Екатерина листала тетради медленно, особо ничего не ища. Она толком не понимала, что вообще с девочкой делать, и тут в записях уж точно ответа быть не могло.
Она посвятила жизнь одному, занималась другим, а к пенсии получила третий вариант. И вот это урок её пугал. А что если она не сможет правильно развивать способности девочки, загубит их? А что, если не сможет их утаить или девочка раскроется сама? Что делать-то и в каком порядке?
Теперь Екатерина даже понимала своё руководство. Хорошо и просто получать задания и выполнять, даже если они противоречат человечности и смыслу жизни. Есть задание и ты ищешь в одном понятном направлении. Здесь же задания не было вообще никакого.
Она молилась, чтобы ей открыли этот путь и помогли не навредить. Но по опыту знала, что всё будет как будет. У неё нет связи с высшими силами такой, как у её внучки, нет такой силы. И по сути всё, что она знает и умеет – это механическое повторение того, что узнала от бабушки, плюс научные уже знания о травах, плюс святая почти детская вера в то, что это всё работает. Потому что её бабушка помогала людям, помогала солдатикам в войну и они выздоравливали. Вера и всё. Она видела и верила. А не потому, что бабушка ей объяснила истинное устройство мира, источник силы или ещё что-то в этом роде. Бабушка просто верили она тоже.
Был в рассказах прабабушки Прасковьи какой-то абстрактный бог, у которого сила, и вот именно он лечил, по её словам, а вовсе не она.
Годы работы убедили Екатерину в том, что так оно и есть на самом деле. Не у людей способности, а у него. Он кому-то даёт возможность лечить, видеть, применять знания, а кому-то нет. И только он понимает, что, зачем и почему. Есть какой-то план, какой-то великий замысел. Это лучшее доказательство бога. Только при таком принятии и понимании всё вообще складывается. Но это попахивало каким-то средневековьем, а то и вообще каменным веком.
Гром – Перун, утонул – русалка уволокла. Именно так её объяснения по поводу существования некой неконтролируемой Силы выглядели для её руководства. Оно требовало найти ген сверхчеловека, скрытые резервы и другие тайны потаённые, которые заставляют человека быть иным. Надо было видеть сквозь века, двигать взором горы, поворачивать реки вспять и мановением руки отводить несущиеся к границе ракеты противника, внедряться в мозг человека силой мысли и прочее, прочее, прочее.
Чего она только не пробовала. Боже.
Но как же хотелось вот так провести рукой и снять боль или верить в то, что заговоры работают сами по себе только умелым сочетанием звуков и букв. Лечат сказанные в определённом ритме и порядке слова, а не решение неизвестного бога жить тебе или умирать. Хотелось иметь вот такой универсальный код исцеления, одно слово. Ну ладно, набор слов, который мог сказать любой человек и вылечиться.
Екатерина нервно встала и прошлась по комнате. В её кабинете и лаборатории всегда отчётливо были видны на линолеуме, кафеле и красном ковре протоптанные ею дорожки. Кажется, она уже сотни раз Землю обогнула по экватору, а истины так и не нашла.
Нужен был какой-то чёткий план. Екатерине всегда нужен был какой-то чёткий план. Иначе она начинала паниковать. А вот если по пунктам, то стройную и логичную композицию освоить куда проще.
Вот и работа, да и вся жизнь постоянно вносили диссонанс в её выверенный марш. То война, то ранняя смерть родителей, то работа в институте, где буквально каждый день могли с ног на голову перевернуть все исследования в угоду новому шефу или новой политике, то муж умер, то дома бардак. Теперь вот это в один день: падение страны и открытие способностей у девочки. Тех самых способностей, о которых она буквально мечтала.
С ума бы не сойти.
Где-то в глубине души Екатерина понимала, что очередной её стройный план, скорее всего, разлетится вдребезги. Но подготовиться всё равно стоило. Если не пробовать, то как достичь успеха? Бабуля всегда говорила: с первого раза редкий случай что получается.
Кто с первого шага пошёл? Кто с первой буквы читать научился сразу и не по слогам? Кто-то заговорил во младенчестве да так складно, что Пушкин перевернулся? Ну, в самом деле, не пошёл с первого шага малыш. Ходить – не его? Пусть сидит? Не получается буквы да слова складывать? Читать – не моё. Бред? Однозначно, бред. Если второй раз не попробовал, просто трус и слабак. Вот такое должно быть правило по жизни. Иначе и в зеркало стыдно смотреть будет. Стыдно смотреть? Вспоминай, где спасовал и кому этим вред принёс. Для кого твоё трусливое решение стало роковым?
Екатерина строго придерживалась этого правила. Смелости и отваги ей было не занимать. Даже тормозить иногда приходилось. Дмитрий обычно подробно расспрашивал, что её на подвиги двигает и будет ли от них польза какая, а если будет, то кому. И если Екатерину его холодный ум не убеждал, то пожар революционерки Катюши гасил Славочка, Вячеслав Михайлович, куратор её лаборатории и надёжный ограничитель для всех её героических выходок.
Быть может, история с малышкой как раз и есть тот шанс, к которому готовила Екатерину вся жизнь. Все испытания, все знания, весь опыт и вся её научная работа теперь должны были дать ей ответ, как готовить малышку. Вот только не давали ответа: к чему?
Екатерина достала из стола новую тетрадку, открыла, провела рукой по чистым клеточкам. Что тут писать? «План развития способностей? Открытие дара?» Так он открыт… Куда бежать и что делать? Извечные вопросы бытия на Руси.
Она закрыла чистую тетрадку и убрала в стол, спрятала в комод свои старые записи.
На кухне было проще. Здесь были рецепты, выверенные и надёжные. Вот пирог с яблоками, вот картошка сварилась, вот хлеб. Банка с помидорами. Спасибо, дача спасает в это непростое время. Здесь она охраняет семью, как может, пока дети работают и стараются удержаться на своих местах. Ей, можно сказать, повезло. У неё чёткий фронт работ. Может, в этом и есть смысл? Просто делать то, что должна, и не пытаться прыгнуть выше головы? Она много чего знает, даже умеет кое-что. Что знает, передаст девочке. А чего не знает? Того и передавать нельзя. Может, малышка сама вспомнит, вспомнила же она как её крестили. До сих пор волосы дыбом. Ей было-то недели три от роду. Не было таких данных, что человек помнил себя едва ли не от рождения. Не нормально это как-то. Хотя что в её жизни было нормально?
Раздался звонок в дверь. Она нехотя отставила кружку с чаем и пошла открывать.
Неожиданно за дверью оказалась учительница начальных классов Елена Васильевна и её внучка, зарёванная, с пунцовыми щеками, какая-то жалкая и растрёпанная.
Екатерина кинулась к ней, едва поздоровавшись с учительницей.
– Екатерина Александровна, можно войти? – напомнила о себе учительница.
Та махнула на двери рукой и пропустила женщину в квартиру первой. Девочка тихо плакала.
Бабушка проводила учительницу на кухню, налила ей чаю, молча поставила сахар и вышла.
Елена Васильевна отхлебнула из фарфоровой чашечки, обвела глазами кухню. Всё по-советски, но лучше, чем у многих. Побогаче. Не удивительно, бабушка её воспитанницы – известный психиатр в городе. Говорят, только с высокопоставленными людьми работает. Психи там одни, наверное. Но, судя по тому, что в стране творится, так и есть. Она перевела взгляд на окно. В глаза бросилась печатная иконка в большом окладе с самодельными цветочками. А вот это было неожиданно. Вроде взрослые люди, а такое на видном месте повесили. Ладно бы старинное, можно было соврать, что произведение искусства, но это. Безвкусица.
Между тем Екатерина умывала малышку в ванной и помогала ей переодеться в домашнее:
– Что случилось? Говори шёпотом и быстро, – сказала она на ушко малышке, ласково гладя её по голове.
– Я нечаянно. Я играла, правда-правда! – взмолилась девочка.
– Ударила кого? Окно разбила? – вздохнула Екатерина. – Тоже мне трагедия, так ребёнка умучить, что заикается.
– Нет, я руками дверь двигала и меня колдовкой обозвали. Пахомова сказала, что я ведьма и меня надо в милицию сдать. А учительница видела. Но это не я, это сквозняк! Это он дверь двигал, а я просто играла, как будто это я… Я тебе клянусь, бабушка! Я не выдала…
– То есть сквозняком качало дверь, а ты сделала вид, что это ты её … ну скажем, заколдовала и двигаешь руками? Я так поняла?
Девочка еле заметно улыбнулась и охотно закивала головой.
– И за это тебя привели под конвоем домой? – изумилась Екатерина.
– Сказали, что я позорю имя октябрёнка. Меня мама убьёт, – снова разревелась девочка.
– Так, вот тебе конфетка, – Екатерина достала из кармана три ириски. – Специально тебе берегла. Сладкое успокаивает. Иди полежи. Никаких уроков, горе ты моё с косичками, – она присела на колени в тесной ванной, крепко-крепко обняла худенькую малышку и много-много раз её поцеловала в разёванную мордашку.
– Я Вас внимательно слушаю, – сухо обратилась она к учительнице.
– Екатерина Александровна, понимаете какое дело. Мы только приняли вашу внучку в октябрята. Она такая послушная, прилежная и умная девочка, что мы ей гордимся. Но в последнее время она ведёт себя странно. Как будто то, что она лучшая в классе, её делает избранной. Слишком много знает, слишком взрослые ответы даёт. Это ладно, но иногда и промолчать лучше. Учительский авторитет должен быть выше.
– Так что ей теперь, знания свои скрывать, если она читает много? Вроде эрудиция – это неплохо. У нас вообще семья начитанная. А я профессор, если помните, – Екатерина начинала злиться. – Хотите, я вам библиотеку нашу домашнюю покажу?
Елена Васильевна покраснела и нервно заёрзала на стуле.
– Да нет, что вы, я не это хотела сказать. Просто дети к ней за советом идут…
– А не к вам, – сухо закончила бабушка. – Может, она просто им друг? Это доверие? Нет?
Екатерина, наверное, таким взглядом могла бы и гвозди гнуть, вот только не пробовала. Но сама чувствовала, поднимается в ней разрушительная волна, противная её естеству, такая, что должно защитить девочку высоченной стеной до неба, а шириной она с Уральские горы и глубиной с Байкал. Пусть попробует что-то сунуться.
Учительница поджала губы, и опустила глаза. Какое-то время помолчали.
– Итак, в чём же настоящая причина вашего визита? – тем же голосом прокурора спросила Екатерина.
Учительница вздохнула и ответила:
– Сегодня девочка продемонстрировала волшебные способности, – она подняла на Екатерину глаза, пытаясь казаться равнодушной.
– Какие способности? – слегка удивившись, спросила Екатерина.
– Ну как бы объяснить? Она вот так вот руками двигала двери, – Елена Васильевна вскинула руки и проделала какие-то стране движения в воздухе, – и створка двери в кабине колыхалась.
– Дверь колыхалась? Как-то не по-русски.
Учительница снова покраснела:
– Ну двигалась медленно влево-вправо между рук девочки, как будто она её отталкивала, но не прикасаясь, как будто…
– Может, это сквозняк был? – надавливая на слово «сквозняк» спросила бабушка.
– Конечно, сквозняк, – неожиданно громко сказала молодая учительница. – Просто дети испугались и решили, что она колдует. А одна девочка просто истерику закатила.
– Да девочку эту я знаю, истерика – это прямо её суперспособность. Её два месяца назад из глухой деревни привезли, где она сорняком росла при старой бабке. Там суеверий, поди, больше, чем статей в энциклопедии. А у моей внучки все способности – это острый ум, хорошая память и интеллигентная семья. А про семью той девочки мы с вами лучше многих знает. В наш класс она по блату попала и ни одного предмета не тянет. Дети уже читают, а она две буквы сложить не может. Зато родители из деревни от той самой бабки всем учителям мясо и яйца возят, это мы все знаем. Пока другие дети впроголодь живут и родители за едой по талонам часами стоят. Так ведь?
Елена Васильева нехотя кивнула.
– Вот и я о чём. Спорим, этой дуре вы ничего не сделали, а хорошую девочку с богатой фантазией до истерики довели. А могли бы урок детям преподать, что такое сквозняк, как лёгкий ветерок такой предмет большой сдвинул с места и указать на то, что та девочка обидные слова говорит и напраслину наводит.
– Вы правы, Екатерина Александровна. Это мой провал как педагога. Я неверно ситуацию увидела, – она вдруг заплакала и стала нервно искать платочек по карманам.
Екатерина удивлённо подняла брови. Такой развязки она не ожидала.
– Выпейте вот, – она подала учительнице две таблетки валерьянки и стакан воды.
– Спасибо, – глотая слёзы ответила Елена Васильевна.
– В чем же на самом деле проблема? – спросила бабушка.
Елена подняла на неё глаза, полные отчаяния:
– Я когда голодная, злая ужасно.
– Как все. Причём женщинам это свойственно в большей мере. Инстинкт. Злее, значит, успешнее охота, значит, потомство выживет, если отец не добытчик в стае.
Елена Васильевна почему-то снова разревелась. Екатерина же наоборот постепенно успокаивалась, понимая уже, что женщина в каких-то своих проблемах застряла, просто этот конфликт в школе был последней каплей. Однако, срываться на детях, это, конечно, дно. И глубокое.
– А теперь настоящую причину назови, – каким-то другим голосом приказала Екатерина.
– От меня муж ушёл к другой, – Елена Васильевна отпила воды. – Я сухая, а она… Котлеты готовит. И скатерти у неё на столе нету, и руки мыть не заставляет перед едой. Бигуди ещё эти, халат… Я так не могу. Разве это женщина? Вы вот дома не в халате и не в бигуди, красивая…
Елена Васильевна снова уткнулся в платочек.
Екатерина горестно вздохнула. Да все сплошь в бигуди и в халате. Все, да не все. Эта, похоже, тоже эстетка и заучка. Дома всё правильно, чисто, и скатерть.
– И канделябры на столе? – почему-то вслух спросила Екатерина.
– Подсвечники, – ответила Елена Васильевна и удивлённо уставилась на бабушку.
– Романтичная Вы, это понятно. Сухая, потому что образ учительницы какой-то на себя напустили киношной, слишком правильной, строгой и которая спросит за каждую помарку и за каждую ошибку так, что в школу перехочется ходить навсегда. Ещё и дома наваляют за Ваши красные чернила в дневнике. А там-то всего можно было исправить и даже на 5 бы всё равно потянуло. Но Вы не такая, Вам всё безупречное надо. А ему нет. И детям тоже. Они маленькие. Они только учатся.
– А что же делать? – женщина смотрела умоляюще.
– Дети есть? Вот ради них и живите. А такой вам не нужен.
– Как же без отца-то? Без мужа?
– Нормально, – жёстко сказала Екатерина. – Я после войны выросла. Там мужиков днём с огнём было поискать. Ничего, как видите, новых нарожали и страну отстроили. Сейчас другое время. Работа есть. Пахомовы Вам всё из деревни возят, я так понимаю. Возьмите себя в руки и живите. Слёзы Ваши красоты не прибавят.
– Но ведь это предательство? – как-то с отчаянием сказала женщина.
– Предательство – это жить против воли. Так что живите честно. Со всеми и со всем, – странно глубоким голосом сказала Екатерина.
Глаза учительницы расширились. Она наскоро вытерла лицо уже мокрым платком:
– Я… Я попробую.
– Сделаешь, как я скажу, – тем же голосом сказала Екатерина. – Живи честно, делай добро и всё будет. Детей не обижай. Не суди, ты не бог.
Елена Васильевна почему-то встала, кивнула головой:
– Хорошо. А теперь мне можно идти? А то я мёрзну тут у вас.
А Екатерине даже жарко наоборот было от всего происходящего. Гнев её сменился каким-то внутренним прозрением и с головой было что-то, как будто она раздалась и щекотно было где-то на макушке. Хотелось помассировать голову, но волосы были собраны в большой пучок и аккуратно уложены.
– Я провожу Вас, – только и сказала она.
Девочка на голоса в прихожей вышла и попрощалась с учительницей. Та улыбнулась малышке и, с испугом взглянув на Екатерину, откланялась.
Бабушка подтолкнула девочку в сторону комнаты:
– Голова болит почему-то, – сказала она, вытаскивая из пучка шпильки. – Странная учительница эта твоя, нервная и разбитая какая-то. Хотя понятно. От неё муж ушёл.
Екатерина села к столу, поставила зеркальце на ножке и стала расчёсывать длинные чуть волнистые волосы.
– О чём вы говорили? – осторожно спросила малышка.
– Да о разном. Я ей всё объяснила, она всё поняла.
– А маме расскажешь? – шёпотом спросила внучка.
– Конечно, нет. Глупости это всё. Да что с головой-то, господи, – Екатерина массировала голову пальцами, – так странно.
– Иди полежи со мной, – позвала малышка.
Она лежала на кровати поверх покрывала, глубоко зарывшись в большие подушки и накрывшись бабушкиным вязаным пледом. Екатерина прилегла рядом:
– И правда, отдохнём, что-то нервно сегодня. Голова ещё…
Девочка приподнялась и ласково погладила бабушку по голове. Екатерина смотрела на неё почти не моргая. Маленькая такая. Глаза ещё красные от слёз. Мордашка как будто осунулась. Испугалась так, что могла выдать себя. Но как? Она же не умеет двигать предметы или умеет? Да нет. Это игра просто. Игра и только. Сквозняк, ну придумала же. Фантазёрка!
– А так лучше? – вдруг спросила девочка.
– Что лучше? – удивилась Екатерина.
– Так голова не болит?
Екатерина зачем-то потрогала свою голову. Как будто с ней было что-то не то:
– Да нет вроде, не так уж чтобы… Мурашит и знобит что-то. Щекотно на голове и как будто давит изнутри.
– У меня на макушке тоже щекотно, когда со мной ангелочки разговаривают, или кто там… – девочка зевнула, поцеловала бабушку в лоб и нырнула к ней под мышку. – Давай поспим, я так устала в школе.
Екатерина не успела ничего ответить. Девчушка заснула почти мгновенно. А она снова потрогала голову. Как будто что-то хотело выбраться из неё, не то чтобы больно, но странное расширение какое-то изнутри. А что это вообще только что было? Малышка пыталась лечить её головную боль, потом сказала, что с ней разговаривают ангелочки. А когда они с ней разговаривают у неё на макушке щекотно. Как-то слишком много для одного раза. Да даже для одного дня много. И не спросишь, она сразу заснула и перенервничала и это… Неужели лечила или просто пробовала? Как в телевизоре показывали? Не может быть. Екатерина почувствовала, что тоже проваливается в сон. Что-то странное творилось. Что-то необычное.
Глава 10. Обретение
Екатерина спала как-то тревожно. Что толком происходило по ту сторону бытия, она не понимала. Когда подхватилась от какого-то тяжёлого падения внутри сна, оказалось, что за окном сумерки, малышка ещё спит, а сама она вся в испарине, волосы свалялись и в теле какая-то боль.
Екатерина встала, наскоро расчесалась и пошла на кухню, открыла стол, достала большую банку святой воды и щедро плеснула в кружку. Она долго и тщательно умывалась этой живительной влагой, перебирая в голове все знакомые молитвы, взывала к силе воды, её природной мощи и всем вообще существам и духам, которых она знала. Сон оставил какое-то гнетущее чувство безысходного горя. Кого конкретно касалось её видение, она не поняла. Но ощущение было паршивое и избавиться от него не получалось никак. Когда она хотя бы внешне привела себя в порядок, сделала свой безупречный пучок, заварила чаю и стала разогревать ужин, в кухню вошла заспанная малышка:
– Можно мне попить? – спросила она хрипло.
– Садись вот, – Екатерина поставила перед ней чашку, налила свежей заварки и отвернулась к плите.
– Мне снилось, что ты как горы, а потом как море, а потом ещё что-то и мне было спокойно.
Екатерину почему-то бросило в жар. Она сама перед сном приблизительно об этом и думала, именно такое видение вставало перед ней, когда она разозлилась на учительницу и пыталась отстоять малышку в этом глупом и странном споре. И тут же как будто пелена упала с её собственного сна и она увидела откуда эта тяжесть в теле и это ощущение беды. Она сама в своём сне была и горами, и Байкалом, и вздымалась до небес, и разливалась водами до горизонта. И во сне всё время на неё кто-то нападал, пытался преодолеть горы или переплыть озеро или опуститься на самую его глубину. А она то становилась ещё выше до небес, то шире, то глубже. И каждый раз это растяжение причиняло боль, и каждый раз в растянутое и измученное тело впивалось множество игл извне. Екатерина налила себе и малышка кипятка в заварку и присела за стол.
– Я просила все высшие силы помочь мне тебя защищать, – тихо сказала она, – и, судя по твоему и моему сну, я ответ получила. Непросто будет. Но пока я рядом, с тобой ничего не случится. Это я тебе гарантирую.
– А когда ты умрёшь, ты станешь ангелочком и будешь меня оттуда защищать? – как-то просто спросила девчушка.
Екатерина побледнела. Смерти своей она не видела в этом сне. Только боль. Очень хотелось верить, что она придёт за ней не скоро. Екатерина хоть и верила, что там есть жизнь и много раз о ней слышала от своих подопечных, никогда не представляла, что же будет с ней самой. Подсознательно сидел страх, что её отправят в ад за работу в институте. Но его существование так ни разу подтверждено не было. Большинство изысканий в области легенд, эпосов и преданий, а также психологии, психиатрии и эзотерики указывали, что хуже ада, чем муки собственной совести ещё не придумано. Это и есть настоящий ад, когда уже всё совершено и ничего изменить нельзя. И, даже если не смотрят на тебя сотни и тысячи людей с укоризной, презрением, ненавистью и разочарованием, ты сам себя будешь съедать и изводить до тех пор, пока не уничтожишь окончательно или до тех пор, пока не призовёшь на помощь все силы света и любых известных тебе богов, чтобы боль эту изжить, простить себя и принять свой крест. И только тогда, когда до глубины души поверишь в бога, любого, как его не назови, вот тогда придёт исцеление и ад закончится. Вот тогда и только тогда появится дорога к свету.
– О чём думаешь? – спросила малышка и откусила кусочек хлеба с сахаром.
– Думаю о том, как мир устроен. Я вот вспомнила, что дети малые до 7 лет вроде как имеют прямую связь с высшими силами, с раем, как будто до 7 лет помнят, кто они и откуда, – Екатерина пристально смотрела на малышку, но та только пожала плечами.
– Как думаешь, есть рай и ад? – настаивала Екатерина.
– Не знаю. Лучше бы не был. В аду страшно. Зачем они там людей жарят? Это же больно? Но разве тело не осталось в земле, а в ад не пошла душа, тогда как её можно жарить? – малышка перестала жевать и напряжённо смотрела в пустоту.
– Действительно, как, – согласилась Екатерина.
– Они вот тоже головой кивают и улыбаются, – девочка указала на окно.
Екатерина подскочила, испугавшись, что в окно первого этажа их квартиры кто-то смотрит. Но шторы были завешены. Темно же на улице.
– Ты кого видишь? – настороженно спросила бабушка.
– Не знаю, люди, – малышка снова откусила кусок хлеба.
Екатерина отодвинула стул подальше от окна и села лицом к тем, кого она не видела.
– Так, знаешь что… Я так думаю, надо тебе с более простого начать. Говорят, – она пристально всматривалась в пространство кухни, то щуря глаза, то наоборот широко их открывая и не моргая, – надо тебе начать с предметов. Говорят, что каждый предмет несёт на себе память о том, что видел. А фотографии и подавно, особенно, если на них люди есть. Посмотрим старые фотоальбомы, может быть, ты кого-то узнаешь из людей на фото.
Почему-то Екатерине казалось, что никто чужой в дом проникнуть не мог бы. А учитывая сон и слова девочки, вариантов было всего два: это кто-то из рода пришёл помогать защищать малышку или это они, те, кто приходил к ней в детстве. Екатерине очень хотелось, чтобы случился второй вариант. Но какое-то чутье подсказывало: это не они. Если бы это были такие же нереально красивые и величественные пришельцы, каких видела она сама, малышка бы наверняка не сдержалась от восторга. Она такая романтичная, нежная и ранимая. Они бы впечатлили её. А эти нет. «Люди». Она чётко обозначила их принадлежность. К тем же, кого видела в детстве Екатерина, это слово не подходило вовсе. Ангелы. Даже не так: архангелы – вот это было точно.
У Екатерины до сих пор дух перехватывало от того воспоминания. Что-то в них было запредельное, что-то заставляло простую человеческую душу сжиматься и млеть от восторга.
Глава 11. Мы не мёртвые
– Ну что, крошка, попробуем? – Екатерина осторожно пододвинула к девочке фотографии своих мамы и папы. – Расскажи мне, что ты чувствуешь. Что видишь глазками, не говори, это я и сама вижу, а ты попробуй рассказать, что внутри увидишь.
Девочка, бледная и напряжённая, глубоко вздохнула и опустила глаза. Она мельком пробежалась по знакомым лицам на фотографиях. Смотреть им в глаза почему-то совсем не хотелось, как будто было стыдно, что она живая, а они нет.
– Бабушка говорит, что я зря так думаю, что у каждого своя судьба и что так должно быть: одни живут, другие умирают, старики первые, потом дети. Потом дети вырастают и всё снова, – тихо сказала малышка.
Екатерина судорожно сглотнула и шёпотом спросила:
– А дед?
Девочка подняла глаза на бабушку. Её взгляд как будто пронизывал Екатерину насквозь. Она отчётливо видела, что девочка ни на чём не фокусируется, она где-то далеко. Крошечное её личико утратило все земные эмоции. Почти инопланетянка из кино. Как те неизвестные, которые посетили её саму в далёком военном детстве. Они предложили ей знания. Это было понятно.
Но она испугалась, открестилась, попросила забрать всё, что они давали. Слишком нездешним и пугающим выглядело это явление таких похожих на неё и непохожих одновременно красивых взрослых людей со странными лицами. Слишком страшно было, слишком непонятно, кто эти величественные и сказочно красивые люди с такими вот лицами, как будто излучающими вселенское спокойствие. Большие открытые глаза, глубокий пронизывающий взгляд, необыкновенная сила, которая буквально звенела в воздухе. Они предложили ей дары знаний, а она испугалась. Взяла лишь один – маленькую звёздочку из протянутой тонкой ладони высокого ангела, как самую маленькую конфетку с тарелки, чтобы не обидеть хозяйку и не показаться жадной одновременно.
Тогда они сказали, что это её выбор и больше она их не видела.
Тогда ей казалось, что они слишком равнодушны к её выбору. А может даже осуждают, что она не приняла их великий дар. И всю жизнь она искала людей с иными дарами и пыталась понять, кто те светлые, чья мощь её буквально потрясла до ужаса, до глубины души. Кто они, кого она ни о чём не спросила? А потом всю жизнь искала, чтобы спросить. И сейчас, когда она видела ровно такое выражение лица у совсем маленькой своей внучки, ей так хотелось перебить этот эксперимент с бабушкой и дедушкой, жизнь которых она итак знала до мелочей, и спросить, кто тебе сейчас говорит эти слова, кого ты там видишь, что ты чувствуешь?
Но малышка внезапно ответила сама:
– Не знаю, никого. Сама вижу. Здесь никого нет, кроме бабушки и дедушки.
Екатерину бросило в холодный пот. Она отшатнулась и замерла, закрыв рот рукой. Она буквально чувствовала, как кровь отлила от лица, как похолодело всё внутри. Она искала вот такое всю жизнь, исследовала человеческий мозг и психику, искала ответ на вопрос, что такое душа. И не нашла никого с такими вот способностями. А сейчас её хаотичные разрозненные мысли были считаны мгновенно, весь её внутренний диалог расшифрован малышкой и дан ответ. Всё из того же состояния созерцания и бездны, как ей виделось со стороны. Больше ничего спрашивать она не стала.
– Дедушка говорит, что каждому дано столько, сколько может вынести его душа и у каждой свой урок и свой путь. Он тебя обнимает. Говорит, что ты очень красивая, очень. Гордится тобой. В его время женщин учёных было по пальцам посчитать и он рад, что в его род пришла такая великая душа, как ты.
Детский голосок малышки звучал как будто издалека совсем незнакомыми оттенками, создавая странное эхо в комнате, где его не могло быть по законам физики. Екатерина отчётливо представила, как её дедушка в красивом строгом костюме с неизменными карманными часами ходит по квартире и напутствует её, почему-то взрослую, на работу в институте. Но дедушка этого не застал. Да и одет он был слишком не по-советски: дорогой старинный костюм и карманные часы. Слишком аристократично для советского инженера-железнодорожника пусть и с богатыми и длинными родословными корнями.
– Довольно, – сказала внезапно Екатерина. – Долго беспокоить мёртвых нельзя.
– Мы живые. Душа вечна, – ответила совсем другим голосом девочка, а Екатерина отчётливо почувствовала, как тёплая дедушкина рука погладила её по голове. Она вскинулась и выбежала из комнаты, рыдая.
Девочка медленно положила фотографию на стол. Ей было жаль, что бабушка расстроилась, но очень понравилось, как дедушка и бабушка её обнимали где-то там, в светлом облаке чего-то искрящегося. Она понимала, что одновременно сидит на стуле в зале за столом, касаясь руками плюшевой скатерти. И в тоже самое время где-то там, в золотом облаке она стоит с ними рядом и её руки обнимают красивую женщину со старомодной причёской и стройного красавца с ровными усами и часиками с парусником на крышечке.
Она медленно встала и подошла к мебельной стенке. Там за стеклом стояла старинная шкатулка, в которой лежали эти часы, давно уже не работающие, хранили память о другой стране. Сейчас страна снова была другая, уже целых полгода как. А они лежали, как будто ждали своего часа, чтобы проснуться и пуститься в ход.
Она осторожно открыла дверь, подняла крышку и потянула из коробки часы. Теперь в них было ещё что-то более необычное, чем раньше. Она только что разговаривала с их живым владельцем. И его женой, своей прапрабабушкой. Раньше она думала, что видит только будущее и то во сне, но как описать это? Неужели она видела небеса, где живут мёртвые? Наверное, да. Ведь она мечтала дойти до конца света и увидеть там, на краю белые и золотистые облака. Практически так это сейчас и выглядело. Где-то там, за краем земли живут они, мама и папа Екатерины, бабушка и дедушка Екатерины. И они её любят.
Она осторожно положила часы обратно и пошла делать уроки.
Через какое-то время Екатерина заглянула в комнату. На подставке для книг стояла математика, девочка в черновике решала задачки. Тихо, молча, как всегда, как будто ещё полчаса назад не смотрела по ту сторону бытия, выбивая из привычной колеи её саму и всё мироздание. За что боролись, на то и напоролись. Ведь это она всю жизнь хотела постичь эти тайны, она стремилась туда, за грань, раз побывав там и так скоропалительно отказавшись. А эта нет. Она просто ребёнок. И ей просто это дано откуда-то свыше сразу и с горкой. И она не дрогнула. Мгновенно вошла в это состояние и так же спокойно из него вышла. Спокойно вышла и спокойно сидит решает задачки. Почему не испугалась, почему не плачет, не спрашивает, что это? Кто же она в итоге?