Ольга Авдеенко
Чашечку кофе, доктор?
– Это вы пытались его спасти?
– Да, я, и еще доктор Хилл и сестра Барлоу. Это она его увидела и позвала на помощь. Но мы ничего не смогли сделать, ничего! Господи, он так мучился!
– Что произошло, вы знаете?
– Нет, – девушка испуганно покачала головой. – Вам лучше спросить доктора Хилла. Он просил позвать его, когда вы… ну, то есть полиция… придете.
Найт кивнул, и сестра выскользнула из кабинета, с явным облегчением, что ей больше не нужно находиться в запертом помещении с мертвецом.
Инспектор огляделся. Обычный кабинет врача: письменный стол, умывальник, кушетка для пациентов, ширма и рядом с ней тумбочка, где выложены различные инструменты и приспособления, этажерка с книгами, застекленный шкаф с коробочками и пузырьками. Найт поднял стул, который, очевидно, падая, опрокинул умирающий. Идеальный порядок на столе нарушало темное подсыхающее пятно, залившее лежавшую там раскрытую тетрадь. Рядом на блюдце стояла чашка с черным кофе – на донышке оставалось еще немного, с чайную ложку. Инспектор заглянул в тетрадь, не прикасаясь к ней: доктор Паттерсон вел записи о приеме пациентов и назначениях; за сегодняшнее число значилось лишь одно имя, и это имя было инспектору знакомо.
Дверь без стука отворилась, и в кабинет вошел хмурый седой врач.
– Патрик Хилл, – представился он, – хирург. Мы коллеги… были коллегами.
Он отошел к окну и встал там, прислонившись к подоконнику и скрестив на груди сильные руки.
– Сегодня за полдня доктор Паттерсон принял только одного пациента, в одиннадцать пятьдесят, – сказал Найт, кивая на испачканную тетрадь. – Это в порядке вещей?
– Конечно, обычно бывает гораздо больше, – откликнулся Хилл. – Но сегодня мы оба оперировали, с восьми до половины двенадцатого.
Инспектор понимающе кивнул и неожиданно спросил:
– Почему вы распорядились вызвать полицию?
Врач растерялся – но лишь на секунду – и ответил:
– Смерть без видимых причин.
– Это редкость в вашей работе?
– Не часто, но случается.
– Может быть, что-то показалось вам подозрительным?
– Ничего! – огрызнулся Хилл и добавил с сарказмом: – Простите великодушно, если напрасно потревожил!
– Напрасно или нет – этого мы пока не знаем, – спокойно сказал инспектор. – У вас есть хоть какие-то предположения по поводу причины смерти вашего коллеги?
– У меня нет предположений. Знаю лишь, что это внезапная смерть.
– То есть доктор Паттерсон ничем не болел?
– Он был совершенно здоров, в расцвете сил – ему всего лишь тридцать два. – Раздражение в голосе врача сменилось сожалением. – Когда я прибежал, он уже умирал, помочь было нельзя. Он скончался у меня на руках буквально через пару минут.
– Когда это случилось, вы помните?
– Конечно. Мы всегда фиксируем время смерти – так положено. Я запомнил автоматически: двенадцать двадцать пять.
Найт сделал пометку в своем блокноте и заметил небрежно:
– Странно: кофе разлит, а чашка стоит ровно в центре блюдца. Вряд ли ее поставил туда сам доктор Паттерсон.
Хилл помедлил, прежде чем ответить:
– Это я сделал. Наверное, машинально.
Инспектор попросил у него чистый пузырек и, получив, аккуратно перелил в него остатки кофе из чашки. При этом он отметил, как напряженно наблюдает за ним врач.
– Что ж, подождем, пока не станет ясна причина смерти доктора Паттерсона, – сказал Найт, опуская пузырек в карман.
– Я вам больше не нужен? – спросил доктор Хилл.
– Нет, благодарю вас. Пожалуйста, закройте дверь на ключ, после того как унесут тело.
– Да, конечно, – сказал врач с явным облегчением. – Если понадоблюсь – я почти всегда здесь.
Выйдя в коридор, инспектор Найт поискал глазами Джека Финнегана – тот беседовал с двумя медсестрами. Лицо газетчика выражало крайнюю степень участия, а в голосе звучали мягкие, доверительные интонации. Он не отвлекался, чтобы записывать, но смотрел собеседницам прямо в глаза и время от времени сочувственно кивал головой. «Работает профессионально», – не мог не отметить инспектор и направился в приемный покой.
Светловолосая медсестра, ободряюще улыбаясь, объясняла женщине с перевязанной рукой, где находится аптека. На ее миловидном лице не читалось ни тени недавних переживаний – оно выражало спокойную уверенность и приветливость, словно стоящая перед ней женщина ее гостья, а не пациентка. Инспектор дождался, когда женщина ушла, подошел к стойке и тогда заметил, что веки у медсестры покраснели и припухли.
– Вы прекрасно держитесь, мисс Барлоу, – похвалил он.
Та пожала плечами:
– А как же иначе? Нельзя показывать больным, что мы чем-то встревожены. Это может их испугать. А я первая, кого они видят, когда приходят в наше отделение.
– Да, верно.
– Вам нужно еще что-нибудь уточнить? Я уже рассказала все, что знала.
– Скажите: вы записываете адреса пациентов?
– Обязательно. Потом я помогаю врачам заполнять лечебные карточки.
– Тогда у меня личный вопрос: доктор Паттерсон принял сегодня пациента по фамилии Кроуфорд. Мне хотелось бы понять, тот ли это человек, которого я знаю.
Сестра Барлоу раскрыла лежавший на стойке журнал в кожаной обложке, страницы которого были исписаны ее ровным ученическим почерком, и прочла:
– Уильям Генри Кроуфорд, Гросвенор-стрит, пятьдесят один.
– Да, это он, – кивнул Найт, – благодарю.
– Это был легкий случай, – улыбнулась девушка, – можете не беспокоиться за своего знакомого. – Ее лицо вдруг омрачилось, губы задрожали: – На двенадцать был записан еще один пациент, но он почему-то не появился… Боже мой! Если бы он появился, я бы пришла к доктору Паттерсону раньше и тогда мы, может быть, успели бы ему помочь! Какой ужас! Ведь он совсем молодой! У него осталась жена… вернее, уже вдова…
Медсестра украдкой огляделась, вытащила из кармана фартука носовой платок и промокнула глаза.
– Я хотел бы – на всякий случай – узнать домашний адрес доктора Паттерсона, – попросил инспектор.
Девушка тут же назвала улицу и номер дома.
– Вы помните адреса всех своих коллег? – удивился Найт, записывая.
– О, нет, конечно! Просто я только что отправила посыльного к миссис Паттерсон, нужно ведь было ее известить… А вообще-то я храню у себя все адреса – на случай, если понадобится кого-то срочно вызвать.
К стойке неуверенно приблизилась девочка-подросток; она вела за руку зареванного малыша лет пяти, который прижимал к груди окровавленную кисть. Сестра Барлоу немедленно переключила внимание на них.
Инспектор направился обратно в отделение, слыша ласковое воркование девушки:
– Что, мой хороший?.. Порезался проволокой? Бедняжечка! Идем, сейчас доктор тебе поможет, и твоя ручка будет как новая. Вот, я пока оберну ее салфеткой…
В коридоре спутника инспектора Найта не оказалось. Причина этому выяснилась через минуту: из-за дальнего угла выкатилась тележка с чистыми полотенцами, движимая медсестрой средних лет, с виду строгой и неприступной; в арьергарде следовал Джек Финнеган. По лицу газетчика было видно: он только что задал какой-то провокационный вопрос и ожидает ответа. Строгая медсестра остановилась, уперла руку в бок и разразилась короткой речью. Найт не мог расслышать ее слов, но было не трудно понять, что репортер получил суровую отповедь. Впрочем, он ничуть не смутился, а лишь подобострастно раскланялся. Медсестра, явно довольная собой, ухватилась за свою тележку и гордо двинулась дальше. Финнеган заметил инспектора, возвел глаза к небу и оскалился.
– Издержки профессии, – пояснил он, подойдя к Найту. – Всяк норовит обидеть честного репортера, а новости-то, между прочим, все любят читать! – Он похвастался: – Эта мегера даже не догадывается: своим отрицательным ответом, кипящим праведным гневом, она на самом деле подтвердила то, что я уже успел узнать.
– Нам пора, – сказал инспектор.
– Я готов! Куда мы теперь?
– Вы – домой, или куда еще направляются репортеры после дня плодотворной работы. А я, – Найт прикоснулся к карману, в котором находился пузырек, – должен заглянуть к одному своему знакомому.
– Мне почему-то кажется: вы от меня что-то скрываете, – прищурился газетчик с напускной подозрительностью.
– Не торопитесь, мистер Финнеган. Все узнаете в свое время.
Они вышли во двор, и инспектор поинтересовался:
– Чем с вами поделились сестры?
– В основном восторгами – как все обожали доктора Паттерсона, какой он был милый и внимательный, и переживаниями – как они все потрясены, какой это будет страшный удар для его супруги и так далее. Но, как я полагаю… – газетчик замялся. – Не знаю, вроде бы о мертвых не принято говорить плохо… Но в то же время мне не кажется, что это так уж плохо… – Он рассмеялся: – По крайней мере, для него это было совсем неплохо!
– Да говорите, наконец! – улыбнулся Найт.
– Доктор Паттерсон был, похоже, тот еще ловелас! Он очаровал всех здешних медсестер. Обаяние и напористость – перед этим сочетанием, я уверен, не устояла ни одна. Ему было несложно уединиться с очередной пассией в каком-нибудь укромном уголке, коих, как мне сказали по секрету, в любой больнице предостаточно.
– И, разумеется, все в отделении об этом знали, – усмехнулся инспектор.
– Да, как это обычно и бывает, когда все друг у друга на виду! А самое удивительное – между сестрами, похоже, не было из-за этого ссор – по крайней мере, мне так показалось. Два года назад Паттерсон женился, но это не помешало ему продолжать крутить роман с этой аппетитной блондиночкой из приемного покоя.
– С сестрой Барлоу?
– Да, верно. Они флиртовали друг с другом не скрываясь, так, чтобы всем это казалось шуткой, – с удовольствием рассказывал репортер. – Очевидно, это был способ замаскировать их связь. Расставшись с Барлоу, Паттерсон вроде как поутих. Но поговаривали, будто он просто переключился на новую операционную сестру, Лору Батлер: уж слишком старательно оба демонстрировали, что у них исключительно рабочие отношения.
– У вас отлично получается собирать сплетни, – похвалил Найт.
– Сплетни – мой хлеб, – скромно заметил Финнеган.
– Возможно, они будут иметь значение, когда будет установлена причина смерти Паттерсона. Пока мы считаем это смертью при невыясненных обстоятельствах.
14 июня 1887 года, вторник
Хотите узнать здешние тайны?
На следующее утро, войдя во флигель, примыкающий к одному из корпусов больницы Святого Варфоломея, инспектор Найт и Джек Финнеган прошли по длинному темноватому коридору и свернули под низкую арку, ведущую в химическую лабораторию. Они оказались в помещении, по стенам которого высились стеллажи, заставленные бесчисленными банками, пузырьками и пробирками. На одном из массивных, в пятнах, столов громоздилась причудливая композиция из колб, трубочек, реторт и газовых горелок; там что-то непрерывно булькало и переливалось, временами выпуская струйки пара. Найт и Финнеган опасливо обогнули этот неспокойный стеклянный лабиринт.