bannerbannerbanner
Корабельная сторона

Ольга Старушко
Корабельная сторона

Полная версия

© Ольга Старушко, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Календарь

 
Смену сезонов в городе
читаешь по трафаретам.
Унылость букв сообразна
самой манере письма.
«Купаться запрещено»
на шесте у берега – лето.
Тренога «Опасная зона»
в сосульках у дома – зима.
 
 
Иных посланий не будет,
даже и не надейся.
Весною – «Ремонт дороги».
Знаешь, чем их мостят.
На горке, откуда в панике
бегут трамвайные рельсы,
Ветер срывает осенью
с провода «Листопад».
 

«Две сплошные. Всю дорогу – две сплошные…»

 
Две сплошные. Всю дорогу – две сплошные.
Ныне, присно и вовеки нераздельны.
Мимо них летят дневные и ночные
два безудержных потока параллельных.
 
 
Чтобы что-то неизменно было белым,
подновляет их ночами в ржавом свете,
полосатых свечек понаделав,
ангел в светоотражательном жилете.
 
 
И лежат середь бензинового смрада,
игнорируя решетки переходов,
целомудренно возлюбленные чада
свежей версией Тристана и Изольды.
 
 
Как у них там дальше сложится – не знаю,
но услышу: тормоза кричат визгливо.
Глядь: а дальше-то всего одна сплошная,
и на ней периодически – разрывы.
 

Брод

 
В прохладной полутьме подземных переходов
в три флейты дышит Гайдн: за рубль или за так…
Я у реки людской стою, не зная брода,
и думаю о переправах и мостах.
 
 
Мы были мастера крушить, сжигать и рушить —
и видишь, вон куда теченьем занесло…
Я опускаюсь вглубь. Гайдн просится наружу.
Флейтист свой инструмент вздымает, как весло.
 
 
Вот так мы и пройдём, мелькая в переходах,
и истечет река, и обмелеет брод.
…За рубль или трояк в любое время года.
Дешевле и Харон дотуда не берет.
 

Соглядатай

 
Яично-цинковой синички
дежурный утренний визит.
Стою, курю, ломаю спички —
сидит, через плечо глядит.
 
 
Голодный взгляд. Головка набок.
Затылок чёрен. Плащик сер.
Откроешь дверь – блюдет порядок
мой личный улиционер.
 
 
Ни зёрен ей, ни сальной шкурки:
квартира, сданная внаём.
И на балконе лишь окурки
и выстиранное бельё.
 
 
Как говорится, взятки гладки…
А съеду – невелик урон.
Конец четвертого десятка.
Еще не время для ворон.
 

Дозрела

 
Весь мир на кого-то и как-нибудь делится,
и в этом источник комедий и драм.
Собаки гуляют собаковладельцев,
а кошковладельцы сидят по домам.
 
 
Вот клеть, где арбузы тюремными робами
толкались, пока их не пустят в расход.
Тут нынче повязаны елки: с сугробами
на несколько суток пришел их черед.
 
 
Пока в нас нужда, мы чего-то да стоим
и службу исполним в назначенный день.
Удел перезревших – служить перегноем
для елок, арбузов и новых людей.
 

Маяться

 
Чей воздух ласточки кроят,
лепя гнездо в проём оконца,
чуть не отхватывая прядь
с виска, обласканного солнцем?
 
 
Чью чепуху несёт ольха?
Ей голову морочит ветер
и дразнит пухом паука,
на муху ставящего сети.
 
 
Чей золотой запас в траве
из одуванчиков растерян?
Чью ночь щекочет соловей
вдоль самой сонной из артерий?
 
 
Чью канитель разводит дождь
и, как ненужные вещицы,
швыряет бусины – не трожь! —
в ладонь, на темя, на ключицы?..
 
 
Чей ритм, радуясь – нашёл! —
толкает в грудь смелей и чаще?
Чей мотоцикл-богомол,
завидя путь, усы таращит?
 
 
Чьей басовитой маетой
полны березовые косы?
Чьё это всё? Совсем простой
и самый важный из вопросов.
 

Непереводимое

 
Эта ночь от дождя соловеет,
влажно дышит сиреневым ртом,
машет кистью – правее, левее —
не жалея о том, что потом…
 
 
Чтобы с нею теснее обняться
и увлечь её под локоток,
загибают коленца два братца:
слева – вовчик, а справа – витёк.
 
 
И сирень поразвесила уши
и дрожит их томлению в такт,
не гадая, кто хуже, кто лучше,
и не мучаясь – так ли, не так…
 
 
Вот и нам под разбойничьи трели,
чью-то дрожь ощущая плечом,
зачастить, ни о чём не жалея,
ни о чём, ни о чём, ни о чём…
 

«Я земля…»

 
Лес проснётся – и вот оно, лето.
Под свистки соловьиных команд
на поляне с с лучами рассвета
одуванчик примерил скафандр,
рядом штурман за миг до полёта
проверяет готовность систем,
и дублер их, ещё желторотый,
завтра тоже получит свой шлем —
и прощай, не держи их, опушка,
только солнце с утра припечёт.
Ключ на старт! Им из тени кукушка
начинает обратный отсчёт.
Что с того, что границы вселенной —
вон до этих берёз в аккурат?
Одолев притяженье, из плена
взмоет белоголовый отряд,
и в потоках звенящего зноя,
где снуют большегрузы-шмели,
поплывёт, чтобы длилось земное,
за пределы привычной земли:
там из них ни один ещё не был.
Открывают миры. И вослед
им люпины нацелились в небо
мириадами сизых ракет.
В их вселенной, для нас невеликой,
только так – наобум, наугад.
Я земля, говорит земляника,
да куда им!.. Не слышат. Летят.
 
Рейтинг@Mail.ru