– Идемте со мной, – пригласила сестра приветливо, – вас примет доктор Паттерсон.
Она бережно взяла сэра Уильяма под руку и повела по коридору. Ее внешность и обращение были настолько располагающими, что пожилой джентльмен успокоился и даже начал дышать не так страшно, как на улице. Патрисии тоже стало легче. Они подошли к кабинету с табличкой: «Оскар Паттерсон. Хирург». Оттуда вышел мужчина в белом халате – лет пятидесяти, крупный, седой. Хмуро кивнув сестре, он стремительно зашагал прочь. Патрисия проводила его растерянным взглядом, а сестра тем временем постучала в дверь. Бодрый веселый бас пригласил войти. Патрисия облегченно вздохнула: значит, врач, который что только что ушел, был не доктор Паттерсон. Сестра завела сэра Уильяма внутрь, а через минуту вновь появилась в коридоре, ободряюще улыбнулась девушке, попросила ее подождать и ушла.
Патрисия уселась на узкой деревянной скамье напротив двери и тут же услышала тот же веселый бас:
– Оливковая косточка, значит? Ну-ну, давайте посмотрим, успею ли я что-нибудь сделать, до того как она прорастет…
«Вот это шуточки!» – подумала Патрисия и поежилась. Из кабинета послышался кашель, потом какой-то непонятный хруст, кряхтение и шлепки. Потом все стихло. Не успела девушка снова встревожиться, как послышался веселый бас:
– Отлично, теперь все в порядке. Вот, держите это, сэр. Прополощите горло, это избавит вас от неприятных ощущений.
Патрисия успокоилась окончательно. По длинному коридору деловито сновали медсестры; пациенты ждали своей очереди; мужчина с загипсованной ногой, на костылях, выглянул из палаты; какую-то старушку провезли мимо в инвалидной коляске; уборщица протирала подоконники; давешний хмурый седой врач что-то втолковывал старику с рукой на перевязи, а тот слушал, приложив здоровую руку к уху, – шла обычная больничная жизнь.
Внезапно недалеко от себя, за колонной, Патрисия услышала тихий женский голос, в котором чувствовалась еле сдерживаемая ярость:
– Если я узна́ю, что это ты, тебе тоже конец!
– Не понимаю, о чем вы… – пролепетал в ответ другой женский голос, испуганный.
– Я тебя предупредила!
Женщины показались из-за колонны. Одна из них, лет тридцати, в уличном платье и соломенном канотье, напоследок сердито фыркнула и, стуча каблучками, чуть ли не бегом направилась прочь. Вторая – примерно такого же возраста, одетая в форму медсестры – уныло посмотрела ей вслед, а затем побрела в противоположную сторону. Видимо, она была так расстроена, что ничего не видела перед собой и поэтому едва не натолкнулась на дверь, которую как раз кто-то открывал.
Тут наконец-то в коридор вышли доктор Паттерсон и сэр Уильям.
– Получите вашего дядюшку, мисс, – бодро пробасил Паттерсон, статный молодой мужчина с умным веселым лицом, украшенным залихватскими усами. – Кстати, вам крупно повезло: мы часто отменяем операции, если они назначены на пятницу, тринадцатое число. А сегодня как раз тринадцатое, правда, не пятница, но я все равно не рискнул оперировать. Шучу, конечно! Просто операция не понадобилась. Лет пятьдесят можете ко мне не показываться, сэр. Только будьте аккуратнее с оливками!
– Мне кажется, я все еще чувствую эту косточку, – робко заметил пожилой джентльмен, прикасаясь к горлу.
– Нет, сэр, я вас от нее избавил, вы же сами ее видели! – рассмеялся доктор. – Знаете, бывает, что пациенту с ампутированной конечностью кажется, что его уже не существующая рука или нога все еще болит. Это, к счастью, не ваш случай – у вас всего лишь остаточное ощущение. Впрочем, если беспокоитесь, приходите ко мне еще раз на прием завтра. Буду рад убедиться, что вы живы и здоровы.
Он улыбнулся Патрисии и скрылся в кабинете.
Сэр Уильям еще не совсем пришел в себя после случившегося, и поэтому они с Патрисией, выйдя во внутренний двор больницы, решили немного передохнуть на скамье у фонтана. Вода журчала и шелестела, выливаясь в бассейн из чаши, которую поддерживали четверо упитанных каменных малышей. Патрисия пыталась выведать у дядюшки причину странных звуков во время приема, а тот отшучивался и говорил, что предпочел бы об этом забыть.
Рядом послышался сиплый кашель. Оба повернулись и увидели рослого констебля с красным лицом и вытаращенными слезящимися глазами. Он протянул к ним руки и зашевелил ими в непонятных жестах.
– Что с вами случилось? – участливо спросил пожилой джентльмен.
Констебль открыл рот, но вместо слов при каждом вдохе и выдохе из его горла вырывались еще какие-то булькающие переливчатые трели.
– Вы подавились? – догадался сэр Уильям, вставая.
Констебль, сделав над собой неимоверное усилие, грустно булькнул:
– Свистком.
С большим трудом сдерживая смех и одновременно искренне сочувствуя, дядя с племянницей взяли беднягу под руки и повели туда, откуда сами недавно вышли.
Медсестра-блондинка из приемного покоя, снова увидев их, слегка удивилась, а узнав, в чем дело, провела всю троицу к кабинету доктора Паттерсона. Ее лицо при этом не меняло приветливо-заботливого выражения, только глаза весело блестели. Она постучала, но ответа не последовало. Постучала еще раз – и опять безрезультатно. Тогда, сделав знак подождать, девушка вошла в кабинет одна. Послышался ее тихий возглас, и через секунду она выскочила из кабинета с криком:
– На помощь! Скорее! Доктору Паттерсону плохо!
На ее зов откликнулась проходившая мимо сестра, а через минуту появился и тот самый седой врач, которого Патрисия ранее приняла за Паттерсона. Вбежав в кабинет, он захлопнул за собой дверь. Рядом тут же начали скапливаться обеспокоенные пациенты, приковылял даже мужчина на костылях.
Через несколько минут трое вышли из кабинета: врач был удручен, а девушки выглядели ошеломленными и даже испуганными. Врач мрачно оглядел собравшуюся толпу и объявил:
– Доктор Паттерсон сегодня больше вести прием не будет. Его пациентов примут другие врачи. Джудит, – обратился он к блондинке, – распределяйте их между мной и доктором Баббингтоном, когда он придет. И еще…
Он наклонился к девушке и что-то тихо сказал ей на ухо. Та кивнула и побежала в сторону приемного покоя.
– А вы, – врач повернулся ко второй медсестре, – побудьте с ним. Только ничего там не трогайте. Позовете меня… когда будет нужно.
Девушка вернулась в кабинет и закрыла за собой дверь. Больные в коридоре стали взволнованно переговариваться, слышались реплики: «Что с ним?.. Сердце, наверное… Доктора тоже, бывает, болеют…» Хмурый врач громко произнес:
– Прошу пациентов разойтись по палатам, а персонал – проследить за этим!
Он тихо пробурчал: «Черт знает что! Отделение хирургии – а больные скачут, как зайцы!» Потом снова повысил голос:
– Все, кто не ожидает приема, покиньте отделение!
Патрисия повернула голову вправо, где только что стоял ее дядя, – но его там не оказалось. Девушка растерянно огляделась: сестры уводили больных от кабинета доктора Паттерсона, те подчинялись неохотно, оглядывались, некоторые пытались вернуться. Хмурый врач направился было по коридору, но остановился возле Патрисии и довольно грубо поинтересовался:
– А вам, мисс, нужно особое приглашение?
– Нет, – испуганно пискнула та.
– Вам ведь уже оказали помощь?
– Да, – ответила девушка в той же тональности.
Врач неожиданно смягчился:
– Простите… У нас сегодня будет напряженный день. Впрочем, как и всегда…
Он махнул рукой и зашагал дальше.
Патрисия вдруг – с опозданием – подумала: в поднявшейся суматохе все забыли про несчастного констебля.
Впрочем, оказалось, что не все. Девушка услышала спокойный голос своего дяди, доносившийся из-за колонны:
– Наклонитесь, будто хотите завязать шнурки на ботинках… Нет-нет, колени не сгибайте! Вот так… А теперь покашляйте, сильно. А я в этот момент – уж простите – шлепну вас между лопаток… Так! Еще раз, сильнее!
Раздался стук упавшего на пол маленького предмета, и затем последовал шумный, свободный вдох и такой же выдох. Девушка заглянула за колонну: сэр Уильям ободряюще похлопывал констебля по плечу, а тот, обливаясь слезами, сиял счастливой улыбкой.
– Вы мне прямо жизнь спасли, сэр! – с чувством прохрипел полисмен, когда смог говорить. – Откуда вы знаете, что нужно делать? Вы врач?
– Нет, мой дорогой. Просто имею… ммм… некоторый жизненный опыт. – Сэр Уильям заметил свою племянницу: – Полагаю, мы можем ехать домой, Пат.
Инспектор Найт быстро шагал по коридору больницы Святого Варфоломея. За ним, гулко топая тяжелыми ботинками, следовал рослый констебль. Джек Финнеган, с блокнотом и карандашом наизготове, едва поспевал за обоими, озираясь по сторонам, чтобы не пропустить ни одной детали для будущего красочного описания: отмытый до блеска дощатый пол; выбеленные стены; высокие потолки с лепными карнизами; большие окна, пропускающие много света; медицинские сестры в длинных белоснежных передниках поверх форменных платьев и чепчиках, завязанных под подбородком…
– Ни во что не вмешивайтесь и никого не расспрашивайте, – говорил Найт на ходу.
– Но я могу помочь! – робко возразил Финнеган. – Многие ведь боятся говорить с полицией.
Инспектор скрипнул зубами, но, подумав, что доля правды в его словах есть, уступил:
– Хорошо. Но только с моего разрешения. Если случайно узнаете что-то интересное, сразу сообщайте мне.
Остановившись у кабинета доктора Паттерсона, Найт постучал, как ему сказали в приемном покое: два раза, пауза, еще три. Изнутри послышались торопливые шаги, в замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и появилась девушка в сестринской форме – совсем юная, с испуганными глазами. Она посторонилась, пропуская инспектора. Финнеган сунулся было вслед, но Найт его остановил:
– Вам туда нельзя.
– Но…
– Все запишете потом с моих слов.
– Хорошо, – разочарованно протянул газетчик, но тут же оживился: – А можно мне пока перекинуться парой слов с медсестрами?
– Не возражаю, – разрешил Найт, шагнул внутрь и закрыл дверь у него перед носом.
Доктор Паттерсон, еще час-два назад – энергичный молодой мужчина, неподвижно лежал на полу в скрюченной позе, согнув колени и неестественно вывернув руки. Голова его была закинута назад, на лице застыло выражение боли и страха.
– Вас зовут…? – обратился инспектор Найт к медсестре.
– Сестра Лоусон, – откликнулась та дрожащим голосом.