Ольга Вечная
Доверься

Глава 10

Жарко.

Я расстегиваю шубу, Павел – пару пуговиц на своем пальто. Смотрит на меня. Не отрываясь. Видимо, он флиртует так. Взгляд пронзает стрелой, будоражит. Если бы я все еще с Сережей в отношениях состояла и на меня вот так мужчина посторонний посмотрел, Сергей бы набил ему морду.

Если бы Паша так смотрел на другую, я бы ногти сгрызла от ревности.

Чтобы не кинуться ему на шею и не попросить о поцелуе, решаю попытаться в шутку свести ситуацию:

– Значит, «Айрис». Ведущая офтальмологическая клиника в регионе.

– Так точно.

Он подходит на шаг, упирается рукой в стену и нависает надо мной. Самоуверенный, голодный во всех смыслах. Губы мгновенно пересыхают. Я пялюсь на него, как попавшая в силки дичь. Руки заняты подарком.

Крутая частная клиника. Вот откуда хорошая машина, одежда. Целеустремленный, жадный до карьеры.

– Буду иметь в виду, – отвечаю с улыбкой.

– Велком, – произносит Павел запросто.

– Позвоню тебе, когда мне понадобится блефаропластика, – добавляю беспечно, прекрасно зная, что хирурги «Айрис» берутся за самые сложные случаи, возвращая людям зрение. – Скидку сделаешь?

– Я надеюсь, мы все-таки созвонимся пораньше.

Двери лифта разъезжаются, я ловко проскальзываю под рукой Паши. Прижимаю к себе цветы; букет тяжеленький, но и отдавать его даже ненадолго я не собираюсь. Шарю в сумке в поисках ключей.

– Пораньше вряд ли. Зрение у меня отличное, в детстве много черники ела.

– Черника тут ни при чем. Скажи спасибо генетике.

– Здрасьте! Родители, что ли, зря в меня ее впихивали стаканами?

Павел посмеивается.

– Я тебе не верю. А вот в силу черники – да! В шестом классе у меня резко начало зрение портиться – отец купил два ведра, мы под завязку забили морозилку. Как видишь, помогло.

Я достаю ключи и победоносно показываю их Паше.

– С таким же успехом можно верить в оборотное зелье Гарри Поттера. Степень реализуемости сходная, – парирует за спиной хирург отвратительно назидательным тоном.

– Ах вот так?! Скажи еще, что упражнения для глаз не помогают!

– Скажу, конечно.

– Ну вот где ты был раньше… – тяну я, справляясь с замком.

Открываю дверь и застываю на пороге.

Потому что весь пол в воде!

– Ауч! Что это?! Откуда? Когда я уходила утром, так не было!

Быстро снимаю ботинки, но Паша хватает меня за талию, останавливая. Вообще, судя по всему, не упускает ни единой возможности коснуться.

– Погоди. Электричество вырублю.

Он открывает щиток, тыкает там какие-то кнопки.

– Проверяй, не кипяток ли.

Я приседаю и касаюсь рукой. Холодная. Киваю ему и бегу в ванную. Шлеп-шлеп. Вот невезуха! Весь мир против нас сговорился! То телефон у Адомайтиса сломался, то у меня потоп. Поспешно перекрываю воду. В санузле сухо – значит, беда не там случилась.

– Паш, езжай домой тогда, – говорю разочарованно. – Я вызову сантехника и приберусь тут. Романтический ужин откладывается.

Выхожу в коридор и вопросительно упираю руки в бока. Потому что хирург частной офтальмологической клиники, ведущей в регионе, снял ботинки, носки тоже. Закатал джинсы и стоит сейчас в воде. Деловито вешает пальто на крючок.

Поворачивается ко мне.

– Что стоишь? Ведро, тазик, тряпку тащи. Я поищу пока, откуда течет.

– Двенадцать пропущенных. Ах да, – подкалываю его я, усмехнувшись. Открываю кладовку.

Нахожу ведро, совок, тазик… и мы включаемся в работу, оживленно болтая обо всем подряд. Первым делом убираем воду, потом Паша исследует кухонный гарнитур и находит пробоину – треснула колба в фильтре. И вода, судя по всему, весь день тихонечко лилась, пока не затопила кухню и коридор.

– Как же так-то! – возмущаюсь я. – Это брак фильтра? Ему уже больше года, не знаю, примут ли по гарантии.

– Возможно, брак. Или предположу, что давление скакнуло, и колба треснула.

– Так бывает?

– Конечно. Какие-то работы в доме велись, воду отключали. Резко включили.

– Ясно. Жаль.

– Не переживай. – Павел подходит ко мне, обнимает за талию и смотрит сверху вниз. – Ничто так не сплачивает, как совместные ремонтные работы. Воспользуемся шансом.

– Вранье, – шепчу я совершенно серьезно. – Во время ремонта все всегда ссорятся.

Паша убирает прядь волос мне за ухо.

– Я бы не стал с тобой ссориться, Диана, – говорит мне. – Когда ты такая красивая.

– Взлохмаченная, в мокрой юбке и выбившейся из-за пояса блузке?

– Именно. В моем вкусе.

Он наклоняется и касается моих губ своими. Я закрываю глаза и улыбаюсь. Паша тоже улыбается. Потом снова целует. Невесомо, мягко. Касается моей щеки своей, и я понимаю, что он колючий. Это заводит. Его губы прижимаются к щеке.

Я привстаю на цыпочки, он снова ласкает мой рот.

В дверь звонят.

Паша обхватывает мою нижнюю губу своими. Основательно, тепло, достаточно мягко. Я едва удерживаюсь от сладкого стона.

Вновь звонят.

Он прикусывает ее зубами, это дико приятно, аж морозец по коже и легкость в коленях. Его руки на моей талии. Как-то незаметно там оказались: я увлеклась и момент этот упустила. Паша пальцы растопырил и плавно, но довольно ощутимо поглаживает, что выдает нетерпение.

– Вы меня затопили! – слышится разъяренный крик. – Я сейчас в полицию звонить буду!

– Прости, – шепчу я. – Это ко мне.

– Отобьемся, не боись! – кивает решительно Паша.

Еще раз чмокает меня и идет открывать дверь. Мне кажется или он… незаметно поправляет штаны, скрывая эрекцию?

Бросает в жар.

Соседка снизу – женщина на пенсии. В общем-то, довольно милая, но при этом не упускающая случая отстоять личные границы всевозможными способами. Когда мы делали ремонт, она частенько заглядывала поворчать из-за шума.

Увидев Пашу, соседка неожиданно быстро сменяет гнев на любопытство.

Я заверяю каким-то высоким голосом, словно не своим, что полностью возмещу затраты на ремонт и хлопоты. И искренне прошу прощения.

– Мы все починим, – включается Павел. – Не знаете, проводились ли какие-то работы в подъезде сегодня?

– Да, висело же объявление внизу, что воду отключат на два часа.

– Вот из-за этого. Диана не виновата, с каждым могло случиться. Дело житейское, давайте не будем ссориться. Мы же соседи.

– А вы кто вообще? Вы здесь теперь будете жить? – прищуривается женщина, внимательно рассматривая Адомайтиса. – Вместо нее? – указывает взглядом на меня.

– Надеюсь, все же с ней, – парирует Паша запросто.

Ауч. Я отворачиваюсь, чтобы сдержать смех.

Едва пострадавшая уходит, Паша вновь возвращается к фильтру, что расположен под раковиной, и заканчивает его отсоединять. Я спрашиваю вскользь, домывая кухню:

– И… как скоро ты переезжаешь, если не секрет?

– В течение месяца, наверное.

– Ничего себе! – фыркаю я. – Значит, у меня будем жить?

– Думаю, здесь нам будет удобнее. Готово! Не то чтобы я сантехник. Фильтр себе подключал сам, но не с первой попытки.

Паша вылезает из-под раковины и выпрямляется. Его джинсы мокрые до колен. Рукава свитера – тоже. Наверное, в мокрой одежде некомфортно.

– Включай воду, будем проверять, хозяюшка! – Эту фразу Адомайтис произносит нарочито громко и выразительно, как будто мы в каком-то ситкоме.

Хохотнув, я несусь в ванную, поворачиваю краники.

– Врубай! – кричу.

– Отлично. Можно пока так пользоваться. Я крут.

– Мастер! Спасибо. У вас все такие умелые в «Айрис»?

Я делаю движение руками, будто в них зажаты скальпели и я провожу операцию.

– Пожалуйста. Я в первой тройке.

– Почему же тогда такой не женатый? – ступаю на опасную территорию, поглядывая на моющего руки Пашу.

Стройный, крайне привлекательный мужчина. Заботливый. И целуется минимум на девятку.

Поджимаю пальчики ног в ожидании ответа.

Глава 11

Паша медлит. Явно обдумывает варианты, выбирая получше. Что, наверное, не очень хороший знак. Но об этом я решаю подумать позже.

– Во-первых, мне Матвея хватает, – произносит он наконец.

– Матвей замечательный парень. Наговариваешь.

– Поживи с ним.

– А во-вторых?

– Во-вторых, не все так просто. И… когда в твоей жизни есть это… – Он берет в руки нож со стола и начинает комично им водить в воздухе, заставляя меня вновь улыбнуться, – частенько на остальное времени не хватает. Как ты, наверное, уже заметила. Я или работаю, или устал.

Закончив уборку, я иду в санузел. Выливаю воду, мою руки.

Возвращаюсь и замечаю, что Паша опять смотрит на меня. Как-то жадно. Я сняла колготки, сейчас в юбке перед ним и блузке на пуговицах. В квартире жарко, мы оба трудились и немного вспотели. Судя по тому, как его глаза шарят по моей шее, груди, на Адомайтиса это действует определенным образом.

Мне нужно сходить в душ. Срочно. И Пашу отправить. Потому что сейчас он какой-то слишком домашний, слишком… мой.

Мы сейчас два провокатора.

– Но ведь все зависит от приоритетов, – говорю я беспечно.

– Согласен. Если уж начистоту, восемьдесят процентов офтальмологов проводят жизнь в поликлиниках, выписывая бабушкам очки. – Паша опирается спиной на кухонный гарнитур, и мне отчего-то не хочется, чтобы он уходил. Органично здесь смотрится, на моей кухне. Со своими саркастическими шутками и властными замашками. – Так себе карьера. В бесплатную ординатуру пробиться почти нереально.

– Но ты ведь пробился.

– Только в Москве. Потом вернулся.

– Мне кажется… – Я подхожу к нему на цыпочках, хочу наклониться и понюхать его, но вместо этого кладу ладони на грудь, – ты бы и так не пропал. К тебе была бы самая длинная очередь из бабушек.

Паша тянется, чтобы поцеловать, но я выскальзываю из его объятий. Потому что если он поцелует, то мы точно пойдем дальше.

Пульс и без того частит. Я ощущаю на себе взгляд Адомайтиса ежесекундно.

Пока достаю из шкафа вазу, пока набираю воду, ставлю цветы на стол. Безумно красиво! Вау.

– Как ты относишься к рису с курицей? – говорю бодро. – Мое фирменное блюдо. Полуплов, но в сто раз легче. Для ужина идеально.

– Положительно, – отвечает Паша, улыбаясь.

– Пока я разогреваю, можешь раздеться. Сушильная машина в ванной. Если ты действительно согласен отвезти меня на вокзал, то лучше это сделать в сухой одежде. Все же мороз.

– Раздеться – это я могу, – смеется Павел и, широко зевнув, идет в ванную.

Я заявляюсь в зал минут через десять после быстрого душа в домашнем костюме – черные легинсы и короткая белая футболка. С тарелками риса в обеих руках. Паша сидит на диване, вокруг его бедер обернуто мое розовое полотенце.

Я, честное слово, ожидала, что он раздет! Была готова увидеть его в трусах. Но все равно на секунду застываю, впиваясь глазами в гостя.

Сложен Адомайтис отлично. Даже слишком… Очень, просто очень много темных волос на ногах. И руках, особенно до локтей. Хотя грудь и живот практически голые. Под моим взглядом Паша будто смущается, мышцы на животе напрягаются, словно я коснулась их холодной рукой.

Зря он стесняется. Выглядит уютным и одновременно сексуальным.

– Тебе идет, – улыбаюсь, кивнув на полотенце. Подаю ему тарелку и столовые приборы. Устраиваюсь рядом.

– Никогда не видел так много розовых оттенков на ткани. Сегодня ты меня просто поразила в самое сердце.

– Раз наш глаз способен различить все эти оттенки, почему бы этим не воспользоваться, – подшучиваю я над его профессией.

На самом же деле на этот набор была скидка. Он меня саму раздражает, но эта жадность…

– А ты знаешь, благодаря чему у человека появилась эта способность? Видели бы двенадцать цветов, да и ладно.

– Полагаю, снова дело не в чернике.

– Увы. Млекопитающие лишились цветного зрения, и только наши предки-приматы вновь развили у себя эту возможность благодаря…

– Драматичная пауза! – Я размахиваю вилкой.

– Ага. Змеям. Когда ты с бешеной скоростью перепрыгиваешь с дерева на дерево, то крайне полезно различить среди веток ядовитую тварь.

– Я что-то такое читала, кстати. Интересная гипотеза. Спасибо удавам, теперь у нас миллион разноцветных тряпок в гардеробе.

– Да. Это все удавы.

Я украдкой поглядываю на Пашину грудь. На плоский живот… Резко снова на плечи, шею. Закусываю губу и отвожу глаза. Включаю телевизор.

– Спасибо, очень вкусно. Посмотрим что-нибудь? – предлагает Паша чуть тише, чем говорил до этого. Стреляет в меня глазами, явно замечая, как напрягаются мои соски.

Безопаснее было бы надеть поролоновый лифчик. Но я, судя по всему, с недавнего времени предпочитаю экстрим.

– Да, давай. Время позволяет.

– Диана, у тебя кофе есть? – спрашивает он, вновь зевнув.

– Да, конечно. Сейчас сварю. Выбери пока какой-нибудь фильм.

Беру пустые тарелки и спешу в кухню. Ставлю турку на плиту. Сердце колотится. Мы сейчас будем вместе смотреть фильм. Вдвоем на диване. Я в домашней одежде, которую снять – секунда делов. Он – в одних трусах.

Мы даже в душе ополоснулись!

Ночью пробок нет – до вокзала за тридцать минут доберемся. У нас в запасе не меньше двух часов, получается. За это время все что угодно может случиться.

Вообще все что угодно.

Мы с ним, конечно, то о бактериях, то о змеях.

Забавный. И о телефоне своем не вспомнил ни разу за вечер. Это хорошо или плохо?

Пока мобильный выключен, подружки не позвонят и не напишут.

Понятия не имею, что делать, если Паша обнимет и к себе притянет. Не представляю даже, смогу ли отказать. И захочу ли?

А потом что? Прощаться на все выходные?

Интересно, у него есть презервативы с собой? Если нет, то ничего не получится: я не буду с ним спать без резинки. Слишком мало знакомы, да и… нет, конечно, не буду ни за что. А если он запасливый – получается, готовился? Или просто не упускает возможность. Может, он предпочитает разовые связи?

Все еще не представляя, что делать и как так вышло, что у меня дома сидит чужой и горячий, как пекло, мужик в трусах, я ставлю чашки с кофе на поднос и иду в зал.

– Паш, тебе сахар, молоко нужны? – спрашиваю и замолкаю на полуслове.

В комнате приглушенное освещение, шторы задернуты. На паузе стоит фильм. Паша сидит на диване, чуть согнувшись. С закрытыми глазами.

Он… спит.

Я стою еще несколько секунд, наблюдая за ним. Потом улыбаюсь. Отрубился все-таки. Черты лица расслаблены, и сам он весь такой уставший… сильно-сильно. Даже тени под глазами будто залегли, хотя при ярком электрическом свете их не было заметно.

С его графиком работы и подростком на попечении, наверное, и правда непросто найти девушку. Их родители погибли около трех лет назад, я навела справки.

Вечно занятой, вечно в клинике…

У меня уже был парень, который каждый день в пять часов ехал домой и безумно гордился средней зарплатой, которой едва хватало на ипотеку и продукты. Ни к чему не стремился, ни о чем не мечтал. Сережа говорил, что нужно быть скромнее и что мне очень повезло с ним. У других хуже. В какой-то день я приняла очень сложное для себя решение и сообщила, что ухожу от него. Сергей отреагировал плохо.

Я отношу кофе обратно в кухню. Возвращаюсь в зал с одеялом и подушкой. Подкладываю ее Паше под голову, тот моментально принимает более удобное положение. Еще раз оглядываю его тело – крепкое, мужское. Прикусываю губу и качаю головой. Я ведь не железная. Мне хочется ласки, тепла, внимания и того самого восхищения в глазах мужчины, которое было у Паши перед нашим поцелуем.

Укрываю Павла одеялом, выключаю телевизор и, погасив свет, выхожу из зала.

Уже в кухне набираю номер мамы. Услышав знакомый голос, быстро говорю в трубку:

– Мамуль, я не приеду сегодня. Все в порядке, у меня тут фильтр прорвало. Нет, уже нормально. Мне помогли его отключить. Вода есть, да. Завтра мастер придет. В следующие выходные пообедаем, хорошо? Скажи папе, что я целую его.

Глава 12

Я думала, что не сомкну глаз этой ночью. Буду маяться, раздражаться. Все же чужой мужчина без приглашения устроился на диване и дрыхнет себе.

Но нет! Помыла чашки после невыпитого кофе, поулыбалась, вспоминая наши с Пашей шуточные перепалки.

Его близость будоражила, колола сердце. Я то и дело замирала от каждого шороха, сжимаясь то ли от трепета, то ли от предвкушения. Но при этом Пашино присутствие не пугало. Что, должно быть, не совсем адекватно, если начистоту.

Волнение учащало пульс, гоняло кровь по венам. Пришлось признать, что совершенно не хочется домой к родителям. Я горела желанием продолжать общаться с Адомайтисом. Строить глазки, флиртовать, чувствовать на себе его жадные взгляды и мучиться вопросом – позвать ли его в свою постель?

Паша забавно извинялся, открыто тормозил себя в форсировании событий вечера. От него веяло безопасностью.

А еще он приходил ко мне ночью.

В дверях спальни постоял полминуты. Думал о чем-то. Вот бы узнать, на секунду заглянуть в его мысли.

Я проснулась от одного взгляда. Кожей почувствовала его голод, не иначе. Лежала и слушала свое сердцебиение. Ускоренное, отчаянное. Вот бы подошел и обнял. Хотела и до смерти боялась этого. До знакомства с Пашей я и не задумывалась, как сложно мне, оказывается, довериться и отдаться мужчине.

Просто жила одна и посвящала все время работе, друзьям, сериалам.

Павел неспешно подошел, я, дурочка, растерялась и начала имитировать размеренное дыхание. Он поправил одеяло, наклонился, будто хочет поцеловать. Потом молча вернулся на диван. Сердце разорвалось в этот момент.

Я на часы глянула – половина второго. Можно было бы позвать его. Окликнуть… Но не решилась.

Утром Адомайтис собирался как метеор! Я в семь встала – он уже умывался. Хотела ему завтрак приготовить, подколоть по поводу того, что на вокзал так и не попала. Да и вообще… мало кто, а в скобках – никто, валялся на моем диване полуголый, предпочитая сексу сладкий сон.

Но Адомайтис и без того выглядел смущенным.

От кофе и яичницы отказался, чмокнул меня в щеку и смылся быстрее, чем я успела спросить: «Как спалось?»

Так и осталась стоять… на дверь закрытую пялиться. Ладно.

Будем надеяться, что хирург просто растерялся, а не надумал себе что-нибудь лишнее.

Я пошла в зал и обнаружила, что одеяло он после себя аккуратно сложил, подушку сверху пристроил. Может, Адомайтис и намерен переехать ко мне в течение месяца, но пока чувствует себя как в гостях. И слава богу, а то скорость развития наших отношений слегка пугает.

Еще же отцу нужно как-то рассказать, что это тот самый… которого он заочно терпеть не может!

Ауч.

Всему свое время.

Не спеша я привожу себя в порядок. Притаскиваю из магазина пятилитровую бутылку воды и немного продуктов. Сажусь за работу.

До понедельника хочу ознакомиться с новым видом задач, которые, возможно, будут использованы в экзаменах этого года.

Июнь для меня особенный месяц, потому что за своих детей я болею сильнее, чем за себя. Перед всероссийским экзаменом почти не сплю, а потом от мобильного не отхожу до ночи.

В том году дети звонили мне наперебой и рассказывали взахлеб, какие были задания. Что сделали, где запутались. Мы потом все-все проработали еще раз. И ждали баллы с нетерпением. Все мои ученики поступили туда, куда хотели. И я верю, что в этом году будет так же.

В детстве я мечтала стать ученым. Открывать что-то новое, посвятить себя науке. Но со временем поняла, что обожаю преподавать. Делиться знаниями. Это желание столь сильное, что сравнить можно разве что с потребностью дышать. Найти общий язык с подростком, заинтересовать его предметом, влюбить в химию… Это ведь каждый раз вызов!

И я категорически не согласна с извечным нытьем старшего поколения, что дети уже не те. Что вот в их время! А эти якобы ни к чему не стремятся.

Неправда. И стремятся, и мечтают, и влюбляются, и охотно учатся. Просто они слишком быстрые. Современный мир меняется с безумной скоростью, количество информации, с которой приходится ежедневно сталкиваться, немыслимо.

Учителям сейчас нелегко. Нудные тексты без разделения на абзацы и монотонное бормотание не для детей двадцать первого века.

Я увлекаюсь работой, но нет-нет да о Паше вспоминаю. Все думаю, что было бы, если бы я не притворялась спящей. Если бы окликнула его.

Поэтому, когда в половину десятого приходит сообщение, я чуть не подпрыгиваю на месте! От Паши.

На секунду замираю с телефоном в руке. Он прочитал злые эсэмэски и накатал ответ. Что ж, перед смертью не надышишься. Снимаю блокировку. Читаю:

«Привет! Если вдруг не сдохну от стыда, то приеду после работы».

Я прыскаю, а потом смеюсь! Вслух!

Следом падает хитрое:

«Можно? Обещаю починить фильтр».

Широко улыбаюсь. Одна на кухне сижу счастливая! Ну как можно быть таким милым? Как?!

«Во сколько, Паш? Я обед приготовлю. Или ужин лучше?»

«Ближе к четырем. Склоняюсь к ужину».

«Вы разве оперируете в выходные?»

«В выходные чиним глаза приезжим. Тут поток со всего региона нескончаемый».

«А, ясно. Наверное, денег можно много заработать».

«Я приеду. Дождись, пожалуйста».

Я смотрю на лилии. Касаюсь их рукой, делаю фотографию. А потом выкладываю в соцсеть. Лайки сыпятся как из рога изобилия! Директ взрывается вопросами. Я редко что-то публикую, а если и делаю это, то в закрытом аккаунте, без своего лица. То пластиковый стакан в руке, то браслет на запястье.

Отрываюсь от ноутбука около двух часов дня и открываю холодильник. Можно было бы, конечно, заказать роллы, но я так давно не готовила что-то особенное, что сейчас хочется.

Звонок в дверь застает врасплох, несмотря на то, что у меня все готово. Лосось в сливках, салат, тушеные овощи и рис по особому рецепту. В холодильнике бутылка вина. Еще я… достала свечи.

И тем не менее.

Нервы. Нервы… Нервы!

Быстро подхожу к зеркалу, поправляю платье. Макияж едва заметный: дома яркий выглядел бы неуместно. Встряхиваю волосы.

Спешу открывать. Поворачиваю замок, отворяю дверь.

Паша стоит на пороге. С букетом роз. И… двумя большими пакетами.

– О, ты и правда переезжаешь? – спрашиваю я с улыбкой, но при этом немало растерявшись. Снова смеюсь, не зная, как реагировать.

Он на меня смотрит и тоже улыбается.

– Какая же красивая, – произносит тихо, настойчиво. – Я становлюсь зависимым.

– Спасибо за комплимент.

Волоски на коже встают дыбом. Я делаю шаг назад, пропуская «жильца» в квартиру. Принимаю цветы. Они пахнут вкусно, с мороза холодные. И Паша тоже. Он закрывает за собой дверь.

– Я колбу купил, инструкции прочел, – говорит мне, хвастаясь одним пакетом. Там что-то звякает, вероятнее всего, вино.

– О. Круто.

– И вот тут еще апельсины, – продолжает Адомайтис, протягивая второй пакет.

– Ауч! – округляю я глаза. – Судя по весу, килограмма четыре? Ты с ума сошел?!

– Чтобы тебе тяжести не таскать, я теперь к Евгению ходить буду. Хороший парень, вкусные фрукты… – поясняет Павел невозмутимо.

При этом я вижу четко, вот прям чувствую ревность его. Едкую, жгучую. Острым металлом царапающую его изнутри. И ревность эта родом не из неуверенности в себе, не из детской травмы или чего-то подобного. Она на опыте основана и обстоятельствами взращена.

Паша ведь… телефон разбил, и я обиделась. Потом после работы позорно уснул на диване. Адомайтис психует, потому что ему кажется, что он проигрывает.

Подхожу к нему на цыпочках, такому замерзшему. Меня ведет порыв, сама бы не осмелилась. Обнимаю его за шею, встаю на пальчики и тянусь к губам. Вкусным.

Паша реагирует моментально. Ставит пакеты на пол и хватает меня. Да так, что ахаю. В стену впечатывает и целует. Жадно, горячо. Совсем не так, как вчера. Вот теперь… на десяточку!

Нравится вкус его языка. И запах кожи, как и всегда, идеален. Его похоть проникает в меня наркотиком через слюну, с кровью по венам несется к каждой клеточке. Заставляя гореть и плавиться. Стонать позорно Паше в рот. Обнимать крепко, показывая, что ждала. Что нужен.