Ольга Александровна Коренева
Миниатюры
Приколы наших поэтов
А было это в те весёлые и счастливые времена, когда ЦДЛ принадлежал ещё писателям. Ну, в девяностые ещё, да. Творческие тусовки, дым коромыслом, знаменитый Пёстрый Зал, где стены были расписаны шаржами, картинками и цитатами писателей, а какой-то вдохновенный скульптор привинтил однажды к стене оленьи рога, отлитые им из бронзы! Нет теперь ни Пёстрого Зала, ни Дубового, ни гостиной, нет того великого духа творчества и гениальности! Всё исчезло, остался писателям лишь крохотный подвальчик под женским туалетом. Да и писатели те, великие умы, растворились и канули в Лету. Зато явилась густая поросль литературных чиновников, делающих бизнес на графоманах, коих во все века очень много водится. Ну, не все чиновники – предприимчивые бездари, есть и неплохие поэты, которые раньше даже поблескивали талантом. Вот один из них, хотя бы. Назову его N. Ну, он задавал жару в ту эпоху! Во как!
О, этот N, опять он, всё он! Снова нашкодил! Два месяца потом оклематься не мог. В поэтических тусовках он особенно известен был безумной своей страстью к «зелёному змию». Как-то, особенно перебрав спиртного в компании хмельных друзей, N не смог перекричать их – те наперебой орали свои опусы – и сильно обиделся. Пытался обратить внимание на своё творчество – ну, никак! Что делать? Он яростно перевернул стол и полез драться. Но неудачно вспрыгнул на край падающего стола, который сработал как катапульта. В считанные секунды N взмыл вверх и зацепился одеждой за те самые бронзовые оленьи рога, украшавшие пёструю стену. Очутившись над головами коллег, поэт принял это за хорошее предзнаменование, и с любопытством стал рассматривать суету внизу. А там всё ходило ходуном, мятущиеся коллеги прытко взмахивали руками, словно огромные птицы крыльями, и сплошной гул голосов казался поэту карканьем.
– Кыш, вороньё! – завопил он сверху, но его никто не услышал.
Он снова обиделся, но потом гордо подумал: «зачем мне, орлу, на ворон обижаться. Я гений, а они – графоманы». И стал вспоминать свои гениальные стихи. Вспомнил и громко продекламировал:
– Почто я не сокол, почто не летаю?
«Да это же классика!», – опомнился он. – «Я написал бессмертные строки! Я классик! Гениально, мы же это даже в школе проходили! Я гений!»
И тут его осенило, что строки эти надо положить на музыку.
Музыка не заставила себя долго ждать: в мозгу поэта тут же сама собой возникла мелодия гимна России. Он сноровисто соединил текст со звуком, и заголосил во всю мощь свой новоиспечённый «шедевр». Но рога не выдержали столь мощной вибрации в совокупности с весом поэта, и всё это рухнуло вниз.
В это время буфетчица вызвала охранников, и весь хмельной тусняк был выдворен из ЦДЛ. Все пошли пить во дворик. А наш поэт из компании как-то выпал и растворился в сумраке – был вечер. Потом его кто-то видел ночью на Старом Арбате: N шёл на четвереньках без признаков одежды, но зато в ошейнике и с поводком. Поводок держал его приятель – запойный композитор. Тот самый, который носит прикольные очки, прикольную куртку, в кармане которой всегда лежит прикольная книжка Ольги Кореневой «Не грусти, гад ползучий». Правда, злые языки говорят, что видели поэта на концерте Бориса Моисеева, на котором пьяный вдрабадан N пытался вскарабкаться на сцену и ухватить артиста за ногу. Как бы то ни было, а обнаружился поэт в травматологическом отделении больницы на Каширке, туда и принесли ему друзья передачу: много-много любимого напитка. Вся палата веселилась, загипсованные пациенты посваливались со своих растяжек и классно оттянулись в дружной драке – ума не приложу, как им это удалось со сломанными-то конечностями, но факт есть факт. За нарушение режима N был выдворен из больницы и маялся без спиртного дома, но потом друзья его навестили, и стало хорошо. Счастье несколько омрачал гипс, но N в свободное от пития время то подгрызал его оставшимися зубами, то пилил столовым ножом. Потом нога срослась, и N снова ощутил себя птицей.
– Ура! – завопили друзья. – За это надо выпить!
И всей компанией они отправились в ЦДЛ.
Веснетта
Рассказ
Наивная звукопись дождя за стеклом. Полуподвал, и ящики-ящики-ящики с надписью «Вес нетто». Беременная фасовщица Инна попыталась сдвинуть один, и тут её накрыло невероятной болью. Начались схватки. Она закричала по-звериному, истошно, хрипло! К ней подоспели товарки. Инна повалилась на спину, широко раскинув ноги. Роды были стремительные.
– Ну надо же, первые роды, и так быстро! – зазвучали голоса.
– Надо вызвать скорую.
– Её в роддом надо!
Инна с трудом различала звуки. Она начала терять сознание.
– Как девочку-то назовёшь, Инн?
Но она уже ничего не слышала. Перед глазами туманно кривились буквы: «Вес нетто».
– Вес нетто, – пробормотала она холодеющими губами.
– Что? Веснетта? Красиво.
– А разве есть такое имя?
Скорая приехала через полчаса. Врач диагностировал остановку сердца. Ребёнок был жив. Его увезли в роддом. Девочка родилась недоношенной. Тело роженицы увезли на той же машине.
– Интересно, кто отец ребёнка? – сказала любопытная Зося вслед уносящейся скорой.
Фасовщицы толпились у подъезда и возбуждённо обсуждали происшествие. Дул холодный ветер, дождь усилился. Вернулись в помещение. Онинта принесла ведро воды и швабру. Гульмира вымыла пол.
А потом поминали в подсобке водочкой с солёными огурчиками, блинами, и другой снедью. Остаток рабочего дня прошёл интересно. Рассуждали о покойной:
– Ну, сущая овца была, безответная, – говорила Бася.
– А родные у неё есть? – говорила Мухаббат. – Она из Белоруссии, кому сообщить надо?
– Так что теперь с ребёнком будет? Детдом? – говорила Диларам. – Вот от кого она залетела-то, вообще? – говорила Ганна.
– С кем путалась? Ничего непонятно, – говорила Богуся.
Потом пели с подвыванием, раскачиваясь за столом. Говорили о себе, о детях, о знакомых. И снова о Инне. Растрогались, хмельно всплакнули, пожалели её и малышку. Посмеялись над анекдотами. Разделили имущество покойной: туфли, тапочки, ботинки, кофту, куртку, полотенце, косметичку, сумочку, мобильник, кошелёк, восемьсот рублей и лотерейный билет.
Зося пару раз наведывалась в роддом, справлялась о малышке. Со слов Зоси в свидетельстве о рождении было записано: «Веснетта Александровна Нечарада», в графе «Отец» – прочерк.
– А почему Александровна? – спросили Зосю фасовщицы.
– Да ведь пуповину резала Шурка. Вот потому.
А Веснетте повезло. Её усыновила бездетная пара – Алёна и Виктор. Не сразу, спустя год и два месяца. Девочку теперь звали Веснетта Викторовна Голикова. Алёна давно мечтала о ребёнке, но ничего не получалось. Устала делать ЭКО, были сильные боли и выкидыши. И супруги решились на усыновление. Хорошенькая девочка с большими грустными глазами им сразу приглянулась. И необычное имя понравилось, слышалось в нём что-то весеннее, свежее.
Виктор был предпринимателем, с утра до вечера – в делах. Домой приходил поздно, уставший. А Алёна занималась малышкой. Часами гуляла с ней на детской площадке, читала ей книжки с картинками. Учила рисовать. Вместе они складывали из кубиков с нарисованными буквами слова. Малышке всё это очень нравилось. Однажды летом Алёна повела девочку в парк.
– Смотри, смотри, белка! Вот сидит, смотри-ка! – воскликнула Алёна.
На траве возле дерева сидел маленький серый зверёк с пушистым хвостом.
Веснетта удивлённо вытаращила глаза, и вдруг отчаянно заревела, слёзы – ручьём.
– Ты что? Что случилось?
– Она меня съе-е-ест! – плакала девочка.
– Да нет же! Она ведь такая маленькая, а ты большая! – успокаивала её Алёна.
– Съе-е-ест! – рыдала девочка и пятилась назад.
– Ну, ты же не жёлудь, – говорила Алёна. – Белочки только жёлуди кушают да орешки. Ты посмотри, какая она крохотная и красивая! Ну, не бойся, ну, перестань. Пойдём-ка на горку.
Она вытерла слёзы малышке, и увела её на детскую площадку. «Вот загадка детской психики», – думала она. – «Никогда не слыхала, чтобы дети боялись белок. А может, Веснетта особо сверхчувствительная какая-то? Чует, что на этой планете все друг друга едят? Да, все мы – звенья одной пищевой цепочки…».
На детской площадке двухлетняя малышка сразу же направилась к фанерному домику. Алёна села на скамейку, и с улыбкой, ласково смотрела на дочь. Веснетта обошла вокруг красивого расписного теремка. Остановилась, разглядывая картинки на стенках и деревянные фигурки сказочных персонажей вокруг. Алёна наблюдала. На скамейках сидели мамаши и бабушки, многие уставились в свои смартфоны, на детей почти не обращали внимания. Рядом с Алёной сидела блондинка лет тридцати.
– Эх, разрядился! – воскликнула она с досадой, и сунула смартфон в карман.
Она принялась наблюдать за играми детей.
– А, вон мой! А у вас где? – обернулась она к Алёне.
– Вон та девочка в красной маечке, – сказала она. – Возле домика. Юбочка такая пышная, красные туфельки. Видите?
– А, вижу, да. Рядом – мой сынуля, Митя. Он у меня такой шебутной! Представляете, упал с горки и стал заикаться. Врачиха наша прописала ему успокоительную микстуру. Состав простой – пустырник, валериана, пион, ну и другие травы. И что вы себе думаете? Влила я ему в рот ложку этого, и тут он, вместо того, чтобы стать сонным и спокойным, вдруг как начал бегать, прыгать, всё крушить! Пока я убирала разрушения и приводила всё в порядок, ну и по телефону поболтала слегка, Митя исчез. Ищу-ищу – нет ребёнка. Вхожу в детскую – и тут в меня полетели игрушки откуда-то сверху. Гляжу – мой мальчик на шкафу, натащил туда игрушек и швыряет их в меня! А впритык к шкафу – стол, на нём стул, на нём табуретка, на ней скамейка, целая баррикада! Вот залез-то!
Блондинка засмеялась. Алёна тоже улыбнулась, и спросила:
– Он заикаится?
– Уже нет, – ответила блондинка.
– А моя тоже вот, – сказала Алёна. – Ничего не ест, нет аппетита. А готовлю я хорошо. И даже «Агушу» игнорирует. Трудно с кормёжкой, но я придумала ход. Моя западает на слово «полезно». Ей отец что-то про пользу рассказал очень образно, и ей теперь, если скажешь – «это полезно», ест. Раз как-то отправила я её в ванную руки мыть, вдруг она вылетает с воплями: «Мамочка, там жук, страшный! Убей его!» Захожу – паук. Говорю ей – «Это не жук, солнышко, а паук, его нельзя убивать, он полезный». А она мне: «Я не буду его есть!»
Женщины расхохотались.
А Веснетта подошла к горке, постояла задумчиво. Дети вокруг бегали, прыгали, лазали, съезжали вниз, ползали по ворсистому зелёному настилу. А Веснетта полностью погрузилась в свои ощущения. Она так любила свою маму, она вся была переполнена этой любовью, нежностью, чем-то невыразимо прекрасным, каким-то переливчатым ярким сиянием, оно рвалось из неё наружу, и от этого её маленькое личико с большими глазами – уже не грустными, а счастливыми, – сияло, а кожа светилась! В её светлых лёгких волосах, красиво заплетённых во французскую косичку и украшенных цветочными заколочками, запутались солнечные зайчики. Красная маечка и пышная газовая юбочка придавали ей кукольно-мультяшный вид.
– Ну, тево застыла, статуя сто ли? – спросил мальчик в полосатом костюмчике.
Он с интересом разглядывал Веснетту. Она молча посмотрела на него. Мальчик был очень симпатичный, голубоглазый, с длинными тёмными ресницами. Он ей понравился. Ему было года четыре на вид.
– Бегать не мозесь, сто ли? Тогда ползай, – сказал он.
– Могу, – ответила Веснетта. – И ползать могу. – Плюхнулась на ворсистое покрытие, и поползла.
– Ну ты, челвяк! Смотли, как это делают настоясие удавы! – сказал он, и быстро пополз к качелям.
Червяк с трудом поспевал за удавом.
Потом они качались вместе, и знакомились. Мальчика звали Митя. Он был шустрый и говорливый. Всё время что-то рассказывал.
– Стланные эти взлослые, – говорил он. – Мама лазбила вазу, папа сказал, сто это к стястью посуда когда лазбивается. Когда они усли, я сделал им много стястья, много-много, всё лазбил. Мама плакала, папа селдился. Потиму? Не понял я.
Веснетта подумала, что никогда не стала бы так делать с тарелками и чашками и вазами. Чтобы её мамочка плакала – никогда! Ведь мамочка такая самая-самая лучшая!
И любовь к маме с новой силой нахлынуло на малышку! Веснетта словно растворилась в этом чувстве, в этой охватившей её волне любви и невероятной нежности!
А обе молодые женщины н скамейке увлечённо говорили, поглядывая на детей.
– Моя боится белок, – сетовала Алёна. – Думает, что белка её съест.
– Интересная девочка, – отвечала блондинка. – Белки хищники. Я сама видела, как белка ела воробья. Схватила когтистыми лапками, крепко держала, и ела, начиная с гузки. Воробей висел в её лапах, головой вниз. Вдруг дёрнулся вбок, хотел вырваться. Но не смог.
– Вот не думала. А с виду – такие мелкие симпатичные зверьки, – ответила Алёна.
– Гуляла я с подругой в одном парке, рядом с её домом. Там есть сумасшедшая белка, гоняется за людьми. Мы кормили белок орешками. Пошли. Вдруг на скамейку прыгнула эта. Подруга говорит: «Не подходи, кинь ей орех». Я бросила ей грецкий. Она тут же схватила его цепко, за минуту сгрызла, и вдруг уставилась на меня таким странным взглядом! Лапки в мою сторону тянет и пальцами шевелит, словно притянуть меня к себе хочет. Не орешки просит, нет, другой жест, пугающий. Солнце её ушки так красиво подсвечивает, а глаза – странные, просто жуть. Мы быстро ушли.
В полдень Алёна с дочкой пошли домой. Высокая стройная брюнетка и крохотная светловолосая малышка медленно двигались по солнечной дорожке парка. Девочке пора было обедать и спать. Веснетта устала, она зевала, тёрла кулачками глаза. Алёна подхватила её на руки, и прибавила шагу. Опалённый зноем август был словно огромный костёр, который дымил, угасая.
