Павел Хохлов
Населенная Антарктида
Дмитрию досталась грязная работа. Ему пришлось утилизировать накопившийся со всего города мусор, весь день швыряя его лопатой в огромную печь, не брезговавшей никакими отходами, жадно поглощавшей все, что попадало в ее пылающее чрево. В конце утомительного дня, после сжигания отходов он чистил остывшую печь, выгребая из нее золу. Сейчас ему представился шанс выяснить то, о чем он думал весь день. Дымоход должен вести на поверхность, но Дмитрий сомневался в этом. Такое огромное количество выделяемого тепла было бы уже давно зарегистрировано учеными и исследовано, что немедленно бы привело к обнаружению подледного города. Невозможно скрыть такую активную промышленную деятельность, думал он. Тогда как местные инженеры решили этот вопрос? Перераспределением потока выделяемого тепла, фильтрацией продуктов горения и его дальнейшего охлаждения в естественной среде? Возможно. Тогда в этом промышленном секторе обязательно должна быть сложная схема вентиляционных ходов, которые так или иначе все равно должны вести на поверхность. Стоя в огромном чреве еще теплой печи, он чувствовал сильную вентиляционную тягу, принудительную или естественную – неважно. Этот вариант с вентиляцией просто необходимо было проработать.
Мусоросжигательная печь разместилась в дальнем углу большой пещеры, куда сваливали мусор, привезенный со всего города для его дальнейшей утилизации. Дмитрий осторожно огляделся и убедившись, что он совершенно один, осветил дымоход фонариком. По правилам подземного города, каждого жителя обеспечивали такими фонариками для работы в плохо освещаемых местах и для удобства передвижения по неосвещенным участкам улиц. В черном от копоти дымоходе, имевшем диаметр свыше двух метров, торчали огнеупорные кирпичи, выставленные лесенкой и уходившие далеко вверх. Еще раз убедившись, что он один, Дмитрий рискнул произвести разведку. Вцепившись в покрытые золой кирпичи, он начал подъем. Преодолев около пяти метров, он услышал чьи-то голоса внизу. Вжавшись в стену, Дмитрий замер, с ужасом смотря вниз. Если его обнаружат поднимающегося по дымоходу – ему конец. Он даже не успеет попрощаться с друзьями. В прижатой к стене груди бешено колотилось сердце. Казалось его удары сотрясают весь дымоход, привлекая к себе внимание находившихся рядом людей. Если это мусорщики, прикатившие на тележке очередную партию отходов, это не так страшно, но если это охранники пришедшие за ним, то это конец. Снизу донесся грохот разгружаемых ящиков, прозвучавших для Дмитрия как музыка. После разгрузки голоса стали удаляться. Не обращая внимания на высоту, Дмитрий продолжал подниматься все выше как хороший скалолаз. В кромешной темноте покрытого копотью дымохода невозможно было определить высоту. Решившись, полярник рискнул воспользоваться фонариком. Держась одной рукой за выступ, второй вынув фонарь, он посветил вверх. Луч уперся в широкую решетку из толстенных прутьев в метрах трех над головой. Дмитрия это не остановило – он не собирался сдаваться, решив добраться до решетки. Быстро преодолев это расстояние, забыв про страх и осторожность, приложив усилия он попытался приподнять решетку. Она оказалась незакрепленной, лежавшей на коротком выступе, державшейся под собственным немалым весом. При желании можно было ее приподнять и протиснуться в образовавшуюся щель даже одному. А если рядом будут друзья, сделать это будет еще проще. Оставалось только выяснить, куда конкретно ведет дымоход и нет ли там запертых решеток.
Вновь снизу послышались голоса, короткие и резкие. На этот раз охрана! Рабочий день окончен, и они пришли проводить его в ангар. Дмитрий бросился вниз, стараясь успеть спуститься до того, как они заглянут сюда. Он не успел преодолеть и половины пути, как его осветил плотный яркий свет двух мощных фонарей. Раздались крики охранников, один из них скинув автомат прицелился в Дмитрия, но увидев, что он спускается, не стал стрелять, дождавшись его благополучного возвращения.
– Ты что там делал?! – спросил охранник, когда Дмитрий, весь испачканный, спустился вниз и вышел из печи. – Бежать хотел?!
Мощным ударом в лицо охранник отбросил его обратно в печь, отчего пленник упал в кучу золы, подняв тучу черной пыли. В глазах у парня все поплыло и потемнело. Сильные руки вытащили его обратно и нанесли еще несколько ударов в живот и по лицу вырубив его окончательно. Швырнув полуживое тело на тележку, охранники заставили мусорщиков везти избитого за ними.
Перемещения по городу и работа на новых местах никак не могли приблизить полярников к желанному побегу. Они были все также ограничены и контролируемы. Служба безопасности, знавшая свое дело не оставляла никому ни малейшего шанса на побег.
Дмитрия вернули после допроса обратно поздно ночью, побитого, с застывшей кровью на губах и практически полностью заплывшими от гематом глазами.
– За что тебя так? – участливо спросил проснувшийся Борис, вглядываясь в распухшее от избиений лицо младшего коллеги.
– Посчитали, что плохо работаю, – ответил Дмитрий, еле шевеля разбитыми губами, которому было запрещено рассказывать друзьям о попытке побега. Он весь допрос утверждал, что взобрался по дымоходу исключительно с целью чистки стен от налипшей гари, но ему, разумеется, не поверили.
Михаил с Петром Сергеевичем крепко спали, не слыша разговора. Борис молчал, подавляя в себе бессильную злобу, не в силах вымолвить ни слова.
– Профилактическая беседа, – устало добавил Дмитрий, заваливаясь на кровать. – У меня завтра выходной.
Укрывшись с головой, он повернулся на бок и практически мгновенно заснул после изматывающих допросов и избиений.
Уводы на допросы рабочих среди ночи считались нормой. В жилом ангаре включалось яркое освещение, врывались вооруженные люди и вытащив с постели уставшего работягу, сбросив его на пол, били ногами, чтобы, как говорили конвоиры, он быстрее пришел в тонус. Затем, подталкивая в спину кулаками и стволами автоматов, уводили, и никто не знал, когда он вернется и вернется ли вообще. Периодически доставалось и полярникам. В одну из таких ночей увели Бориса, который, не вытерпев издевательских тычков в спину бросился на охрану, после чего был благополучно избит и доставлен в карцер. Там ему пристегнули одну руку к стальной скобе над головой и оставили. Ноги подкашивались, но пристегнутая, давно затекшая рука не давала возможности присесть на холодный пол. Через час томительного ожидания к нему пришла Эсмеральда. Оглядев его побитое лицо и замученный вид, она ухмыльнулась.
– Не хотите жить спокойно, Борис?
– Мы же согласились работать на вас, – тихо произнес он. – Чего вы еще от нас хотите?
– Профилактика. – Цинично бросила женщина. – Ну и надежда, что вы согласитесь с нами сотрудничать и шпионить за коллегами.
Борис смотрел на стоявшую перед ним женщину, думая о том, что природа наградила ее красотой и бессердечием одновременно, словно забрав последнее как компенсацию за внешность. Была ли она такой или стала со временем в этом жутком городе, где смогла развернуться как следует? Почему за этой строгой красотой скрывается столько жестокости и цинизма? Могла ли она быть другой, думал Борис, любящей женой, заботливой и ласковой матерью? Современной женщиной, умело совмещающей карьерный рост и заботу о семейном очаге? Наверное, нет. Слишком холодным блеском светились ее глаза, невозмутимость красивого лица и жестокость произнесенных слов перечеркивали все ее женское начало.
– О чем вы задумались? – участливо спросила она.
– О вас. – Честно ответил Борис. – Почему вы стали такой, какая есть?
– Да какая вам разница, мой милый друг, какой я была? Для нас с вами важно, какая я сейчас. Отвечайте на вопросы по существу!
– Я говорю нет. От лица всех своих друзей. Вам проще подыскать кого-нибудь другого.
– Другие найдутся, можете не сомневаться. Неужели вы не хотите заработать на дополнительный паек?
– Вы издеваетесь?! – Борис рванулся с места, но наручники удержали его. – Прошу, оставьте нас в покое!
– Не могу, – улыбнулась Эсмеральда, даже не моргнув на порыв Бориса. – Рабы, особенно такие как вы, все время что-то затевают. Вот нам и приходится приглядывать за вами.
– Значит вы боитесь. – Сделал вывод полярник, вновь взяв себя в руки. – Вы боитесь восстания! Целая армия вооруженных до зубов головорезов боится безоружных рабов!
Борис громко расхохотался, но неожиданный удар по лицу оборвал его смех, но не веселье.
– Заткнись! – Эсмеральда, несмотря на порыв, оставалась спокойной.
– Мне кажется вы нас переоцениваете, – продолжал веселиться полярник. Крепкая оплеуха его совершенно не отрезвила, наоборот, раззадорила его еще больше. – Или у вас к нам предвзятое отношение? Зови своих конвоиров! Я хочу плюнуть им в лицо! Я никого не боюсь!
– Мне нужны, такие как вы. – Многозначительно произнесла женщина, серьезно глядя Борису в глаза, словно оценив его храбрый порыв. – Без вас мне не справиться. Вы умные люди, решительные и с характером. Мне нужны такие. Это ваш шанс на спасение.
– Эсмеральда, надеюсь это наш последний разговор. – Уже спокойно ответил Борис.
– Здесь я решаю, когда последний разговор, когда последний вдох…
– Запугать меня хочешь! – Борис снова в отчаянной попытке рывком попытался вырваться из оков и в очередной раз наручники сдержали его.
За спиной женщины сразу появились солдаты все это время стоявшие где-то за дверью.
– Он хотел напасть на вас? – спросил один из них и занес приклад, пытаясь усмирить разбушевавшегося пленника, но Эсмеральда остановила его.
– Нет, этот мужчина никогда не поднимет на женщину руку. Выйдете, я с ним еще не закончила.
– Я не хочу больше вас видеть! – Сказал Борис, когда они вновь остались в камере одни. – Признаюсь, вы меня изрядно впечатлили своей эффектной внешностью с первого взгляда. Но мне противно, что такая женщина как вы встала на сторону зла!
– На сторону зла?! – Рассмеялась Эсмеральда. – Наивный. Ты понятия не имеешь, что здесь происходит. Откуда тебе знать, где зло, где добро, не видя общей картины? Твой мир сужен до работы в цеху и ужина в ангаре! С такого ракурса ни ты, ни твои друзья, которыми ты так дорожишь, не способны ничего разглядеть.
Не дав сказать полярнику ни слова, она отошла к двери.
– На сегодня с него хватит. Пусть простоит до утра, подумает над своим поведением.
Съязвила Эсмеральда и, бросив на Бориса презрительный взгляд, вышла за дверь, оставив его коротать ночь в тишине. После этого допроса Борис не вышел на работу, провалявшись весь день на койке, так как его тело болело от побоев и сильно ломило от ночного стояния в неудобной позе.
Через несколько дней очередь дошла до Михаила. Он сразу взял себя в руки, пообещав, что стерпит все, но не произнесет ни слова. В этот раз его допрашивала эта опасная женщина, утверждая, что они готовятся к побегу и ей это достоверно известно, требуя от него признания. Михаил ненавидел ее всем сердцем, но ненависти не выдавал, чтобы не тешить ее самолюбие. Она умела издеваться над людьми, не прикасаясь к ним и пальцем. Ядовитые замечания, унижения, оскорбления, она наносила болезненные удары по уязвимым местам обнаженной души и подавленного разума отчаявшегося человека. Она могла силой слова завербовать кого угодно, ее обещаниям было легко поверить, потому что обманывать ей не было смысла. Она втиралась в доверие, казалась близким другом и через секунду обрывала дружелюбный тон, превращаясь в ядовитую змею. Человеческая психика не могла долго выдерживать подобных перепадов и ломалась. Люди признавались ей во всем и были готовы даже выдумать мнимую угрозу их таинственному миру, лишь бы она прекратила эту моральную, такую болезненную обработку. Или, наоборот, были счастливы, когда она, улыбаясь самой искренней на свете улыбкой спрашивала про условия труда, возникающие трудности, участливо выслушивала жалобы и пожелания. Допрашиваемым бедолагам хотелось сохранить этот доверительный тон, положительный настрой, сделать так, чтобы эта женщина оставалась в хорошем к ним отношении как можно дольше, даже понимая, что ей на всех наплевать. Ей не нужен был напарник, чтобы играть в «хорошего» и «плохого», она прекрасно совмещала в себе все необходимые в ее работе качества и справедливо гордилась этим. Для нее это была и работа, и игра одновременно. Она, как опасный хищник игралась со своей обреченной жертвой, оставляя ей надежду, отпуская от себя, давая возможность взглянуть на открывающуюся свободу, чтобы через секунду лишить всего.
Михаил, как и обещал, не проронил ни слова. Эсмеральда закончила свою тираду тем, что пообещала ему, что очень скоро он сам будет молить выслушать его. Но он был несгибаем. И дело не только в его внутреннем стержне. Он держался за непоколебимые истины, основы дружбы и доверия, собственные моральные принципы, переломить которые было просто невозможно.
После очередного тяжелого рабочего дня Михаил долго не мог заснуть несмотря на усталость. Он лежал в темноте, слушая тихую песню, которую исполнял мексиканец, подыгрывая себе на старой гитаре. И даже не понимая слов, было легко догадаться, что она исполнена грусти и тоски по родным краям и близким людям. Мексиканец, которого все звали Педро, так как его настоящее имя никто не мог запомнить, был довольно словоохотливым парнем, ограниченный только знаниями английского, на котором здесь все хоть как-то пытались общаться между собой. Стараясь не разбудить отдыхавших коллег, Михаил аккуратно спустился со второго яруса и присел рядом с Педро. Тот словно не замечал слушателя, продолжая тихо перебирать огрубевшими пальцами натянутые струны. В темноте возник силуэт и присел на холодный пол напротив музыканта. Через минуту к нему присоединился еще один слушатель, затем еще. К концу песни вокруг Педро собралась приличная публика человек из десяти, молчаливо слушавших его песню и каждый из них слышал в ней что-то свое. В этот вечер, аккомпанируя себе незамысловатым перебором, он разоткровенничался с собравшейся перед ним публикой и рассказал, как попал сюда. Его большая семья жила бедно, он перебивался случайными заработками, жена, как могла растила детей. Как-то ему предложили в одной солидной фирме работу, предполагавшую длительную командировку с полным обеспечением и солидным авансом для оставшейся семьи. Как тут было не согласиться! Он не сразу понял, где оказался, и не сразу осознал, что эта командировка для него никогда не кончится. Завершив печальную повесть, Педро вновь затянул свою песню, устало откинувшись на подушку с гитарой на груди.
Вернувшись к себе, Михаил так и уснул под тихие напевы. Но среди ночи проснулся Петр Сергеевич. Признав тщетность своих попыток заснуть, он решил скоротать очередную бессонную ночь за крепкой сигаретой в курилке. В свете тусклой лампы, облокотившись о стену и опустив голову он сделал пару затяжек. Приятный горький дым, казалось, наполнял не легкие, а душу, успокаивая ее хоть на этот короткий миг. Он глубоко погружался в свои мысли уносясь далеко отсюда. К реальности его вернул приглушенный звук, доносившийся из соседней душевой. Петр Сергеевич прислушался и только после этого различил чей-то сдавленный хрип. Не понимая, что там происходит, он осторожно вошел в полутемную душевую, освещенную единственной лампой в дальнем углу, и увидел, как на перекладине, в самодельной петле из ремня болтался человек издавая эти самые хрипы. Ремень не сдавил его горло полностью, оставляя узкий проход, через который организм инстинктивно закачивал жизненно необходимый для себя воздух, несмотря на отчаянное желание хозяина умереть. Петр Сергеевич растерянно смотрел на представшую перед ним страшную картину, не в силах сделать и шага. В полумраке он не сразу узнал в висящем человеке Педро, настолько сильно его лицо было искажено предсмертными судорогами. Мексиканец неожиданно сильно конвульсивно дернул всем телом, что вывело замершего полярника из овладевшего его оцепенения. Петр Сергеевич бросился на помощь, обхватив Педро за ноги и попытался приподнять его, чтобы снизить, насколько это было возможно, давление ремня. Самостоятельно вызволить умирающего из петли пожилой человек не мог и громко позвал на помощь. Первым в душевую вбежал Борис, также растерянно замерев, еще толком не понимая, что происходит, но уже через секунду помогал своему руководителю удерживать обмякшее тело. Когда подбежали еще рабочие, совместными усилиями они извлекли мексиканца из петли и уложили его на пол, подозревая, что опоздали. Но вот посиневший Педро сделал хриплый вдох, затем еще. Он был спасен!
– Ты это брось, Педро. – Строго сказал Борис, усевшись на край кровати, куда уложили мексиканца, чтобы тот приходил в себя. Вокруг собралась толпа разбуженных людей, желавших поддержать отчаявшегося, доведенного до предела человека. – Знаю, непросто. Но все обязательно изменится! Ты меня понимаешь?
– Понимать… – Прохрипел Педро, держась рукой за поврежденное горло, на котором красовалась яркая широкая полоса от ремня. Устало улыбнувшись, вытирая слезы, он добавил: – Так не делать. Честно!
– Вот и хорошо. – Похлопал по плечу Петр Сергеевич спасенного мексиканца. – Не подведи.
– Мужики! – Обратился Борис к собравшимся, поднимаясь с постели Педро. – Предлагаю парню устроить выходной, пусть приходит в себя, а вечером, чтобы не оставался голодным, поделиться с ним ужином.
Поддержав несчастного дружескими похлопываниями по плечу, все разошлись по местам и вскоре в ангаре стало тихо, словно этой ночью не произошло ничего необычного. Случай с Педро был не единственным. Монотонность труда, однообразие и, что самое главное, безысходность, все это сводило с ума. Потерявшие надежду, признавшие, что до конца дней останутся рабами, сводили счеты с жизнью, видя в этом единственный выход из этого страшного места.
В один из вечеров, как только рабочие устало развалились по кроватям после нехитрого ужина, в ангар вошли солдаты и приказали всем быстро одеваться и идти к выходу. Полярники, привыкшие, что на допросы уводили всегда по одному и редко, когда по двое, были удивлены всеобщим сбором.
– Что это значит? – облачаясь в свитер спросил Борис у одного из рабочих.
– Ничего хорошего! – ответил тот, завязывая ботинки. – Скорее всего нас приглашают на профилактические мероприятия.
– Это как?
– Сейчас узнаете!
Толпу рабочих повели по широкой, хорошо освещенной улице, вдоль стен которой стояли автоматчики, внимательно наблюдая за шествием. С разных ходов, вливаясь в общий поток, выходили такие же уставшие люди, безропотно шагая в указанном направлении. Пещеру наполнил шорох одежды и мягкий стук рабочих ботинок.
– Не нравится мне это, – Михаил говорил тихо, чтобы не привлекать внимание конвоиров. – Со всех ангаров работяг согнали.
– Не думал, что здесь их так много! – ответил Дмитрий, озираясь по сторонам.
– Больше тысячи, не меньше. – Сообщил Борис, с высоты своего роста оглядев всю толпу. – Сосед сказал, на какое-то мероприятие профилактическое.
– Надеюсь. – Вздохнул Михаил. – А то как на убой ведут. Может мы им стали больше не нужны, и они решили устроить сокращение. Только в своем стиле.
– Вот и мне так начинает казаться, – согласился Дмитрий. – Петр Сергеевич, что скажете?
Руководитель в ответ только пожал плечами, продолжая угрюмо брести вместе с толпой. Он не собирался размышлять на эту тему, считая это бесполезным занятием и лишней нервотрепкой, предпочитая дождаться, когда все проясниться само по себе.
Толпа рабочих рекой вылилась из улицы в полутемный амфитеатр, стекая по каменным ступеням вниз, к ярко освещенной сцене, плотными рядами поднимаясь вверх, пока не заполнила собой все пространство. Полярники оказались недалеко от сцены, начиная понимать, что здесь происходит. Все молчали, не решаясь проронить ни слова в этом мрачном месте, предназначение которого было очевидным.
На сцену вывели закованных в цепи людей в изорванной одежде и залитыми кровью лицами от побоев. Они стояли, опустив головы, тяжело дыша, словно задыхались от осознания уготованной им расправы.
На сцену вышел человек в военной форме и громогласно сообщил:
– Перед вами смертники, жить которым осталось считанные минуты. – Он театральным жестом указал на обреченных. Артистизму и хорошо поставленному голосу этому человеку было не занимать. – Мы выявили этих неблагонадежных благодаря нашей хорошо отлаженной системе безопасности.
Он сделал короткую паузу, в которую Михаил успел быстро шепнуть Борису:
– Это твоя Эсмеральда постаралась!
Борис никак не отреагировал на это заявление, продолжая серьезно смотреть на сцену, вспоминая слова упомянутой Эсмеральды, говорившей, что показательные казни всегда полезны.
– Теперь они будут казнены, – продолжал разыгрывать свой страшный спектакль человек в форме. – И послужат хорошим назиданием вам, собравшимся в этом уютном амфитеатре.
Он поочередно, на память, зачитывал обвинение, после которого автоматчики короткой очередью расстреливали приговоренных. Выстрелы заполняли не только все пространство мрачного амфитеатра, но и сознание собравшихся в нем людей, рождая в них еще больше страха и безысходности. На полярников казнь людей произвела неизгладимо страшное впечатление, тяжелым, болезненным грузом осевшее в душе.
Если верить предъявленным обвинениям, все эти люди готовили побег, но их попытку пресекли еще на этапе планирования. Они даже не успели ничего предпринять ради задуманной свободы, когда кто-то донес на них и как результат эта прилюдная казнь. Михаил вспомнил, как был готов умереть в тот день и, если бы не Борис, он точно так же стоял бы здесь ожидая быстрой пули в голову и грудь.
– А теперь унесите и бросьте их в печь! – Распорядился ведущий кровавого шоу, после чего ожидавшие за сценой приказа люди быстро вынесли тела казненных со сцены. – Пусть от них не останется ничего, как не останется в ваших головах и мысли о побеге или непослушании! Теперь можете идти. Вы свободны!
Последняя фраза прозвучала как издевательство.
Раз в месяц, всем насильно удерживаемым людям устраивали официальный, оплачиваемый выходной. В этот день каждому выдавалось по бутылке местного самогона и пачке сигарет. Предполагалось, что это разнообразит будни рабов, отвлечет и немного скрасит их серое и безрадостное существование. В ангаре началась массовая попойка. Полярники тоже позволили себе расслабиться, распивая напиток сомнительного качества со своими товарищами по цеху. Петр Сергеевич разбогател на целых четыре пачки, так как некурящие коллеги отдали ему свои. Он теребил их в руках, не веря своему богатству. Ведь все это время ему перепадало только поштучно и то не каждый день.
Вскоре ангар наполнился громкими разноязычными разговорами, где-то в углу стали распевать песни. Каждый из них понимал, что кругом могут быть доносчики, но это не мешало им разговаривать друг с другом на наболевшие темы и обсуждать что-то из своей серой жизни. Вскоре между двумя захмелевшими рабочими разгорелся отчаянный спор, переросший в самую настоящую драку. Дерущихся попытались разнять, но это привело к еще большему столпотворению. В ангаре, сквозь тяжелое дыхание посыпалась отборная ругань, прерываемая ударами по лицу и корпусу. Кто-то, упав на прикроватную тумбочку, разломил ее под своим весом на части, отчего хозяин бросился с удвоенной яростью на лежавшего среди щепок обидчика.
Полярники оставались от этого действа в стороне, не принимая чью-либо сторону разгоревшегося конфликта. Они словно смотрели кино, где в салуне началась массовая драка, больше напоминавшая возню. Возможно, они и приняли бы самое активное участие в мордобое, если бы им дали повод проявив агрессию в их адрес.
Драка прекратилась также внезапно, как и началась. Выплеснувшие свои накопившиеся эмоции, работяги дружно продолжили распивать крепкие напитки, шумно обсуждая произошедшую потасовку, не держа друг на друга обид. Быстро захмелев, они попадали по своим местам, не в силах больше продолжать сомнительное веселье. В жилом ангаре наступила тишина, нарушаемая только пьяным храпом.
Поздно вечером, Михаил, практически не пивший в этот день, разговаривал с Петром Сергеевичем. Дмитрий с Борисом уже крепко спали, набираясь сил перед очередным рабочим днем.
– Как настроение, Сергеич?
– Получше Миша, получше. Теперь думаю, как курево на месяц растянуть.
– Не стоит, – возразил Михаил, понижая голос. – Надеюсь, к тому времени мы уже выберемся отсюда.
Мимо прошагал угрюмый Педро, зажав в зубах сигарету. Полярники, несмотря на нормальные отношения со всеми проживающими в ангаре, не доверяли никому, не без оснований опасаясь каждого.
– Хотелось бы… – вздохнул руководитель группы, когда Педро скрылся за дверью курилки. – Жаль пока без вариантов.
– Вот именно! Пока! Представится еще шанс. Подвернется случай, который мы не упустим, будь уверен! Рано или поздно должно что-то поменяться.
– Пойду покурю, – Петр Сергеевич медленно поднялся, направляясь в курилку. – Не буду экономить до следующего раза!
– Правильно! – Михаил поднялся следом. – Пойдем, составлю тебе компанию.
Вошедшие в курилку мужчины резко остановились у порога, обнаружив тихо висящего в петле Педро. Они молча переглянулись, понимая, что на этот раз мексиканец все же завершил начатое.
В начале марта Петрович дал полярникам особое задание – разобрать завал в дальнем углу цеха и отсортировать его.
– Если разберете завал до вечера, каждый получит по два жетона. – Объявил Петрович и удалился по своим делам.
– Разбогатеем, мужики! – Борис был как всегда полон позитива. – Я угощаю сегодня Сергеича целой порцией!
– А я куплю ему пачку сигарет, – заявил Дмитрий.
Дело в том, что в силу своего возраста Петр Сергеевич выполнял в цеху несложную работу и получал за нее всего три жетона в неделю. Если бы не его подопечные, делившиеся с ним едой и угощавшие сигаретами, он бы совсем зачах. На этом фоне хронического стресса вчера у Петра Сергеевича сильно прихватило сердце и сегодня он не смог выйти на работу из-за мучавшей его одышки.
Михаил молчал, глядя на гору мусора возвышавшуюся перед ними. Угол был завален всяким хламом: тут были нагромождены разбитые ящики, бракованные детали, не успевшие попасть на переплавку, бесконечно длинные кабеля и толстые шланги, перепутанная проволока, поломанные инструменты, и все это было кем-то свалено в одну кучу, превышавшую два человеческих роста. Глаза боятся, а руки делают. Полярники быстро разбирали наваленную кучу, расфасовывая по контейнерам материал. Больше половины они разобрали уже до обеда.
После обеда куча мусора убавилась настолько, что гора деревянных ящиков, не поддерживаемая больше другим хламом, с грохотом рухнула вниз, открыв за собой ржавую дверь. Мужчины вопросительно переглянулись между собой.
– Надо проверить, открыта или нет. – Борис стал пробираться через валявшиеся на полу ящики к двери. Михаил оглянулся – поблизости никого не было – все были заняты своей работой в цеху у станков и конвейеров.
– Открыта! – Борису пришлось пригнуться, чтобы протиснуться в узкую невысокую дверь. – Сейчас гляну, что там.
Через минуту он вернулся, глаза его горели огнем надежды.
– Там вертикальная лестница на верх идет! Вся ржавая. Похоже ею давно никто не пользовался. Надо узнать, куда она ведет.
– Думаете Петрович про эту дверь ничего не знает? – спросил Дмитрий, хорошо запомнивший урок с дымоходом. – Он специально заставил нас разобрать завал, чтобы ее откопать! Если он узнает, что мы ее открывали, нам конец!
– Я все равно разведаю, куда эта лестница ведет, – упрямо заявил Борис.
– И лучше сделать это сейчас, – посоветовал Михаил, оглядываясь в сторону цеха, совершенно не тревожась по поводу возможного наказания. – Давай, Борька, разузнай там все, а мы тебя прикроем.
Дважды Бориса просить не пришлось. Он быстро скрылся в узком проеме, затворив за собой ржавую дверь. Михаил с Дмитрием снова завалили проход ящиками, замаскировав обнаруженный ход и принялись к расчистке в другом месте.
– Не нравится мне все это, – проворчал Дмитрий, сматывая длинную проволоку. – Нарываемся на неприятности, выдаем себя. Эта выходка смело тянет на смертную казнь.
– А нам иначе никак, – спокойно возразил Михаил. Он хорошо помнил тот расстрел в амфитеатре. Словно это было вчера, он отчетливо видел, как пули сотрясали живые тела, через секунду делая их мертвыми. – Мы должны испробовать все, что только окажется у нас под рукой. Любой побег сопровождается риском, без этого нам не бежать.
Дмитрий ничего не ответил на справедливое замечание друга. После того дня, как его несколько часов избивали, и он уже был готов умереть за попытку к побегу, он вернулся оттуда другим человеком. Стал более замкнутым, угрюмым и раздражительным. Друзья решили, что та ночь окончательно сломала Дмитрия, но они не знали, что произошло на самом деле и какую цену ему пришлось заплатить, чтобы не быть расстрелянным за побег.
Прошло больше часа, но Борис так и не появился. Зато пришел Петрович, проверить, как идут работы.
– Вижу справляетесь, – объявил он, внимательно разглядывая угол, хлама в котором заметно уменьшилось. – Осталось только ящики раскидать.
Он подошел к горе деревянных ящиков и выдернул один из них из кучи. Михаил с Дмитрием тревожно следили за его действиями. Что будет если Петрович сейчас обнаружит дверь? Или он все-таки знает о ней и сейчас проверяет, как долго осталось ее откапывать?
– А где ваш третий? – спросил он, откидывая ящик в сторону.
– В туалет ушел.
– До конца смены меньше часа, постарайтесь успеть.
Работа была сделана, оставалось только раскидать ящики, прикрывавшие дверь. Полярники стали нервничать: смена подходила к концу, а Борис так и не появился.
– Надеюсь с ним не произошло ничего страшного, – Михаил приступил к разбору завала. – Теперь нет смысла прятать дверь, если Борька не успеет вернуться к концу смены – нам все равно конец.
Но Борис успел за десять минут до звонка и за минуту до прихода Петровича. Он хотел было что-то рассказать, как только вернулся, но не успел, так как подошел Петрович и придирчиво стал разглядывать проделанную работу. Завал был разобран, ящики сложены в аккуратную стопку, бракованные детали, проволока и сломанные инструменты раскиданы по контейнерам. Увидев дверь, он подошел к ней и открыв, заглянул в образовавшийся проем. Потом что-то сверил в своих чертежах и захлопнул ее назад.
– Дверь открывали? – спросил он, строго глядя на полярников.
– Даже не подходили, – Борис был преисполнен уверенности. – А что там за ней?
– Вас это не касается, – пробормотал Петрович, еще раз глянув в чертежи и сделав в них какие-то пометки карандашом. – Работу выполнили. Молодцы. Но сюда больше ни ногой. Вы меня поняли?
