстати, чьи они?
Фархад сощурился, посмотрел в дерзкие глаза мальчика, медленно покачал головой, но ничего не ответил.
4
Тропа, которую они выбрали, вела вдоль песчаного обрыва. Кони ступали бесшумно и неторопливо. С неба всё так же таращилась полная луна.
Внизу зеркальной змейкой сверкала Пестрянка. Её воды ещё не замёрзли, но кое-где на поверхности был виден первый ледок.
Ахти подышал на замёрзшие руки.
– Не обгоняй меня, – велел Фархад. – Пусть твой конь держится позади. И правь подальше от края.
– Я хорошо езжу верхом, – оправдался мальчик. – С ним впервые такое. Наверное, почуял какого-то зверя в лесу.
– Конь болен, – сказал лекарь. – У него сбивается дыхание и не видит левый глаз.
– Что?
Ахти прислушался и действительно заметил, что дыхание у Верзилы неровное, тяжёлое.
– Как вы догадались?
– Когда мы шли вровень, он никак не реагировал на Бомбея. Не пытался его обогнать.
– Значит… Значит, он тоже… – В горле мальчика что-то булькнуло, глаза защипало.
Фархад резко остановился, приложил палец к губам:
– Тс-с. Слышишь? Там.
Он указал рукой вниз, туда, где светлел берег, и парень заметил трёх всадников, неторопливо движущихся в обратном от них направлении. Один из них держал горящий фонарь, другой – короткое, блестевшее в темноте копьё.
– Отсюда они нас не увидят, – прошептал лекарь. – Но могут услышать. Поэтому держи рот на замке.
Они взяли чуть вправо, чтобы обойти нежданных путников. Когда снова свернули в лес, Ахти спросил:
– Кто они такие?
– Возможно, наёмники, оставшиеся от отряда Гончих. Или какие-то другие охотники за головами.
Как они мне надоели! Всё время патрулируют вдоль границы. Выспрашивают, разнюхивают. И холода им не помеха.
– Что им нужно?
– Нелюдей нынче отлавливают и продают за хорошие деньги. А наших с тобой общих знакомых ждут с распростёртыми объятиями. Потому что они признаны государственными преступниками.
– Государственными? Но какой страны?
– Любой, граничащей с бывшим Таурусом, – мрачно усмехнулся Фархад.
Тойво встретил их на дворе с зажжённым фонарём.
– Одна из свиней околела, – объявил он. – Я вижу, господин бедуин решил пожаловать лично. С чего такая честь?
– С того, что следующим после свиньи можешь быть ты, – ответил лекарь, спешиваясь. – Как давно животное умерло?
– На закате она ещё хрюкала.
Фархад кивнул, поманил пальцем мальчика.
– У меня в торбе лежит специальный костюм – достань его. А я пока займусь инструментами. И мне нужен свет, – добавил он, обращаясь к хозяину трактира, – много света.
Сначала Фархад осмотрел Ахти, Лемпи и Ку-Ку. Мальчик оказался полностью здоров, у остальных, кроме старых болячек, никаких признаков болезни не выявилось.
После осмотра лекарь облачился в странные одежды и вышел на улицу. На голове у него был колпак, скрывавший лицо, шею и грудь. Тонкая сеточка на уровне глаз позволяла ему видеть предметы вокруг. На руках были надеты перчатки до локтя из тонкой кожи.
Тойво присвистнул:
– Говорят, так в ваших краях одеваются бабы.
– Ты легковерен, друг мой. Меньше слушай сплетни.
Трактирщик почесал шею, придумывая новую колкость:
– Разве бедуинам можно трогать свиней? Да ещё и мёртвых?
– Человеку многое можно, если это идёт во благо другим, – легко парировал Фархад. – К тому же я не бедуин.
Он велел Тойво посветить и подошёл к дверям сарая:
– Остальные пусть ждут снаружи.
Они вошли внутрь и не появлялись так долго, что зрителям пришлось вернуться в трактир.
– Ты боишься этой заразы? – спросил мальчик, наливая Лемпи её традиционную вечернюю порцию персиковой настойки.
– Я? – Лемпи нервно хохотнула, покрутила в руках стеклянный стаканчик, один из немногих уцелевших в «Мамочкином приюте». – Я переболела ветреницей и «дамской удачей», пятнушкой и слюнявкой. Про «феечкины слёзки», думаю, и упоминать не стоит. Её нет только у дев и евнухов. Все эти вишенки я съела ещё в молодости, а косточки выплюнула. Боюсь?! Да в моём теле просто не осталось места для этой дряни!
Она отставила в сторону стакан:
– Что-то сегодня не хочется.
Медленно погладила живот:
– Ну что они так долго? Может, уже сами околели?
Дверь отворилась, и в трактир ввалился усталый Тойво, голый по пояс. Выглядел он так, будто искупался в поилке для скота.
– Тебе стало жарко, милый? – выгнула бровь Лемпи.
Трактирщик одарил её взглядом, которым провожал самых шумных гостей в своём заведении.
– Лекарь окатил меня какой-то вонючей жидкостью из ведра, – объяснил он. – Сразу, как мы вышли из сарая. А прежде добавил в воду какого-то голубого порошка – до сих пор глаза щиплет.
Он подошёл к стойке и, не смущаясь присутствующих, снял и выжал мокрые портки, бросил их на пол. Достал с полки старую полинявшую скатерть, завернулся в неё и сел у огня.
Следом за ним вошёл Фархад, он уже переоделся в чистую одежду – длинную шерстяную рубашку до пола, такого же небесного цвета, как и его тюрбан. Снял с широкого пояса бутылочку с какой-то жидкостью, капнул на ладонь и растёр. По трактиру разнёсся пряный аромат.
– В вашем диком крае не принято омывать руки, ноги и чресла, – задумчиво проговорил он. – Оттого вы так много болеете.
– А ещё мы не сжигаем хорошую одежду, – пробурчал Тойво, стуча зубами.
– Дух болезни любит обитать на вещах. Великий Абдуалим первым заметил, что лекарь в грязном белье может навредить больному, особенно при сечении.
– При чём? – не понял Ахти.
– Он так называет свои мясницкие занятия, – объяснил Тойво. – Только инструменты у него никудышные, как будто он собрался резать мышь, а не свинью.
– Важен не их размер, а острота.
– Лемпи, – подала голос Кукушка, до этого как будто дремавшая у печи. – Угости чем-нибудь лекаря. В леднике оставалась зайчатина.
– Благодарю этот дом, – поднял руку Фархад и поклонился. – Но ваш гость имеет обыкновение не есть мясного. Даже в растительной пище я довольно-таки привередлив. Поэтому не утруждайте себя.
Тойво пожал плечами:
– Как знаешь.
– Так что, лекарь, – позвала старуха, – черничница это али мыльный сап?
– Ни то, ни другое.
– Тогда что же?
– У этой болезни нет названия. Она поражает дыхательные мешки, портит глаза и может помутить рассудок животного.
– А у них есть рассудок? – скривился Тойво.
– Безусловно, – кивнул Фархад.
– И ради этого столько суеты? – спросила его Лемпи. – Стоило ли ехать в такую даль? Да ещё и на ночь глядя? Ради болезни, у которой и названия-то нет…
Лекарь грустно улыбнулся, помял острую бородку, провёл ладонью по бритым щекам.
– Стоило. Эта болезнь пришла с той стороны реки.
Фархад сел на корточки и извлёк из холщового мешка тёмный округлый предмет. Об пол стукнулось что-то твёрдое.
– Ёлки волосатые, – выругался Тойво. – Что за привычка тащить к моему трактиру всякую пакость?
– Никак кусок угля? – сощурила подслеповатые глаза Ку-Ку.
– И верно, похоже на камень, – согласился Фархад. – Только это свиное сердце. Я не видел ни одной болезни, которая бы творила подобное.
– Убери это с глаз долой и вымой пол! – проворчал трактирщик.
– Этот экземпляр не опасен, – сказал лекарь. – Я очистил его от скверны, и на ощупь этот орган действительно напоминает простой кусок угля.
Ахти подошёл ближе и рассмотрел застывшее сердце.
– Значит, и с нами так будет?
Фархад пожал плечами:
– Время покажет. Не всякое заболевание передаётся от животных к человеку. Но раз болеют и свиньи, и козы, и кони – возможно всё.
В «Мамочкином приюте» повисла тишина. Только потрескивал огонь в очаге да за окном подвывал ветер.
– Ладно, – медленно проговорил Тойво. – Наш трактир и не такое переживал. Выползем.
Никто ему не возражал, но и кивнуть – никто не кивнул.
