Ольга Цветкова
Кто-то выжил

– Я и не разбираюсь, похоже, – в голове Вебера скользнуло воспоминание, отдающее горечью. Отчаянное решение, провал. – Если бы не запретили переход в вирт, ты мог бы получить своё отшельничество навечно и без бомжей. Даже в зелёном уголоке в горах.

– Нет.

Вебер повернулся к Марку, тот не казался злым или недовольным. Такое же спокойное лицо, только губы были сжаты решительно и чуть дергалась левая ноздря. Обычно с такими точно нет толку спорить, но сейчас всё равно делать было нечего. Силы только начинали возвращаться, но он ещё не восстановился настолько, чтобы шагать несколько суток. Так почему бы и нет?

– Значит ты из тех, кто поддерживает запрет? Тогда поздравляю, вы выиграли.

– И снова нет, – лицо Марка немного расслабилось, – Я не хотел бы навязывать свой выбор другим людям.

Вебер помолчал. Странно, он задумался о том, что сделал сам. Мне всегда казалось, что брёвна в глазу не способен видеть никто. Он же на полном серьёзе, всего лишь от одной фразы этого почти незнакомого Марка принялся размышлять о том, имел ли право продвигать свою позицию. Точно ли продолженная жизнь в виртуале – то, что нужно миру. Вернее, то, чего хочет мир, а не только сам Вебер.

– А тебе кажется, “СмертиНет” навязывала? – спросил он вслух.

– Разве терроризм бывает чем-то иным?

– Ну, тут ведь как посмотреть, нет? – Вебер зачарованно следил за перемещениями Носка за окном. Из-за распотрошённого мусорного бака за ним следил другой оборванец. Забавно, за то недолгое время, что Вебер пробыл тут, именно Носок показал себя главным агрессором. Нападал, отбирал… Они вообще напоминали зверушек. Злых, сильных и опасных. – Если бы все в обязательном порядке после смерти переходили в виртуал, тогда твоя правда. Но по факту всё иначе. Выбор оставался всегда. Хочешь, умирай окончательно, хочешь – живи в цифре вечно. А вот навязывают как раз отказ обязательный, просто запрещая второй вариант. Вместо выбора – его отсутствие.

– А в какой момент ты можешь решить, какой сделать выбор? – отозвался Марк. – В восемнадцать или уже в десять? А могут ли такое решать за ребёнка родители? Имеют ли право обрекать его сознание на вечную жизнь одной лишь своей волей?

– Но оцифрованное сознание, это не мумия, не зомби, которого они оставляют жить, чтобы это существо хоть как-то погасило боль потери. Личность в виртуале способна точно так же расти и развиваться.

Марк насмешливо угукнул:

– Какая-то другая личность.

– Точная копия, которая полностью себя осознаёт тем же человеком. Разве этого мало чтобы считаться настоящей?

– Настоящие, это ты, – Вебер ощутил лёгкий тычок меж лопаток, – и я. Мы настоящие, живые. Вон те нелюди во дворе. Они тоже живые.

В этот момент оборванец, карауливший Носка с одеялом, бросился на него сзади. Видимо, у всех у них была такая трусливая тактика – напасть исподтишка. Они плюхнулись в жижу и сцепились в плотный взъерошенный комок.

– А то, о чём говоришь ты, – продолжал Марк, – Просто циферки. Бездушные, это уже не человек.

– А вот тут мы с тобой, значит, не сойдёмся. Человек – это не кусок плоти. Это его разум и только разум. Ну или сознание, как угодно. Вон, там твои человеки, смотри, грызутся. Ты выбрал бы этого Носка вместо погибшего и оцифрованного друга? Или просто чужого человека… Писателя, инженера, хорошего отца семейства? Если рабочему оторвало ногу, становится он от этого меньше человеком? А если две ноги? А если у него не осталось конечностей? Где граница, после которой тела становится слишком мало, чтобы сущность перестала называться человеком?

Темп речи Вебера нарастал, созвучный тому остервенению, с которым бомжи терзали друг друга. Злые, голодные собаки, разнимать которых, себе дороже.

– Душа.

– Что? – Вебер оглянулся на это тихое слово, звучание которого стены заброшенного города давным давно позабыли.

– В живом человеке она есть, а в этих цифровых личностях – нет, – просто ответил Марк.

Волна возмущённых комментариев выдернула меня из игры. До этого зрители довольно вяло отписывались и спрашивали, что за хайп я поднял на ровном месте. Понятно, что смотрели они меня не ради душных бесед, где я даже не пытался вытворить что-нибудь эдакое.

Но сейчас – сейчас другое. Почти все мои подписчики – были виртуальными личностями. И им сейчас сообщили, что души в них нет и потому они не люди.

Вали его, давай, мочи! На меня рухнула тонна советов разной степени цензурности. Все они сводились к тому, что я должен сделать с Марком руками Вебера. И в другой раз я бы сделал ещё до их подсказки. Я даже бросил в Вебера порыв – рвануть на себя винтовку, ударить прикладом в лицо. Просто проверить, не вернулась ли моя способность. Но нет, внутри него ничего даже не дрогнуло, и я понял, что если продолжу транслировать эту игру, надо будет уже как-то объясниться. Но как именно, я ещё не придумал – подрывать их веру в мою уникальность я не собирался. Поэтому сказал то единственное, что могло завуалировать моё вынужденное бездействие:

– Эй, этот парень, Марк, его спас. Когда ты пережил шторм, как-то нелепо подохнуть от зубов бомжа в розовых носках, – усмехнулся я. – Проявите уважение.

Оценить произведённый эффект я не успел. Вебер бросил короткий взгляд за окно. Не знаю, что Вебер там увидел – слишком быстро, но он схватил винтовку и дёрнул ставню на себя. Старый механизм крякнул и поддался. Пока Вебер высовывал дуло в распахнутое окно, я понял, наконец, что произошло, но не понял причин, взбаломутивших Вебера.

Второй бомж, смог одолеть Носка и теперь сидел верхом на его груди. В его руках, почти чёрных от грязи, была толстая палка, которой он с усилием давил на горло Носка. И хотя тот был далеко, вне зоны слышимости, его приоткрывающийся рот наверняка издавал хрипы. Вебер навёл винтовку на этих двоих. К нему подскочил Марк, закрутил головой, будто не понимал, пора уже вмешиваться или не делать ничего. Растерянно пытался сообразить, что вообще происходит. Вебер предупредительно вскинул руку. На миг я решил, что он просто хотел самостоятельно поквитаться с Носком за его нападение, а левый бомж едва не лишил его праведной мести. Но Вебер не нажал спусковой крючок. Вместо этого он заорал во все лёгкие:

– Отпусти, или вышибу мозги.

Я не сразу понял, что он сказал. Что он сказал это всерьёз.

“Какого хрена он делает?”

“Это он его чуть не убил, чо он тогда?”

В комментариях гудело слово “идиот”. Мне бы тоже хотелось всё это спросить. Тем более я, в отличие от них, видел, чувствовал ту сцену, и сам бы придушил с радостью, так почему…

Бомж не сразу понял, что от него хотят. Всё же как мало в них осталось от людей. Но громкий голос привлёк его внимание, как любой другой грозный шум, и он поднял вверх уродливое лицо.

Момент испуга и понимания подзадержался, но мышцы сообразили раньше, и палка перестала так сильно сдавливать горло Носка. Тот не стал терять времени, скинул с себя напавшего. На мгновение дёрнулся, чтобы напасть в ответ, но потом поднял голову к окну. Дуло винтовки смотрело всё так же строго, и Носок передумал. Он подобрал сырое перемазанное одеяло, снова глянул вверх без тени благодарности и побрёл, куда шёл до нападения.

Нда, такого я точно не ожидал. Вебер этот был точно чокнутым, а ещё… Я не мог разобраться в той смеси чувств, что он у меня вызывал. Он совершал поступки непредсказуемее, чем творил я для развлечения себя и подписчиков. При этом делал это не в качестве протеста: ах ты жил так, а попробуй вот так, а просто из своих каких-то там соображений. И эти соображения, особенно насчёт Носка, совершенно не укладывались у меня в голове.

Вебер молча втащил винтовку обратно в комнату и прикрыл окно.

– Не трать патроны, – сказал Марк, как-то слишком уж внимательно глядя ему в лицо. Он казался строгим и спокойным, но в его чертах отчётливо проступало одобрение.

– Даже не собирался, – Вебер устроился на своём прежнем месте. – Кстати, помнишь, я говорил, что мне нужно будет ещё несколько одолжений? Думаю, я готов к ещё одному. После нашего разговора, уверен, ты выполнишь это с радостью. Можешь вырезать мой имплант?

Глава 8

Я отсмотрел начало чудовищной кустарной операции. Когда я не стал скручивать болевые ощущения во время нападения Носка, в этом был смысл и адреналин бешено пульсировал во мне. Пусть и ненастоящий. Но чувствовать, как из Вебера выковыривают имплант мне не хотелось. А ещё я не знал, как игра поведёт себя дальше. Если не будет импланта, значит, не будет и цифровой памяти, не будет части или даже всей игры? А если меня выбросит из Вебера, то смогу ли я вернуться в его личность.

Слишком много вопросов. Слишком много рисков.

Тогда я написал Маре, раз уж она такой знаток этого Вебера:

– Нужно встретиться.

Наверное, это можно было спросить прямо тут, но я убедил себя, что опять могли всплыть неэфирные разговоры, которых стоит избегать. Хотя на самом деле мне, наверное, просто хотелось её увидеть. Дурацкая привычка из жизни, которую до сих пор сложно искоренить. Ни во мне, ни, наверняка, в ней, уже давно нечего было видеть. Голое сознание, которое абсолютно идентично что в тексте, что в диалоге, озвученном смоделированным голосом.

– Где? – ответила Мара моментально, будто нисколько не сомневалась, что я напишу.

– Давай снова у меня, можешь прямо сейчас?

– Вообще-то у тебя немного тесновато… – пауза, заставившая меня лихорадочно думать, как за несколько минут сменить скин своей лички. – Шучу, скоро буду. И… Спасибо тебе.

Да уж, ей, пожалуй, стоило благодарить. Пара сотен человек отписалась от меня после сегодняшнего стрима. Не очень-то успешно, ага. И если так дальше пойдёт, то для самой же Мары я стану бесполезным. Ей ведь нужен был популярный друг, способный влиять на общественность, а не просто ещё один геймер. Странным образом потеря популярности не показалась мне такой уж катастрофой.

Прежде, чем открыть доступ для Мары, я всё же немного расширил площадь комнаты. Ровно настолько, чтобы изменения сложно было заметить на глаз, но вокруг стало и правда посвободнее.

– Привет.

Мара проявилась в личке точно такая же, как в прошлый раз. Только косметики на лице стало больше, и она как-то неловко отвернулась, поняв, что я это заметил и разглядываю слегка подведённые губы. Если не считать этого, она казалась менее напряженной, чем в тот раз. Но может именно что показалось.

– Ты поэтому так торопила и вынуждала включить стрим? – спросил я, чтобы молчание не стало неловким.

Разговор о деле должен хорошо действовать на таких, как она. По крайней мере я так думал и, вроде, не ошибся.

– М? – Мара свела брови, будто искренне не понимала. Зато растерянность точно исчезла, уступив место деловитости.

– Вебер собирается вырезать свой имплант, то есть на этом игра обрывается, – пояснил я. – Если бы не показал его сейчас, то было бы поздно, верно?

– А, ты об этом… Нет, на самом деле не совсем. Но разве ты хочешь получить спойлеры? – Мара загадочно улыбнулась.

Конечно, не хотел. Раз уж глубоко завяз в игре, то хотя бы сюжетку отсмотрю в полной мере. И всё же совсем без информации стало невмоготу.

– Значит, я не вылечу из его личности, если продолжу?

– Нет, Влад, не переживай об этом.

– Но… – теперь я уже ничего не понимал. – Если личность перестанет записываться на имплант, откуда возьмётся память?

– Хороший вопрос, но ты всё узнаешь в своё время. Если будешь играть. Ты ведь ещё не передумал, интересно?

– Вообще, если уж совсем честно, это не самая увлекательная игра, которую я видел, – я усмехнулся, заметив, как вытянулись в тонкую линию губы Мары. – Но я не передумал. Этот твой Вебер и правда необычный человек, мне хочется его разгадать. Например, я не понял, что это было с тем бомжом.

– Он особенный, да, – мне не понравилось, как мечтательно Мара это сказала,  – Но если ты хочешь разгадать, то вряд ли тебе нужно сейчас моё объяснение. Может, позже мы вспомним это и поговорим.

– А ты, я смотрю, любишь всё откладывать на потом. Так уверена, что это “потом" непременно наступит? А вдруг я потеряю интерес?

– Будет очень жаль, – без тени улыбки ответила Мара.

– Тебе нужно, чтобы я впечатлился, или как? Это сложно, когда не до конца понимаешь мотивацию. Тогда, с солдатом, я не придал значения. Решил, что парень вроде как не виноват, просто делает работу, и Вебер его пожалел. Нормальный человеческий поступок, пусть и не для тех обстоятельств. А сейчас… Я не ощущал в нём ни жалости, ни симпатии какой. Да и откуда? Просто грязный урод. Опасный грязный урод.

– Но ты же хотел поразгадывать? Зачем тебе готовый ответ.

– Ладно, но вообще, если хочешь знать, ты промахнулась с желанием показать его всем. По крайней мере, если надеялась кого-то там привлечь к своему культу обожанию Вебера. Им пофиг, они не хотят думать, им просто нужно немного развлечения. Становится скучно, неинтересно, неприятно – уходят и ищут что-то новое.

– Как и ты.

– Как и я, – я успел согласиться и только потом понял, что она на самом деле имела в виду. – Думаешь, я точно такой же, но со мной сработало?

– Рада, что ты ко всему прочему неглуп.

– Рад, что ты заценила, – в тон Маре ответил я. – Но я не такой. Без пафоса там какого-нибудь, просто они потребители, а я тот, кто создаёт контент, если понимаешь, о чём я. Таким всегда нужно быть на шаг впереди целевой аудитории. И тот, кто делает шоу для дебилов не обязательно сам – дебил.

– Хорошего же ты мнения о своих подписчиках, – она произнесла это так спокойно, словно не давала оценку, просто озвучивала факт. А потом продолжала: – Как бы там ни было, ты тоже развлекаешь себя и не больше. Не просвещаешь, не рассказываешь о кино или даже тех же играх. Вообще ничего такого, просто развлекаешь других, развлекаясь сам.

Я хотел возразить, но едва успел открыть рот, как она мотнула головой и посмотрела со значением, сообщая, что не закончила.

– Но тебя зацепило. Даже без меня ты уже понял, что видишь нечто важное. Почему другие не могут? Особенно, если им поможет не незнакомая девчонка, а их любимчик.

– Часть уже отписалась, если что и, думаю, не последняя.

– Только часть. Как раз те, кто не нужен, – пожала плечами Мара. – Тебе, кстати, они тоже не нужны.

– С чего бы? Когда их десятки тысяч, сотни не решают, но такая массовая отписка – обычно показатель, что что-то пошло не так.

– Просто крыски. Те самые, которые сбегают первыми, если чуть что не по нраву. Я бы не стала их жалеть, считай мою просьбу проверкой для фанатов, м?

– Да брось, ты же сама сказала, что я не дурак. Я это делаю не для повышения рейтинга.

Я внимательно посмотрел на Мару, она, конечно, не запрыгала от радости, такого и не ждал. И всё же кивнула с оттенком благодарности. Я немедленно этим воспользовался:

– Но ты мне, конечно, не скажешь, какое тебе дело до Вебера? Или, дай подумать, скажешь позже, угадал?

– Вообще-то да, – Мара усмехнулась, но тут же стала серьёзной. – Ты же понимаешь, что речь уже не про игру? Я должна быть уверена, что ты… Что ты спрашиваешь не из пустого любопытства, а заинтересован по-настоящему. Нужно быть осторожными. Тебе ведь ничего не грозит более того, во что ты уже сам себя втянул.

– То есть за мой дополнительный риск ты планируешь расплачиваться знаниями?

– Ну, если тебе нравится выставлять это торгами – можно сказать и так.

– А можешь ответить на что-нибудь не такое рискованное? – я улыбнулся, как обычно не получив того же в ответ. – Ты живая?

Мара глубоко вдохнула, её губы были недовольно сжаты, будто предстояло выполнить какую-то неприятную работу. Я на мгновение решил, что она сейчас просто уйдёт, посчитав, что разговор, ради которого она приходила, уже закончен. Но Мара всё же осталась, посмотрела на меня каким-то новым взглядом – более человечным? А потом отрицательно мотнула головой.

– Вообще-то я так и думал, но решил уточнить на всякий случай.

– Зачем это тебе?

– Ну как… – я пожал плечами.

Вообще-то мне просто хотелось знать, такая же она, как я, или нет. Это казалось смутно важным, но теперь, когда Мара спросила, мне стало сложно объяснить это даже самому себе.

– Хочу понимать, действительно ли мы по одну сторону, – в итоге ответил я. И, чуть погодя, добавил: – И мне интересно, кто ты, если уж совсем честно. Не то, зачем тебе Вебер и всё вот это, а кто ты сама по себе. Я правда хотел бы знать.

– Но, может быть, я не хочу рассказывать? – она кольнула и интонацией, и взглядом, но потом будто вспомнила, что с просьбой пришла ко мне она, а не я к ней. – Это всё связано. У меня не припрятано в кармане очков Кларка Кента, в которого я перевоплощаюсь, когда заканчиваю прыгать по личкам и вербовать геймеров. А вот ты здесь другой.

– Лучше или хуже?

– Просто другой. Я ведь этого тебя не знаю.

– А хочешь узнать? – спросил я, стараясь, чтобы голос не звучал слишком уж всерьёз.

– Посмотрим, – Мара не поддержала игривый тон. – Знаешь, мне пора уже. Мне бы правда хотелось, чтобы мы были на одной стороне. И, знаешь, так лучше, когда немного попросторнее.

Она быстро окинула комнату взглядом и растворилась в воздухе. Я только хмыкнул, но услышать это было уже некому. Ладно, она наблюдательна, разве плохо? А ещё мне стало интересно, если я всё же решу, что Вебер и вся эта игра – полная хрень, Мара согласится встретиться просто так?

Глава 9

– … отнимают у нас смерть.

Всё было будто бы подёрнуто паром или туманом. Не как по-настоящему, когда ты видишь силуэты и, при желании, можешь сфокусироваться на любом предмете и увидеть его как следует. Иначе. Словно на самом деле ничего вокруг не существует, только иллюзия вещей. Пытаешься приглядеться к окну, но оно остаётся таким же размытым, тряпки на полу – просто грязно-серые пятна без какой-либо текстуры. Жило деталями только то, на что смотрел Вебер. Сейчас это было лицо Марка. Будто кто-то протёр запотевшее окно, и за чистым стеклом проступили внимательные, с оттенком тревоги глаза.

Я не понимал, что происходит, ощущал только, что Вебер полулежит, упираясь в стену плечами, но не прислоняясь головой. На затылке ощущалось широкое пятно боли, припылённое для меня фильтрами игры. Я знал, что это за место – там под кожу, с самого рождения, вшивается имплант. И удалять его вот так – мало кто отважился бы.

Боль означала, что Вебер всё же пошёл на это. А ещё – что игра, действительно, каким-то образом продолжалась.

В тумане, со странными сдвигами времени, будто какие-то мгновения замирали, а потом резко перескакивали вперёд – но продолжалась. И у меня начала появляться догадка.

– Отнимают смерть? – голос Вебера был хриплым и замученным, но он всё же сделал усилие и усмехнулся. – Они продолжают жизнь и только. Даже не делают непрерывной, заметь.

– Обесценивают. Зачем стараться что-то успеть, что-то совершить в жизни важное, если у тебя нет предела. Когда тебя ждёт смерть, ты хочешь втиснуть в рамки отведённой тебе жизни если не всё, то хотя бы важное. А продолжение жизни в виртуальности заставляет людей заботиться лишь о том, чтобы заработать на неё, а там впереди бесконечность на ценности и достижения.

– Ерунда, – отмахнулся Вебер. – Большинство и с обычной смертью ни о чём таком не думают. Ну или думают, но не делают всё равно. Зарабатывают на то, чтобы дожить до завтра, а завтра – на послезавтра. Бесконечное число итераций, где все эти высокие устремления остаются в лучшем случае в мыслях.

– Всё равно это неправильно. Даже если кто-то думал один, а потом перестал – уже огромная потеря. Мы нуждаемся в страхе смерти, Алекс. А они отнимают у этих цифровых людей даже память о том, как они умерли.

– И это рационально, чёрт возьми, – перебил его Вебер. – Жизнь в виртуале не должна имитировать загробную, это просто иная форма, но при этом прямое продолжение прошлой. Память о смерти слишком губительна для сознания.

Я тоже не помнил, как умер. И задумался, хотел бы узнать, если бы была такая возможность? Стал бы я из-за этого считать себя менее настоящим? Точка поставлена – Влад Войнов умер так-то и тогда-то, а ты просто какое-то нелепое подобие, продолжение, которого не должно существовать. Может да, может – нет, проверять мне не хотелось.

– Не сомневаюсь, что рационально, – ответил Марк. – Но разве рационально и правильно – одно и то же? Для себя я в любом случае не хотел бы такой судьбы.

– Может, ещё передумаешь. Когда смерть перестанет быть отдалённой перспективой. Во время шторма многие, кто думал, как ты, наверняка изменили мнение.

– Я не передумаю. А даже если и так, импланта у меня всё равно нет, нечего переносить. У тебя теперь, кстати, тоже.

Я подумал, что сейчас должен был ощутить хоть что-то, какую-то реакцию Вебера. Но были лишь слова. Иногда возникали неестественные паузы, и тогда лицо Марка становилось ещё чётче, даже слишком – будто на него навели увеличительное стекло. Похоже, моя догадка была верна. Другого варианта просто не могло быть. Я смотрел его настоящие воспоминания. Не те, что с безупречной точностью пишет имплант, а всё то, что смог запомнить и воспроизвести про себя Вебер когда-то потом. Интересно, насколько “потом”. Я надеялся, что не слишком далеко в будущем, потому что я не слишком доверял памяти – легко исказить. И тогда всё, что говорила, чего хотела Мара, потеряло бы смысл.

Моя догадка подтвердилась почти сразу же, когда диалог Марка с Вебером продолжился, но слова и структура предложений становились всё более размытыми. Ощущение общей сути беседы, а не отдельные фразы.

– Здесь есть какой-нибудь подвал, любое закрытое место с толстыми стенами? – спросил Вебер. Ещё один клочок чёткого разговора.

– Думаю, мог бы найти.

– Нужно отнести туда имплант и спрятать, – устало проговорил Вебер.

Ему уже хотелось просто лечь и молчать, но важность информации заставляла продолжать. И я ощущал его сожаление от того, что вместо этой просьбы потратил силы на бесполезный спор.

– Я думал, ты хочешь от него избавиться, – отозвался Марк.

– Хочу избавиться от возможности меня выследить. Мне нужна моя личность, не ради бессмертия даже. Там… Слишком много важного. Не только для меня. Ты сможешь сделать это? Пожалуйста.

Марк кивнул, и Вебер прикрыл глаза. Когда я понял, что разговор не продолжится, то принялся проматывать время. Сначала неспешно, боясь упустить важное, но потом часами, потому что Вебер только лежал или смотрел в окно, и это продолжалось не меньше пары суток.

У него самого не было опции промотать, и это наверняка было мучительно: просто ждать, зная, что сюда в любой момент может нагрянуть отряд оперативников. Да, Марк спрятал имплант, чтобы заглушить сигнал, но последние координаты всё равно никуда не делись. Пока Вебер отлёживается тут, он не в безопасности.

Но пока ему везло. Наверняка, спасти живых законопослушных людей важнее, чем найти потенциально погибшего преступника. Только бомжи несколько раз, когда Марк отлучался, проходили мимо его убежища. Стояли, смотрели то на Вебера, то на винтовку, и уходили. Пока уходили. Поганое соседство, и я искренне не понимал, как выносит его Марк.

Наконец я смог вернуть времени нормальную скорость – Вебер поднялся и бродил по комнате. Сознание его немного плыло, или это просто всё тот же эффект размыленности из-за воспоминаний. Как бы там ни было, я ощущал его решимость и потребность срочно уходить. То самое животное чутьё, которое заметил ещё давно, когда Вебер сражался со штормом.

Вернулся Марк и неодобрительно посмотрел на то, как Вебер опёрся на спинку ветхого стула, отдыхая от ходьбы.

– Рано.

– Скорее уж поздно, – отмахнулся он. – Покажешь мне, куда спрятал имплант?

– Не доверяешь? – Марк вскинул бровь, – Думаешь, я сломал его? Зачем бы мне это?

– Дело не в этом, брось. Давай откровенно: у тебя тут не самая благополучная обстановка. Вообще-то повезло, что никто тебя ещё не попытался сожрать. И если вдруг однажды они передумают, то никто уже мне не расскажет, где ты спрятал имплант.

– Понимаю, – кивнул Марк. – ну идём, если готов.

Вебер кивнул и отклеился от стула. Он шёл как-то слишком бодро, учитывая его состояние. Наверняка он лишь хотел так воспринимать, так себя вспоминать, но проверить, конечно, я никак не мог. Я включил трансляцию, хотя не думал, что сейчас будет что-то реально интересное. Но плевать, чего уж.

Вебер с Марком как-то слишком быстро оказались на улице. Я почувствовал холод и радость от того, что вокруг не четыре стены. Странно, что все ощущения казались приглушёнными, будто я на максимум выкрутил блокирующие настройки. Мне отчётливо недоставало запахов и эмоций для полного погружения. Зато и смириться с тем, что я ничем не управляю, было проще. Будто просто смотришь кино.

Заброшенный город закреплял это ощущение. Не хватало только проржавевших машин у обочины и гнетущей музыки для саспенса. Но этот город бросили осознанно, неспеша собрав вещи и перебравшись в мегаполис.

Сквозь тротуар, взламывая изнутри асфальт, росли пучки жёсткой пожухлой травы. Я смог разглядеть их лишь потому, что Вебер смотрел под ноги и по какой-то причине обратил на них внимание. Наверное, он, как и я, просто не так уж часто видел живые растения прямо в городе. Даже в горшках в квартире их мало кто растил – занимают слишком много места. Тут им никто не мешал расти – только осень и холод.

Вебер шёл, глядя по сторонам, и картинка стала намного чётче. Из тумана выбрались серые и коричневые дома с кирпичными проплешинами, под ними сугробами высились кучи каменной крошки, досок и мусора. На затёртых и потрескавшихся вывесках было уже не разобрать названий. Выбитые стёкла, пустые витрины, осиротевшие квартиры.

Голый, мёртвый город. Как мог кто-то захотеть жить здесь добровольно? А потом говорить, что после смерти не должно быть продолжения. Вот же оно – такое же противоестественное, каким по его мнению является существование цифровых личностей в виртуальности. Город, из которого ушла настоящая осязаемая жизнь, а взамен пришла призрачная с кучкой оборванцев и странным отшельником.

На небольшой площади впереди шла какая-то возня. Не нужно было приглядываться, чтобы понять – в центре неё опять находился Носок. С воем и рычанием он отбирал что-то у другого бомжа, тот скулил, но не отпускал добычу.

Когда Вебер с Марком немного приблизились, я разглядел под мышкой у защищавшегося птичье крыло. Марк тоже ловил птиц, как я успел разглядеть при перемотке, но у него отнимать их, кажется, не пытались. Тактика Носка была простой и понятной – нападать на слабых. И оттого мне куда меньше было ясно, зачем этого ублюдка спасал Вебер. Марку, наверное, тоже было ясно не до конца, потому что он спросил с явной насмешкой:

– Ну, на чью сторону встанешь теперь?

– Ни на чью, не моё дело, – спокойно ответил Вебер, будто не заметил шпильки.

– А почему тогда в тот раз? – Марк провёл его по дуге от дерущихся, и повернул к тёмно-серому зданию с отделкой из мраморных плит.

Сейчас они потрескались и частично обвалились, а раньше, наверное, было красиво. Здесь могло быть какое-нибудь госучреждение. Удивительно, насколько изменились представления о красоте и об архитектуре в принципе.

– Там другое, Марк. Вообще-то мне казалось, что ты одобрил.

– Одобрил, что ты его пожалел, несмотря на то, что он тебя хотел убить. А теперь несправедливость происходит с другим, а тебе всё равно.

– Я его не пожалел, – ответил Вебер таким тоном, после которого разговор обычно сворачивается.

Марк не стал допытываться, а жаль. Мне хотелось понять, но для решения этой головоломки катастрофически не хватало подсказок. Марк тем временем остановился у того мраморного строения.

– Здесь.

Оно правда смотрелось внушительно, даже в таком виде. Раненый гигант, не растерявший величия, даже стоя на коленях. Мда, как-то уж слишком поэтично для обычной развалины.

– Так идём? – Вебер шагнул к широкой лестнице, раскрошившейся почти до состояния горки щебня.

– Не уверен, что стоит. Они тут шныряют везде, – Марк кивнул головой туда, где цапались за птицу бомжи. – Заметят, что мы сюда ходили, могут решить, что прячем или ищем там еду. Имплант не на видном месте, но им всё равно нечем заняться, могут и перерыть там всё.

– Согласен, но тогда мы вообще зря сюда тащились.

– Ты видел, а там внутри не так сложно ориентироваться. Имплант в подвале, как ты и просил. Там есть подсобка, внутри навалены коробки и пенопласт. Найдёшь под ними, – эти слова прозвучали особенно чётко, хотя Марк явно не старался их выделить. Просто Вебер наверняка проговорил про себя несколько раз как во время разговора, так и после. – Хотя я всё же не собираюсь помирать и надеюсь, что смогу взять сам, если понадобится.

– Хорошо, спасибо тебе, Марк. Я постараюсь вернуть долг.

И мысль следом: «Кто же ты такой?..»

Когда они возвращались назад, к месту боевых действий подтянулись и другие бездомные. Носок уже успел отжать у противника дохлую птицу и пытался сбежать. Но другие окружили и тыкали в воздух палками.

За их грязным лохматым фасадом настолько сложно было разглядеть людей, что зрелище меня поначалу шокировало. Будто сознательность неожиданно проявила кучка червяков. Миллионы лет эволюции были забыты, а потом изобретены по новой.

Вебер не останавливался, но потом, когда они отошли шагов на двадцать, он оглянулся. Бомжам удалось отвоевать добычу, но теперь они, кажется, не хотели делить её поровну, хоть и чувствовали, что это вроде как подразумевается после всего.

Но чем всё закончилось, я не увидел. Мир наполнил туман и неразборчивые движения фигур, голоса, что-то говорящие, но будто на другом языке. Видимо Вебер счёл происходящее недостаточно важным, чтобы запоминать в деталях. Мне даже не потребовалось перематывать, всё само собой размылось и так же самовольно вернулось утренней картиной, где Вебер куда-то собирался.

Они выходили из подъезда вместе с Марком, и Вебер оглядывал округу, будто фотографируя взглядом на память. Странное ощущение, я сам всю жизнь прожил с имплантом и почти не нуждался в естественной памяти. Теперь ему приходилось заново учиться, прилагать усилия, чтобы просто удержать в голове слова и образы. Он думал о том, как далеко придётся идти пешком, о том, хватит ли скромных припасов, которыми с ним поделился Марк. И как он обойдётся без оружия.

Тогда я понял, что в его руках больше нет винтовки. Она почему-то была у Марка. Значит, так он решил расплатиться? С другой стороны – а чем ещё.

Во дворе дополнением к уже привычной картине собрались оборванцы. Только теперь они не слонялись и не валялись по-одиночке, а толпились вокруг Носка. Рычали, недовольно бормотали. Вебер вряд ли понимал хотя бы половину их слов, а мне не доставалось и того. Однако он отчётливо понимал и делился со мной знанием – от Носка хотят избавиться.