bannerbannerbanner
полная версияИсторийки с 41-го года

Павел Павлович Гусев
Историйки с 41-го года

Голубь мира

Эту историю мне рассказал человек, отец которого защищал Родину во время Великой Отечественной.

Шли последние месяцы войны. В одном из боев они освобождали занятый врагом дом. Противник ожесточенно защищался. Вся земля вокруг была усыпана осколками снарядов, битым кирпичом, перемешанным с грязью и черной копотью, и на этом фоне одиноко прыгал и не мог взлететь белоснежный голубь. Солдат Иванов, бывший на гражданке азартным голубятником, увидев мучения голубя, пополз ему на выручку.

– Куда ты?! – кричали ему солдаты из-за укрытия. – Подстрелят тебя.

Иванов ничего не слышал, даже не замечал свист пролетавших рядом пуль, – он упрямо полз к голубю. Добравшись, он взял его в руки и пополз обратно. Ни один выстрел не был произведен со стороны врага в это время – так они зауважали бесстрашного солдата.

А Иванов, будучи в безопасном месте, осмотрел голубя, поправил ему вывихнутое крылышко, наложил прутик и завязал жгутиком. Солдаты, кто как мог, тоже старались принять в этом участие. Тут послышалась команда «В атаку, вперед!» Иванов, засунув голубя за пазуху гимнастерки, вместе со всеми пошел в бой. Дом был освобожден.

После боя построил старшина всех солдат в шеренгу, посмотрел, пересчитал и увидел, что у Иванова гимнастерка сильно оттопырена:

– Что это такое у тебя?

– Голубь мира, – отвечает солдат.

Старшина удивился, а потом попросил показать. Иванов поднял гимнастерку, и все увидели голубя – прижался, сидит тихо, видно, тепло ему, да и крылышко перестало болеть. Погладил старшина голубя и скомандовал:

– Отдать повару!

Только хотел солдат крикнуть, что не отдаст, как старшина, увидев в глазах солдата испуг, сказал:

– Ты, Иванов, меня неправильно понял. Пусть голубь пока поживет у повара, там спокойнее и корм есть.

Отдал Иванов повару голубя, тот погладил его, уложил в коробку и, улыбнувшись, сказал: «Пусть живет!»

С этого дня каждый раз, как только солдаты располагались на отдых, Иванов приходил проведать своего голубя, а тот, словно узнав своего спасителя, громко курлыкал. Иванов снял с голубя повязку, и тот даже крылышками взмахнул. «Ему еще рано летать, – подумал Иванов, – пусть подождет до следующей встречи.» – и прикрыл коробку, чтобы голубь нечаянно не выпорхнул.

А на следующий день объявили конец Войны.

Иванов взял белоснежного упитанного голубя, встал в строй и перед всеми солдатами выпустил! Вначале голубь летал возле Иванова, словно не хотел улетать, затем резко взмыл вверх. Помахал крыльями всем солдатам и скрылся. Тут разнеслось громкое раскатистое «ур-ра! ур-ра!», отдаваясь далеким эхом: «Ми-р! Ми-р!»

После демобилизации Иванов вернулся в родное село и однажды увидел, как над его домом кружится белый-пребелый голубь, очень похожий на того спасенного голубя Мира. Кажется, он даже услышал радостное и знакомое курлыканье.

Притчи о войне

Ладонь солдата

Пушка стояла, охраняя рубежи родины, и радовалась солнцу, пению птиц, всей этой спокойной жизни и тому, что ей ни разу не пришлось выстрелить. «А зачем мне это делать, когда никто не нападает?» – думала она.

А больше всего ей нравился солдат небольшого роста, неказистый, но с добрыми руками. Он каждый день ее мыл, протирал чистыми тряпочками. Так заботился о ней, что не оставалось ни единой пылинки, а окончив свою работу, похлопывал ее и, погладив теплой ладонью, говорил:

– Вот теперь ты молодчина. Готова к обороне!

Однажды за кордоном вдалеке грянул выстрел, и снаряд разорвался неподалеку от нее, даже осколками засыпало. Пушка была очень недовольна этим вероломным поступком. Солдат, словно услышав ее, зарядил пушку боевым снарядом, и она выстрелила в ответ и точно попала в обидчика. Тот замолчал. Пушка была разгорячена и дымилась. Черная копоть оседала на нее. И она стала ждать, когда солдат снова помоет ее и протрет. Но он почему-то не шел. И тут появился его однополчанин. Также старательно ее почистил, но это было не то. Сталь у нее не засверкала, как прежде. «Может, мне это показалось, – подумала она, – оттого, что я загрустила? Но я должна знать, где мой маленький солдат. Мне не хватает его теплой ладони».

Вскоре она услышала разговор стоявших неподалеку военных:

– Ивана-то нашего тяжело ранило.

Если бы у пушки в это время был снаряд, она бы точно выстрелила в сторону врага. Но тут последовал приказ:

– Не стрелять! Если будет еще раз провокация, ответить немедленно.

И пушка стала ждать, когда дадут команду:

– Огонь по неприятелю за Ивана-героя!

Пушка

Пушка была привередливая – стреляла куда попало, громыхая снарядами. Куда бы ни падал снаряд, он все превращал в пустырь, оставляя после себя лишь пепел и камни.

Однажды она говорит Снаряду:

– Давай пальнем куда-нибудь?

– Я не хочу, – сказал снаряд, – куда бы я ни попал, везде после меня ничего не остается, а мне хочется, чтобы вокруг росли трава, кусты, деревья.

От таких слов Пушка рассердилась, дулом во все стороны водит, а стрельнуть не может, снаряда нет.

Так и простояля она без надобности долгое время, ржаветь стала, и в конце концов отвезли ее на переплавку.

А Снаряд запал свой выбросил, чтоб никто и никогда им не воспользовался. Его поставили на пьедестал с надписью: «Этот снаряд предотвратил войну». Но он не обращал внимания на свою славу, ему было приятно смотреть на неузнаваемый пустырь, где появилась зеленая трава и кусты, которые выросли и превратились в пушистые березки!

Пуля-дура

Снайперская винтовка затаилась в кустах и тихо разговаривает с Пулей:

– Ты, подружка, давно знаешь меня, прицел и курок. Пора бы тебе познакомиться с теми, кто не знает тебя. Вон я вижу в прицеле Зайца, но он недостоин общения с тобой, а вот вдалеке веселый Солдат ходит, жизни радуется, вот с ним тебе надо повстречаться.

И курок по привычке отправил Пулю в цель.

Солдат схватился за грудь и упал. Посмотрела на него Пуля и сказала:

– Как я сильно понравилась Солдату! Он так меня крепко обнял, прижал, не оторвешь. Жаль, что не хочет со мной разговаривать.

Завоеватель

Цветок Василек, увидев надвигающегося Быка, очень испугался – ну как же его не бояться! Полянка, на которой он жил и рос, была маленькая, но красивая, здесь росли одуванчики, колокольчики, сочная трава, здесь радовались жизни насекомые – кузнечики, бабочки и стрекозы. А Бык шел, наклоня голову, и своим языком скашивал полянку, оставляя после себя голую землю.

Подойдя к Васильку, Бык промычал:

– Ну-у! Теперь и тебя прогоню. Это моя территория!

– Это надо доказать! – парировал взволнованно Василек.

– Ну-у! И докажу-у! – еще громче замычал Бык и оставил на полянке свой блин.

Оказавшись последним из живых на полянке, Василек поник.

А Бык пошел завоевывать другие территории.

Кованый Сапог

Кованый Сапог, лязгая металлической подковой, шел по ржаному полю, затаптывая все на своем пути, а за ним, кидаясь в разные стороны, бежал огонь и все поджигал. Скоро поле ржи выгорело дотла, остался один покрытый копотью ржаной Колосок. Вокруг стояла тишина, даже стрекотания кузнечиков не было слышно.

– Я тут единственный остался?! – испуганно воскликнул Колосок.

– И я еще с тобой, – ответил ему уцелевший цветок Василек, выглянувший из-под груды соломенного мусора.

– Скажите, почему так плохо поступил с нами это страшилище Сапог? – спросил Колосок у Василька. – Пришел к нам неожиданно и все уничтожил. Я его боюсь!

– Не надо его страшиться, – успокаивает Василек. – Этот Сапог – пришлый. Он давно хотел забрать наше поле и лес. Все завидовал, что у нас птички поют, зверята резвятся. Но ты не волнуйся, его прогонит наша матушка.

Колосок не стал расспрашивать у Василька, кто такая матушка. Решил узнать это позже и просто наклонился поближе к нему – так он чувствовал себя спокойнее.

А там, куда ушел Сапог, вдалеке, у большой реки, запылал лес. Запылал, но быстро погас, так и не превратившись в бушующий пожар.

– Вот матушка Волга и встретила кованый Сапог и задала ему трепку. – радостно произнес Василек. – Перегородила ему путь, и он захлебнулся в глубокой реке вместе с огнем.

– Теперь-то я знаю, кто нас защитил! – воскликнул счастливый Колосок. – Это матушка Волга. Я теперь ничего не боюсь, – и он поднялся немножечко повыше.

Тут пришла родственница Волги туча и смыла ливнем весь пепел. И все вокруг стало чисто, но еще не зелено, и от этого было немного грустно.

– Как бы я хотел, чтобы ржаное поле стало золотистым, как прежде! – вздохнул Колосок.

– Да у тебя же есть зернышки, – подсказал ему Василек, – посыпь их на землю, и поле опять заколосится. А кованый Сапог никогда не вернется, его уже занесло илом.

Прошло время, и вскоре на всем поле дружно взошла и зашелестела золотистая рожь, а вокруг появилась зеленая трава. На кустах и деревьях весело затрепетали листочки, послышались радостные трели птиц и стрекотание кузнечиков.

А Василек смотрел на колоски и никак не мог узнать, кто из них его старый знакомый. Знало это солнышко, но оно молчало и только ласково согревало всех.

Добрый танк

Вероломно через границу нашей Родины к нам вторгся фашистский танк по прозвищу «Тигр» с вооруженной вражеской пехотой. Ревя мотором, он двигался по полю, не замечая живущих там: птиц в гнездах, сусликов, зайцев в норках, – и приближался все ближе к избам, где мирно жили и трудились люди. «3-здесь все мое!» – скрежетал он гусеницами.

Тут его увидел танк Красной армии и выстрелил из пушки в «Тигра», Попал, тот загорелся.

«Тигр» в ответ тоже своим снарядом задел броню красноармейского танка и повредил его башню, но, несмотря на это, танк продолжал вести бой и прогнал пехоту противника со своей земли. Враг на время затаился.

 

Решил танк вернуться в полк и заделать неполадки в броне. И только он поехал, видит: перед ним на холме сидит заяц и не двигается, словно вкопанный, только ушами шевелит и глаза во все стороны таращит. Видно, сильно напугал его вражеский «Тигр». Постоял наш танк немного возле косого, а потом развернулся и объехал далеко от него. Заяц посмотрел ему вслед, ушки опустил, лапками застучал по сухой, завядшей траве, пыль высоко поднял над собой и помчался по полю.

Танк прибыл на место стоянки. Из башни люка вылез танкист-водитель. Командир части спрашивает его:

– Ты почему такой большой крюк сделал? Почему прямо не поехал?

– Да я зайца объезжал, чтоб не погубить! – отвечает он.

Командир части и солдаты, стоявшие рядом, отнеслись к его словам серьезно:

– Молодец, танкист, беззащитного зайца спас, – похвалили. – А врага безжалостного уничтожил, герой!

В эту ночь танкисту снилось, что заяц стучит по броне танка, будто благодарит его: «Спасибо тебе за доброту». Но это стучали мастера-солдаты. Они чинили танк, чтоб тот был готов к завтрашнему бою с неприятелем!

Предостережение

Фашистский Сапог прошелся по лугу и воинственно закричал:

– Это все мое! Что захочу, то и буду здесь делать!

Трава, которая хотела подняться после Сапога, чтобы увидеть солнышко, его побоялась. Он мог безжалостно ее растоптать опять, и она безропотно росла, желтея и медленно усыхая.

Задумал Сапог расширить свои владения, овладеть еще соседским полем, где росли красивые цветы. Подковал себя металлическими подковами для устрашения и, громыхая ими и лязгая, пошел со своей помощницей косилкой, чтобы уничтожить все цветы на поле, – ему нравилось, когда росли неприхотливые сорняки. Но тут он столкнулся с огромным Кирзовым Ботинком, который стоял рядом с большой косой. Сапог взглянул на этот Ботинок и подумал:

– Если он ударит меня, то я полечу, как мяч, а если коса взмахнет, то точно от меня с косилкой ничего не останется.

Сапог со страху попятился и убежал с косилкой в свои владения. Коса осталась неподалеку, на всякий случай. Если вдруг Сапог вздумает вернуться, она тут же на поле задаст ему трепку.

А Кирзовый Ботинок ушел. У него было много дел. Он хотел, чтобы вся земля стала ярко-зеленой и всегда была устлана красивыми цветами.

Песня Трубача

Медная Труба попала нести службу на боевой корабль.

Там она трубила: «Подъем!», «Отбой!» А в случае опасности громко: «Тревога!»

Труба исправно выполняла свой долг, но очень мечтала, чтобы кто-нибудь сыграл на ней какую-нибудь мелодию. Да только вот шла война, и всем было не до песен.

Однажды Труба затрубила: «Тревога!» Подняла на корабле всех моряков. Враг наступал превосходящими силами. Моряки приняли бой и с трудом отбивались.

Тут на середину палубы вышел Трубач и заиграл мелодию – мощную и торжественную. Ее услышали все моряки. Она вдохновила и прибавила им силы. Снаряды рвались, осколки сыпались со всех сторон, но их никто не замечал. Была только одна ярость. Враг не выдержал такого встречного натиска и отступил.

Трубач после боя едва стоял на ногах, с трудом переводя дыхание. Моряки с уважением, по-дружески похлопывали его по плечу. Медная Труба, разгоряченная от игры, влажная от соленых губ, с восторгом воскликнула:

– Моя мечта сбылась! Всем морякам понравилась моя мелодия, буду чаще ее играть!

Чистота

Только перед сном солдаты почистили оружие и пуговицы на гимнастерках, пришили белые воротнички, как наутро узнали, что враг вероломно напал на Родину. Одна из гимнастерок сказала:

– И зачем солдат себя в порядок привел? Вот пойдет в бой, а там стрельба, взрывы, копоть, гарь, грязь. Вся чистота будет напрасна!

Воротничок ей ответил:

– Солдат хорош, когда у него во всем порядок. Он не потерпит на своей земле грязного агрессора. Прогонит его и опять наведет чистоту.

Тут старшина поставил солдат в шеренгу, посмотрел на их бравый, аккуратный вид и спросил:

– Все привели себя в порядок? У всех оружие чистое?

– Так точно! – отвечают они.

– Тогда в атаку, вперед, изгоним грязного захватчика!

И скоро ни одного захватчика не осталось на нашей земле. Всех фрицев солдаты зачистили. И ни гари, ни копоти не осталось. Все вокруг зазеленело, зацвело, воздух стал прозрачен, без единой пылинки.

Солдаты, как всегда, привели свое обмундирование в порядок. Ходят бравые, аккуратные, подтянутые и с начищенным оружием, чтобы всегда быть начеку, готовыми убрать любого врага, если он придет с грязными намерениями.

Красота

Щетка с Гуталином лежали в солдатском вещмешке и рассуждали:

«Забыл нас Сапог. Забыл! Порохом и гарью пропах, приходит всегда пыльный, брякнется, где найдет, отдохнет чуть-чуть и опять уходит туда, откуда взрывы да выстрелы слышатся. Если так будет продолжаться, то он быстро от грязи состарится, а мы засохнем раньше времени. Как бы нам хотелось навести порядок и увидеть чистый Сапог»!

Однажды Сапог пришел, шаркая подошвой, видно, устал, но отдыхать не лег. Взял из вещмешка Щетку, Гуталин и натер кирзу так, что сапог заблестел, как хромовый. Вскоре к нему подошла Туфелька, под стать ему – лаком переливается. Закружилась возле Сапога, ближе прикоснуться – видно, долго его ждала. И когда ей это удалось, они не спеша пошли рядышком.

Тут разнеслось мощное раскатистое: «Ура-а! Победа-a!» – и это длилось, казалось, до бесконечности. За этим последовали громкие выстрелы красочного салюта.

– Вот, видно, Сапог за эту красоту боролся, поэтому его с таким восторгом встречают, – радовалась Щетка. А Гуталин добавил:

– Никому не нужна пыль, гарь и запах пороха. Красота непобедима, и мы с тобой обязательно в этом поучаствуем. Наведем чистоту.

Перекур

Две Цигарки с махоркой лежали на бруствере окопа и тлели.

– Солдат-то мой один раз курнул и в атаку пошел, крикнув «Последний бой!» – сверкнув огоньком, сказала Цигарка, свернутая в трубочку.

– И мой не успел покурить, – ответила вторая Цигарка, скрученная воронкой, словно козья ножка. – Солдат высыпал последнюю махорку из кисета. Жалко, если табачок пропадет в такой памятный день.

Вдалеке от окопа слышались взрывы бомб, был виден поднимающийся и уходящий вдаль черный дым, доносились громкие раскаты:

– Ур-ра! Ур-ра!

И скоро все затихло.

– Наконец-то враг, напавший на Родину, выдворен с нашей Земли! – сказала Цигарка, та, что трубочкой, и заискрилась еще ярче, обратясь к соседке: – Ты погорячей держись. Солдат придет после боя, ему приятно будет махорочкой затянуться.

Тут в окоп запрыгнули потные, измазанные копотью солдаты и схватили свои Цигарки. Трубочка с махоркой задымила сразу, а козья ножка потухла. И стали солдаты курить одну Цигарку на двоих. Один втянет в себя дым, другому передает. Запах махорки разнесся по всему окопу.

Это был последний после победы перекур. Пришел долгожданный мир! Солдаты, сделав последнюю затяжку, бросили окурок, а козью ножку взяли на память, как сувенир страшных лет войны. Встали во весь рост и пошли, зная, они больше они никогда не допустят, чтобы пули смерти летали над родной Россией.

После войны

Салют победы

Залп орудий озарял разноцветным салютом городскую площадь. В окнах домов светился яркий свет. Повсюду праздновали День Победы над фашистской Германией. Кое-где были и темные окна, которые освещались салютом, и тогда в них тоже можно было разглядеть людей, примкнувших к стеклу. Они смотрели на ликующих граждан: юношей, девушек и бойцов Красной Армии, сожалея, что не могут из-за своей одинокой старости праздновать этот великий день со всеми вместе и преклониться перед погибшими отцами, братьями и детьми.

Вот и бабушка Анюта грустно глядела сейчас в окно на радостное скопление людей и вспоминала прошедшие голодные годы войны: как работала в холодных цехах, делая мины для фронта, и своего единственного сына Антона, погибшего в бою с врагом.

Вспышки салюта то и дело ярко освещали площадь. Вдруг среди группы военных она увидела офицера в шлеме танкиста. Точь-в-точь, как у сына, когда он прибыл на побывку после госпиталя. Тогда он был награжден командованием медалью «За отвагу». Анюта плотно прильнула к окну, затем приоткрыла раму и крикнула:

– Анто-он! Сыно-ок!

Она надеялась, что он услышит и увидит ее, но свет салюта медленно померк. Когда вокруг все озарилось снова, офицера на площади уже не оказалось. Анюта подумала: «Он, наверное, пошел к дому» и с надеждой подошла к двери.

И правда, в дверь кто-то постучал. Сердце ее сжалось – ей так хотелось увидеть свою родную кровинушку. Распахнула дверь – но это была соседка, приглашавшая ее к себе на празднование Победы.

Колечко с рубином

Десять лет прошло, как закончилась безжалостная Великая Отечественная война и началась мирная жизнь.

Бывшая медсестра по прозвищу «Воробушек» (так ее называли раненые солдаты за ее шустрость в медработе) стала уже Юлией Павловной – известным хирургом. Ей часто приходилось разъезжать по медицинским учреждениям и бывать в далеких городах с лекциями о новых достижениях в медицине. Вот и сейчас ей предложили поехать в один из институтов, находящийся неподалеку от границы СССР, и там провести лекции и семинары по обмену опытом. Она уже бывала в тех краях, служа во время войны в медсанбате медсестрой, и поэтому согласилась, желая увидеть места, которые не могла забыть за пролетевшие годы.

Юлия Павловна села в купе, предназначенное для двух попутчиков, но никто не пришел, и она, оказавшись одна, отдалась воспоминаниям о так быстро пролетевшем прошлом.

Поезд тронулся. Юлия Павловна не захотела стелить постель, и даже монотонный стук колес, способствующий сну, не мог ее усыпить. Пришла проводница и предложила:

– Может быть, чаю?

– Да, и покрепче, – ответила она и стала пить ароматный чай маленькими глотками, думая и представляя тот город, куда она едет, где в далекие времена шли ожесточенные бои…

Враг напал на Родину неожиданно, вероломно. Из медицинского техникума ее сразу отправили на передовую, в самое пекло войны. И отдохнуть-то было некогда – вспоминала она. Ноги слабели, с трудом передвигались, а надо было успеть всех раненых обойти и перевязки по нескольку раз сделать.

Во время войны вокзал там приспособили под лазарет для раненых бойцов, их прибывало с каждым днем все больше и больше.

«Может, я на ходу спала и не замечала этого? – в душе смеялась Юлия Павловна – и летала то к одному раненому, то к другому, оттого и прозвали Воробушек. Всё старалась облегчить им боль. Порой погладишь стонущего солдатика по голове, а ему и это помогает – успокоится немного».

…И тут ее словно огнем обожгло. Она будто наяву увидела последний поезд с ранеными и того лейтенанта без сознания. Сердце ее сжало до боли. Юлия Павловна поняла, что только из-за него не отказалась от этой поездки. Много лет она не может забыть его…

Этот офицер долго не приходил в себя, все лежал тихо с закрытыми глазами, а когда открыл их, неожиданно сказал:

– Голубка, посиди немножко со мной, – и взял ее за руку.

Она хотела тихонечко от него освободиться, но он цепко ухватил ее. Главврач увидел это и говорит:

– Посиди с ним, может, это последняя радость, что у него осталась.

После этого лейтенант пошел на поправку и по-прежнему старался держать ее за руку. Вскоре его стали готовить к переводу в тыловой госпиталь.

…Тут Юлия Павловна выпила оставшийся глоток чая и вздохнула. Нахлынувшие чувства были такие, что казалось, это произошло вчера…

Однажды при взгляде на нее глаза офицера горели таким огнем, что она даже почувствовала исходящее тепло и решила: «больной уже совсем выздоровел!»

А он с нежностью загадочно сказал:

– Голубка, я хочу подарить тебе колечко с рубином, – и, улыбаясь, стал снимать с шеи веревочку, на которой оно висело. – Это колечко очень старое, его дарят у нас в роду по женской линии, а если нет девочки, то дарят мальчику, который должен носить его, пока мужчиной не станет. А когда у него появится дочурка, должен вручить его ей. Мама, провожая меня на фронт, наказывала: «Носи это кольцо, оно счастье приносит всем наследникам и близким». Оно не налезло мне на палец, и мне пришлось носить его на шее. Так как у меня нет сестры, я дарю его тебе! Ты у меня самая родная.

Шутит ли офицер или нет, она догадаться не могла. А он, словно предугадав ее мысль, быстро промолвил:

 

– Я серьезно.

– Я не могу его принять, – в замешательстве ответила она. – Я для вас ничего важного не сделала, чтобы получить такой подарок. Вы же меня еще не знаете!

Лейтенант сердито посмотрел на нее, но она его уже немного изучила – это у него было для видимости, и словно прочеканил:

– Знаю тебя хорошо. Возьми колечко, а не то обижусь на всю жизнь, – и надел ей на палец, оно оказалось в самый раз. – Я знал, что оно только тебе годится.

Довольный, он поправил свои разлохмаченные веревочкой белокурые волосы, сел на кровать, весь сияет, на нее не отрываясь смотрит. Сам ухоженный, чистый, побритый (видно, кто-то из сестер его к этому дню подготовил) и, улыбаясь, сказал:

– Голубка, если вдруг мы с тобой на этой войне потеряемся, то давай обязательно встретимся тут на вокзале в День Победы, – глаза хитро прищурил, мол, поняла ли я его или нет, а на подбородке ямка заплясала, это я заметила, когда он волновался.

Вот тогда он ей в душу и запал, таким необыкновенным она его и запомнила.

Он хотел еще что-то добавить, и она хотела ему что-то сказать, но в этот момент загрохотали зенитки. Прорвавшийся немецкий самолет сбросил несколько бомб, осколки угодили в лазарет, ее ранило, она попала в тыловой госпиталь и о лейтенанте больше не смогла ничего узнать.

…Юлия Павловна задумалась:

«Даже если бы я обратилась, чтобы разыскать его, никто не помог бы мне в этом: его имени, фамилии не знаю, меня все называли Воробушек, а он звал меня Голубкой».

Юлия Павловна не вставая просидела всю поездку, вся была в своих думах. Лишь когда поезд затормозил и остановился, она пришла в себя.

Вокзал был такой же, как прежде, но более красивый, отреставрированный, в готическом стиле, с высокими колоннами, устремленными вверх, и окном, называемым «Роза».

В здание вокзала попасть не удалось. Встречающие подхватили ее, усадили в машину и увезли в институт. Там она провела весь день с лекциями и семинарами.

А на следующий день выпала очередная годовщина – знаменательный День Победы над врагом. Вечером, поздравив всех медиков с великим праздником, она уезжала домой.

Юлия Павловна вошла в полупустой вестибюль вокзала. Людей, ожидавших поезда, было немного, недостатка в свободных креслах не было. Она села на один из них, рядом с седоватым мужчиной, читающим газету. Расслабившись от напряженного дня, положила руку на подлокотник кресла, глубоко вздохнула от усталости и тут услышала:

– Извините, откуда у вас это колечко?

Она вздрогнула, подняла взгляд, и они оба вскочили с кресел, удивленные и обрадованные.

Это был тот самый лейтенант с ямкой на подбородке. С тех пор они оба изменились, но любящие этого не замечают.

– Голубка! – воскликнул он. – Я знал, что ты придешь сюда. Я каждый год в День Победы бываю тут.

Радость перехватила дыхание, она ничего не могла ответить, лишь корила себя: как это она могла запамятовать о встрече в назначенном месте. Он же говорил ей об этом!

Тут в честь Победы грянул салют, засверкал разноцветными огнями и озарил их счастливые лица.

Поезд гудел, приглашая пассажиров.

– Я отвезу тебя домой, – твердо сказал лейтенант тоном, не терпящим возражений, и ямка у него на подбородке заплясала. – Кстати, зовут меня Илья, отчество Григорий, а тебя я знаю – Голубка, – и они оба засмеялись.

Прошло несколько лет. В один из дней полковник Илья Григорьевич, преподаватель пограничной академии, вместе с женой Юлей праздновали рождение дочери. Они дали ей поиграть колечко с рубином, а как она подрастет, наденут его ей на пальчик. Оно же приносит счастье близким и дорогим людям.

Рейтинг@Mail.ru