Ольга Пойманова
С прошлым годом!
Отчего так? Сложно сказать. В принципе, я мог бы запросто напроситься к кому-то из друзей. Да что там, даже напрашиваться не надо. И так уже звали, и не раз. Вот только есть одно немаловажное НО: они новый год любят, а я нет. Сидеть кривить лицо, вроде как улыбаюсь, не хочу и не буду. А им всяческого счастья и веселья.
– Что ж… – ее голос выдернул меня из раздумий. – Значит, хотя бы я вам ничего не испортила. Ой…
И снова это "ой", похожее на мышиный писк.
Она увидела то, что я не заметил. Джинсы мои на коленях были все перемазаны.
– Оплачу химчистку! – ого, в голосе решительность, даже как будто бы авторитарность послышались.
Отмахнулся. Переживу. Постираю.
– Могу я тогда хотя бы угостить тебя ещё одним кофе? А то неудобно.
Даже не знаю, почему согласился. Пошли.
Она тоже никуда не спешила.
Кофейни уже начали закрываться. Я глянул на часы: начало восьмого. Ну конечно, пора. Дома людей ждут другие люди, мандарины и салаты.
Но всё-таки нашли место, где бариста щедро выделил целый час на наши посиделки.
Мы устроились у окна. Маленькая ёлка в углу стола мигала желтыми огнями.
– Как светлячки, – протянула Надя.
Она скинула пуховик. Ну совершенный ребенок, тоненькая. Свитер под горло, смешной, жёлтый. Нет, не мышка. Канарейка… Те тоже пищат.
– А ты почему не спешишь никуда? – спросил так, для поддержания беседы.
Она молчала долго. Глядела в окно и словно прикидывала, стоит ли рассказывать. Открыла было рот, закрыла, ещё помолчала. И наконец сказала:
– Не хочу отмечать.
– Странно, мне казалось, девушки любят новый год.
– Бывают разные девушки, – улыбнулась Надя. Улыбка ей шла, хоть и не делала красивей. Бледное личико становилось каким-то отстранённым, глаза туманились. Словно мысли, что роились сейчас в голове, заслоняли собой реальность.
– Расскажешь?
Она снова замолчала. Только водила пальчиком по краю чашки.
Меня не напрягала эта тишина. Натянутости не было. Просто сидят два человека, думают каждый о своем.
– Я почти не пью, – наконец сказала она. – Застолья не люблю. Тосты надоедают. Салатов мне надо пару ложек. Наедаться до состояния кадушки не хочу. Хуже всего то, что надо быть счастливой. Ну или хоть выглядеть, притворяться. Все этого ждут. А я просто домой хочу. Тихонько посидеть у окна… И все это из года в год. Пьем, едим, на утро и вспомнить нечего. Не поеду. Не хочу. Сил нет врать.
Теперь уже молчал я. Да, понимаю. Самому от всего этого тошно.
– Они, конечно, обиделись, – продолжила Надя. – Даже трубку кинули. И знаешь, мне не жаль.
– Они?
– Угу. Друзья… Теперь уже, наверное, бывшие. А я ведь просто попросила меня не трогать. Нарвалась на проповедь. Ладно, дело прошлое. Ещё кофе?
– Моя очередь угощать.
На кассе лежали симпатичные имбирные пряники с примотанными к ним бумажками.
– Предсказание?
Бариста кивнул.
Я выбрал для нее ёлку. Себе взял валенок.
– Ты в это веришь? – Надя крутила в пальцах свёрнутую бумажку. Она ведь ни разу не сказала мне Вы. Странно для такой вежливой, тихой, какой-то даже покладистой девочки.
– Нет. Но пусть будет.
Развернул. Бумажка сообщала мне интересное. "Иногда то, что мы знаем, бессильно против того, что мы чувствуем".
– Какая-то ванильная ересь, – протянул ей. Она прочитала, снова улыбнулась. Наконец развернула свою.
– Чем щедрее вы, тем щедрее жизнь. Начать, что ли, прямо сейчас? Заказать ещё кофе?
– Я не уверен, что хочу третью. Не настолько люблю кофе.
– А что любишь? – в ее глазах появился интерес.
– Пиво. Глинтвейн. Гриб чайный.
