Константин Паустовский
Книга скитаний
Живите так, как начали
Несмотря на запрет врачей, я написал в Малеевке повесть «Колхиду». Писалась она легко и быстро, без напряжения, и это меня даже пугало. Я наслушался писательских разговоров (в общем, справедливых) о том, что чем труднее пишется кпига, тем она обдуманнее и крепче.
Мне некому было показать свою новую повесть. Но на мое счастье в Малеевку приехал на несколько дней детский писатель Розанов, автор очень славной книги «Приключения Травки».
Я прочел ему несколько глав из «Колхиды», и он так ласково и просто похвалил ее, что я успокоился и даже решился отдать ее в горьковский альманах «Год шестнадцатый».
Горький прочел «Колхиду», как он сам сказал мне потом, «собственноручно» и сделал всего одно замечание. Относилось оно к цветку герани. Я написал, что герань – цветок мещанского обихода, главное украшение обывательских окошек.
Горький написал на полях, что никакие растения и цветы не могут быть мещанскими или пошлыми и что герань – любимый цветок городской бедноты, душных подвалов, где ютятся ремесленники. В народе издавна сложилось убеждение, что герань очищает тяжелый воздух слесарных, сапожных и других мастерских. Поэтому ее и любят.
Вскоре после Малеевки я встретился с Горьким, и он попрекнул меня тем, что я не замечаю красоты этого цветка.
– Может быть, попадете когда-нибудь в Италию, – сказал он. – Там вы повсюду увидите такую пышную герань, что от нее не оторвешь взгляда. А у нас лучшую герань выращивают, по-моему, в Новгороде Великом.
Все пригородные слободки этого чудесного города просто горят шарлаховой геранью. Вы были в Новгороде Великом?
– Нет, не был.
– Обязательно поезжайте. Обязательно! Попьете у слободских старушек липового чая. Удивительный вкус, но, правда, – на любителя.
Он побарабанил пальцами по столу и добавил:
– Местная особенность! Люблю местные особенности. Из них, как бы из густых красок, на полотне рисуется Россия. Вы любите художника Кустодиева?
– Очень.
– Все это явления одного порядка, – сказал Горький, следя за витиеватым дымком от своей длинной и тонкой папиросы. – Кустодиев, ярмарочные балаганы, выгоны в мураве, щепной духовитый товар, шали на плечах волжских красавиц, мезонины, герань на подоконниках, румяные закаты – именно те, что так славно отражаются в самоварах, мальчишки с расписными пряниками… Чудесный художник! Чудесный! Стихи любите? – спросил он неожиданно.
– Да. Но по-своему.
– Как это «по-своему»?
– Я не могу прочесть больше двух-трех стихотворений в день. Но эти два-три стихотворения я запоминаю надолго, иной раз на всю жизнь.
– Завидное качество, – сказал Горький, снова постучал пальцами по столу и добавил, глядя в сторону: – А я вот уже не могу. Склероз, что ли? А кем вы, милостивый государь, сейчас увлекаетесь? Из современных поэтов.
– Блоком. И Пастернаком.
– Богато живете! – заметил Горький. – Это похвально. Каких только чудес не наслушаешься у поэтов. А я все-таки больше всего люблю Пушкина. «Буря мглою небо кроет». Помните? «Выпьем, добрая подружка бедной юности моей».
Он пропел эти слова своим басом и задумался.
– Вот поезжайте в Новгород Великий. Там этих добрых подружек, как Арина Родионовна, полно. От них вроде и началась русская поэзия.
В ту осень в Малеевке я много читал поэтов – Васильева, Светлова, Заболоцкого, Пастернака. Я не удержался и прочел Горькому по нескольку любимых строк из этих поэтов. Он неожиданно растрогался.
– Как, как? – спросил он. – Прочтите еще раз, Я прочел из Васильева:
Поверивший в слова простые,
В косых ветрах от птичьих крыл
Поводырем по всей России
Ты сказку за руку водил…
А вот это – Пастернак:
Скорей со сна, чем с крыш, скорей
Забывчивый, чем робкий,
Топтался дождик у дверей,
И пахло винной пробкой…
– Точно сказано, – заметил Горький. – Да вы кто – прозаик или поэт? Пожалуй, поэт.
Он положил свою большую руку мне на плечо и слегка нажал на него.
– Валяйте! Живите так, как начали. Черт не выдаст, свинья не съест.
ДНЕВНИКИ И ПИСЬМА
ВТОРОЙ ОСТРОВ. Пояснения Вадима Паустовского.
Паустовский не относился к тем писателям, что старались вести дневники регулярно и обстоятельно. В первую половину жизни он делал записи от случая к случаю, за что часто корил себя. Лишь с возрастом начал заполнять дневники более регулярно. Однако случались периоды, когда такие личные записи в них становились насущной потребностью. Так было, например во второй половине 1920-х годов. Об этом говорит даже сам их внешний вид. Если под рукой не оказывалось тетрадей и блокнотов, он мастерил их сам или писал на отдельных листках. Их сохранилось множество.
Вернувшись в Москву из Тифлиса в 1923 году, он, наконец, приступает к занятиям литературой как к главному делу своей жизни.
За плечами остался опыт Первой мировой и гражданской войн, трудных лет в жизни страны, породивших много сомнений, оставшихся с ним неясными до конца жизни. Его не перестают мучить сомнения, относящиеся как к событиям общественной жизни, так и личным. Эти мотивы занимают свое немалое место в записях.
Он уже несколько лет женат, в 1925 году в семье появится маленький сын Вадим, то есть я. После непродолжительного обитания в подвале старого особняка в Обыденском переулке семья получает две небольшие комнаты в коммунальной квартире кооперативного дома РОСТА на Большой Дмитровке. Именно Российское телеграфное агентство (позже ТАСС) становится для него на несколько лет постоянным местом работы.
И сам РОСТА, и отношения с его сотрудниками отражены в предлагаемых дневниках, составляя их своеобразный «жизненный фон». Обращает внимание сам стиль записей. Если письма писались для родных и знакомых, то есть для собеседников, то дневники – рабочие записи, прежде всего для самого себя. Часто это были «вехи для собственной памяти», по которым только автор мог восстанавливать всю цепь событий. Отсюда «телеграфная» манера записей, сведение описаний к 12 словам, не всегда ясных для других.
В дневниках немало имен, причем автор часто повторяет их, записывая по большей части сокращенно, иногда инициалами. К тому же в разных вариантах. Потому особую необходимость приобретают пояснения.
Итак – кто есть кто?
Как уже говорилось, Крол, Катя, она же Хатидже – первая жена Паустовского, Екатерина Степановна Загорская-Паустовская.
Дима, Дим, даже Димушка – это я в возрасте от двух с половиной до семи лет.
Лабутин, Ломакин, А. С. Люлина, Сапарин, Гик, К. Гофман, Фивейский, Вельский, Новогрудский (в дальнейшем писатель), Каргачевский, Рыковский, Мазо, Володя Герцик, Тамара Герцель, Гил, Давид Гельман (по прозвищу Зюзя), и др. – все это работники РОСТА, сослуживцы Паустовского. Ответственным руководителем РОСТА в те годы был А. А. Яблонский, а ответственным секретарем – Валентина Сергеевна, в замужестве Фраерман.
M, МК, Маринье – Марья Константиновна Лемаринье также работала вместе с ним, но пользовалась особым дружеским доверием (расположением).
Мроз и СВ – Мрозовские Владимир Семенович и его жена Софья Владимировна – близкие друзья К. Г. Паустовского с кавказских времен, также работали в РОСТА.
Фраер, Фраергон, Ф – Фраерман Рувим Исаевич, один из ближайших друзей отца на протяжении всей жизни.
В. – Валерия Владимировна Навашина (Валишевская), с 1936 года стала женой К Г. Паустовского.
Бума – давняя мамина подруга, младшая сестра известной писательницы и переводчицы театральных пьес Татьяны Львовны Щепки-ной-Куперник Знакомство Бумы (в замужестве Крашенинникова) с моей мамой произошло еще во время I мировой войны, когда они обе работали сестрами милосердия вместе с моим отцом на военно-санитарном поезде Союза городов России. Знакомство это продолжилось и в последующие годы. Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Бумы. Отец мне о ней не рассказывал, хотя в его рабочих записях о своих друзьях и знакомых, в которых он как бы кратко характеризует многих из них, о Буме отец пишет как о «прекрасном человеке» и о том, что она работает и учится на архитектора.
Часто упоминается имя Коля. Это Николай Иванович Харджиев, литературовед и писатель, знакомство с которым у моих родителей началось также еще в одесский период их жизни в 1920—1922 годы. В РОСТА он не работал, но к нам заходил часто в те годы, старался «воздействовать» на отца в области «левого» искусства, горячим поборником которого Николай Иванович искренне являлся. Правда, у отца обо всем было свое мнение.
Оля (Молчанова) – наша домработница, из деревни Ловцы под Белоомутом на Оке.
Заглавная буква А (часто без кавычек) – также полноценный персонаж записей. Это популярный в те времена трамвай «А», ходивший по бульварному кольцу. На нем отец и другие сотрудники часто возвращались домой, направлялись в кино и театры (ведь им по службе часто выдавались бесплатные билеты).
«Нужно:
1) Писать, читать, жить очень спокойной, продуманной жизнью, не торопиться.
2) Очень доброжелательно относиться к людям, но не пускать их в свою интимную жизнь.
3) Не делать из пустяков трагедий, не скандалить.
4) Жить совершенно свободно, уважать свободу чужих чувств, не судить о людях «из третьих рук» и не приписывать людям из личной неприязни всех смертных грехов.
5) Работать над любимым делом.
6) Не увлекаться модными вещами в литературе и искусстве.
7) Чаще отдыхать, уничтожить в жизни суету. Вот, в общем, все».
Из дневников
Из дневниковых записей 1923 года
Вокзал. Именины у Балашовых. Бокал. Письмо.
Отъезд в Рязань. – Пароход. – Коломна. Ока. Закат в Белоомуте. Туман. Утро. На паперти Архиерейского дома. Павлов. Крол – припадок. Нашли. Больная. «Хулио Хуренито». В Екимовку. Станция. Обливание в саду. Золотая осень. Уехали…
Москва. Высочанские. Глупые дни с Надей. Письмо В.[алерии] – разрыв. Страшно. Коньки. Свадьба Глеба. Порвал с Настей. Отъезд Крола. Одно утро – серое, папильотки – гадость. Ушел совсем.
Пушкино. Дача Клейменова.
Снова в Рязань. «Лунная сырость»… Чудесные дни. Читал «Пыль»… Легенды. Купался в Павловке. Отъезд.
Пушкино. Слезы Крола. Ели, темнота. Глухая жизнь. Бабель у нас, сироп. Самойленко.
В городе – «На вахте». Мамаша. Типография «Гудка». Герман в Перловке. Мельников. Осень. Прислуга – Лена. Северные реки. Серебрянка. У Фраера – Зима. Мрозовский у нас с Ковальскими… У Булгакова. Мрозовские. Девственный снег. Фраер с Дорой. На санях в реку – кто-то разбил ногу. Мроз в «Вахте». По улицам Москвы. О глазах женщин. Редакция. Оленин-Волгарь – Зузенко – Моисеенко – Тарский.
Из дневникового листка 1923 года
Возвр.[ащение] в Москву. Закат над Курой… Москва – серая, темная, еще пустая. Звонок дяде Коле. Парикмахерская. У Высочанских. Комната для прислуги. Настя на Кузнецком. Иванов в «Гудке». У Балашовых, в белом.
Отъезд в Екимовку. Рязань. У Павловых, – зеленые улицы. Малашка. Березовые рощи, свежесть – Мишка – усадьбы. Старики. Чистота, коврики, раздолье. Душная комната. Писал «Этикетки». Дорожки в саду. Мельница. Река Павловка. Рыбная ловля с Ниночкой. Пруды. Самогон. Кузнец. У него на Пронской дороге. Ал. Васильевич. Обмер церкви. Отъезд. Крол провожал до перепутья. Вез брат Мишки. У Павловых…
Приехал в Москву. Москва в плакатах. Сапожник у Высочанских. Тарасовка, Глеб, Пава Караваев, крокет. Малярия. Купались в Клязьме. Модистка. Тоска. У Фраермана в Элите, в новом общежитии. Искал. Вблизи Поварской. Грузинская миссия… У Лифшица на Красной Пресне. К Леле. Пыльные пустыри на закате. Позвонил – ну что, что, что! (булочная на Сретенке). Коньяк. Фраер. К ней. Из окна – радостный Крол. На лестнице – смущенье. Фраер остался сидеть на ступеньках. Вино. Говорили… радость… По Москве. Фраерман сзади. Консерватория. Дом, где меня расстреливали. По Ник[итскому] бульвару. От Арбата к ней. Чудесная комната, где ночевал Наполеон. О Пиросмане, о поисках, о времени и пространстве. Смотрели картины. О тоске. Ф[раерман] заснул… Ушли на рассвете. Газеты. Сон. В 11 ч[асов] звонок. Капризный голос. У Сретенских ворот. Милютинский. Серое легкое пальто. Яркость. Я был как кокаинист, вне реальности, в солнечных плоскостях. К Щукину. В Третьяковской. Бледность – печаль. Мальчишка с гландами. У нее. Хорошо… Гранатный, дождь. Музей Морозова. У Воспитательного дома – Дворца труда…
Лето было холодное, дождливое. Кирилл и Терентьев. Тетя Маруся. Майзель. С Соней и Ф[раерманом] к Кремлю. Все святые. Петровско-Разумовское – сено, зелень, солнце, вода. Едва не попали под трамвай. Фуражка. Наборщик из Батума. Сухаревка – душная, Центр[альный] рынок Скатертный. На полетах. В столовой. Не могли есть – дрожь, напряженье. Печальная улыбка горничной. Слезы. О чем говорили – вспомнить трудно. Ни разу о любви. Вечера у Высочанских. Последний бой Сухаревских часов.
Вокзал. Кольцо, спички, папиросы… На площадке. Разыгрывается сердце. Кирилл. О плаваньи «Трансбалта». Рудин. Первые письма – тоска. Фр… «В доме, гулком, как эхо». Тоска, от которой так легко умереть. Отчаянные письма. Как появилась Настя – я не помню. Кажется, я был у Ильинских, в белом до Садовой. Стихи Шершеневича – эх, удрать бы к чертям в Полинезию. Как видно, от тоски. Рассвет. Дориан Грей… Я написал «Разговор во время ливня» и писал «Пыль».
Поездка в Ленинград. Ударов, Иванов – машины, авто, Невский. Синие воды, простор, бледное солнце. Балтийское пароходство. «Товарищ». Райкомвод. Ужин с вином. Полевые цветы на палубе, иностранные] моряки, золото в окнах дворцов. Обратно. Жаркий вагон. Кузнецов.
Гнилая Москва… Спасоналивковский переулок. Глеб. Терентьев. Пивная. Хороший рассказ о Константинополе. Спал у меня…
Из дневника 1924 года
Новый год у Иванова. Шенгели… Очень много людей. Скандал с Ивановым. Суд. Зинаида. Вызовы в «Дом печати». Клинч. Бандитский союз. Грязно, погано. Смерть Ленина. К гробу с Фраером. Дикий мороз. Гудки. Замерзали в вагоне. Весной – на масленицу. Булгаков у нас. Разыграли Фраера. Снег – хлопья – опьянели. Рассказы Зузенко. Австралийские гуси… Лена Маркина.
Переход в РОСТу. Мисин, ред.[актор] – Люлина. Сапрыгин… Весна. Гехт с Асеевыми и фокстротистом…
Переход к Садомову. Асеевы. Гехт на чердаке… Бабель и Мери. У Бабеля, в Сергиеве. Озера, скит. Мамаша. Астма. Саянский, Чекризов у нас. Сено. Настя. Безденежье. Парк… Костер, дача Маяковского. Ночь. Спали на простыне. Моисеенко в Пушкине. Асеев. Читал «Лихорадку» – в Молодой]. Гв[ардии]. Шахматы.
Отъезд[13] – провожали] Лифшиц и Крол. Серые чулки. Скворешни – дачи. Ряжск – Козлов. Нападение на поезд. Суховей. Ростов. Вокзал. Астраханские номера – дымный город. Утро – на реке, песик и кошка. Мутный Дон – «Мариуполь».
Гл. этапы: Таганрог – Бердянск – Керчь – Ялта – Севастополь – Одесса (Мельницы в степи) – …Киев – (Выжженная Дарница) – Москва.
Авто – Крол – нога – рыбная ловля – раки – Встреча с В[алерией] у остановки] 33 – Сухаревка… – переезд в город – подвал у Марусеньки… – осень… печальная… – «Журналист» – Регинин[14]
Из записей 1924 года, начиная с командировки в азовско-черно-морские порты
Отъезд. Ветер. Смоляная ночь, «Феодосия». Палуба. Красный огонь маяка. Течет вода. Сон в кают-компании. Утро. Мариуполь. Солнце, зел[еный] рейд, купался. Море цветет. К вечеру – Бердянск. Солнце сеется сквозь акации. Жара. Пустынность, море, колючие травы. Бычок. Уходили ночью. Огни маяка на косе. Проснулся от звона бутылок. Шторм. Свист в вантах. На палубе, у люка, хлещет через борта. Девица. Рассвет. Серые волны, бортовая качка. Голые берега Крыма, белая Керчь, зеленый пролив: родина Шенгели. Дом крестьянина. Хорошо. Столовая «Севастополь». Греки, маленький базар. Гора Митридата. Писал, думы о ней. Порт – ржавый маяк Розмаринка. Арбузы. День в Агентстве, шторм, полосы дождей, морячка, простор скитаний. Катер, подкидывает волной. «Игнатий Сергеев» на рейде. Палуба. Яша Лифшиц. Елизавета] Петровна. Гек-кер. На палубе, на скамейке. Пловучий маяк, сизый вечер, фиолетовая вода, огни встречного парохода. Палуба дрожит. Феодосия. Кофейня – какие-то ночные снобы. Ночь на скамейке. Ялта. Шашлык, пляж, малахитовые] берега Крыма. Профсоюзники. Севастополь. Извозчик, гостиница, угловой номер. Базары, цветы. Память 1916 года. Соборная. Исторический бульвар… Графская пристань. Переехал на Нахимовский. Музей обороны, купальня. Северная сторона. Пароход. «Чичерин». Ночью. Лунный город. На «Чичерине»! В кают-компании. Огни. Тараханкут. Солнечные зайчики, писал. Хорошо. Берега Одессы. Мгла, вехи – прекрасный город. Огни. К Аренбергу. В кафе на Гаванной. «Моряк». Коберман. Очерки. Боровой. Муров, Багрицкий. В кафе у Фалькони. Мельница в степи. Сушь, виноград. Коля. В Аркадии – читали Гумилева. Эллада. Французский] бульвар. Даша в супрематическом платье. Черноморская… Виноград на Старом базаре. На молу у маяка. Вокзал. Аренберг… Сон.[ный] Киев – страшный. Обугленная, голая Дарница.
Москва. Авто. Синий день, жара, Пушкино. Крол и Верочка. Нога Крола. Процесс Савинкова, [нрзб] «Лихорадка» у Асеева… Гехт. Цезарь. Чекризов и Саянский – ночь на сене. Случай с вором. Ловля раков – дожди – холод – возвращение по черным ночам, сырые леса. Блистающие облака. Приезд Вал[ерии]. Встреча у № 33. Холодно. Трактир на Сухаревке. Южанин.
Переезд в город – 1-й Обыденский переулок… У Марусеньки. Отрава от примуса. Подвал и собачка. Выпуск «Синей блузы». Крестовская застава. Праздник «блузы». Фраерман, Дора. Банкет. Эй, рвань… танцуй фокс[трот]. Грот. Фореггер. С[емен] Городецкий. Осадок. Хмурые дни. Начался мальчик. Осень… ночь с Чачиковым. Юбилей Академии наук. Карга-чевский. Секретарь Рабиндра[ната] Тагора… Брусилов. «Прага». Цыганские песни…
Ноябрь. Ночь у Фраера. Утро, лед, Красная площадь… Цепкая зима. Бума – пьян, разбился.
Из дневника 1925 года
Новый год. Бума. Николаша. Приезд Багрицкого. Ночевки Гехта. Бабель. Весело. Стихи. Крол ждет [ребенка]. Мокрый февраль. Пасха. Гюль. Лифшицы. Церковь в Мертвом переулке.
Май. Первое. У набережных Москвы. Тоска… поездки на дачу, Эйду-сы. Ал. Николаевич. Рыбная ловля. Мороз. Хорошо.
На Москву. Ростов. Остановка] в поле. Унылые места. Рязань, гонка, Москва. Домой. Саша. Родился мальчик Институт Грауермана – тревога. Переезд Крола. Ага, ага! Сережа Перов с женой. Бума – спала на полу, по переулкам между Поварской и Арбатом. Люся Лифшиц. Евгения Борисовна. За окном – купол Христа. Радио. Тихая зима, книги, театры. «Потоп». Лыжи – Нескучный, Царицино. В[алерия] здесь – Навашин – пусто… Началось безвременье, тоска, серость. Жизнь без перспектив. Жажда свежести, перемен. Горы в Царицине, сторожа, снега. «Андриенная Лекувер». Камерный театр. Событий нет.
Дневник-канва 1926 года
Новый год у Фр[аермана]. Царицыно – Вал[ерия] здесь – Пятницкая – разлив Москва-реки – весна – Немчиновка – Клязьма – Гофман.
Переезд в новый дом. Димушка. Колыбельные. Май – отъезд Крола. Мроз[овский] здесь – дача – пот у костра – на солнце – хорошо – снегири – пот на даче – кража – Нежданов.
Отъезд – Ефремов – Богово – рыб[ная] ловля – полковник – купанье… – Гусевы – схемы Ефремова – отъезд… В[алерия] у Син[явских].
Новый дом. Переезд. Оля и Трофим. Поездка в Немчиновку. Пасха. Бродил по РОСТовским переулкам. Леруся. Тоска, безденежье. Отъезд Крола в Ефремов. Димушка на вокзале. Дома… Поездка в Немчиновку. Шли втроем… Хорошо. Данилевич, Соколова. На солнце. Загорел. Снегири. Ночь на опушке леса. Костер.
Отъезд в Богово. Чемодан Фраермана. Ефремов. На станции – Крол – толстый, веселый. Извозчик. Димушка смутился. Деревня, зелень, просторы. Красивая Меча. Купанье – Гофман, Георг[ий] Владимирович], шахматы, рыбная ловля. Мельница. Золотое пение. Полковник. Гусевы. В город – солнечное счастье. Редко бывает. (Первый раз в жизни)'. Роща. Полосы теней… сухие склоны. Маневры. Н. Н. – синий чулок… Во мгле – по полям. На островке – плотва, подусты. Шумский. Шахматы. Валя… Пасека. Батуринский сад. Пруд. Шиповник. Лермонтовские места. Ходил ловить карасей. Тишина. Болезнь Крола, мальчика. Открытка Мрозовского. Отъезд. Гусев на вокзале…
Москва – грязь, серость, тоска. Синявский. Уборка. Ездили в Коломенское. Дождь и монашки. В Немчиновку… встр[етил] Мрозовских. Купанье, холодно, спустили плотину. Грибы – я, Фраер, Синявский. Гроз[овые] тучи в осиннике. Дни – писал, тоска… Южанин. На озере. Велосипед. С Фраером, Каргаческим… Мроз[овский] вывихнул ногу. Около меня… Пенье, шум, гам на сене. Ненастье… Ушли. Утро, мокрое солнце. Дрожали. Врезалось в память. Я с Син[явским] – огородами. Багрицкий. К Митницкому – вино. На вокзал. Уже поздно. Пришли… Нафталин, Апрелевка – тронул руку – все это выдумки. Шли вечером. Зеленая звезда, втроем в кино «Вел[икий] немой». Стефанеско. Чудили. «Парижанка». Болезнь.
Я уехал в Ефремов. Луна и монтер. Клопы. Димушка на станции – заспанный. Шли по дощатым улицам, лужи, солнце, все усыпано мокрой листвой. Богово. Соломенной солнце, в садах. Георгий Владимирович]. Страшные ночи, одиноко… Дожди. Укладывались… У Гусевых. Ярмарка. Шура. Отъезд. Нес мальчика через рощу. Хорошо. У Гусевых. Деньги. На станцию. Погрузили. В вагоне. Дим ночью.
Москва… Устроились. Ездили в Абрамцево… синь, чистая речушка. Лобанов. Выставка Васнецова. Усадьба. Север, монастырь на мысу. Спал в вагоне. Крол в Ахтырке… Гехт ночевал у меня… Рассеянная жизнь. «Огонек» и Воронский. «Королева голландская». Ермолин, Коберман. Пятница у Мрозовских. Она. Бледность. Взгляды через головы. Тотчас же ушли. Он – парикмахер… Крол и Дим. Снежки. Болезнь. «12-тая ночь»… у Синявских.
' 1) В сосновом лесу. Лето 1914 г.
2) Александровский парк в Одессе. Осень 1921 года.
3) Ефремов – по пути из Богова в город. Осень 1926 г. Гехт. Митницкий… Фраер… «Мы разошлись, как ночью корабли». Разошлись в 4 часа утра. Под руку. Неуловимая близость – сросшиеся брови. Кот спал у нас. Разговор о «Пыли». Воскресенье – «Три миллиона» на Арбате – слякоть. Метакса…
7 ноября. Скучно, казенно. Вечер в РОСТе – Вера Инбер, Никулин, Гумилевский. В стране – напряженность. Скука, серо, нет перспектив, все томятся. Гнойник назревает. Склоки, интриги, вышвыриванье на улицу, убогие, бездарные, не подлые, а подленькие люди. Усталость – сессия. «Любовь под вязами»…[15] – Коонен – желтое солнце прерий – пляска фермеров. Авторская корректура «Огонька». Изнеможенье. Дом печати. Диспут о богеме. Мих[аил] Кольцов и Гехт. Пишу «М[ертвую] зыбь» – хорошо. У фотографа с Димушкой. Пудра. Вечером в РОСТе – радостная женщина. У Каменного моста… Цепочка из замков. Батумская поэтесса. Тосты. «Хлам». Смех – дочечка Броня… Ночная Москва с Роксановой. «Королева голландская» в Вечерке. Легкая сенсация в РОСТе. Болезнь Крола. Мроз[овский] вечером. Кровавая рвота. Боли. Аптека, вызывал врача. Курсавка, ничего толком не сказала. 3 ч[аса] ночи. Бред, тоска. Амбулатории.
Вано. Старый врач.
Похороны Красина, бегущая толпа. Димушка – дычи, дычи Крол – истерия. «Петербург» – Гехт. Зеленые ночи, туман, гудки пароходов. «Петербург – ты мучитель». Жажда писать, свежести, здоровья, веселья, романтики…
…Подлое время. Отделываю «М. Зыбь». Крол говорит – болен от тоски, от скуки, от безвыходности жизни, испакощенной бездарностями. Страшные газеты…
Из дневника 1921 года
Новый год (Бума… Вано, Синявские, Мрозовские, Фраер, Чачиков, Вера Чекан, Гофман, Каргачевский)… Хохмачи. С[офья] Вл[адимировна] рядом, приветливость, гаданье по руке. Мрозовский с условностями – хоровод (вай, вай, вай). Сильное зрелище. Брудершафт с Бумой. Поцелуй. Странный разговор. Со зла. Я – о петлюровцах, о голосе Бумы, о том, что стоит над всей жизнью. Хорошо, что… нет будней. Вы говорили это серьезно три раза об одном и том же… Как пусто и как печально. Период метаний. Хорошо. Амок. Разошлись утром. Б[ума] в восторге. Следующий день. Седой, перегарный, и глубокая тоска по живой душе человеческой, по прекрасным, любящим женщинам. Елка у Фраера. Димушка. Кино – «6-ая часть мира». Рваная фильма. У нас. Француз. Два спившихся акцизных чиновника – Моисеенко и Деревенский. Тяжело, безденежье, уходит время. Читал «Винницу» Гехта. Хорошо… «Карменсита» – ужасная, вульгарная, чудовищная Кармен. Домашний чад. Физическая скука. Подходит старость. «Воинственные скворцы». Снежное одиночество… стеклянная стена и за ней снег. Как все надоело. Царицыно, золотое солнце на снегах, с деревьев падают хлопья снега, молчанье. Синие тени. Месяц. Розовые снега. Синявский. Вечером – в РОСТА. Грязно. Игорь Ильинский. Безвкусица. Люди потеряли вкус… Противно. «Орестея». Чистые краски, фигуры с греческих ваз. «Идти своим путем» – свободным…
Жестокие морозы, костры, Москва в дыму. Фраерман в Могилеве. «Ревизор» у Мейерхольда. Прекрасно. Голубые гусары, гофманские сказки. Зинаида Райх – жена Есенина. Масса чудесных деталей. Звонил по порученью] С[офьи] В[ладимировны] Мрозовской – о лыжах. Повод. Она тоскует… Решающее, блестящее лето. Морозы – думы – Гехт читал «Винницу». Надо работать. На лыжах с Синявским. Горки. Палка. Стеклянный день. Багровый и черный дым над Москвой, сиреневый туман, блеск снега, солнце. Вечером с Чачиковым у Синявских. «Брак и безбрачье»… Лыжи. Мост окружной дороги. «Продавцы славы». «Дни Турбиных». Вышла книжка в «Огоньке». Я читал «Этикетки». Крашенинников – лыжная неделя. Глушь Нескучного сада. Павильон. Вышла книжка, а радости нет. Старость. «Звездами обрызганы кипы товаров». Неделя – смутная. С Кролом на лыжах. Свежесть. Кино опротивело, стало пресным. Мрозовский – серый, запертый, скучный… Воскресенье. Читал Фраерман. Адалис с мужем. Большегубая поэтесса. Ночью – вещий сон, о прощении, весь день тоска, метался. Писать стало трудно. «День и ночь». Свежий отдых. «1825 год». Оба раза один. Читал у Фраера. Молчание. Вано. В издательстве «Пролетарий». Ольга Ивановна… комплименты, пока больше ничего. Гехт читал о шизофренике. Хорошо.
4 марта подписан договор с «Пролетарием». «Блоха» во ІІ-ом МХАТе. Царь, чудесная декорация Кустодиева. «Технический». История с Демьяном] Бедным – Фраерман подписал. Пишу «Мертвую зыбь», выходит неплохо – «Евграф, иск[атель] приключений». Жюйте воблочку. Георгий Шторм. Скучно. «Труаден». Брожу по Москве, у Серпуховских] ворот… Вечер у нас – Мрозовские, читал Гехт. Вызывал Озаркин – коммерческие комплименты. Базар. Диспут «Леф или блеф». Сильвинский – на редкость противный, самоуверенный… «Моя группа». Кирилл Зданевич. Лиля Брик. Театр Современной] буффонады – остроты Гаркави… Прочел чудесную книгу – Эль Дженнингс – О. Генри на дне. Думы не покидают меня… Теория Гехта о шизофрениках – по-моему, иезуитская теория. В литературу лезут двоечн[ики] – наглые безграмотные, местечковые евреи… Серая весна. Много работаю над «М[ертвой] зыбью». Крол рассердился, сорвал все ткани, Димушка топотун… 3000 неудачных и малограмотных поэтов… Новиков-Прибой: «Я за вас разбиваюсь в лепешку»… Работаю с Мальвиной. Усталость. Болит затылок… Книга Славина. Окончил «М[ертвую] зыбь» – скитанья – сдал. Пасха. В церкви с Фраерманом. Иссык-Куль. Ограбление музея.
Первое мая. Праздники отличаются от будней усиленным маршированием. Бессмысленно. Тупое хождение по улицам. 90% трусов, шкурников, подлипал. Грязноватая публика. Книжка Гехта, хорошо издана… У Ханжонкова – «вези до армянина». Гехт проявил чудеса спокойствия и изобретательности. Записная книжка Чехова… Сквер у Новодевичьего монастыря. Одиночество. Ничего не делаю. Книжный базар. Планетарий. Весна. Май. Станция.Белокаменная. Дождь. Фиделев. Сокольническая роща – зелень, запах сырости и листвы, песенка – на горе стоит аптека… У Адалисов – глухая провинция. В «Молодой Гвардии» – скучно, наигранная молодость.
Вокзал. Синявский и Кунин. Туман и сизый закат. Леса под Брянском[16]– сухие, скипидарные, мелкие речушки. Дама из Винницы. Одесса. Синева, жара и солнце. Коля[17] на вокзале. У него… Люстдорф. Полынь. Куры в трамвае… Купался. «Бублики». Проводы. Нежная розоватость. Ночь у Коли. Гехт и Бондарин. Смех. У Аренберга. Зинаида с нервным ребенком. У него на даче – журналисты. Бухта на М[алом] Фонтане. Старуха с удочками. Гехт. Мороженщик Ваня. Вечер ухода «Трансбалта». Аркадия, ловили креветок. Домино. Крути. В покалеченном [18] трамвае, смех. Столовая на Дерибасовской… Австрийский пляж. Вода. Песенки. Квас. Малярия. На массиве с Бондариным. Болезнь Коли… Продавцы. Мальвина – ночь на Греческом мосту. Лузановка. Катер. Качка и утки. Человек с автомобильной шиной. Блондинка. Зной, Аравия, колючие травы. «Не бейте по сознанью». Обратно – сидел на борту, сумерки, нагретый медный воздух, шорох волн…
Поезд. Скучно, пыль. Изгиб у Конотопа. Москва. На извозчике с украинским] студентом. Раздобывал деньги. У Фраера. Синявский. Отъезд в Подлипки. Серый северный теплый день. Поют птицы… церкви и сады. Подлипки. Русый Крол, просторы, телеги… Хорошо. Димушка вырос. Шура с подсолнухами. Озерицы. Ока, шлюзы, песок, вода и солнце… Пляж – грустный и пустынный. Цапли. Рыбная ловля – у шлюзов на озере с лодки… Чудесный Дим. Дядя Ваня… Отец Николай. Отъезд ночью. Хулиганы в Горках.
Москва. Сдал книгу «Молодой Гвардии»[19]. Без денег. Мрозовский у меня. С Синявским у них. Крокет. Палец. Ночевал в росе на балконе… С Рувимом. Пляж Загорелый. Хорошо. Крокет. Разговор о В. Странно. Уехал в Озерицы. Болезнь. Шел утром, Димушка пришел встречать… Заболел. Колит. Из окна – огни на Оке. Хорошо… С Кролом на шлюзы, на Оке, купался, в красивом месте. В Белоомут. Трактир. Дождь. Любовь к этой серой стране.
Роман Фраермана. Утром – рыбная ловля против церкви. Серо и тепло. Днем – в Подлипки. Поля как море. Крол и Шура на станции.
В Москве ливень. Маша. Отошла. Проводить – дядя Коля, скверно… у Синявских – Гехт… «У середу Настя, у субботу Любка». Французское вино… Восторг Гехта. Свадьба Фраермана. Нога у Крола. «Блатная песня». «С одесского Кичмана». Жуткая публика. Кто сказал?… Шутки Синявского. Шахматы. Начал работать. Тревожное время. Недовольство, оппозиция, пороховой ящик. «Синяя блуза» – Мроз[овский] и эпилепсия. Кино. «Варьете». «Безумный день» в МХАТе. Наташа. Руки, застенчивость, непередаваемое очарование девичества. Вечер в РОСТа – оппозиция. Пишу по ночам. Выходит. Намеки. Жаль ее. Я подтягиваюсь. Рыбная ловля в Нескучном. Холод, Моторные гонки. Снег, над Москвой дымит буран. Шторм – его манифест. Потрясает. Сдвинулось. Тревожные дни… разница в 12 лет – концерт в Колонном зале – белое и черное, огни… Крол в черном. Крол нервничает, раздражен… страшно много работаю. Подвижничество… «Кроме Блистающих облаков Щаустовского] – …Алые паруса Грина». Обида – я ничего не понимаю, слова расходятся с делами. Порыв, влюбленность, теплеют глаза. Концерты… «Блистающие облака» – «Жара» – «Скитания». У Никитиной. Академическая скука. Рождество. Косматый зимний вечер. Огни (красные), неподвижные милиционеры. Вечер у Быковского…
