– А старейшины у вас есть?
– Есть. Но они ничего важного не решают. Так, спрашиваем их иногда, если надо узнать, как раньше было. Если помнят, то рассказывают. А когда-то они в силе были: заставляли нас жить по-старому, вечно ворчали, наказания придумывали. Ругались, если кто-то сказал что думает, а не то, что надо. Надоели. Указывали охотникам, как им охотиться. Видите ли, в их время так не охотились. Так про их время никто не спорит – их так их. А мы сейчас охотиться идём. И нечего нам указывать. Хотели выгнать старейшин, да вождь не позволил, сказал, что это бесчеловечно. Да мы и сами поняли, что погорячились. Подумали, да и посадили их под дерево – рассказывать детям про старые времена. Тоже полезно.
– А шаман у вас есть? – спросил шаман.
– Конечно, есть. Шаманит в свободное от охоты время: встречает утро, провожает вечер. На праздниках весны и осени шаманит, а мы все пляшем и подпеваем.
– В смысле, в свободное от охоты время? У вас шаман ходит на охоту?
– Конечно. Что ж ему, здоровому мужчине, отсиживаться, пока все охотятся?
– А с духами он разговаривает?
– Нет! Мы сами по себе, духи сами по себе. После удачной охоты относим им подарок к капищу и всё. А где ваши? Большое у вас племя?
– Наши там. Племя было большое, в пещере еле помещались, – шаман вздохнул, – да однажды наши духи вдруг разгневались, разломали гору, обрушили пещеру, а людей куда-то забрали.
– Вот только мы и остались. И мама моя. И сестрёнки.
– Вот это история. Ничего себе. Недобрые же у вас духи, – сказал поражённый Ильв.
– Тихо, тихо! Разве ж можно! – зашептал шаман и опасливо оглянулся по сторонам. Вокруг было по-прежнему спокойно. Духи не стали карать пришельца за его дерзость.
Улов сложили в лодку-долблёнку и привезли его к стойбищу, толкая лодку по воде. Мама Пиня уже поджидала рыболовов с обедом и очень удивилась, увидев их втроём, да ещё и с лодкой.
Ильв вежливо поздоровался. Сели обедать.
Потом девочки почистили рыбу и развесили её коптиться над щепками. Пинь и шаман ещё луну назад соорудили в камнях удобную коптильню. На маленькое стойбище спускалась ночь. В небе зажигались звёзды.
Ильв рассказывал о жизни своего племени, о том, что оно сильно разрослось и что охотники вынуждены далеко уходить и долго сидеть в засаде, чтобы подкараулить добычу. Звери поняли, что в этих местах добра не жди и ушли далеко от места обитания племени Ильва. Охотники научились ставить ловушки, но всё равно еды хватало едва-едва, племя в основном выживало за счёт мамонтов, которые попадались редко и добыть их было очень нелегко, и за счёт сезонных проходов оленьего стада через их места. Ещё ловили рыбу, весной добывали птичьи яйца, но всего этого было недостаточно. Вот его, Ильва, и послали разведать новые места для отселения части племени.
А ещё Ильв в своих местах не нашёл той, которая пришлась бы ему по сердцу и, отправляясь в исследовательскую поездку, в глубине души надеялся, что ему попадётся по дороге племя, где его ждёт та самая…
Но об этом он не рассказал, а только иногда взглядывал на маму Пиня, такую красивую в свете костра рядом с уютно прикорнувшими к ней дочками – старшей Ка и младшей Ки.
Вместо этого Ильв рассказал, как одна сообразительная девочка по имени Ва поймала и приручила козлёнка, а потом ещё одного. Поначалу над ней все смеялись, а мальчишки даже пытались охотиться на этих козлят. Но Ва охраняла их очень внимательно, а её папа построил для них загородку. Другие девочки приходили дружить с козлятами, приносили им травку и воду. Когда козлята подросли, у них в один прекрасный день вдруг родился маленький козлёночек.
Тут уж даже вождь пришёл посмотреть на затею Ва. Он строго-настрого запретил мальчишкам даже думать о том, чтобы охотиться на приручённых животных. Козлёнок сначала питался маминым молоком, а потом подрос и стал жевать травку, как большой. А у козы вымя наполнилось молоком, и она ходила несчастная и жалобно блеяла. Тогда мама Ва пришла к ней с глиняной чашкой и выдоила молоко из вымени козы. Коза даже запрыгала от радости, так ей стало от этого хорошо. Но потом вымя наполнилось снова, и мама снова подоила козу. Так у племени появилось козье молоко. Сразу потребовалось много кувшинов и чашек. Один старик по имени Ны копал глину и лепил из неё посудины. Потом их обсушивали на солнце. Но всё равно они легко ломались и крошились. И были шершавые на ощупь. Однажды такой горшок поставили на угли и забыли. А утром он оказался прочный как камень. С тех пор так и стали делать: лепили горшок или кувшин из глины и обжигали его на углях. Ны взял себе помощников, и некоторые из них даже надавливали или выцарапывали на стенках посудин всякие узоры. Так посудины и застывали – с узорами. Хозяйкам нравилось.
– А у вас-то что стряслось? – спохватился Ильв.
– Стряслось, верно, – кивнул шаман, – мы благодарили великого предка-оленя за удачную охоту, и вдруг горы как затряслись, камни как полетели, кругом загрохотало, деревья стали падать как травинки. Все бросились кто куда, а утром оказалось, что остались только мы – Пинь, мама Пиня и девочки. И я. Пещера обрушилась. Огонь потух.
– Как же потух? Вот, горит же.
– А это Пинь его добыл из камня, когда делал орудие для ловли рыбы.
– Молодец, Пинь! – похвалил Ильв.
Пинь довольно разулыбался.
– А тебя как зовут, мама Пиня? – спросил Ильв.
Мама Пиня замялась.
– Раньше как-то звали. Я уже не помню. А сейчас меня зовут мама Пиня и девочек.