Ольга Кипренская
Дочь ведьмака. Поле и полынь
Глава 1
– Савельишны домик? Ииии, милая, то тебе далеко-о-о еще. Вон, идешь дальше за околицу, и там, на бережку, на другой стороне реки, значит, у самой опушки и будет домик. – Бабулька-проводница подняла указующий перст и ткнула в нужную сторону. Затем смерила меня неожиданно цепким и ясным взглядом профессионального следователя и уточнила: – А ты чьих сама будешь?
– Савельишны правнучка, – вздохнула я и подхватила чемодан на колесиках. – Спасибо за помощь!
– Приехала, значит, к бабке, – удовлетворенно выдохнула бабулька и откинулась на скамеечке. – Давно пора. Там из хозяйства тока кот и остался, промышляет чем-то. Ну иди, милая, иди. Чур меня, чур. Тьфу, тьфу, пропади нечистая!
– Что? – я обернулась, но бабулька уже дремала, откинувшись на спинку грубо сколоченной лавочки у завалинки.
Вот и поговорили.
Идти оказалось далеко, пожалуй, даже слишком далеко. Полуденный зной выматывал, чемодан на колесиках поднимал тучу пыли, из-за забора недружелюбно лаяли местные кабыдохи. Иногда в избах чуть приподнималась занавеска, и в щелку выглядел любопытный старушечьий глаз.
Неуютно.
Я остановилась посреди дороги и перевела дух. Впереди уже показалась та самая речка с добротным, широким мостом, сложенным из половинок бревен. Сразу видно, на века делали. За рекой темнел лес, почти вплотную подступая к воде, и за ближайшими деревьями смутно угадывался силуэт дома и построек. Обширное владение. Наверное. Явно побольше, чем обычный деревенский участок, вон как много всего. Я прищурилась – отсюда толком не разглядеть, но кажется, постройки подходят вплотную к лесу. Интересно, я сама справлюсь хоть как-то с хозяйством, или придется просить помощи соседей?
Больше-то некого.
Я от души пнула камушек и потащила чемодан дальше. В жизни бы в эту дыру не приехала, если бы не маменька! Точнее, очередной маменькин муж. Кажется, пятый. Или шестой. Я не знаю, не считала. И это если не брать в расчет полумужей: дядю Петю и дядю Вадима. Хотя эти дяди были хорошими, они не приходили к нам домой, но часто передавали мне киндеры и мелкие подарочки. Киндеры я любила, присутствие очередных пап в моей жизни – нет.
Мама отчаянно строила свою личную жизнь, и если говорить совсем откровенно, я не всегда вписывалась в её планы. Но после дяди Вадима она успокоилась. Я помню, как зашла утром на кухню, а мама сидела там, такой же, как ушла вечером на свидание. В черном длинном платье с тонкими бретелями. Туфли валялись в углу кухни, сумочка у двери.
– Хватит с нас мужиков. Сами как-нибудь проживем, – она подняла на меня красные заплаканные глаза. – Все они… Зато у меня есть ты. Ты – моё сокровище. Сырники будешь?
Потом пару лет было всё тихо. Что тогда произошло, мама так и не рассказала, а я и не спрашивала. Жили себе спокойно, я готовилась поступать в мед, а затем нарисовался этот Сергей…
Дорога кончалась, и начался мост. Колёсики то и дело застревали между бревнами, и я подняла чемодан. Так донесу. Целее будет.
С Сергеем у меня возникло глубокое и искреннее чувство с первого взгляда. Такую горячую и пылкую ненависть редко где встретишь. Причем я сама не смогла объяснить, почему этот человек вызвал во мне такое… даже не отторжение, а отвращение пополам с ужасом. Прямо с первых секунд, когда мамочка вернулась домой глубоким вечером и, глупо улыбаясь, представила своего кавалера:
– Ярослава, знакомься, это Сергей – мы скоро поженимся! – Мужчина сунул мне в руки букет из колючих алых роз и коробку каких-то конфет. Спасибо, хоть не игрушку. А то и такое встречалось.
– Можно просто Яра, – быстро сказала я. – Терпеть не могу полную версию своего имени. Когда-то давно мама решила, что негоже её дочери быть какой-то там простой Катей, Валей, Дашей. И обрекла меня на вечные муки.
– Ярослава, зачем ты так? – продолжала ворковать мамуля. – Сереж, пойдем, попьем чаю в тесном семейном кругу. Ярочка, помоги накрыть на стол!
Сергей был красив: русоволосый и голубоглазый, с прекрасной фигурой и манерами выпускника какого-нибудь института благородных молодцев. Очень уж отточено – филигранные движения, еще чуть-чуть и перестанут быть человеческими. Удивили волосы – длинные, собранные в низкий хвост. Совсем не офисно-корпоративно. Но маме такое нравится, я точно знаю.
Точно моложе мамы, и по его словам, работающий на какой-то руководящей должности в компании, название которой я тут же забыла. Начальник чего-то там в подразделении чего-то там. Было в нем что-то идеальное, и от этого неправильное.
И чем дольше, тем меньше он мне нравился. Я попыталась убедить себя, что это всё моё воображение и вообще…
Ни с того ни с сего меня начала накрывать паника. Сердце забилось где-то в районе ключицы, и руки затряслись так, что я чуть не выронила пирожное.
– Простите, что-то голова закружилась, – пробормотала я, пытаясь выровнять дыхание. Мама даже не обратила на меня внимания, а Сергей мельком взглянул на меня, и отвернулся. Мне показалось, что у него вертикальные зрачки, а в улыбке ясно видны гадючьи клыки. Я моргнула, и видение исчезло. А вот страх, страх остался.
Чаепитие не задалось. Мама продолжала кокетничать и очаровывать, Сергей вроде держался корректно и не позволял себе лишнего, но от него исходило нечто такое, что буквально заставило сжаться в комок и начать усиленно мечтать оказаться от этого места как можно дальше. Обволакивающее, мерзкое ощущение скрытой угрозы.
Я сослалась на головную боль и ускользнула в комнату, буквально спиной ощущая чей-то тяжелый взгляд. Настолько липкий, что еще немного и перестанет быть человеческим. Нет, с этим надо что-то делать. Под одной крышей я с ним не останусь! Подождем, когда уйдет.
– Мама, зачем он тебе, может, хватит уже? – зря я затеяла этот разговор тогда. И сказала это зря. Сергей ушел, пообещав прийти на следующий день, а мама принялась мыть чашки, напевая какую-то мелодию из очередного турецкого сериала. Мамина спина ощутимо напряглась, и она медленно обернулась, недобро сощурившись.
– Я по твоему старая? Не имею права на личное счастье? Я и так всю молодость угробила на тебя, положила! Нет, чтобы за мать в кое-то веки порадоваться, – она завелась с полоборота, швырнула губку в раковину и обернулась ко мне, уперев руки в бока. – Ишь ты, тварь неблагодарная! Выняньчила, выучила, в институт определила, а она вон как с матерью разговаривает! А ну, стоять! Я не договорила! Вся в отца, в его проклятую породу!
– Я не просила меня рожать, – буркнула я, спиной ретируясь в свою комнату. – И в институт на бюджет я поступила сама.
Мать что-то кричала еще, временами громко всхлипывая, но я уже сидела в комнате, нацепив наушники. Каждый раз одно и то же. Я снова виновата в неудавшейся маминой личной жизни, недополученном образовании и в том, что отец исчез еще до моего рождения. Как я поняла по мамочкиным оговоркам, горе-папаша на тот момент был даже не в курсе скорого изменения своего статуса.
Ничего, побушует и перестанет, сколько раз мы это уже проходили.
Потом очередной кандидат в отцы уйдет в туман, и мать будет просить прощения, говорить, что мы семья, готовить завтраки и задабривать меня домашними пирожками. Совершенно забыв, что я не люблю её фирменную начинку с яйцом и луком. И никогда не любила.
И всё будет как прежде.
Мама была очень красивой, эффектной, но вот как-то так в личном складывалось. Думаю, из-за чрезмерного стремления это личное и наладить. И можете считать меня плохой дочерью и ужасным человеком, но мне было плевать. Пусть я буду самой последней эгоисткой, но Сергея и близко к себе не подпущу! Не нужен мне такой “папочка”.
– Дочь, – через неделю за завтраком, пряча глаза, начала мама, – у тебя же учеба скоро начнется? Первый курс и всё такое?
– Ну, допустим, – осторожно согласилась я. После того вечера тему мы не поднимали. Мать полночи прорыдала в ванной, два дня молчала, а потом оттаяла. Сергей больше не появлялся, но мама приходила домой поздно вечером, точнее, рано утром с неизменным букетом красных роз и счастливым видом. Мне было всё равно, меня не трогают, сюда не ходят и ладно. – А что?
– Я договорилась, тебя поселят в общежитии, – она суетливо поднялась и поставила на огонь турку, хотя кофе уже было налито. – В лучшей комнате, соседка очень хорошая девочка, вы подружитесь.
– А как же моя комната? – не поняла я. – Ты же сама настояла, чтобы я была дома и “не лазила по всяким клоповникам”. Или как ты там общагу называла?
– Понимаешь, Ярочка, мы с Сережей хотим начать жить вместе. А…
– А я буду вам мешать, так? – я уже всё поняла и отставила чашку.
– Но зачем же ты так? – мама старательно скуксила лицо и пустила в голос слезу. Она всегда так делала, когда пыталась добиться своего. – Ты никогда не будешь нам мешать, ты можешь приходить в гости, Сережа будет рад тебя видеть! А когда у нас родится маленький, ты будешь мне помогать. На кого мне еще надеяться, как не на родную дочь?
– А почему бы вам не пойти жить к нему? – я начала уже злиться. Мало того, что из дома выселяют, так еще и в будущие няньки определили! – Тихая семейная жизнь, никто не помешает! Ты же сама мне расписывала, какой он начальник и как много получает. А мама?
– У него производственное жилье, туда нельзя!
– Бездомный, значит…
– Он не бездомный! Вечно ты всё переворачиваешь! Мы семья, мы хотим жить вместе!
– А я разве не семья?
– Ты выросла и в состоянии сама о себе позаботиться! Нет, чтобы за мать порадоваться, она палки в колеса! Хочешь, чтобы я до старости одна была? И так никто с прицепом брать не хотел, – завела она привычную пластинку.
– Я рада за тебя, мама, – я бросила недоеденный бутерброд и пошла в комнату собирать свои вещи. На глаза наворачивались злые слезы, и я швыряла в сумку всё подряд. Ноги моей больше здесь не будет! Мать что-то говорила, кричала, оправдывалась… и, наверное, проклинала. Обида стучала молоточками в виски и удавкой сдавливала горло. Ноги моей больше здесь не будет… ноги. Рефреном стучало в голове. Пусть как хочет, так и живет. У меня своя жизнь, у неё своя.
Через день я была уже в общежитии. Ушла, пока мать была на работе, чтобы избежать лишних скандалов. По-любому я буду плохой. Это она умеет. Она потом звонила, но я не брала трубку. Потом звонки прекратились.
