Оскар Уайльд
Кентервильское привидение
– Какая ахинея! – воскликнул Вашингтон Отис. – «Лучший Растворитель Пинкертона и Совершенный Детергент» удалит его, не успеете глазом моргнуть. – И, прежде чем потрясенная экономка сообразила вмешаться, Вашингтон упал на четвереньки и принялся тереть пол некоей палочкой, каковая напоминала черный карандаш для глаз. Не прошло и нескольких секунд, как от кровавого пятна не осталось и следа. – Я знал, что «Пинкертон» с ним справится! – торжествующе провозгласил Вашингтон и оглядел восхищенное семейство; но не успел он промолвить эти слова, ужасная вспышка молнии осветила мрачную комнату, устрашающий громовой раскат заставил Отисов вскочить, а госпожа Амни лишилась чувств.
– Какой чудовищный климат! – невозмутимо отметил американский посланник, закуривая обрезанную сигару. – Полагаю, старая страна до того перенаселена, что приличной погоды на всех не хватает. Эмиграция – единственное, что спасет Англию; я всегда придерживался этого мнения.
– Дражайший мой Хирам, – сказала госпожа Отис, – что нам делать с женщиной, коя лишается чувств?
– Выставь ей счет за халатность, – отвечал посланник. – В дальнейшем она будет за чувствами присматривать.
Не прошло и нескольких мгновений, и госпожа Амни, разумеется, очнулась. Не приходилось, впрочем, сомневаться, что она весьма расстроена; она сурово предупредила господина Отиса, дескать, тому следует готовиться, ибо вскорости на дом обрушатся напасти.
– Я своими глазами видела такое, сударь, – молвила она, – от чего у любого христианина волосы встанут дыбом; много-много ночей не сомкнула я глаз, ибо здесь творились ужасающие вещи.
Однако господин Отис и его жена тепло заверили бесхитростную душу, что привидений не боятся, и, призвав благословение Божье на головы новых хозяина и хозяйки, а равно уговорившись о повышении жалованья, старая экономка заковыляла к себе.
2
Всю ночь бушевала гроза, однако ничего примечательного не случилось. Впрочем, наутро, когда все спустились к завтраку, ужасное кровавое пятно вновь красовалось на полу.
– Вряд ли тому виною «Совершенный Детергент», – молвил Вашингтон. – Я его к чему только не применял. Очевидно, сие дело рук привидения.
Итак, он снова стер пятно, однако на второе утро оно явилось опять. Явилось и на третье, хотя ночью библиотека пребывала запертой лично господином Отисом, кой отнес ключ наверх. Теперь все семейство живо заинтересовалось происходящим; господин Отис заподозрил, что, отрицая существование привидений, пал жертвою чрезмерной безапелляционности, госпожа Отис выразила желание вступить в Парапсихологическое общество, а Вашингтон составил длинное письмо господам Майерсу и Подмору[2] касательно Стабильности Кровяных Пятен в контексте преступной деятельности. В ту же ночь всякие сомнения относительно объективного существования фантомных явлений улетучились навсегда.
День стоял теплый и солнечный; к вечеру все семейство отправилось прокатиться по холодку. Вернулись они лишь к девяти вечера и легко отужинали. Беседа никоим образом не касалась привидений, и потому вовсе не возникали основополагающие условия восприимчивого предвкушения, кои столь часто предшествуют сверхъестественным явлениям. За столом, как впоследствии узнал я от господина Отиса, обсуждались такие характерные для культурных американцев из высших слоев общества темы, как безмерное превосходство госпожи Фэнни Давенпорт как актрисы над Сарой Бернар;[3] трудности обретения зеленой кукурузы, гречишных оладий и мамалыги даже в лучших английских домах; важнейшая роль Бостона в развитии мирового духа; преимущества системы багажных квитанций при пользовании железнодорожным сообщением и сладость нью-йоркского акцента в сравнении с тягучестью лондонской речи. Ни единого упоминания нематериальных явлений не прозвучало за столом, а равно – ни малейшего намека на сэра Саймона де Кентервиля. В одиннадцать вечера семейство разошлось по комнатам, и спустя полчаса были погашены все лампы. Через некоторое время господин Отис был пробужден загадочным шумом за дверью в коридоре. Шум походил на лязг металла и словно бы приближался с каждой секундою. Господин Отис поднялся, чиркнул спичкой и глянул на часы. Ровно час ночи. Господин Отис сохранял спокойствие; он пощупал пульс, каковой отнюдь не оказался лихорадочным. Загадочный шум продолжался, а вместе с ним отчетливо слышались шаги. Господин Отис надел шлепанцы, изъял из несессера продолговатую склянку и распахнул дверь. В тусклом лунном свете пред собою узрел он старика ужасной наружности. Глаза старика были красны, как горящие угли; длинные седые волосы падали на плечи спутанными прядями; одеянье его, весьма старинного покроя, было измарано и изорвано, а с запястий и лодыжек свисали тяжелые и проржавленные кандалы.
– Дражайший мой сударь, – молвил господин Отис, – я вынужден настоятельно просить вас смазать эти ваши цепи и с этой целью принес вам флакончик смазки «Таммани – Восходящее Солнце». Утверждается, что она крайне действенна по первом же применении, о чем повествуют на ярлыке несколько отзывов наиболее видных духовных пастырей моей родины. Я оставлю его здесь вместе со свечами и с наслаждением предоставлю вам еще, буде вы испытаете потребность. – С этими словами посланник Соединенных Штатов поставил склянку на мраморный столик, закрыл за собою дверь и отошел ко сну.
На минуту кентервильское привидение застыло в объяснимом негодовании; затем, яростно швырнув склянку на гладкий пол, полетело по коридору, исторгая замогильные стоны и испуская устрашающее зеленое свечение. Однако, едва достигло оно вершины громадной дубовой лестницы, распахнулась дверь, появились две фигурки в белых сорочках, и мимо призрачной головы просвистела подушка! Совершенно очевидно было, что время поджимает, а потому, спешно воспользовавшись переходом в Четвертое Измерение Пространства как методом побега, призрак испарился сквозь деревянную стенную обшивку, и в доме стало тишайшего тише.
Достигнув скромных тайных покоев в левом крыле, призрак оперся на лунный луч, дабы отдышаться, и попытался осмыслить свое положение. Ни единого раза на протяжении блестящей и непрерывной трехсотлетней карьеры не оскорбляли его столь гнусно. Он вспомнил вдовствующую герцогиню, кою довел до припадка, когда стояла она, обряженная в кружева и брильянты, пред зеркалом; четырех горничных, кои впали в истерику, едва он всего лишь ухмыльнулся им сквозь портьеры в одной из свободных спален; приходского священника – призрак задул его свечу, когда тот за полночь возвращался из библиотеки, и с тех пор священник, идеальный мученик нервных заболеваний, пребывал на попечительстве сэра Уильяма Галла;[4] и старую мадам де Тремуйяк, каковая, пробудившись рано утром и увидев скелет, сидевший в кресле и читавший ее дневник, шесть недель оставалась прикована к постели мозговою горячкою, а по выздоровлении примирилась с Церковью и порвала с этим отъявленным скептиком мсье де Вольтером. Припомнил он ужасную ночь, когда в гардеробной нашли порочного лорда Кентервиля – тот подавился бубновым валетом, кой оказался засунут ему в глотку; испуская дух, лорд сознался, что посредством этой самой карты обжулил Чарлза Джеймса Фокса[5] на 50 тысяч фунтов стерлингов у «Крокфорда», и поклялся, что привидение вынудило его карту сию проглотить. Множество великих достижений вновь припомнились ему: от дворецкого, кой застрелился в буфетной, поскольку увидел зеленую руку, стучащую в окно, до красотки леди Статфилд, коя принуждена была день и ночь носить черную бархатку на шее, дабы скрыть отметины пяти пальцев, горевшие на белой коже, и в конце концов утопилась в пруду с карпами, располагающемся на оконечности Королевской аллеи. С воодушевленной самовлюбленностью истинного художника перебирал он наиславнейшие свои публичные выступления и горько улыбался, вспоминая последнее свое явленье в «Рубиновом Рубене, или Задушенном дитяти», свой debut в «Костлявом Бэзиле, Кровопийце из Бэксли» и furore, кой он произвел как-то раз одиноким июньским вечером, всего лишь сыграв в кегли собственными костями на площадке для лаун-тенниса. И в финале такой биографии какие-то придурочные современные америкашки заявляются сюда, всучивают ему смазку «Восходящее Солнце» и пуляют ему в голову подушками! Сие решительно невыносимо. Кроме того, за всю историю ни с одним призраком не обходились подобным манером. Итак, призрак Кентервиля вознамерился отомстить и до самой зари пребывал погружен в глубокие раздумья.
