– Давай романтичное, – согласился Гарри и, когда Франтик просиял, поспешно добавил: – Только не пой и держись позади в десяти шагах.
Сегодня деревня показалась ему симпатичнее, чем по приезду. В луже перед таверной отражалось солнце, над пышным кустом, покрытым мелкими розовыми цветочками, кружили пчелы и бабочки, а серый кот, сидящий на заборе, жмурил глаза, как бы подбадривая: да, Гарри, все будет хорошо, все идет по плану.
План у него и правда был, хоть и весьма условный, и он намеревался воплотить его в жизнь как можно скорее.
Наследника древнего рода оберегали, холили и лелеяли, и все опасности, если таковые вдруг случались, казались фальшивыми, точно рог единорога на стене захудалой таверны. Гарри никогда не верил, что может всерьез пострадать. Вся его жизнь казалась приятной игрой, где он всегда оставался в выигрыше. Да даже дуэль с Петером! Что тот мог сделать ему, лучшему фехтовальщику страны? Страх – вот ключевая эмоция для трансформации, это подтверждала даже зачитанная книжка Кэти, и пора было признать, что ему, Гарольду Шпифонтейну, страх, увы, не знаком.
Однако возникала загвоздка: деревня, куда его сослали, дышала миром и спокойствием и на первый взгляд казалась самым неподходящим местом для поиска острых ощущений.
Дорога поднималась на холм, и когда они достигли вершины, Кэти остановилась и указала назад.
– Вон там, у въезда в Лоханки, школа. Видите красную крышу? Там же и библиотека. А через дорогу, под синей крышей – театр. В здании есть большой зал для выступлений, но в хорошую погоду их чаще устраивают под открытым небом. Вон котлован позади.
Лохматый пес гавкнул на них из-за забора, но Кэти шикнула, и псина, добродушно вывалив розовый язык, тут же завиляла хвостом. Перегнувшись через забор, Кэти бесстрашно отцепила приставший к косматому уху репей.
– Театр под открытым небом, кстати сказать, соорудил ваш предшественник, – со значением добавила она, идя вперед. – Его сослали в Лоханки, и он не захотел покидать это прекрасное место. Чувствуете, какой воздух?
Она глубоко вдохнула, запрокинув голову к небу и придержав шляпку рукой.
– Навозом воняет, – подтвердил Гарри. – Так значит, прошлый ссыльный не смог отсюда вырваться? Тут и помер?
– У нас и памятная табличка есть, – встрял Франтик, наигрывающий веселенькие переборы на лютне. – На школе висит. И еще одна на городской управе.
– Там тоже кто-то умер? – догадался Гарри.
– Предпредпоследний ссыльный, – кивнул Франтик. – И еще один утопился от тоски в Лоханках, но там табличку не стали вешать, некуда. Городничий предлагал вбить столб, но в каком именно озере утоп бедолага – никто не помнит.
– А есть вообще шанс уехать отсюда живым? – поинтересовался он.
– Франтик, сгинь, – сердито отмахнулась от него Кэти. – А вы, герен, не торопитесь уезжать. Смотрите, вон тот каменный дом, напоминающий древний замок, принадлежит городничему, рену Кухту. С ним и его дочкой вы уже знакомы. Мэриан – чудесная девушка, правда ведь?
– О да, – согласился он, с иронией глядя на мрачный серый дом, на который какой-то местный скульптор-самоучка налепил толстых горгулий.
– Молодая, красивая, из хорошей семьи, – с воодушевлением продолжила Кэти и, понизив голос, добавила: – Единственный ребенок. Большое приданое.
– Вы что же, сватаете меня? – Гарри так поразился, что остановился, и Франтик врезался ему в спину.
– Почему бы нет, – ответила Кэти. – Если будете делать свадьбу у меня в таверне, сделаю скидку.
– А я готов выступать бесплатно! – подхватил Франтик. – Если потом вы у себя в столицах расскажете друзьям, мол, есть такой самородок в Лоханках…
– И что же, репертуара хватит? – засомневался Гарри, обернувшись.
– А то! – горячо подтвердил певец, раскрасневшись. – У меня сто листов исписано мелким почерком. А то и двести!
– Я бы ознакомился с вашими стихами, – покивал он.
– Так я принесу, – загорелся Франтик. – Я сбегаю! Одна нога тут, другая там. Вы куда сейчас? К озерам?
– Давайте не будем спешить, Франциск, – перебил его Гарри. – Выберите пять самых лучших песен и презентуйте их вечером за ужином. Согласны?
Франтик ударил себя кулаком в грудь и убежал прочь.
– Зачем вы даете ему напрасную надежду? – укорила его Кэти.
– Почему же напрасную? – возразил Гарри. – Голос у него, конечно, на любителя, но стихи вроде ничего. Томные ночи, нежные красавицы – на такое всегда есть спрос. А вы разве не хотели бы уехать отсюда?
– Нет, – отрезала Кэти. – Итак, дом рена Кухта – это и есть городская управа. На обратном пути зайдете к нему подписать бумаги. Мэриан наверняка тоже там…
– Кушает, – пробормотал Гарри, и Кэти сердито на него зыркнула.
– А вот и Лоханки, – она обернулась в другую сторону, и ветер взметнул синие ленты на ее шляпке, – Наши чудесные озера.
Три озера, раскинувшиеся в долине, и правда выглядели примечательно: одинаковые, круглые, точно кто-то вырезал их с помощью циркуля, решив проделать дыры, чтобы потом выбраться на поверхность из-под земли, а может и вовсе – из другого мира…
По спине пробежал холодок, лопатки отчаянно зачесались, и Гарри, втянув воздух, довольно улыбнулся. Там было опасно. То, что надо.
Гарри плелся по Лоханкам без всякого энтузиазма, и было до обидного ясно, что ни школой, ни театром мне его впечатлить не удалось. Но потом, завидев озера, он словно ожил: побежал вперед, чуть не выпрыгивая из сапог и принюхиваясь, как охотничий пес.
– Вода чистая, как слеза ребенка, – слегка запыхавшись, говорила я, едва поспевая за ним. – Рыбалка отличная, Виктор может вас сводить.
Гарри не отвечал, а только кивал на мои слова, а потом свернул к острым белым скалам, торчащим из-под земли точно кости гигантского животного.
– Пляж лучше на правой Лоханке! – воскликнула я, но дракон уверенно забирал влево.
Он остановился, только забравшись на верх утеса и, глянув вниз, присвистнул.
– Омут, – выдохнула я, опершись на березку, а потом и вовсе села на пенек и, сняв шляпку, принялась обмахиваться.
– Глубокий? – спросил Гарри, обернувшись.
– Очень, – подтвердила я. – Дна не достать. Посмотрите, какая вокруг красота. Берег словно ножом срезали, такой ровный.
– Угу, – промычал он, пройдясь вдоль края, а мне отчего-то захотелось оттащить его подальше.
– Неудивительно, что прежние ссыльные нашли здесь свое пристанище, – продолжила я. – Так и бывает, Гарри. Судьба иногда преподносит сюрпризы. То, что казалось наказанием, становится высшей наградой.
– Вы так расхваливаете ваши Лощинки… Еще немного – и я подумаю, что вы решили цены взвинтить, – заметил он.
Скинув сапоги, Гарри стянул и носки и с наслаждением прошелся босиком по траве.
– Один из ссыльных, тот, что утопился, был драконом, – сказала я, сама не зная почему.
Я ведь хотела, чтобы он полюбил Лоханки, а теперь говорю об утопленниках. Язык мой – враг мой. Но то, как Гарри смотрел в омут, очень мне не нравилось.
– Вот как? – переспросил он. – Значит, я тут не первый дракон?
– В театре даже есть картина, на которой нарисован дракон, летящий над озером.
У него толстое брюхо с золотой чешуей, короткие кожистые крылья, как у летучей мыши, а щеки круглые, как у рена Фейреха. Интересно, какой дракон получается из Гарри? Точно без брюха. Вон какой живот плоский. А глаза у герена Шпифонтейна оказались лазурного цвета, словно безоблачное небо, раскинувшееся над нами.
– А у вас большие крылья, Гарри? – вырвалось у меня.
– Полагаете, размер имеет значение? – со странной улыбкой спросил он.
– Думаю, да, – неуверенно ответила я. – Для скорости, маневренности полета…
– И вы, значит, хотели бы взглянуть на моего дракона, – понял Гарри, и я часто-часто закивала.
Виктор обзавидуется! И Мила! И все! А может, он прокатит меня над Лоханками? Только представив ветер, свистящий в ушах, я покрылась мурашками от восторга. А Гарри, глядя на меня, принялся неспешно расстегивать рубашку.
– Что вы делаете? – напряглась я.
– Раздеваюсь, – невозмутимо ответил он. – Это чистый шелк. Вы ведь не хотите, чтобы моя рубашка порвалась при обороте?
Я кивнула, а потом пожала плечами. Не хочу, наверное. Хотя какая мне разница?
Сняв рубашку, Гарри повесил ее на сучок березки, а я быстро отвела взгляд. Еще не хватало, чтобы герен подумал, что я на него пялюсь. Он снова подошел к краю утеса, а я посмотрела ему в спину. Красивая спина. Широкие плечи, узкая талия, никакого жира, кожа гладкая такая, чистая, ни родинки…
– Правда, это вам дорого обойдется, – заявил Гарри.
– Что? – не поняла я.
– Вы хотите увидеть дракона, – пояснил он, повернувшись ко мне, – но, согласитесь, это уникальное зрелище. Когда еще следующего пришлют? К тому же оборот потребует от меня усилий. Так что, скажем, пять золотых.
– Я дам вам в рог подуть, – тут же предложила я. – То на то выйдет.
Гарри усмехнулся и взялся за завязку штанов.
– Я передумал. Рог – явно фальшивка.
– Ну, знаете, я пока тоже не уверена, что ваш дракон потянет на пятерку, – возмутилась я.
– Обижаете, – сказал Гарри, снимая штаны.
Я быстро закрыла глаза рукой, но потом, растопырив пальцы, выглянула. Гарри стоял ко мне спиной, в голубых трусах в цвет глаз, и смотрел куда-то вдаль.
– А что насчет поцелуя? – вдруг предложил он, не оборачиваясь.
– Мои поцелуи не продаются, – с достоинством произнесла я, хотя в глубине души и зашевелился червячок сомнений: да, поцелуй – это очень интимно, но пять золотых!
– Я так и понял, – кивнул Гарри, а потом разбежался, оттолкнулся от края утеса и спрыгнул вниз.
Ахнув и вскочив с пенька, я подбежала к обрыву, отпрянула из-за взмывшей утки, всполошено улетающей прочь, а потом посмотрела вниз. По темной воде расплывались круги, но Гарри не было видно. Кристально прозрачная вода озера под солнечными лучами блестела серебром и искрилась так, что глазам больно. Вся, кроме омута, уходящего вглубь круглым черным провалом.
Прикусив губу, я отчаянно всматривалась вниз, а после скинула сапоги. Плавала я хорошо, с самого детства. У нас в Лоханках все дети плавают как лягушата и воды не боятся, но от омутов даже самые отчаянные сорванцы инстинктивно держатся подальше. Да что говорить, даже утки – и те через омут не плавают!
Прямо в центре черной дыры вынырнул Гарри и помахал мне рукой.
– Вода отличная! – выкрикнул он, тряхнув головой, чтобы убрать волосы, прилипшие ко лбу. – Прыгай сюда, Кэти!
Задохнувшись от возмущения, я схватила сапог и швырнула им в дракона.
– Ты… Ты… Дурак! – выкрикнула я.
Сапог булькнул, набрав воды, и пошел на дно.
– А ну, выбирайся! – приказала я и, топнув босой ногой, поморщилась, угодив пяткой по камню. – Там опасно!
Набрав в грудь воздуха, Гарри снова нырнул, и я в отчаянье прижала руки к груди.
Да что ж за дракона мне подсунули! И где он опять? А если утонет, как предыдущий? А если в омуте живет какое-нибудь чудище, и прямо сейчас оно жрет моего дракона вместе с шелковыми трусами?
Гарри вынырнул через минуту и с торжествующим видом поднял мой сапог.
– Считаю, что один ужин вы должны мне бесплатно, – выкрикнул он, выливая из него воду.
Сжав руки в кулаки и скинув второй сапог, я пошла прочь босиком, оставив дракона наслаждаться водичкой. Обида и злость так и душили, и, добравшись до таверны и встретив внимательный взгляд Виктора, который рубил дрова на заднем дворе, я разрыдалась.
– Чего ты? – испугался он. – Это дракон? Обидел тебя?
– Да! – пожаловалась я. – Я ему экскурсию, Лоханки, театр, а он…
– А что он? – холодно спросил Виктор.
– Обманул меня! – всхлипнула я. – Говорит – сейчас, Кэти, покажу тебе своего дракона… – я запнулась, сморгнув слезы, и посмотрела на Виктора. – У тебя глаз дергается, – заметила я, ткнув себе в правое веко.
– Да так, попало что-то, – спокойно ответил он, выдернув из чурбана топор. – И дальше что?
– Дальше разделся, – ответила я, вытерев щеки. – Мол, чтоб одежда при обороте не порвалась. Трусы правда оставил. Голубые.
– Угу, – промычал Виктор, перехватив топор поудобнее, а я вдруг поняла, что мой рассказ со стороны выглядит как-то не так.
– Он в омут нырнул, – поспешно добавила я. – А я испугалась очень – вдруг утонет, как тот, предыдущий. И что тогда? Вместо звезды повешу на таверну траурную табличку? Что тут, мол, провел свой последний день герен Гарольд Шпифонтейн?
– Ну, табличка тоже неплохо, – задумчиво сказал Виктор, бухнув топором по чурбану.
– Ага, переночевал разок, попробовал мое фирменное каре ягненка – и пошел утопился, – сердито возразила я. – Как-то это не очень для дела.
– Ладно, – протянул он. – Где твой дракон?
– На левой Лоханке, – шмыгнула я носом. – Купается. Ох, Виктор! А как же он выберется? Там ведь берег отвесный! А я ему сапогом…
– Таких обычно ничего не берет, – ответил он. – Сейчас схожу, вытащу.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Ты поговори с ним, а?
– Обязательно поговорю, – пообещал Виктор, покосившись на топор, но потом сунул руки в карманы и направился к озеру, а я, окончательно успокоившись, пошла в таверну.
На кухне уже орудовала Мила, и я остановилась у порога, любуясь, как ловко она месит тесто.
– Ну, что? – спросила она, повернувшись ко мне. – Как твой постоялец?
– Пытался утопиться, – ответила я. – А так вроде неплохо.
Мила выпрямилась, поморщившись и прижав к пояснице руку.
– Ты с ним поосторожнее, – сказала она. – А не то останешься как твоя мать горемычная – одна и с дитем.
Кровь прилила к моим щекам, и уши загорелись от стыда.
– Моя мать была хорошая женщина, – выпалила я.
– Кто ж спорит, – пожала круглыми плечами Мила, просеивая муку. – Хорошая. Я ж тебе добра желаю, Кэти. Такие как он не женятся на таких как ты. А вот поваляться любят.
– Не собираюсь я ни с кем валяться, – отрезала я. – Мясо замариновала?
– Ага, – кивнула Мила. – Все сделала. Хотя, знаешь, может, оно и неплохо бы тебе ребеночка, раз уж в девках засиделась. Лучше бы за кузнеца шла, конечно. Хороший ведь парень. Ручищи, плечища, кудри русые, молодой. Хотя некоторым нравятся мужчины постарше…
Она бросила на меня острый взгляд, и я вздохнула. Уж сколько раз говорила, что с Виктором у нас не может быть никаких отношений – а без толку. Если б он на ней женился… Да что-то не складывается.
– Кузнец-то пока ждет, – продолжила она, – но тоже, знаешь, не железный. Другая пошустрее вмиг уведет.
– Совет да любовь, – пожелала я от души. – Все, Мила, хватит. Я ценю твою заботу, но обсуждать это не хочу.
– Ага, – согласилась она и тут же вновь завела старую песню: – Ты же знаешь, мы с твоей матерью подругами были. Ты мне как родная. Переживаю я. Дракон этот видный, смазливый, у него таких как ты, небось, пяток в каждой деревне… Может, не зря говорят, что дочери за матерью судьбу повторяют…
Я закатила глаза и пошла прочь из кухни. Мила была отличной поварихой, и что мне в ней нравилось – в точности выполняла указания, не экспериментируя с рецептами. Но в ее добрые намерения я не верила ни на грош. Не желают добра вот так – словно грязной водой окатывая. Если б не ее шашни с Виктором, уже бы уволила, но не хочется его обижать.
Надев фартук, я вернулась на кухню и взялась за жаркое.
Да, моя мать родила меня без брака, но мы были счастливы. Пусть она не хотела рассказывать о моем отце, пусть не было в ее жизни семейного счастья, никогда я не слышала от нее ни упреков, ни сожалений, что все сложилось именно так.
Конечно, он и не ждал, что получится сразу, но все же легкое разочарование грызло. Было бы так красиво – расправить крылья и взлететь перед Кэти, увидеть восторг на ее личике и в зеленых глазах. Но, очевидно, прыжок в воду – это не то, что способно пробудить его дракона. Если эту скотину вообще что-то способно пробудить.
Гарри перевернулся на спину, поставил сапог Кэти себе на грудь, и медленно поплыл через омут, перебирая ногами. Верхние слои воды прогрелись солнцем, но из глубины тянуло холодом и еще чем-то таким, от чего лопатки так и зудели.
В утопившегося от тоски дракона Гарри не верил. Драконы – воплощение силы тела и духа. В утонувшего случайно тем более. Вода сама выталкивала его на поверхность. Что же случилось здесь, в Тарелках, много лет назад? Перевернувшись, он размахнулся и зашвырнул сапог назад на утес, а потом поплыл вдоль берега.
Идеально круглое озеро – это ладно, чего не бывает в природе. Но три! Да еще рядом. Да эти рассказы про великую битву с ведьмами, которые, как известно, являлись сквозь червоточины.
Пришедшая на водопой корова протяжно замычала, сбивая его с мысли. Умолкнув, щипнула траву и принялась жевать, глядя на Гарри ничего не выражающим взглядом, точно дочка городничего. Приданое у нее, видите ли. Скидку ему в таверне сделают. Гарри усмехнулся и отплыл от коровы подальше, сделав несколько энергичных гребков. Вернувшись к омуту, заплыл в самую середину. Что если это и есть червоточина в другой мир, пусть затянувшаяся, словно запекшаяся коркой рана.
Набрав в грудь воздух, Гарри нырнул, изо всех сил загребая руками. Вода быстро стала холоднее, а потом будто загустела, так что он пробивался как сквозь крошево льда. Пальцы замерзли, грудь сдавило, в ушах зазвенело, а потом его оттолкнуло упругой волной, выбрасывая на поверхность. Жадно вдохнув и подняв руку над водой, Гарри посмотрел на посиневшие ногти.
– Эй, Шпифонтейн, – донеслось с обрыва, и, подняв голову, Гарри увидел Виктора.
Тот сидел на краю утеса, свесив ноги вниз, и смотрел на него с неясным выражением лица. Драконье чутье никогда не подводило, и Гарри как-то сразу понял – его будут бить.
– Выходи, разговор есть, – добавил Виктор, сорвав травинку и прикусив ее зубами.
– Сейчас, – согласился Гарри, плывя к месту, где приметил удобный склон.
Драка – это хорошо. Противник неизвестен, но явно высокого мнения о своих силах. Злится, но держит себя в руках – отличное качество. Плюс у него есть мотив, хоть и непонятно, что именно рассказала ему Кэти. Вывод – соперник попался достойный. Может, и дракон так посчитает?
Выбравшись на берег, Гарри попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха, и бодро пошел вверх по склону. Предвкушение схватки бурлило в крови, и он несколько раз сжал и развел пальцы, согревая замерзшие ладони.
– Я ведь тебя предупреждал по-хорошему, – почти ласково сказал Виктор, встретив его наверху.
Гарри быстро окинул взглядом площадку, отмечая пенек, поваленное дерево и сучковатую березу. Вон там еще россыпь острых мелких камней.
– Предупреждал, – подтвердил он. – Только сложно удержаться. Такая сладкая девочка.
На лбу у Виктора вздулась вена, и Гарри решил поддать парку.
– Чем еще мне тут заняться, скажи на милость? А ее на месяцок как раз хватит. Если переворачивать по-разному.
Лопатки прям-таки загудели, и Виктор, взревев, бросился на него.
Через пару минут, когда челюсть ныла от удара, один глаз заплыл так, что перестал видеть вовсе, а рука затрещала в захвате, Гарри понял, что даже недооценил противника.
– Отстанешь от Катьки? – спросил Виктор, надавив на локоть сильнее.
– Нет, – просипел Гарри, и тут же проехался носом по тем самым камням, от которых собирался держаться подальше.
– Я ж тебя тут и закопаю, – пообещал мужик.
Гарри загреб свободной рукой мелкие камни и песок, швырнул их в Виктора и, воспользовавшись минутной растерянностью, вырвался из захвата. Мужик мотнул бритой головой, протер лицо ладонью и кинулся на него снова. Обхватив друг друга они упали на траву, молотя кулаками по бокам, а потом земля вдруг закончилась, и они, так и обнявшись, плюхнулись в воду.
– А я хотел с Кэти покупаться, – мечтательно признался Гарри, вынырнув на поверхность.
Тяжелая ладонь Виктора легла ему на макушку и придавила вниз, а Гарри, обхватив его ногами и вцепившись в плечи, вкарабкался выше. Вынырнув и выплюнув воду прямо в небритую физиономию, похвалил:
– Ты обнимаешься куда крепче.
Виктор снова притопил его как котенка, и Гарри, задержав дыхание, стукнул его по ребрам. Вода замедлила движение, так что удар получился так себе.
– Надеюсь, целоваться ко мне, как она, не полезешь, – просипел он, вырвавшись наверх.
Виктор вдруг оттолкнул его и посмотрел так, будто впервые увидел.
– Ты врешь, – понял он. – Специально меня злишь.
– Вру? – удивился Гарри. – Рассказать, какие у нее сладкие губки? Точно мед. И язычок.
Он поболтал языком, дразня Виктора, и тот отвесил ему быструю затрещину.
– Точно врешь, – с уверенностью сказал он. – Зачем? Я ведь и правда убить могу. Не хотелось бы просто так грех на душу брать.
– Сперва ты скажи, – потребовал Гарри. – Откуда здесь, в Лопушках, человек, знающий тайное искусство драконьего боя?