Ольга Вечная
Доверься
Глава 4
Сразу после переезда в большой город впервые за двадцать три года у меня совершенно неожиданно… началась аллергия. Возможно, воздух здесь тяжелый, климат холоднее или вода другая. Да мало ли причин!
Мама поставила на уши всех знакомых врачей, собирая информацию, папа требовал, чтобы я все бросила и немедленно вернулась домой.
Я же обратилась в больницу.
Причин мы тогда с врачом перебрали массу, но симптомы как начались внезапно, так столь же внезапно через три месяца закончились.
Я склонна думать, что дело было в нервах. Моих бедных, растрепанных нервах. Будучи выпавшим из гнезда птенцом, точнее, папиной дочкой, оказавшейся без надежного родительского крыла, я запаниковала. Так много стало зависеть от меня одной. Настолько много!
Мне тогда уколы прописали, витамины какие-то. Жутко болезненные. Чтобы не таскаться в поликлинику, я нашла медсестру, живущую по соседству и готовую приходить в одно и то же время. За смешные деньги.
Каждый день я ждала ее прихода с нетерпением.
На работе все устраивало, там людей много, общения через край. Время стрелой летело: не успевала я в центр зайти, как на часах была половина пятого.
Квартира же встречала тишиной. Почти три месяца одиночества и сериалов, под которые я старалась забыться. Привыкнуть не выходило. Приятельниц найти – почему-то тоже. Мужчинами я не интересовалась и старалась вообще держаться от них подальше. Спасибо, один раз уже поверила.
– Моя ты девочка, моя ты сильная, еще чуть-чуть. Молодец, ну что у нас здесь за умничка! – похвалила Вика мою выдержку, втыкая иглу шприца в задницу.
Я не выдержала и вслух рассмеялась.
– Ты самая милая медсестра из всех, что я в жизни видела, – сказала тогда искренне.
Это была третья наша встреча.
– Так я же с детьми работаю, – пожала Вика плечами. Залепила ранку и отошла от меня. Принялась перчатки снимать. – Привычка. Да и ты такая симпатичная и славная… Все готово. Завтра в то же время?
– Да, спасибо. И… за добрые слова тоже. На самом деле я впервые так далеко уехала от дома и… – закатила глаза, храбрясь, – часто чувствую себя одиноко. Так что твои визиты хоть и приносят зверскую и нестерпимую боль, но я жду их как манну небесную.
Вика тоже рассмеялась.
– У меня есть домашние вафли, хочешь? Можем сериал вместе посмотреть. Я как раз собиралась. Ты любишь сериалы?
– Ты еще не видела человека, который бы любил их больше. С удовольствием! Ауч, как же больно! – потерла я ягодицу, сводя брови домиком.
И похромала за Викой. Сначала на лестничную площадку, затем к ней в гости на этаж выше. Где мы весь вечер ели вафли и смотрели «Секс в большом городе».
Деньги с меня Вика в дальнейшем брать отказалась, мучила уколами бесплатно или, как утверждала она, дьявольски улыбнувшись, ради собственного удовольствия. Но на следующий день я приготовила голубцы и пригласила ее разделить со мной трапезу. Больше я ни минуты не чувствовала себя одинокой.
«Мы вместе ужинаем, он горяч», – пишу я подруге, пока есть минутка.
«О да, я так ждала этого!» – отвечает Вика незамедлительно.
Потом добавляет:
«Тогда я съедаю твою буррату».
«Может, он маньяк, а ты радуешься».
«Ой, хоть бы в твоей жизни уже появился горячий маньяк, который зажмет тебя у стенки».
Я закатываю глаза и убираю телефон в сумочку. Поправляю прическу перед зеркалом, убеждаюсь, что выгляжу сносно. После чего возвращаюсь в зал ресторанчика.
«Горячий маньяк» сидит за нашим столиком, не думая никуда сматываться. Замечает меня сразу же – ждал. Поспешно откладывает мобильный. Больше Павел глаз не отводит. Пока иду, пока занимаю свое место. Открываю меню, неспешно листаю страницы. Все это время чувствую его. Этот самый взгляд.
– Что? – спрашиваю я, улыбнувшись.
Павел тоже улыбается, затем оглядывается и делает знак. К нам тут же направляется официант. Да не с пустыми руками, а с бокалами и бутылкой дорогущего шампанского! Чувствую, что Павел перехватывает инициативу и меняет вечер под себя. Понять не могу, нравится мне это или не очень.
Трезвонит мой сотовый.
– Прости, это родители. Если не отвечу, нас начнут искать парни в форме на машине с мигалками.
Быстро принимаю вызов. Следующие две минуты успокаиваю маму, заверяя, что у меня все прекрасно, что я не умираю от скуки в одиночестве.
Павел меня разглядывает. Ему не интересны сотовый и новостная лента в соцсети. Не интересны сидящие вокруг люди. Его интересую я. Болтающая с мамой.
Папа, уже прилично датый, пытается рассказать, какой маленькой я была, когда он впервые меня увидел в роддоме. И как сердце его сжалось, и как он понял, что я самая красивая девочка на свете…
Павел слегка улыбается, кажется, наслаждаясь моим смущением.
Я стараюсь как-то по-быстрому свернуть разговор, при этом не упоминая, что в ресторане сижу с мужчиной. Иначе начнутся вопросы, а… что тут скажешь. Мы меньше двух часов назад с ним… познакомились. Да, можно сказать, что познакомились, потому что Адомайтис меня так и не вспомнил.
Павел тем временем забирает бутылку шампанского у официанта, отпускает его с богом.
– Все, я снова с тобой, – откладываю телефон. – Извини. Это мой первый день рождения вне дома, родители с ума сходят. Я не какая-нибудь там домашняя девочка, просто праздники для нас – это повод собраться всем вместе.
– Это отличная традиция. Мне нравится, – говорит Павел. Наливает шампанское, которое веселой пеной доходит до края высокого бокала. – Я все помню, мы движемся к крепким коктейлям, но, во-первых, градус нужно повышать, это тебе любой алкоголик со стажем скажет.
– О, ты еще и алкоголик со стажем!
– А ты думала, в сказку попала? Все как полагается.
– Хирург, я помню, – закатываю глаза. – С такой работой немудрено спиться.
Адомайтис подмигивает, показывая, что стесняться его в этом плане не стоит.
– Во-вторых, раз уж я тебя сегодня случайно похитил у семьи и нагло обращаюсь на «ты», у тебя будет шампанское в день рождения. Потому что это празднично. И это моя личная традиция. Каждый свой день рождения я встречаю бутылкой шампанского.
– Прям встречаешь?
– Да. Откупориваю ее ровно в двенадцать ночи. Если не на дежурстве, конечно. Хотя…
Я пораженно качаю головой, вновь рассмеявшись.
– Шутка.
– Ясно. Значит, шампанское у меня уже есть. – Веду по бокалу пальцем, мягко поглаживая. Господи, два года одиночества… Что я творю?! Нагло соблазняю кареглазого хирурга. – А тост будет?
Адомайтис слегка прищуривается, наблюдая за движением моей руки. Оно будит в нем что-то, распаляет, я это чувствую. Пальчики ног поджимаются.
Павел смотрит в глаза. И от этого взгляда становится неуютно. Пресловутая пустота в животе наполняется трепетом. Мы с Адомайтисом откровенно друг с другом флиртуем.
Но ведь так не бывает! Чтобы два часа назад встретиться, чтобы все быстро так.
Маньячелло прекрасно понимает, что выглядит отлично. Еще разок пленяет меня темными глазами, поднимает бокал с водой и произносит запросто:
– Разумеется, будет. С днем рождения, Диана. Желаю, чтобы на твоем жизненном пути встречалось много открытых, позитивных и по-настоящему хороших людей. Чтобы дела в твоих руках горели и вдохновение не оставляло. Чтобы одиночество дарило отдых, но при этом всегда рядом были люди, которые при любых обстоятельствах выбирали бы именно тебя. А еще я желаю тебе любви.
Павел смотрит только на меня. Ничего особенного не делает. Сидит напротив в белой рубашке, которая ему так сильно идет. А у меня тахикардия вовсю. Он болтает что-то простое и банальное. Но мне нравится. Просто все, что происходит, нравится.
– Любви к мужчине, – добавляю, не сводя с него глаз.
– Да. Взаимной, разумеется. Страдания оставим жалким неудачникам.
– Прекрасно. Спасибо, – благодарю я и осушаю бокал залпом.
Приносят салаты, и мы с Павлом принимаемся за еду.
– Люблю этот ресторанчик, здесь вкусно готовят, – перевожу тему на более нейтральную. Подальше от взаимной любви к мужчине.
– Здесь хорошо, да, но скучно, – говорит Адомайтис.
– Что?
– Для обеда в самый раз, но для праздника слабовато. Есть предложение поехать куда-нибудь еще.
Глава 5
Интересно, сколько же у него женщин?
Я думаю об этом, пока мы едем в такси. А потом… когда замечаю взгляды, что бросают на Адомайтиса девушки в клубе.
Судя по словам Матвея, которые тоже нужно делить на два, если не на четыре, с постоянной подружкой Павел расстался под Новый год. Но ведь есть и те, кто параллельно.
Должны быть, иначе никак. Можно даже не рассчитывать на статус эксклюзивного партнера. У такого – обходительного, внимательного, симпатичного и адекватного – обязана быть целая группа поддержки.
Я склоняю голову набок. Вновь подношу к губам стакан с «Лонг-Айлендом», делаю глоточек и решительно заявляю:
– Это совершенно невозможно, Паш! Ты бредишь.
Музыка орет ой-ей! Но мы, забившись в самый дальний угол у барной стойки, умудряемся друг друга прекрасно слышать. Павел не пил алкоголь и не собирался. Но я уговорила. Это было мое условие, иначе бы мы никуда из «Бохо» не поехали. Там действительно слишком светло и официально.
Адомайтис опрокидывает очередную стопку текилы и назидательно поднимает палец. На мгновение закрывает глаза, борясь с головокружением. Это так смешно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не согнуться пополам.
– Погоди, – подбирается он. – Но ведь все эти элементы в природе были и раньше. Разве нет?
– Да!
– Во-от.
– Боже, послал же боженька по мою душу мясника! Почему не какого-нибудь терапевта? Невролога или аллерголога!
– Эй! – возмущается Адомайтис, открывая рот не то пораженно, не то восхищенно.
– Твоих аргументов недостаточно, Паша! Полиолефины не могут просто взять и возникнуть в природе. Это категорически невозможно. Человек изобрел пластик. Не будет человека – пластик исчезнет во Вселенной и больше никогда не появится. Никогда на свете. – Я достаю мобильный и демонстрирую трубку Адомайтису, чтобы тот оценил масштабы возможной катастрофы. – Айфоны не растут на пальмах.
– Хорошо. Выходит, ты согласна с тем, что у нас есть определенные элементы. И в запасе сколько угодно времени. А если что-то хотя бы теоретически возможно и на это есть дохренион лет, то значит…
Да он издевается надо мной! Поит и дурит!
– Теоретически это совершенно невозможно! – возмущаюсь я. – Полиэтилен. Там молекула вот такенная! – Развожу ладони широко-широко, показывая впечатляющую длину.
– Она больше, Диана.
– Тем более. Да, больше. Его переработать-то капец как сложно, ферменты ее чикают. – Я изображаю пальцами, как именно, и прям прекрасно представляю выражение лица своего профессора, который учил меня не этому.
Господи, два бокала шампанского, второй «Лонг-Айленд»… И Диана режет пальцами длинные молекулы.
Павел чуть прищуривается, его рот растягивается в едва заметной улыбке, такой милой, что это обезоруживает и злит одновременно.
– И даже после расщепления куски остаются огромными. А ты хочешь, чтобы такую гадость природа сотворила. Есть вещи, которые невозможны. Смирись.
Адомайтис окидывает меня взглядом с головы до ног и обратно. Потом широко улыбается. Этот глупый спор явно доставляет ему удовольствие.
– Твоя категоричность, Диана, меня умиляет. Скажи еще, что никогда и ни при каких обстоятельствах не появятся бактерии, способные этот пластик, эту форменную гадость, жрать.
А вы о чем говорите на первом свидании?
Я открываю рот, а потом осекаюсь. Так нельзя. Это другое!
– Ну-у-у, – тяну я. – Чисто теоретически это не исключено. Пластика у нас сейчас валом. Валяется кругом. А все, что плохо лежит, рано или поздно будет съедено. Особенно если на это дать дохренион времени. Ну или поможет человек. Научит.
Павел делает знак рукой, дескать, вуаля.
– Научит? Типа… хорошая бактерия, взять!
– Типа того, – улыбаюсь я. – На самом деле было бы классно. Очень удобно. И не так стыдно перед матушкой-планетой. Хотя… получится, что мы опять ни фига не смогли, она сама справилась.
– Видишь, как все интересно складывается. Пластик появиться сам собой якобы не мог, но экосистема под него вполне может подстроиться и включить в цепь питания.
– Мне кажется, мы говорим одно и то же разными словами.
– Не исключено. Но мне нравится.
Я стреляю глазами вниз. На его пах. Потом на губы. Которые слегка приоткрываются. И шепчу, сводя брови домиком:
– Скажи, что ты пошутил. Умоляю тебя, скажи!
Адомайтис тянет время, а затем сдается и кивает:
– Ты победила. Я шучу.
– Ура! Ура! Ура!
– С днем рождения! – Он мне подмигивает, на что я тут же показываю ему язык.
Взгляд Адомайтиса резко становится серьезнее. Потом Паша расслабляется и добавляет чуть смущенно:
– Но зато теперь ты будешь знать, Ди, что у меня есть такая совершенно дурацкая, невыносимая и бесящая окружающих до трясучки привычка спорить ради спора. Если кто-то рядом абсолютно уверен в своем мнении, я могу влезть. Даже если в глубине души с этим человеком согласен.
– Ого, – говорю я, улыбнувшись. – Это странно, но мне нравится.
– Всю жизнь страдаю, – отвечает он.
Мы оба замолкаем. Сидящий рядом со мной красивый мужчина страдает всю жизнь. Ауч.
Да еще и тема исчерпала себя. Либо новую начинать, либо уже… целоваться.
Музыка веселая, современная, модная. Вокруг люди ходят, танцуют, обнимаются. Время за десять перевалило уже. Ощущение интимности момента не оставляет ни на секунду.
Мы уже многое с Адомайтисом обсудили. И погоду, и город, и Европу, и университеты, которые рассматривает Матвей… Чуть не подрались из-за пластика.
У Павла меняется выражение лица, он вновь становится серьезным. И будто трезвым. Придвигается ближе. Меня обдает ароматом его туалетной воды. Что-то древесное и довольно резкое, в первые секунды раздражающее. Но затем, если подождать немного, привыкаешь и буквально растворяешься в этом запахе.
Я почувствовала, еще когда мы в такси ехали. Растерялась.
Сейчас почему-то тоже.
Мы ведь можем провести время вместе. Без подтекста. Просто поболтать, посмеяться, выпить.
Или этого будет недостаточно? Ему. Неужели он сейчас все испортит пошлым: «Поехали ко мне?»
– Диана… – начинает Павел, но я делаю знак рукой, останавливая.
– Я сейчас, – шепчу. Потом спрыгиваю со стула и сломя голову несусь в сторону дамской комнаты.
Перед зеркалом застываю на несколько секунд. Вижу свои глаза, немного испуганные, но при этом горящие, алчные.
У меня много месяцев никого не было. Я не планировала в монастырь уходить, само собой так вышло. Почему-то становится очень горько. Я зябко обнимаю себя руками. И вдруг снова ощущаю одиночество. Колючее, как злая шаль, в которую кутаешься, прячась от мира, но никак согреться не получается.
Представляю себе, что будет, если я поцелую Павла. Коснусь своими губами его. Почувствую аромат кожи ближе. Или позволю себя поцеловать, если Павел потянется. Я думаю об этом, и дыхание начинает рваться. По коже озноб.
Медленный вдох-выдох.
Так. Мне двадцать пять лет. Я, в конце концов, имею полное право переспать с мужчиной, даже если это ничего не будет значить! Просто потому что хочу.
Я не учительница в школе, поэтому за связь с братом ученика мне ничего не будет.
Фух!
Почему я вообще об этом думаю? Да еще и так много. С первой секунды, как мы наедине оказались.
Адомайтис похож по типажу на принца. Высокий, милый, улыбка обалденная. Одет хорошо, от него пахнет резковато, но вкусно. Я бы, наверное, могла привыкнуть к этому запаху. Раз он Павлу нравится.
Нет. Попрошу вызвать мне такси, уже поздно.
Возвращаюсь в зал.
Гостей сегодня не так много, будний день, но все-таки прилично. Я стараюсь, несмотря на сдавшийся атаке алкоголя мозжечок, ни на кого не налететь. Вот уже передо мной барная стойка. Белая рубашка моего спутника.
А потом, прямо на моих глазах, к Павлу подходит девушка. Высокая, стройная. Длинные светлые волосы до талии. Маленькое черное платье, облегающее формы. Красивая.
Я, конечно, оделась просто потрясающе, но, увы, не для клуба. Мы с подружкой думали в ресторане поужинать и отправиться досматривать «Эмили в Париже».
Поначалу я хочу подойти, но потом зачем-то делаю шаг назад, намереваясь затеряться в толпе и понаблюдать за ними. Голова кружится от рома. Адомайтис сейчас номер телефона красотки запишет или еще что-нибудь.
Увижу это и спокойно поеду домой.
Павел поднимает голову, слушает, что говорит ему блондинка. Девица при этом умудряется провести пальцами по его плечу, что отдается во мне неприятным горьким чувством.
А потом он ей улыбается. Широко и открыто. Боже! Это катастрофическая улыбка. Просто уничтожитель сердец.
Улыбается и отрицательно качает головой.
Блондинка что-то еще говорит, неловко рассмеявшись. Павел опять качает головой и произносит: «Нет».
Коротко и ясно. Одно слово. Никаких объяснений или оправданий. Никаких полутонов. Я отчетливо вижу единственное движение губ.
Она пожимает плечами и отворачивается. Павел вновь смотрит на бармена, потом утыкается в телефон. Оказывается, вот так категорично он тоже может.
Собравшись с силами и натянув на лицо беспечное выражение, я подхожу ближе. Пока отсутствовала, мое место заняла блондинка.
– А вот и ты, – говорит Адомайтис, спрыгивая с высокого стула и уступая мне свое место.
– А вот и я.
Королевой усаживаюсь и смотрю на него. Стоящего рядом.
– Я тут придумал кое-что, пока тебя не было, – сообщает он с такими наглыми интонациями, что только за них можно влепить пощечину!
Мой рот почему-то наполняется слюной.
– Только не говори, что и здесь тебе скучно, – перевожу я в шутку, скашивая глаза в сторону. А где же весело? В кровати?
Наши глаза встречаются. Его… как будто темнеют. Павел быстро отводит их в сторону и рассеянно улыбается.
– Нет, – он тянется и говорит мне на ухо: – Всего лишь вспомнил одну старую шутку на эту тему из «Куджи» подкаста. Если бактерии начнут жрать пластик, то наши телефоны будут болеть.
Я широко улыбаюсь. Немного стыдно за собственные пошлые мысли. А потом подхватываю идею:
– Да. Новый айфончик, такая нямка! Сожрут за ночь! И экрана не останется! О, появятся пластиковые доктора, ведь технику придется спасать и лечить.
– Ебашить антибиотиками! – соглашается Адомайтис с энтузиазмом, потом закрывает ладонью рот, смутившись.
И я хохочу!
– Сколько там? Три стопки текилы, и на поверхность наконец-то выполз доктор-сквернослов?
– Гони его прочь. А если серьезно… Диана, может, все-таки потанцуешь со мной? – меняет он тему и тон одновременно.
Глава 6
Я аккуратненько отряхиваю его плечо, которое лапала блондинка. Адомайтис не понимает, смотрит вопросительно.
– Пылинка, – объясняю, маскируя позорно-ревнивый порыв. Минуту назад я собиралась валить отсюда, но если бы он увлекся другой, то никогда бы не простила. Да, со мной бывает сложно. – Вообще-то, мне уже пора, Паш. Или танцевать – это еще одна твоя традиция? Если хочешь – вперед, я подожду… Ай!
Павел демонстративно закатывает глаза, а потом совершенно по-настоящему стягивает меня со стула и ловит.
– Идем, хорошо будет, – говорит он покровительственно и как-то по-врачебному властно. Берет меня за руку.
Если доктор командует – ты слушаешься. Все это знают.
Делать нечего, повинуюсь. Сама смотрю под ноги, чтобы не навернуться. Голова приятно кружится.
Адомайтис находится нестерпимо близко.
Едва оказавшись на танцполе, он сжимает мою талию. Потом ведет пальцами по спине вдоль позвоночника. Мягко, осторожно, но мне и этого хватает.
Мозг плавится. Музыка здесь громкая, шутить и острить не получится. Приходится молчать и чувствовать. Я делаю робкий шаг вперед.
Его запаха становится больше.
Адомайтис вдруг притягивает меня к себе, заставляя резко вдохнуть и крепко обнять его за шею.
В таком положении он начинает неспешно вести.
Ауч. Что может быть сексуальнее медленного танца двух едва знакомых людей?
Которым трогать друг друга рано, целоваться рано. Если бы он полез вот так в машине обниматься или на улице – я бы вызвала полицию.
А под музыку можно. Красивая мелодия – прекрасное оправдание для моей залитой крепким алкоголем и потому заткнувшейся совести.
Я касаюсь кончиками пальцев его шеи, нащупываю две небольшие родинки, обвожу их нежно, заботливо. В ответ Паша как-то по-особенному медленно вздыхает полной грудью, что вызывает во мне ту самую дрожь.
Он чувствует мою реакцию и прижимает меня к себе на пару секунд. Сильно. Горячо. Затем послушно отпускает. Потому что мы воспитаны и живем в современном разумном обществе. Потому что, будь мы варварами, он бы уже тащил меня к себе домой, чтобы болтать не о пластике.
Но ему нельзя. Вот трогать во время танца можно, прижимать к себе – пожалуйста. А как музыка закончится – и это станет недоступным.
Наши глаза вновь встречаются. Слава богу, здесь достаточно темно, эмоции легко спрятать.
Я веду рукой по его затылку. У Адомайтиса густые короткие волосы, которые мне нравятся. Касаться их нравится.
Мы продолжаем двигаться. Провоцировать. Обострять.
Музыка обрывается. Следом раздаются аккорды чего-то отвратительно веселого. Я отстраняюсь и иду к барной стойке. Павел следует по пятам. Сердце колотится, пустоты в животе нет – там все огнем пылает, в узлы морские скручивается. Щеки горят.
Два года я живу как в монастыре. Но при этом не дурочка. Знаю, что дальше последует.
Вдох-выдох.
Павел Адомайтис меня хочет. Это очевидно по языку его тела, по взглядам.
У меня, конечно, уже тысяча мыслей в голове. Мотает от «не оставить ему свой номер» до «пригласить к себе на утренний кофе» по двести раз за минуту.
У мужчин обычно все до банальности проще. Я ему чем-то понравилась, он меня понюхал, потрогал, рассмешил пару раз.
Судя по всему, сказал фантазиям «да». Сейчас. Без всяких там «а если…». Без оглядки на мои намерения, на мой бэкграунд.
Я в его вкусе. Он это знает. Я это знаю. Он знает, что я знаю.
И теперь самое главное, чем он будет усиленно заниматься, – делать вид, что это не так.
Шутить, болтать. Думать о мертвых птенцах, о загрязнении планеты целлофаном, каких-нибудь внутренностях, которые он наблюдает на работе. Или что там еще Адомайтиса удручает.
Потому что у нас так принято. В нашем современном обществе.
Я прошу стакан воды у бармена и оборачиваюсь.
Павел подходит совсем близко, касается меня. Он уверенно чувствует себя в моей зоне комфорта.
Протягивает сотовый и, не спрашивая разрешения, платит, в очередной раз объявляя о намерениях.
Мое сердце колотится. И когда наши глаза опять встречаются, я прошу:
– Вызовешь мне такси?
Снегопад закончился. На улице довольно морозно, но при этом после горячего клуба и безумных мыслей – необходимо свежо.
Мы выходим чуть раньше, чем требует приложение такси, чтобы подышать. И побыть вдвоем, перед тем как попрощаться. Время близится к двенадцати, музыка сменилась на невыносимый клубняк, сделав нахождение на танцполе невозможным.
– Сказка! – Я окидываю восхищенным взглядом горы рассыпчатого белого снега, сверкающего в ярком свете фонарей.
Я немного оглушена после клуба. Мы с Пашей отошли чуть в сторону, чтобы не толкаться на входе.
Здесь тихо.
– Да, утром все это превратится в грязную кашу. Мы поймали особенный момент. Ты не против, если я покурю?
– Нет, – пожимаю плечами. – Не знала, что ты куришь. Весь вечер вроде бы нет.
– Нечасто, – отвечает Павел, доставая из кармана полупальто пачку.
Быстро прикуривает привычным движением. Я внимательно наблюдаю. Как втягивает в себя дым, как зажимает между пальцами сигарету. Это очень сексуально.
Облизываю губы, он замечает это и чуть прищуривается.
Ежусь.
На улице тихо-тихо. Он. Я. Горы снега. Дым из его легких…
– Замерзла? – спрашивает Павел, истолковав мою реакцию по-своему.
Приподнимает руку, приглашая в объятия. Пролетающая мимо спортивка разрезает воздух грубой матерной песней.
Он ждет.
Ладно. На нас куча одежды. Мы достаточно для этого пьяны.
Я подхожу ближе, и Паша обнимает меня. Прижимает к себе так сильно, что я улыбаюсь до ушей.
– Ай! Раздавишь! – возмущаюсь.
– Извини, – говорит он искренне, но тут же повторяет движение.
Я поднимаю глаза, мы смотрим друг на друга. Адомайтис отворачивается и крепко затягивается, выпускает дым в сторону над моей головой. И это тоже адски сексуально.
Наверное, такси скоро приедет. Осталась всего пара минут.
– Спасибо, что пригласила на день рождения, – произносит Павел хрипло. – Было приятно стать твоим гостем.
– Спасибо за шоколадку, – парирую я. – Было бы неловко после такого подарка отказать.
– Ненавижу эту заправку.
– Паш, – произношу загадочно. Потом серьезнею. – Ты должен кое-что знать, только…
Я делаю паузу, наблюдая за тем, как пьяная беспечная улыбка сползает с его лица. Медленно и неминуемо.
Глаза вновь прищуриваются то ли от попавшего дыма, то ли от раздражения. Хватка рук становится сначала сильнее, затем значительно слабнет.
– У тебя есть мужик, угадал? Конечно, у такой славной. Как иначе? Вы поругались в хлам, но все равно потом помиритесь. Или он в какой-нибудь ебучей командировке?
Ауч. Но забавно, что Адомайтис об этом беспокоится.
– Не совсем. Я тебя обманула. Это не подруга перепутала ресторан, а я. Иногда я бываю рассеянной. Это злит и бесит окружающих людей.
– Фоу! Как на качелях вверх-вниз!
Я пожимаю плечами, скромно потупив глазки.
– Все умные люди бывают рассеянными, – быстро обнадеживает он.
– Вот как. Даже ты?
– Мне-то откуда. – Павел закатывает глаза. А потом улыбается. Снова легко, пьяно и просто обалденно.
Это один из самых лучших дней рождения в моей взрослой жизни.
Сигарета одиноко тлеет в его руке. Я снова приковала к себе все его внимание. Павел наклоняется, и мне хочется, чтобы он сделал это. Поцеловал меня. Коснулся губами, лизнул, опалил дыханием. На его языке смесь слюны, алкоголя и никотина. Взрослый вкус. Я хочу его попробовать.
Прямо сейчас… И правда качели. Фоу!
Вдалеке проносится та же самая машина, из которой басит так, что перепонки едва не лопаются: «Твоя сука хочет…»
Я испуганно вздрагиваю и отворачиваю голову в сторону. Павел обнимает крепче. Я чувствую его дыхание на виске. Потом ниже.
Вцепляюсь в его пальто и закрываю глаза.
Павел убирает мои волосы за спину и касается горячими губами холодной щеки.
Мир качается.
Губы скользят по коже.
Я чувствую поцелуй рядом с мочкой уха. А следом – как позорно возбуждение простреливает низ живота, концентрируя все внимание именно в той области.
Мои пальцы сжимают ткань его пальто до белых костяшек. Я невольно подаюсь вперед грудью.
Его губы опускаются ниже. Павел шумно втягивает в себя мой запах.
После чего срывается и начинает целовать шею. Трогать языком и губами одни из самых чувствительных точек на моем теле. Целовать жадно, смело и нагло. Послабляя самоконтроль. Капитулируя и признаваясь, что он тот еще варвар. И что ему до одури сейчас нужна я.
Он обхватывает губами, лижет, прикусывает. Оставляя после себя леденеющий на холоде влажный след. Я прижимаюсь теснее.
Павел втягивает в себя мою кожу, касается ее зубами. Я привстаю на цыпочки.
Мир переворачивается опять и опять. Я на какой-то карусели, бешеном секс-аттракционе. Чтобы не упасть, держусь за Адомайтиса, а он, видно, расценивает это как положительный ответ.
Удовольствие заполняет изнутри – в области шеи концентрируется жаром и растекается по телу. Внутри от нетерпения становится больно. А еще влажно там, внизу живота.
Павел просто ласкает мою шею, а я готовлюсь к нему. К его вторжению. Каждой своей клеточкой. Округляю глаза от осознания происходящего. Но это слишком приятно, чтобы останавливать.
Адомайтис находит руками мои пальцы. У него ладони тоже горячие. Он засовывает мои руки в свои карманы и греет. А сам все еще целует. Шею. Нравится ему, что ли? Маньяк, уже нет сомнений.
Павел… Паша обхватывает губами мочку уха. Лижет ее языком, господи.
– Я хочу тебя, – шепчет. – Дурею.
Рядом останавливается машина. Он отрывается от меня.
– Прости, – говорит быстро. И смотрит в ожидании. Глазами не то пьяными, не то безумными.
Это кажется наглым, я ощущаю, что растерялась. Адомайтис считывает мою реакцию абсолютно правильно. И моментально врубает заднюю:
– Я зря. Диана, извини, пожалуйста. Я не собирался.
Я качаю головой и иду к машине. Шея горит огнем. Она пропитана его слюной, его похотью.
В ушах бахает тихое: «Я хочу тебя».
Максимально сексуальное, что я только слышала в своей жизни.
