Ольга Пойманова
С прошлым годом!
Наконец, встали. За шиворот мне насыпался снег, Надя вытряхивала его, как могла. Варежку она сняла, и когда ее пальцы коснулись моей шеи, я удивился, насколько они горячие…
Диджей бодро заговорил, что новый год вот-вот начнется, что пора поднимать бокалы…
Глинтвейн был ещё горячим. Хорошие попались кружки.
– Проводим старый год? – спросила она и протянула мне руку со своим почти бокалом. Чокнулись.
Надя глотнула, поперхнулась, долго и мучительно откашливалась.
– Достойное окончание, – наконец прохрипела она. – Гадкий был год, гадко и попрощался.
Я хотел похлопать ее по спине, но от первого же хлопка она покачнулась и чуть не упала. Поймал.
– Спасибо… – пробормотала девушка. Задумчиво посмотрела на стакан. Рискнула сделать ещё один глоток. И вдруг спросила:
– А у тебя?
– Что у меня?
– Какой был год?
Да никакой, честно говоря. Серый. Скучный. Предсказуемый настолько, что тошно. Даже вспомнить нечего.
Так я ей и признался.
– Да нормальный…
– Пусть так, – она приняла мое враньё, но не поверила в него.
В первый раз ударили куранты.
– Желание! – она зажмурилась, сжала кулачок.
А я ничего не загадывал. Я любовался.
Искренняя и простая. Фантазёрка и канарейка. Хорошая она…
Двенадцатый удар.
– С новым годом! – Надя улыбнулась и снова протянула ко мне кружку.
– С новым счастьем!
Мы чокнулись.
Зазвучала песня. Первая в этом году.
Это был "Прекрасный мир" Луи Армстронга.
Я протянул ей руку.
Надя смотрела на меня непонимающими глазами. Тогда я сделал все сам. Поймал ее ладонь, притянул к себе.
Мы кружились и кружились под вечную песню о счастливом будущем, и я мысленно удивлялся себе и благодарил диджея. Помню, моя бывшая всегда злилась, когда очередной медляк звучал для других, а мы пропускали. Мама пихала меня локтем в бок, несостоявшаяся теща нашептывала на ухо. Но это не помогало. Терпеть не могу танцы.
Но это была не моя женщина. Со мной, но не моя. Чужая. Оттого и топтаться с ней было невозможно тоскливо.
Эта вот тоже не моя. Но вокруг такой сюр, такая небылица, и песня до того хороша, что мне самому захотелось. Надины очки залепляло снегом, она щурилась, пытаясь что-то разглядеть. А потом просто опустила голову и уткнулась мне в плечо.
– Я думаю, у тебя будет хороший год, – ее голос был тих.
– Почему?
– Встречаешь его с Надеждой!
Я хмыкнул. Надо же, а у канарейки есть чувство юмора!
– В таком случае… Тебя ждёт переворот!
– Потому что мне весь год бороться, раз ты Борис? – смекнула она.
– Найди своего демона и дай ему в репу! – мне вдруг стало весело.
– Демонов вокруг меня полно… – прошелестела она еле слышно. – Но я буду бороться.
Я даже не помню, что играло следующим. Но мы танцевали и танцевали, а вокруг в такт нашим движениям кружил снег.
Домой вернулись под утро. Я вывел Надежду из паутины дорог прямо в центр города, где у меня квартира. Вышел из машины.
Она тоже вышла. Проводить. Попрощаться. Легонько коснулась пальцами моей руки.
– Все будет хорошо!
И я кивнул.
На следующий день голова раскалывалась, а в горле словно лезвия застряли. Врач, осмотрев меня, не сказал ничего хорошего. Назначил гору таблеток, посоветовал лежать. И я лег. Хотел было позвонить Наде, узнать, как она. И тут понял, что номера не взял.
А когда после новогодних праздников и больничного вернулся в офис, ее стол был пустым. Ушла.
И вот теперь, спустя годы, я тащу на стол миску оливье. В углу сверкает ёлка. Мой друг под отчаянный стук соседей по батарее спешно отбивает свинину, чтобы ее запечь. Кто-то побежал в магазин, потому что не все купили. Вокруг порхают разнаряженные женщины, и кажется вон ту, в жёлтом платье, пригласили сюда для меня. Она мне не нравится, слишком искусственное лицо, да и взгляд надменный. Но после ста грамм они становятся лучше, а уж после двухсот…
