Олеся Николаевна Коломеец
Рагнарёк
~
Лети, моя птица, плыви, моя рыба, с обрыва броском, а дальше – на крыльях, по дну да по небу, тебе всё сгодится, плыви, моя рыба, лети, моя птица.
~
Это небо весеннее можно пить маленькими глотками, смаковать, любоваться, любить, растворяться, лететь с облаками. Это небо, как купол над головой, создаётся одним лишь взглядом, хрупкий мир небо держит над головой, отражая огни снарядов.
~
Женщина – небо бездонное, море солёное слёз, матерь, жена, смерти спутница – с сердцем со шрамом заноз. Как умираешь ты, женщина, перерождаясь во тьме, бездну как ты ненасытную носишь, родная, в себе? Где же берёшь эту силушку – мира удерживать стон? Слабая, сильная женщина, мой тебе низкий поклон.
~
Мир погрузился в бездну. Никого в ней не видно, ничего в ней не слышно, только стук палки да бормотания старухи. Той, что уже ничего не боится, и смерти не боится – столько раз глядела ей в глаза. Она ходила в другие миры и приводила оттуда души своих детей и в другие миры их провожала. Войны, катастрофы, несчастья. Сколько вырыто ею могил, сколько на них посажено цветов. Она столько плакала за свою жизнь, что море её слез давно высохло, русла когда-то полноводных рек стали морщинами, избороздили лицо, тело, руки. В её сердце глубоководная впадина, умещающая в себе все вершины мира. Никому не познать этой глубины, никому не достичь её дна, усыпанного звёздами.
Старуха ходит по миру и поёт колыбельные. Я слышу их и плачу.
~
А под рукою лишь чернила с акварелью да холст небес, натянутый над градом вечным, мазками крупными, стежками длинными Творец рисует закатный вечер. И подмастерья зачарованно взирают на извечное творение, Великий Мастер молчалив и вместо слов ученикам дарует умиротворение.
~
Не с раскаяньем, не за прощением, только в точку спирали начала, повзрослевший, прошедший и рай, и ад, спустя тысячелетия печали; без обиды, без сожаления, в те места, где наметился сбой, вновь и вновь проиграв бесконечный миф, возвратился Атлант домой.
~
Становится мир чище, легче, глядишь, мы скоро полетим, тотально новому навстречу, пространство звёзд избороздим. Мы стали легче, стали чище, как лепестки цветущих древ, в обители сей новой жизни звучит весны родной напев.
~
Я думала, они меня держали на привязи, не понимая, что это я их держала, кормила своей агрессией, своей злобою, каждый день им на блюде тьму подавала. А потом сокрушалась, что кругом ад, что погас свет, отыскать всё в себе его пыталась. Только это так не работает, нет, это я – феодал над рабами привязанностей. Это я их держу на цепи в клетках памяти, это я их кормлю со времён незапамятных.
~
Под ногами сухая с трещинами земля (моя Terra incognita), сухоцвет, проползающая змея, сброшенная кожа, неведомым зверем оставленный коготь. Где-то здесь раньше была вода. Как эти земли орошались? Но вода-то давно ушла. Никому нет дела до этого забытого богом места, кроме меня. А уйду и я, так останется просто забытое богом место. Велико наследство! Хотя, если посмотреть, из когтя получится неплохой амулет. Наделить его силой, получить от духов подсказку да на вопрос ответ: как вызывать дождь. И ведь так просто и не уйдешь. Сухой ветер, сухая с трещинами земля. Когда уходит вода, остаётся Terra incognita – другая, забытая часть меня.
~
Сад души
– Почему ты плачешь?
– Потому что мне тяжело перекапывать.
– Зачем ты тогда это делаешь?
– Понимаешь, чтобы взрастить истинного себя нужно расчистить почву внутреннего мира, перекопать её, удобрить, посадить семена, выпалывать сорняки, поливать, а, главное, любить.
– Перекапывать сложнее всего?
– Кому как. Мне сложнее расчищать и перекапывать, кому-то сложнее любить, а кто-то очень усердно старается, но у него даже нет семян. Это непростой процесс.
– Значит, важнее всего семена?
– Всё важно. Пройдёшь долгий путь и вовремя не польёшь – всё засохнет. Не прополешь сорняки – всё зарастёт бурьяном. Посадишь семена груши, ожидая яблок, будешь страдать. Всё важно.
– Я понял! Сад души – это не спелые сочные яблоки, это старание и любовь садовника!
– Сад души – это и старание и любовь садовника, и спелые сочные яблоки, и мозоли от постоянного труда, и солнечный свет, которому подставляешь душу. Всю жизнь ты будешь растить сад своей души: и долгой нескончаемой зимой, пережить которую сложнее всего, и радостной пробуждающейся весной, и жарким летом, и дождливой осенью. И так по кругу, год за годом, пока не соберешь весь свой урожай этой жизни. А потом будут другие жизни, и в каждой из них ты будешь взращивать сад своей души или лавандовое поле своей души. Или виноградники своей души. Но иногда будет и лес. Там ничего взращивать не нужно. Там всё растёт само, ты лишь ходишь, наблюдаешь, помогаешь немного и любишь. Все любят за это лес. И все периодически вознаграждаются лесом.
– А может быть так, что у всех лес? И все ходят, наблюдают и любят?
– Не может. Тогда нам придётся пожертвовать яблоками. Ты можешь себе представить Вселенную без яблок? Вот и я не могу. Поэтому я иногда позволяю себе поплакать, отдыхаю, а потом снова и снова возвращаюсь к своей работе.
– А бывает так, что взращивать сад своей души легко и радостно?
– Конечно, бывает! Ещё как бывает. Кто-то так всю жизнь свой сад и растит, а кто-то понимает это со временем.
– Если ты плачешь, значит ты этого ещё не понял?
– Понять-то понял, просто ещё не научился. Знаешь, во Вселенной с яблоками всему нужно учиться.
~
Кому-то на Бельтайн нужны свечи и костры, а мне достаточно весенней грозы, разрезающих небо всполохов молний Перуна, рисующего рунами. Небо в грозу – обитель стихий, соединяясь с ними с земли, пишу стихи, пью на кухне липовый чай, встречаю цветущий май. Мои обряды – сама жизнь: широкой рекой текущая мысль, цветеньем пропитанный воздух густой и после грозы штиль и покой.
~
Столько жизней откладывать на потом, но в этой уже невозможно, осторожно, ступая по весеннему льду, иду, как снежная кошка. Мягким шагом, минуя миры, времена, без гарантий, брони, защиты, всем нутром хищник чует добычу свою, полагаясь на девять жизней.
~
Все цвета мои. Никакие не уберу с палитры. Буду наносить рядом, мешать, иногда по настроению монохром, холст не поле битвы. Все эти суеверия о несовместимости, все эти догмы правильного цвета, отберите кисть, отберите холст, в голове нарисую лето. Нарисую море, созвездия, мир, я выбираю сюжет, все цвета мои.
~
Бусина на нить нанизывается проворно, бусина красна, нить цвета крыла ворона. Мала на белом рушнике испокон веков плетётся руками старухи, старшей, повидавшей и войны, и голод, и разруху. Старуха наговаривает, причитает, каждую бусину поименно называет. Сильна мала единством, сильна одной молитвой, проклятием становится единых в страшной битве. Рассыпался да по полу старухи труд усердный, собрать ли во единое раздробленное сердце?
~
Поборовший страх уязвим, наг, открыт всем ветрам и тем силён, пропуская сквозь себя поток, сносящий на своём пути всё. Ты тоже думаешь, что устоишь? Мы так наивно просты, так почему ж перед чудом выставляем щиты? Поборовший страх готов ко всему: к чуду, к смерти, к встрече с Богом лицом к лицу. В уязвимости силу признавший – живой, в латах страха мертвы мы своею душой.
~
А волна-то мощна, ой мощна, память пересобирает, в крови стучит, в кости отзывается, спрашивает: ты чей будешь? А ведь кому-то и ответить нечего. Не знают кто они, чьих будут. Ни рода, ни племени, только цацки да побрякушки из пластмассы, без рода, без племени серая масса. И ничьих волна смывает с земли, что неудержимо вертится, перед этой волной, не имея корней, нынче никто не удержится. Я называю род отца, называю род мужа, и волна отступает назад, обдавая смертельной стужей.
~
Самый большой страх духовного развития – это страх закрытой двери, за которой ты вообще не имеешь представления что увидишь. Пока откроешь эту дверь, будешь торговаться сам с собой миллион раз, откладывать на попозже, на следующий день, на послезавтра, делать вид, что никакой двери не существует, что у тебя нет ключей, что открыть её можно только за большие деньги. Самое смешное, что там за закрытой дверью нет ничего сложного и непосильного. Что-то типа неубранной комнаты, в которой только и нужно, что расставить всё по своим местам, протереть пыль и пол да постирать штору. Хорошо, ещё помыть окна. Но это точно не та работа, которую стоит откладывать на года. Я столько раз открывала эту дверь, но каждый раз боюсь как в первый. Думаю, а вдруг там не комната, а стадион! Но там всегда комната.
