bannerbannerbanner
Парадокс Атласа

Оливи Блейк
Парадокс Атласа

Полная версия

– Ты знал, что увидишь меня? – спросила Рэйна. – Думал обо мне заранее или…

– Ты что, все видела? – Выглядел Нико удивленно, но не пристыженно. То есть вины он не ощущал. В принципе, ничего удивительного, Рэйна знала, каков он, и все же это напоминание не прошло безболезненно. – Нет, специально я о тебе не думал. Я вообще вспомнил…

О чем он там вспомнил, Рэйна так и не узнала. Сзади подошел Далтон, и она ощутила, как часть ее выходит из тела. Произошло это незаметнее, чем если бы она заснула. Вот перед ней Нико продолжает говорить, переводя дух, а вот она уже у раскрытого зева бездны, которая – стоило подождать еще чуточку – сменилась раскрашенной комнатой.

Ее ритуал начался посреди ночи. Занавески были плотно задернуты, а в очаге пылал огонь. В духоте влажный воздух обволакивал склизким коконом.

Через мгновение из темноты навстречу Рэйне вышел некто в белой накидке.

– Привет, Рэйна, – низким голосом промурлыкала Париса.

«Вот сука», – мысленно выругалась Рэйна, а проекция Парисы чуть заметно улыбнулась, скинув с себя накидку.

Тристан

– Интересно, – прямо заметил Каллум, сидящий между настоящей Парисой и Тристаном. С этого места ему открывались все прелести Парисы-призрака, которая в голове у Рэйны под накидкой оказалась нага. Видимо, это был один из тех вероятных, исключающих гибель исходов, в который Далтон – да и Атлас, выглядящий, как обычно, нагло-самодовольным, – не посчитали нужным вмешиваться.

Не желая комментировать, Тристан отодвинулся от Каллума и ненамеренно оказался ближе к Нико. Тот напрягся, явно раздираемый каким-то внутренним противоречием. Казалось, он вот-вот что-то скажет… Но Тристан пренебрежительно отвернулся. Не важно, чего хотел Нико, это могло и подождать.

Живая Париса пожала плечами, следя за симуляцией.

– У меня не такая грудь, – сказала она.

– Верно, – согласился Каллум. – И, кажется, Рэйна ошиблась еще кое в чем. – Он скосил взгляд на Парису. – У тебя вроде шрам в верхней части бедра?

«Да, – подумал Тристан, – сморщенный рубец в форме солнца с лучами». Он невольно вспомнил, как касался его, нежно обводя большим пальцем.

– Это ожог, а ты отвратителен, – невыразительно ответила Каллуму Париса.

Каллум, хихикая, немного съехал со стула.

– Мне что, ограничивать себя в своих наблюдениях? Ты ведь его не скрывала.

Проекция Парисы шагнула к Рэйне, но та отступила.

– В отличие от тебя, – сказала она своей версии Парисы, – мне, для того чтобы что-то почувствовать, не нужно себя эротизировать.

– Верно, – сказала Париса-проекция. – Тебе для этого требуется куда больше.

– В яблочко, – пробормотал Каллум.

– Заткнись, – велела ему живая Париса, хотя в ее голосе по-прежнему слышалась какая-то пустота. Она не спорила. Тристан и рад был бы поломать над этим голову, но тогда Париса точно услышала бы его размышления, поэтому он спешно отказался от своей затеи.

А она скосила на него взгляд и с легкой усмешкой произнесла у него в голове: «Уж будь любезен».

Париса наблюдала за Рэйной, скрестив на груди руки.

– Как-то непримечательно, не находите? – вслух сказала она.

– Почему? – протянул Каллум. – Потому что все здесь уже видели это прежде?

– Нет, – отмахнулась Париса. – Просто Рэйна остановит это до того, как станет интересно.

– И правда, – согласился Каллум. – Но тогда почему…

– В том-то и вопрос, – перебила Париса.

– А, – кивнул Каллум.

В последнее время они часто вот так переговаривались и согласно кивали друг другу. Тристана это выводило из себя. Прежде он не задумывался, что стало бы, реши Каллум и Париса объединить свои взаимно дополняющие способности, но сейчас его это раздражало, даже мучило. А еще Тристан был уверен: Атласу не терпится посмотреть на его симуляцию. Как он сотворит нечто, что ему полагалось бы уже уметь и чего он, к вящей своей досаде, пока не добился.

Тристан поерзал и закинул левую ногу на правую.

Нет, плохо.

Он поменял ноги местами, закинув правую на левую. Нет, так еще хуже. Тристан опустил обе ноги на пол и тут заметил на рукаве торчащую нитку. Под ярлычком кофты зачесалось. Да еще и шея заболела. Тристан впился зубами в заусенец на пальце правой руки.

Каллум коротко усмехнулся.

– Интересно, – снова произнес он.

Непонятно, правда, что именно было интересным: терзания Тристана, Париса, проекция Парисы из головы Рэйны, – или же он иронизировал, и все это казалось ему чрезвычайно скучным. Впрочем, оставался шанс, что Каллум и правда заинтересовался происходящим, ведь оно напоминало его любимые игры. Этакие психологические войны, просто подарочек. Тристан снова поерзал и заметил, что Каллум по-прежнему на него смотрит.

– В чем дело? – пробормотал Тристан.

Уголки губ Каллума резко приподнялись в улыбке, как язычки пламени от зажигалки.

– Я мог бы тебе с этим помочь, – сказал он.

«Да», – подумал Тристан. Атлас определенно наблюдал за ним.

Каллум и Тристан уже давно понимали друг друга чуть ли не с полуслова: Каллум предлагал Тристану избавиться от тревоги, чтобы не дергаться. И этим, падла, только расстраивал Тристана еще сильнее, ведь после того, как пропала Либби Роудс, именно он занял вакантное место человека – пороховой бочки. Возможно, он и так это знал: заменяет Либби не Нико, ее зеркальный двойник, а он, Тристан, с которым ее роднила частица вечной неполноценности. Шея под ярлычком зачесалась сильнее.

Тристан стиснул кулак, расслабил руку.

– Ты же вроде наказать меня хотел? – напомнил он Каллуму, и тот пожал плечами. – Теперь помогать спешишь?

– Да не собираюсь я тебя наказывать, – тихо произнес Каллум. – Хотя, если бы захотел, вышло бы довольно неплохо.

Тристан, местный несостоявшийся убийца, в последнее время предавался мечтам или, скорее, фантазиям, где его рука не дрогнула бы. Где бы он просто взял и прирезал Каллума в обеденном зале от имени всего класса, благословившего его на это славное дело. Прошел месяц с той ночи, той самой ночи, когда исчезла Либби Роудс, – и вряд ли случайно, – а воображение так и не успокоилось. Оно рисовало картины гибели худшего друга и ближайшего врага если не от руки самого Тристана, то по воле несчастного случая. Тристан даже изобрел для себя этакий вид медитации: представлял, как встает с пола и отвешивает Каллуму смачный удар в челюсть.

Всякий раз после этого Каллум смеялся или же отворачивался и, сплюнув кровь, говорил нечто вроде: «А, так у него есть характер». В этот момент Тристан думал: «Ладно, дай мне нож, и мы повторим», – но тут понимал, что оружие и так у него в руке. Он до конца жизни не забудет, как пальцы сжимали гладкую рукоять, как билось его скованное сомнением сердце.

В этот момент Атлас пошевелился.

– Отстань от Тристана, – велела Каллуму Париса. – Ему и так дурно.

– Сам вижу, – ответил Каллум.

– Спасибо, Париса, ты мне очень помогла, – пробормотал Тристан.

– На здоровье, – ответила она, не сводя глаз со своей проекции.

В этот момент Нико выглянул из-за бессознательного или, скорее, полусознательного тела Рэйны и вопросительно посмотрел на Тристана: мол, все норм, дружище? Друзьями они, правда, не были, да и вообще после пропажи Либби Нико не спешил ему помогать. Видимо, потому, что, раз они хотели отомстить за Либби командой, от Тристана ждали больших усилий и убедительных эмоций. Ему теперь что, махнуть рукой на жизнь и выть по ночам на луну от разбитого сердца? По крайней мере, взгляд Нико говорил примерно об этом. Или это просто сочувствие? Как будто Тристан в нем нуждался! Вот бы и Нико дать по зубам.

Итак, получается, все хорошо.

Тем временем дела у проекции Рэйны были ненамного лучше. В ее симуляции почти не наблюдалось живости, в отличие от Нико: никого не били, никто не сыпал угрозами. Видимо, поэтому ее ритуал смотрелся так утомительно. Тристан с трудом заставлял себя наблюдать за ним.

– Ты ведь хочешь знать, почему я не запала на тебя? – произнесла Париса-проекция. – Только честно.

– Нет. – Рэйна соврала, даже Тристан это понял.

– Кое-что интересное в тебе все же есть, – сказала ей Париса-проекция. – Думаешь, я не вижу твоей силы?

– Меня не интересует твое мнение.

– Неправда. – Париса-проекция принялась медленно кружить вокруг Рэйны, словно болотная рысь. – Ты сгораешь от любопытства и при этом боишься узнать правду.

– Похоже на тебя, – заметил Каллум сидевшей рядом с ним настоящей Парисе.

Париса не ответила, но Тристан прямо видел, как вращаются шестеренки ее расчетливого ума. Не первый раз он задумался, каково было бы заглянуть в ее мысли.

Тристан подергал ногой, не отрывая носка от пола, и снова надкусил заусенец на пальце, а потом поймал на себе вопросительный взгляд Нико и решил, что сейчас он бесит его сильнее прочего. Даже с учетом того, что его сейчас раздражало многое: Каллум, который, возможно, все еще хочет убить его; Париса, которая каждый день обвиняет его в остром экзистенциальном кризисе; Рэйна, которая без труда может сказать «нет» Парисе, и поэтому, возможно, сильнейшая из присутствующих.

А еще он. Тристан, как всегда, сам же возглавил список того, что его бесит. Отчасти он верил, будто где-то в анналах вселенной исчезновение Либби вменяется в вину ему. Оказались бы они в таком положении, если бы он убил Каллума? Ему больше нравилось, когда Нико безмолвно винил его в исчезновении Либби, упрекая Тристана в провале лишь тоном голоса, выражением лица и взглядом. А вот эту перемену в отношении – будто бы Тристан заслуживает сочувствия – терпеть было невозможно. Она приводила в ярость. Да, именно в ярость. Гнев – такое знакомое, можно сказать, родное чувство. Его вкус чуть ли не успокаивал. В жопу Нико. В жопу Каллума. Парису тоже – в жопу. И Рэйну, почему нет? Серьезно, что он тут забыл? Из него чуть не сделали убийцу, и вот нате, теперь он сам в роли жертвы. Каллум так его и назвал: жертва.

 

«Может, помолчишь? – спросила Париса. – Я смотрю, вообще-то».

– Да пошла ты, – вслух ответил Тристан, поднимаясь со стула. Нико обернулся, Каллум – нет. Далтон, который наблюдал за происходящим из угла, открыл было рот, но Тристан велел ему: – Отвали, Далтон, сам знаю.

Далтон ничего не сказал. Тристан видел, что Атлас по-прежнему в комнате, но делает вид, что ничего не происходит.

Глядя на ритуальную голограмму Рэйны, Тристан вышел за пределы круга. Проекция Парисы тем временем подошла опасно близко к Рэйне. Так близко, что если бы Рэйна опустила взгляд, то сама увидела бы мурашки на ее голом теле.

– Скажи честно, – прошептала Париса-проекция. – Ты боишься?

– Чего? – презрительно спросила Рэйна. – Тебя?

– Ты с таким же успехом могла бы исчезнуть, – пробормотала Париса-проекция. – Понимаешь? Твоя сила бесполезна. Самое большее – поможешь кому-нибудь разбогатеть. Из тебя скорее выйдет милый декоративный питомец. Ты не меня боишься, Рэйна, ты боишься стать мной, – сказала она и с тихим смехом погладила Рэйну по щеке. Внутри симуляции Париса была с ней одного роста, тогда как в жизни заметно уступала.

– Ты думаешь, что бунтуешь, – продолжала проекция Парисы. – Но это не так. Ты просто ничего не значишь.

– И как это связано с сексом? – глядя прямо перед собой, пробормотала Рэйна.

– Дело не в сексе, сама знаешь. Дело вообще не в сексе.

– Тогда в чем?

Париса улыбнулась.

– Во власти.

Тристан посмотрел на живую Парису: ее снова что-то встревожило.

– Ну, тогда… – Рэйна медленно заскользила взглядом по рельефу обнаженного тела Парисы, изучая его дюйм за дюймом. Насмотревшись, перешла к прикосновениям: глядя на шею Парисы, в легком жесте протянула к ней руку. Живая Париса сделала судорожный вдох; в комнате повисла гнетущая тишина.

В пальцах у Рэйны блеснуло что-то серебристое. Узкое, короткое лезвие порхнуло у бедра Парисы.

Нож.

(Тиканье часов на каминной полке превратилось в тугой растянутый звук.)

Тристан моргнул, выныривая из тумана повторяющихся кошмаров, что преследовали его изо дня в день, неделю за неделей, – в них мелькал тот же серебристый блеск. Он подавил охотно пробудившуюся боль.

– Есть и другие виды власти, – тихо предупредила Рэйна, плавно прижимая лезвие к телу Парисы.

Та усмехнулась и подалась вперед, целуя Рэйну в шею, но та резко вскинула руку с ножом…

Лезвие с характерным отвратительным звуком вошло в плоть, и Тристан отвернулся.

(Снова этот блеск стали. Вкус вина и мучений. Близость рокового момента и колебания. Гулкий стук сердца. Часы на каминной полке.)

Симуляция потемнела и погасла.

– Сядьте, мистер Кейн, – велел Далтон.

Тристан и забыл, что стоит. Он взглянул на живую Парису и на Рэйну, сознание которой вернулось в тело так резко, что та чуть не подавилась ворвавшимся в легкие воздухом. Рукой – уже без ножа – она коснулась шеи, словно бы проверяя, по правде ли это.

(Блеск ножа. Стук его сердца.)

(Тик.)

(Так.)

(Тик.)

(Так.)

– Это что еще за херня? – зло спросил Тристан, и все обернулись. У Парисы в кои-то веки был удивленный вид, будто она не ожидала такого поворота событий. Видимо, потому, что и Тристан его не ожидал.

– Что? – нахмурилась Рэйна.

– Мистер Кейн, – повторил Далтон, – сядьте.

– Нож, – резко ответил Тристан, не обращая внимания на то, что Атлас мельком нахмурился. – Это что, шутка такая?

– Тристан, – предостерегающе пробормотал Каллум, чем снова привел его в бешенство.

Рэйна же скрестила на груди руки:

– Если это шутка, то в чем прикол? Между ними все было совсем не так, – добавила она, упрямо мотнув головой в сторону сидящих бок о бок Каллума и Парисы. – Это все равно иллюзия, к тому же я честно ее предупредила.

– Мистер Кейн, – не унимался Далтон, – настоятельно советую вернуться на место.

– Нет, это не шутка… И знаете что? – заводясь все сильнее, сказал Тристан. (Тик.) – Вы мне что-то доказать пытаетесь? Что я слабый? (Так.) – В этом все дело? – Так вот за кого его держат? За труса? Думают, если бы он поступил иначе и не запорол бы все, то та ночь, этот год, и все их жизни обернулись бы тоже иначе?

(Тик. Так. Тик. Так.)

– Это же ты все свела к власти? – накинулся Тристан на Рэйну, и та нахмурилась. (Тик-так-тик-так…) – Это твоя проекция придумала, – прорычал он, указывая в центр круга, где завершился ритуал инициации Рэйны. – Все ты. Ты выбрала нож, а значит, пытаешься…

– Они не знают, дружище, – безмятежно перебил его Каллум. При виде такого спокойствия Тристан не выдержал и стал прикидывать, как бы втащить Каллуму. Выбить из-под него стул, чтобы растянулся на гребаном эдвардианском полу. Нет, схватить за грудки и со всего размаху ка-ак…

– Их там не было, – сказал Каллум. – Они не знают.

Отрезвление рухнуло на Тристана, как нож гильотины. Рэйна хмурилась. Париса взирала на него с откровенным смущением, если не сказать – озабоченно.

– Чего не знают? – вслух спросил Нико.

– Кстати, – резко обернулся к нему Тристан, – что до тебя…

Он успел заметить, как пристально смотрит на него Атлас, но тут его словно сковало железным обручем.

– Я велел вам сесть, – произнес Далтон, кладя руку на затылок Тристану.

В следующий миг Тристан покачнулся, завалившись вперед и моргая от яркого белого света.

– Привет, Тристан.

Постепенно зрение вернулось. Ему показалось, что он потерял равновесие и падает лицом вниз, а потом он услышал голос и узнал его…

О нет.

Ее образ плыл ему навстречу, постепенно обретая четкость: оттенок волос, форма губ… Он знал, что ее воссоздали по его памяти, вынув картинку из головы, но это и было самое удивительное. Куда меньше он удивился бы, явись она ему настоящая.

Надо же, как отчетливо он ее запомнил.

Как цепко детали въелись в память – и эта форма запястий.

Линии шеи.

Изгибы ключиц.

Брови, сведенные в вечном укоре.

– Роудс, – медленно произнес Тристан и тут же добавил: – Хорошо выглядишь.

Либби чуть улыбнулась, и в этот момент он подумал, что, может быть, его ждет нечто хорошее. Прощение. И не важно, насколько фальшивое. Разве не мог он выбрать для себя это мгновение покоя?

Нет, разумеется, нет. Далтон же говорил: это игра. Для других, возможно, так оно и есть, но сейчас все происходит в голове у Тристана. В тюрьме, которую выстроил для него собственный разум. И не стоило ждать прощения.

– Да пошел ты тоже, – равнодушно сказала Либби, выбрасывая руку вперед и выпуская из ладони огонь.

Париса

Тристан, слава богу, увернулся.

– Боже! Черт! – выругался он, с трудом спасаясь от гнева Либби Роудс, который, видимо, считал заслуженным. Словно это его проблемы с моралью каким-то непостижимым образом привели к ее исчезновению. Если бы Париса следила за ритуалом менее пристально, то нашла бы смешным то, как внезапно Тристан распрощался с комплексом выжившего. Однако нечто подсказывало ей, что ничего смешного в происходящем нет.

Париса взглянула на Рэйну, которая с момента пробуждения после обряда не переставала хмуриться. Но точно ли подходит слово «пробуждение»? Похож ли обряд на сон? Париса осторожно пустила в ход свою магию, проникая в ум Рэйны, как лучики света проникают через трещинки.

Рэйна тут же распознала вторжение. «Неплохая попытка», – мысленно сказала она, изобразив жест, который иначе как некультурным не назовешь, и быстро затихла.

Вот, собственно, поэтому Париса ни с кем надолго и не оставалась. Со временем чужой образ мысли становится очевиден. В иных обстоятельствах ответ Рэйны можно было бы счесть проявлением близости или дружбы, но сейчас она лишь требовала не надоедать.

Краем глаза Париса заметила усмешку Атласа.

«Находите это забавным?» – телепатически спросила она.

Атлас никак не ответил – ни мысленно, ни жестом. С самого начала инициации он проявлял чудеса невозмутимости, сведя свое присутствие к загадочному сидению в тени книжных полок. Париса даже подумывала залезть к нему в голову, но понимала, что все усилия окажутся тщетны. Сегодня – да и вообще с тех пор, как пропала Либби, – его защита была особенно крепка.

(Что само по себе подозрительно. Впрочем, сейчас было не место и не время думать об этом.)

Париса вновь обратила внимание на Рэйну, которая все еще злилась. Видимо, чувствовала себя неловко из-за фантома Парисы в своем воображении. Было бы о чем париться. Как будто Париса себя раньше голой не видела: среди ее партнеров попадались любители снимать пикантные видео, к тому же – что бы там Париса ни говорила другим или, скорее, во что бы ни позволяла им верить, – большую часть своих денег она получила за работу натурщицей в студенческие годы. Она уже давно приняла факт, что всех интересует лишь ее внешний вид, как у тех же цветов или статуй, и научилась принимать эффектные позы и смотреть выразительней, чтобы все видели только ее лучшие стороны.

На свое отражение в чужих глазах Париса смотрела совершенно спокойно. Так она понимала, с чем именно надо работать. Многим состоявшимся художникам и студентам хватало смелости показать Парисе, что именно их в ней зацепило. Блеск в глазах или игра света и тени на грудях. Загадочная полуулыбка Моны Лизы или узкая, как перемычка песочных часов, талия. Это была их главная цель: идеально уловить и передать ее красоту, – но Париса, наблюдая, как разных творцов привлекают разные элементы ее образа, поняла иное: изображая ее, они раскрывали себя.

Париса привыкла смотреть на себя чужими глазами. Не то что Рэйна: ей явно было очень неудобно взирать на себя сквозь призму восприятия Нико. Неужели она и правда ни разу не задумывалась о том, как ее видят окружающие? Скорее всего, нет, и Парису это почти веселило.

Рэйну, которая воспринимала всех упрощенно, Париса считала любопытным экземпляром. Для Рэйны суть людей сводилась к каким-то основным качествам: манипулятор (Париса), нарцисс (Каллум), неуверенный (Тристан), верный кому-то, но не ей (Нико). Это рациональный взгляд, лишенный истинного понимания сути вещей, причин и следствий, а потому Рэйна ожидала от окружающих рациональных, сообразно их принципам и характеру, поступков.

И в этом, конечно, заключалась ее уязвимость. Рэйна Мори все еще не осознала, что люди, как это ни досадно, склонны раскрываться в самой непредсказуемой и нелогичной манере, какую только можно вообразить.

Было даже немного жаль, что этой симуляции не видит Либби Роудс. Париса насладилась бы ее унижением. Либби не понимала людей и потому верила Парисе, хотя все указывало на то, что верить ей нельзя, и сторонилась Тристана, несмотря на то, что он – как раз тот единственный человек, который не стал бы действовать против Либби. Странно, как при всем при том, чего она не знала или не понимала, она сумела «прочитать» свой класс куда точнее, чем удалось бы Рэйне.

Париса ощутила острый укол неудовольствия. Даже спустя месяц она не любила вспоминать об отсутствии Либби. Ей не нравились потери, ведь она не понимала чувства печали и вместо нее испытывала обычно досаду, нервозность, как если бы ей свело ногу судорогой. Печаль других Париса воспринимала как отвратительное проявление слабости, но, к несчастью, грусть была заложена в человеческой натуре. Даже чувствуя нотки тревоги, она запрещала себе ее испытывать: стоит однажды впустить в душу скорбь, и та тебя затопит. Здесь с ней согласился бы Каллум.

В пузыре симуляции Либби постепенно брала верх над Тристаном. Он явно винил себя в ее пропаже как дурак, ведь это было совершенно напрасно. Хотя справедливости ради стоило отметить, что в последнее время он много чего по своей дурости делал напрасно.

Каллум, будто подслушав ее мысли, указал Парисе на симуляцию, в которой Либби как раз чуть не оставила Тристана без глаза:

– Печальненько.

Париса скосила на него взгляд, а потом снова посмотрела на происходящее в симуляции. Тристан попытался применить физическую магию, но вышло ожидаемо средне, учитывая, что бился он с одним из пары одареннейших магов-физиков своего поколения. Проекция Либби швырнула в Тристана какой-то детской хлопушкой. Тот, упав на колено, распылил крохотный огненный шарик.

Ловкости Тристану было не занимать, и это в нем Парисе очень нравилось.

Она посмотрела на Каллума, беспечно наблюдающего за вялыми попытками Тристана сражаться. Видно было, что внутренний конфликт не дает Тристану нанести хоть сколько-нибудь сокрушительный удар. В некотором смысле зрелище и правда выходило печальное, хотя Каллум в последнее время часто предавался определенным фантазиям, и по сравнению с финалом многих из них смерть от огня в бою с Либби Роудс казалась не такой уж и грустной.

Точнее говоря, Каллум видел сны, а если совсем уж предметно – то в них он убивал Тристана. Обстоятельства смерти никогда не менялись. Грезы Каллума напоминали кошмарную петлю времени, а сценой служила столовая. Каллум пробовал много сценариев и видов оружия: в одну ночь бил Тристана канделябром, в другую душил подушкой от кресла. Пробовал, разумеется, и голыми руками – в этом даже проступало нечто сексуальное. А еще подсыпал яд в суп, что было глупо: все знали о стойкой неприязни Тристана к бульону. Ладно, шут с ними, с методами, но откуда в принципе такие фантазии? Каллум и сам вряд ли знал. Может, он видел в своих обиде и ненависти проявление маскулинности и силы, хотя вел себя как одинокий, всеми забытый ребенок.

 

– Очень печально, – согласилась наконец Париса.

Каллум бросил на нее насмешливый взгляд и благоразумно отвернулся.

Тристан все еще сражался с проекцией Либби. Нико наблюдал за ними, подавшись вперед и уперев локти в колени, – явно анализировал бой. Он неотрывно следил, как Либби отражает удары, атакует и мечет огнем, при этом в его голове непрерывно варились тяжелые мысли, не покидавшие его весь прошлый месяц.

Рэйна – единственная, кто был интересен Парисе, – по-прежнему закрывала свои мысли, и это бесило.

«Тебе не кажется странным, – небрежно подумала в ее сторону Париса, – что от нас не требуют победы? Это же не какая-то игра. Это… симуляция. Так в чем же цель?»

Рэйна показала рукой непристойный жест, и Париса мысленно вздохнула, сдаваясь. Она обернулась к Далтону, который как раз смотрел на нее.

«Вижу, что ты что-то задумала», – передал он ей свою мысль. Он редко обращался к ней при других напрямую. Даже не редко, а вообще никогда, тем более что сейчас в комнате находился Атлас… Хотя, если так подумать, именно присутствие Атласа, наверное, и развязало ему язык.

«Я ничего не задумала, – беззаботно заверила его Париса, прекрасно понимая, что Атлас наверняка подслушивает, – и не строю схем, а вот заговоры время от времени устраиваю».

«Это ничего не значит, – сказал Далтон, чуть заметно указывая на симуляцию, в которой Тристан создал себе нечто вроде тонкого щита, не выдержавшего и одного удара. – Всего лишь очередной ритуал».

Париса взглянула на Атласа. Тот не обращал на нее внимания или же притворялся, что не обращает.

«Ты ведь и сам в это не веришь».

«При чем тут вера? – ответил Далтон. – Я просто знаю».

С этими мыслями и он закрыл от нее свой ум.

Париса снова вздохнула про себя. С исчезновением Либби все пришло в дисбаланс. Тристан тревожился, а она, судя по всему, вообще параноила. Союз Нико и Рэйны трещал по швам, хотя Нико был таким же, как всегда, и разлад замечала лишь Рэйна. А еще нечто странное творилось между Нико и Тристаном: они, видимо, не оправились от того, что хоть в чем-то да согласились. Дело понятное. Такого даже Париса не предвидела.

Она вспомнила, как обнаружили «тело» Либби Роудс, которое, если верить Тристану, телом не было. Естественно, он разглядел подвох. Увидеть разницу могла бы и Париса, но случай был из тех, когда «увидеть» не означало «понять». Однако тогда она впервые испытала, каково это – смотреть на мир глазами Тристана. Прежде Париса с удовольствием тянула у него из головы разные мелочи: например, какого цвета волосы у Каллума (блондин, но невыраженный), есть ли у него залысины (скоро, где-то в тридцать, генетика даст о себе знать), – однако истинный потенциал его восприятия ошеломил ее. Как и то, что сам Тристан о нем не догадывался.

Даже излучая мощный голод, до самой силы Тристан дотянуться не мог, и в этом заключалась печальная истина. Взять его хоть сейчас! Он дрался даже не с настоящей Либби Роудс, а все равно не сумел и волоса у нее на голове задеть. Он разве что не трепетал от стыда и вины перед ней. Однако месяц назад, когда они смотрели на тело, Париса заглянула Тристану в голову. Он видел перед собой вовсе не труп, не сцену кровавого убийства, открывшуюся перед другими, а нечто неосязаемое, ненастоящее, скопление огоньков вроде северного сияния. Глядя на Либби Роудс глазами Тристана, Париса будто видела в телескоп тысячи метеоров.

О том, что эта штуковина – не то тело, не то скопление звезд – на самом деле анимация, Парисе сказал Далтон. Каллум потом подтвердил опасения: анимация напоминает иллюзию, только она более… плотная. Это нечто, содержащее искру жизни. Типичное творение аниматора неуклюже, как аниматронная кукла смертных, у нее ни единого шанса сойти за живого, настоящего человека, но нельзя было отрицать фундаментальной концепции: анимации – не просто иллюзии, они и есть сама магия.

Если вынести за скобки вопрос об анимации Либби – и мастерстве ее создателя, – то Парису волновало вот что: раз Тристан способен видеть нечто вроде молекулярной структуры магии, то что еще он способен разглядеть?

Париса знала о химии между Тристаном и Либби задолго до того, как вмешалась в их отношения. Их связывало нечто нерушимое, то, что следовало за ними повсюду, объединяя, даже когда они были вдали друг от друга. Так с людьми обходилась история. Сближала. Связывала кого-то любовью, а кого-то – ненавистью. Устанавливала ту особенную тесную связь, в которой все враги когда-то были друзьями.

Что такого случилось в тот день, когда обнаружили тело Либби Роудс, если Париса вспоминала его снова и снова? Нечто плодило неспокойные мысли, заставляя их кружиться на месте. Она чересчур много времени провела в кругу одних и тех же людей, которые постепенно усиливали свою защиту от телепатии, и это ослабило ее магию, притупило остроту ее дара. Париса чувствовала себя как Каллум, застрявший в неразрывной петле своих снов. Так в чем же загвоздка, подвох? История, молекулы, Тристан и Либби, Тристан, заметивший на полу тело Либби…

И тут до нее дошло.

В ту ночь Тристан увидел Либби такой, какой ее помнил кто-то иной.

Он был не зрителем проекции, а сценой. Не в этом ли заключался весь трюк? Это и сводило сейчас Парису с ума – то, что они разыгрывали некое представление перед невидимым залом. Нико создал фантом Рэйны, Рэйна создала фантом Парисы, и вот сейчас Тристан показал фантом Либби… Но почему? Проекции не помогали понять самих соперников (если между ними и правда еще сохранялась конкуренция). Они представляли друг друга так же неверно, как представляла себе Рэйна грудь Парисы.

Впрочем, и это – ценная информация. Раскрывались не фантомы, а их создатели. Уязвимости, которые видел в Рэйне Нико, больше указывали на его собственные приемы и магию. Он раскрыл свои карты, равно как Рэйна – свои, когда ее фантом Парисы сбросил накидку. Посвященные по очереди демонстрировали свои склонности, признавались, в чем ошибаются насчет остальных, и если между ними по-прежнему идет смертельное состязание – идет ли, формально или нет, кто знает, – то это поможет найти их слабые места, трещины в обороне. Впрочем, раз уж новой элиминации не предвиделось, то наблюдатели-посвящаемые ничего не выигрывали.

Тогда от обряда выигрывал только один, чему, однако, удивляться не стоило. В конце концов, общество, которое требует отнять жизнь, может с легкостью и управлять чужой волей. Париса позволила себе мельком бросить взгляд на Атласа – тот сидел неподвижно.

Если сейчас они впятером раскрывают свои привычки и схемы поведения, чтобы остальные могли прочитать их, то, возможно, в этом и состоят замысел, истинная цель игры. Выходит, вопрос не в том, кто кого победит, а насколько они предсказуемы.

Кому это надо? Зачем?

Париса встревоженно посмотрела на Тристана и нахмурилась, глядя, как он ныряет за дымовую завесу. Свой фантом Либби он наделил таким могуществом, которого от живой Либби Париса и не ждала, тогда как им самим уже овладевала паника. Судя по ужасу в его сосредоточенном взгляде, Тристан собирался сделать нечто такое, чего еще сам до конца не понимал. Видимо, Обществу от него ничего не добиться, разве что неуместного рыцарства и бесконечных сомнений в самом себе.

Париса снова нахмурилась и подалась вперед, когда Либби метнула в Тристана очередной файербол. Огненный шар чиркнул по его бицепсу, и рукав загорелся. Тристан выругался и, покрикивая, принялся тушить на себе пламя. Ага, значит, огонь все же реален. Ну или, по крайней мере, жар от него ощущается. Интересно.

– Вашу мать, какие тут правила? – прорычал Тристан, озираясь внутри симуляции. Видел ли он остальных за ее пределами или нет, было неясно, однако, судя по отчаянному выражению его лица, решил, что раз уж он тут для других распинается, то можно и вопросы позадавать. Далтон, который, видно, не придавал этому никакого значения, нацарапал что-то на полях блокнотика.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru