Оля Тулянская
Зарубки Бабы-Яги
Когда съемки – милое дело…
Не самый ранний выезд всегда в радость, а если он еще и недолгий – просто праздник! Выспишься, соберешься не спеша, позавтракаешь со вкусом – и работа спорится.
Редко, кто из ребят позволял себе курить в машине, но у Влада было можно. Разве что только этим и омрачались выезды с ним. Оператор он опытный, высокий и крупный телом лысеющий блондин, с юмором порядок, общительный и адекватный. До девчонок охоч, потому перепехнуться с любой, кто не откажет, не прочь, хотя женат и с детьми. Но желающих среди наших уже не было. Как показала практика, спать с оператором без обязательств и «для здоровья» вредно для репутации. Сам же Влад и рассказывал, что однажды допущенный к телу оператор усложняет потом работу на съемках, не слушается, перечит и спорит ни к месту, словом, всячески демонстрирует: раз он тут мужик, то главный.
На канале Влад работал давно, в свое время разнорабочим помыкался по другим «телевесям», но тут прижился.
– На рыбалку с нами поедешь? – спросил он, стоило мне захлопнуть дверцу машины.
Влад – страстный рыболов – с нового года начинал прощупывать коллег на предмет разделить с ним все духовные и телесные прелести рыбной ловли.
– Не любительница я такого отдыха. Скучно, – призналась я.
– Так мы ж не будем сидеть на берегу, приговаривая «ловись рыбка».
– А что же тогда? – скорчила я из себя невинность.
– Догадайся, – подмигнул Влад. Я хмыкнула. – Буду ли приставать? Буду! И не скрываю этого!
Тоже мне святая честность!
– А кто поедет? – спросила, чтоб разговор поддержать.
– Все пока думают, даже Элька обещалась.
– Да неужели? Тогда я точно пас! – как по мне, ее присутствие – веский повод отказаться.
– Она вообще-то нормальная девчонка, когда без закидонов, – не понял причины моего резкого отказа Влад.
– А она может без них? – усомнилась я.
– Ты просто не входишь в элиту, – нахмурился оператор и пояснил. – А с теми, кто входит, она ласковая.
– Ну, ласка мне ее без надобности. А если в элите такие, как Элька, это ж мрак…
Влад усмехнулся.
– Ты не понимаешь…
– Наоборот, все понятно. Лучше скажи, кто в той элите?
– Бугаевские все и еще из других рубрик несколько.
– А! Это та самая элита, которая интервью у пернатых берет, – засмеялась я.
– Ты про что? – удивился Влад.
– Да тут недавно одна «элитная» микрофоном курице в клюв тыкала, птичка от такой наглости возмущенно кудахтала, а корр никак не могла уразуметь и все время переспрашивала: «Что вы сказали? Что?»
Влад заржал.
– А! Знаю, про кого ты. Это мы дУрку снимали.
– Правда? А я было подумала, теперь всех нас обяжут еженедельно у домашней птицы опрос проводить.
Влад покосился на меня, но промолчал. Умом он не сказать, чтоб блистал, да и по скорости мысли ограничения у него имелись явные. Но хорошему оператору такое прощается.
Дурки – несерьезные сюжеты, которые подаются иронично и комично.
По плану съемка предполагалась из категории, как мы говорили в детстве, «легкотня». Всего-то интервью с психологом, психотерапевтом, диетологом и экстрасенсом в одном лице – Владимиром Сиркиным.
Перешагнули порог его квартиры и будто в 90-х очутились. Встретил в черном кожаном пиджаке и «тонированных» очках, акцентом просто с ног сшиб, еле привыкли. Словом, четкий спец. На вопросы отвечал долго, деловито, с расстановками, непонятно. Я сидела, слушала и думала: «Е-мое, как я это «резать» буду»…
Зато посмешил историями. Спросил, знаем ли мы Уловьева.
– Владимира? – уточнила я на всякий случай.
– Да. Он же похудел, видели?
– Вроде бы, – подтвердила я неуверенно, так как не следила за Уловьевым и тем более за его весом.
– Он же об этом даже книжку написал, – продолжил Сиркин.
– Да вы что! Не читала, – делать мне больше нечего.
– Книга о похудении, – добавил мой эксперт.
Тут я растерялась.
– А разве Уловьев еще и диетологом подрабатывает? – опешила, уже не стыдясь незнания.
– В том-то и дело, что нет! Но в книге пишет, что сам сумел сбросить вес по какой-то там опять же «своей» методике.
– Сейчас все пишут о своих способах похудения, – почуяв неладное, я старательно раздувала угольки.
– Да, но он же целый год по моей методике худел, потом заливисто благодарил, а в книжке обо мне ни слова.
– Хмм… – посочувствовала я.
– Но я не в обиде. Шоумены на то и годны, чтобы врать.
Посмеялись.
Назад ехали расслабленные и довольные. Для операторов, коль съемка закончена, то и рабочему дню – финал, а по времени – середина дня.
Влад дремал на заднем сиденье, а инженер Андрюха за рулем довольно улыбался, даже не огрызался на лихачей и «шашечников» на дороге.
– Эх, хорошо с тобой, – начал он.
Когда так оператор или инженер говорят, обольщаться не стоит, вовсе не о женских чарах речь, а об обыденном.
– Андрюх, по-разному бывает, ты ж знаешь, – считается, что скромность украшает.
– Понятно, что бывает, – согласился инженер, – но ты ж вхолостую работать не заставляешь. Это как пить дать.
– Спасибо! – я усмехнулась. – Я, может, и заставляла, если б знала, как это – вхолостую работать.
Думала, что Андрюха посмеется, но он нахмурился. Я удивилась:
– Эй, ты чего?
Андрюха, к слову, мужик опытный и серьезный, лишнего не болтает, работает молча, споро и терпеливо, зубы скалит только в перерывах и во время переездов. Сам он то ли бывший мент, то ли инженер-строитель, не помню точно. Кого у нас в видеоинженерах только не бывает. И если он так реагирует, значит, достала его какая-то бестолочь.
– У тебя как редактор? – вдруг спросил Андрюха. Я пожала плечами.
– Нормальная, не ссоримся…
– Ты ж не под Кларой?
– Не!
– Хорошо. А то чудит она по-страшному.
Ого! Что б Андрюха вот так вслух характеристики редакторам раздавал – диво-дивное…
– Тоже мне новость! Все чудят, – поддакнула я.
– Не, не так! У нее корры все молодые, неоперившиеся. Это ладно. И то, что они не знают, что им нужно, и просят картинки побольше, тоже привычно.
– Сейчас все перестраховываются. Что там корры, редакторы не знают, чего от сюжета хотят, как его подавать…
– Да, понятно! Но тут уже клиника конкретная… Прикинь, снимаем спикера. Васька оператором был, у него все чин-чином. Выставились на молочный, спикер в кадре, корр за кадром, как обычно, диалог минут на тридцать. Ну, это ладно, не впервой. Записали – стоп мотор – я уж кинулся свет собирать. И вдруг «малая» заявляет, что теперь снимаем то же самое, но с ней в кадре, она, значит, спиной будет сидеть по первому плану.
Я засмеялась.
– И что Вася?
– Ну, ты ж его знаешь, он за матерным словом в карман не лезет. Отводит ее в сторонку, мол, что за дребедень, по два раза одно и то же записывать.
– А она?
– Заверещала, типа, два варианта надо, мало ли, что редактору понравится. Вася дар речи на секунду потерял. Но ладно Вася, ты бы видела лицо спикера, когда она ему снова те же вопросы задавать стала.
Я представила и засмеялась. Андрюха сильнее нахмурился.
– А нам не смешно было.
– И что сделали?
– Догадайся? Записали по новой. Спикер стерпел.
– Видать, не искушенный, не знал, что у него есть право отказаться. А вот у вас нет.
– Да, но что за ерунда? Мы же не можем предугадать все, что редактору потом в голову взбредет. И нафига такой корр, если сам не знает, чего хочет, и не способен отстоять свою точку зрения?
– Андрюх, точка зрения корра у нас не имеет ни для кого значения, – горестно вздохнула я.
– Но ты же выкручиваешься как-то?
– Именно, что выкручиваюсь! С опытом приходит, да и то не всегда получается. Девчушка просто молодая, как и ее редактор, Клара эта. Привыкнут, научатся.
– На нашем горбу? – процедил инженер злобно.
– Ага. Но зато с такими, как я, съемки в радость: быстро, четко, профессионально! Сам же сказал! Так что баланс есть!
Андрюха покосился с подозрением:
– Сама себя нахваливаешь?
– Так от вас же хрен дождешься?
– Слова – пустое, мы ценим по-своему! – хмыкнул Андрюха с улыбкой.
Люблю вас за это, ребята! Спасибо!
Зарубка про «корзину»?
Снимать «на корзину» никто не любит и не ценит, более того, быстро пойдет слух, что конкретно этот корр по недоумию, скудности знаний и скверности характера заставляет операторов снимать впустую.
А как надо? Так, чтобы на монтаж хватило и про запас осталось. Но в том-то и вопрос: сколько на этот «запас» нужно? Иной раз может показаться, что дело это всецело операторское, мол, они знать должны. Не совсем так. Да и кто кому что должен – это извечный вопрос внутри съемочной группы и во многом спорный. Оператор всегда может отмахнуться привычным: что корр сказал, то я и снял. И попробуй докажи, что ты просила больше, а он проигнорировал. Слова к делу не пришьешь, а сюжет собирать надо. Так что и на подсъеме мозг корра не должен работать вхолостую.
Сколько видеоматериала снимать для сюжета, так или иначе, но это ответственность именно корра. А посему лучше б самому быть уверенным, хватит материала для монтажа или нет. Ибо в случае нехватки видео – претензии к корру, а не к оператору.
Однако! И меру знать важно! «На корзину» работать – дело неблагодарное.
Где же золотая середина? В подстраховочке. Иной раз ведь снимаешь и вроде бы кажется, что все сняли, и на монтаж хватит и еще останется на случай дрожащих кадров или кривых панорам. И даже на то, если вдруг во время написания текста на ум придут интересные «кульбиты», или редактор вдруг сменит подход к раскрытию темы. Посему нельзя снимать в пропорции один к одному.
Случалось так, что снятые на всякий случай, эдак, с десяток планов, помогали выкрутиться и не ехать на досъем или пересъем.
Но как понять, снимать или нет? Пригодится или нет? И сколько на «про запас» нужно?
Простого ответа нет. Тут придется по обстоятельствам решать. Но выше головы, конечно, не прыгнуть, а точнее: снять то, чего нет, или что потом взбредет в голову редактору, не реально, потому и не пытайтесь. Помним простую математическую формулу, опробованную опытным путем: к объему нужной по теме картинки прибавляем треть сверху. Так и не переработаем, и операторское уважение не потеряем, и склок-обид избежим.
Это, конечно, не 100%-я гарантия. Понятное дело, не предугадать редакторскую блажь, ибо грешат они любовью к жонглированию сюжетными поворотами, и как повернут или не повернут в очередной раз, никогда и никому не просчитать заранее. Важно не суетиться, и не пытаться всем угодить. Угождайте только себе, а еще цените свое время и своего оператора (и он вам потом не раз сэкономит ваше).
Это значит, не нужно просить его отснять 10 планов чего-то одного, пусть и с разных точек. Лучше пусть будет по пять планов, но разных объектов.
Еще раз: исходя из темы, определите, какой видеоматериал вам нужен, после чего и спланируйте съемочный процесс. Дальше действуете по обстоятельствам уже на месте. Ну, и главное правило – держите ухо востро, а глаз – во все стороны. Что интересное заметили, мотайте на ус и снимайте на камеру, оно точно сыграет вам на руку, вернее, на раскрытие вашей темы. Попалась на глаза интересная ситуация, например, прохожий случайный решил поучаствовать или просто с телевизионщиками пообщаться, не отмахивайтесь, даже если у вас уже отснят один герой (подставной или настоящий – не суть), запишите и того, который сам в руки идет, пригодится. И вот тут-то если оператор будет роптать, мол, есть уже герой, на фига второй, настаивайте на своем, не стесняясь. Впрочем, умный оператор ломаться долго не будет, поймет, что вам это и впрямь необходимо.
Правда, есть нюанс. Больше двух героев – это уже опрос, так что не переусердствуйте. Один герой – хорошо, два – не помешает, три – перебор. А снимите всех троих, придется отказаться от кого-то, вот и вопрос – зачем снимали, время тратили? Скажите: для выбора. Глупости. Ибо, как правило, героев для выбора не снимают, у них изначально четкое сюжетное место. Исключение, если запланированный герой не справился, но вы это сразу поймете на месте из его ответов.
Словом, контролируйте объем снимаемого видеоматериала. Это хорошо еще и в том случае, когда оператор ленив, такие больше минимума снимать не любят, придется заставлять.
И на заметку! Формальные и конкретные видеопланы. Вряд ли вы услышите эти определения от ваших педагогов. Формальные вовсе не означают ненужное «поливалово». Нет! Формальные – значит, те, которые всегда пригодятся и не только на этот сюжет.
К примеру, тема сюжета «Уличная еда». Значит, все кадры, в которых люди с шаурмой в руках, ларьки-шаурмичные, герой со своей историей – это все конкретные планы, которые непосредственно связаны с вашей темой сюжета, спикером, с местом событий и отражают характер героя.
А вот видеопланы с людьми, спешащими на работу, офисные здания, вокзальная площадь с меняющимся людским потоком – это формальные видеопланы, на которых просто потенциальные покупатели той самой уличной еды. И несмотря на то, что в момент вашей съемки у них в руках нет шаурмы, тем не менее отсылка понятна. Более того, в дальнейшем вы сможете использовать эти кадры и в других сюжетах с другим контекстом. К формальным видеопланам относятся и сезонные, и заявочные (дом, улица, дорога, прохожие, мамашки с колясками, детские площадки, парки). Они тоже нужны, не забывайте просить их снять.
Жадина-говядина…
Есть ли границы жадности? Раз это недостаток, то, выходит, нет? Но у каждого из нас свое мерило. Мы сами определяем границы своей жадности, и измеряются они не всегда деньгами, более того, гораздо реже деньгами.
Закрытие дачного сезона снимали у проверенной неоднократными съемками дачницы, презабавной женщины необычной внешности. Худая, крашеная блондинка смотрела в камеру раскосыми глазами, слегка картавила, рассуждая на тему садоводства и огородничества, а еще ландшафтного дизайна и умении построить гараж собственными руками. Казалось, она знала все, да и дачный участок был подтверждением: женщина не просто в теме, но фанатеет от того, чем занимается.
В тот день мы снимали фруктовое изобилие, о том, как его заготовить и сохранить на зиму. Погода стояла отменная. Снимали мы очень долго, оператор попался из любителей красивой киношной картинки, когда свет выставлен идеально, и поправки по свету проводятся для каждого кадра отдельно. Это занимает туево тучу времени. Красиво – очень! Профессионально – еще как! Но, когда ты голоден и ужасно измотан этой чужой жаждой прекрасного, вспоминаешь о том, для чего ты это все снимаешь, и как-то сразу придавливает мысль: а зачем мы тут уже пятый час мечем бисер перед свиньями.
Дачница кормить нас не собиралась, даже чаю не предложила, да что там чаю, даже то, что мы снимали (сливы, яблоки, орехи и прочее) зажала.
А когда мы засобирались уезжать и напоследок вышли в сад вдохнуть свежего воздуха, я увидела большую раскидистую яблоню, с огромными, с голову младенца, яблоками, крепко висящими на ветках.
– Это зимний сорт, – пояснила дачница.
– Огромные! – выдохнула я восхищенно.
– Еще больше будут. Их только в декабре снимать надо.
– Вкусные, наверное? – намекнула я.
– Очень.
Под яблоней валялось несколько, упали явно недавно и выглядели съедобно. Пока дачница отвлеклась на парней, я подобрала яблочко, за мной повторил и оператор. Дачница заметила:
– Ой, зачем? Не подбирайте.
– Они ж хорошие, – оправдалась я.
– Сейчас принесу те, что с ветки сняли.
Я обрадовалась, рассчитывая, как минимум, на пакет яблок.
Но дачница вынесла нам всего два яблока, по одному мне и оператору.
Переглянулись удивленно, поблагодарили и отчалили.
«А что? – устало тянулись мысли, пока мы ехали на базу, – угостить ведь угостила, другое дело, что несоразмерно желанию и возможностям. Угощать одним яблоком, когда у тебя несколько яблонь – смешно, но опять же угостила ведь – какие претензии? Меры и объемы-то нигде не прописаны. Все дело в контексте, то есть в знании возможностей человека. Не видели бы мы яблонь, не знали бы, что их у нее много, и два яблока показались бы достойным угощением, а так… Стоп! Контекст контекстом, но не нужно забывать и о ценности подарка. Нам кажется, что два яблока – это мало, но для нее это может быть и много. Почему? Да потому что вырастить яблоньки не так-то просто, много труда, а ухода за ними сколько? Тем ценнее каждое яблоко, особенно, если оно сортовое. И какой же вывод? Да очевидный. Жадность каждого определяется для него ценностью подарка, который он делает. Не важно, насколько он дорог одариваемому, главное, насколько он дорог дарителю…
Эдак можно все оправдать! Хороший, наглядный урок. Впрочем, надо бы это обсудить как-нибудь с группой, услышать их мнение, сравнить, взвесить. Но в другой раз. Слишком устала, даже языку ворочаться лень…»
Ехать еще предстояло минут сорок, оператор дремал, я тоже прикрыла глаза. А что? Не все ж мне веселить инженера-водителя, чтобы он в дороге не заснул…
Корр на растерзание…
В редакторской с порога потянуло гнилью…
Вот черт, опять…
Ноги тут же налились свинцом. В мозгу запульсировало: «Свалить! И побыстрее!»
Мой редактор частенько называла наши тексты не иначе, как «тухлыми». Оно и понятно: где сгнило, там тухлым и тянет.
Ступеньки через не хочу я осилила. Посмотрела на стайку девчонок у двери в коопку. Парней-то среди корров у нас раз-два и обчелся, и то половина из них разве что по половому признаку парни.
Эх, жаль коопку. Снова шепелявый своего корра «слил». От ответственности отлынивает, гнида. А чего ему? Он же только зовется редактором. Ну, какой он редактор, тьфу.
– Слышала, да? – вынырнула у меня из-за спины Маруська. Я вздрогнула.
– И как у тебя это получается? – скривилась я недовольно.
– Что? – округлила глаза подружка. Я хмыкнула: нечего передо мной-то спектакль разыгрывать. Подружка всплеснула руками: – Можно подумать, ты так не умеешь, когда надо.
– Мань, так я ж, когда надо, а у тебя уже зависимость.
– Да, иди ты!
– Кого уволили?
– Анютку.
– За что? – догадаться было нетрудно, но лучше знать наверняка.
– Как обычно. Когда это шепелявому до корров дело было?
– А кому-то разве есть до нас дело? – парировала я.
– И то верно. Хочешь? – протянула мне Маруська карамельку. Я взяла, она продолжила. – Кстати, по закону, за принуждение к распространению журналистом недостоверной информации штраф минимум восемьдесят тысяч рублей.
– На юрфак, что ли, поступаешь?
– Свои права надо знать! Нам особенно!
– Ага, тут тетенька министерская недавно на всю страну вещала, что право – это несвобода, не слышала сию пламенную речь?
– Не, я телек не смотрю, и теток министерских не слушаю, только если работа заставит. А что же тогда, по ее мнению, есть свобода?
– Запрет.
– Чего? – офигела Маруська.
– Того.
– Дай угадаю, тетя лет сталинских рожденья?
– Судя по виду, определенно.
Я закинула конфету в рот и огляделась в поисках урны. Не увидела, свернула в трубочку, кивнула в сторону коопки.
– Слушай, а как доказать принуждение к распространению недостоверной информации в законе написано?
– Нет, – горестно призналась Маруська.
Кто бы сомневался…
Рыба с головы гниет – банальность, но меткая! Шепелявый заставлял своих корров, мягко говоря, подтасовывать инфу о качестве продуктов, которые они анализировали. Делал это, естественно, завуалированно, чтоб в случае чего быть ни при делах. С завидным постоянством так и выходило. Какой-нибудь производитель рано или поздно усматривал подлог и громко возмущался. Корра выставляли крайним и увольняли, а шепелявый ровно сидел на своем рабочем стуле. А что? Не он же сюжет делал. А производители-то не знают, что именно редактор в ответе за эфирный текст, он его принимает и утверждает, без его ведома и одобрения ни один текст даже в монтаж не идет, не то что в эфир. Но об этом в случае конфликта все старательно умалчивают.
Гниль…
Я побултыхала пакетиком чая в кружке и посмотрела через стеклянную перегородку в соседнюю редакцию. Шепелявый сидел, уткнувшись в монитор, делая вид, что не замечает молчаливого негодования своих подопечных.
Вот бы шлепнуть его использованным чайным пакетиком по расползающейся плеши.
Но пакетик полетел в мусорное ведро. На глаза попался лист бумаги. Я смяла и пульнула им в шепелявого. Бумажный комок не долетел, сраженный стеклянной перегородкой, и упал к моим ногам.
Несколько лет назад один мой знакомый рассказал преинтересную историю о том, что начинал свою телевизионную карьеру этот, так называемый, редактор официантом, и не где-нибудь, а в самом нужном месте. Что ж, на моей памяти и из уборщиц журналисты ковались. Вот только уборщицей ту журналистку давно уж никому и в голову не придет назвать, а шепелявый и с виду, и по нутру так официантом и остался. Вот уж правда: ни из тряпки, ни из полового человека не сделать.
А что за нужное место? Было такое, и до сих пор там же стоит. Но уже не то, конечно. В незапамятные времена собирались в нем телечины, склонные к разнообразиям и новизне плотских утех. Посему карьерный рост молодых и амбициозных задом наперед приветствовали и поощряли. Нынче этим никого не удивишь, но тогда такие ставки только-только в моду входили и многое гарантировали.
Краем глаза уловила движение. А вот и моя редактор пожаловала. В Томочке в отличие от шепелявого редактор угадывался сразу, и в стати, и во взгляде, и в походке. Одна беда – трусовата малость. Мнение свое не отстаивала, корров не защищала, начальству не перечила, за место боялась. Но кто ж упрекнет, когда есть что терять: штатная должность, оплачиваемые отпуск и больничный, премии ежегодные, хорошая зарплата.
Покосилась на нее. Повезло мне с редактором. Истерик она мне никогда не закатывала, хотя умела.
Лицо недовольное. Значит, сейчас отчитывать начнет, как школьницу, за поведение. Я улыбнулась:
– Привет!
– Привет! – буркнула она, и мои подозрения подтвердились.
– Что нового?
– Тебе надо бы чаще помалкивать, – бросила она сходу.
– Это не новость!
– Так чего ж не запомнишь никак? – даже заботливо прозвучало. Эх, Томуля, я бы рада, да не можется. Или мотивации нет убедительной.
Негодовала Тома по поводу моего голоса. Устроили тут у нас недавно голосование за лучший сюжет. Презабавное получилось мероприятие. Прежде всего потому, что от каждой рубрики выставили на «конкурс» один сюжет, да и как выставили – выбрала его шеф-редактор на свой вкус. Дальше обязали всех проголосовать. Что значит обязали? Открытым голосованием: поставил галочку и фамилию свою должен приписать. Элечка проследила, чтобы все по списку отчитались, и фамилия на каждой бумажке стояла. Ну я и проголосовала за тот сюжет, который мне на самом деле понравился, но, к сожалению, сделан он был корреспондентом не нашей рубрики. Томочка не поленилась и проверила, кто проголосовал не за своего. Упс! Так я и попалась.
– Я честно проголосовала.
– Зачем?! – скривилась Тома.
– Ее сюжет и правда хорош!
– Причем тут это? Надо же было свою рубрику поддержать! Кому нужна твоя правда! – отмахнулась моя редакторша и со стуком бросила на стол блокнот.
– Как кому? – удивилась я спокойно. – Мне нужна.
Томочка метнула в меня укоризненный взгляд, мол, кто ты такая, чтобы твое мнение ценилось, и перестала обращать на меня внимание. А я подумала: так вот же она – правда: за лесть, вранье и подхалимство – одобрение, поддержка и почет, за правду – укор, негодование, увольнение.
Обидно…
Вот такая я аполитичная. Да и негоже журналисту быть ярым сторонником той или иной партии, в таком случае он же объективно ни о чем написать не сможет, а это уже не журналистика.
Кажется, мозг закипает…
