Олег Сухонин
Фарфоровый чайник в небе
Всю ночь мне снились кошмары. Урки, опаивающие меня в поезде водкой и с приставленным к горлу ножом шарящие по моим карманам. Тараканов, хватающий за лобки одновременно Чулкову и женщину, похожую на Водянову. Влад Покров, занимающийся сексом с оленями. Поддонов, голый и пьяный, с крыши отеля грозящий кукишами московскому Кремлю. И, наконец, сам я, лежащий в Мавзолее вместо Ленина, и шагающие надо мной строем все десять кукол обоего пола с эрегированными членами и разверзнутыми влагалищами! И вот проходящая надо мной Kendra Lust вдруг приостановилась и со всего маху плюхнулась на меня. Во мне будто что-то хрустнуло, и я проснулся.
«Денег нет, но вы держитесь»
Утром вставал я довольно тяжело, но несколько лучше, чем мог ожидать. Куклы по-прежнему были все на своих местах, и Kendra Lust, по-видимому, наяву на меня всё-таки не садилась.
Я принял душ, умылся. На барной стойке по-прежнему стояла початая бутылка коньяка и остатки фруктов. Я выпил рюмку, закусил долькой лимона и грушей, собрал жалкие остатки денег, взял ключ и отправился на завтрак. Заперев дверь, поднялся по полулестнице на второй этаж комплекса и проделал долгий путь от макушки до основания ствола «Древа Хитрово».
В ресторане я увидел завтракающих за одним столом Влада Покрова со своей как всегда эффектной коллегой и Евгения Витольдовича Тараканова, но без помощницы.
– Где ваша очаровательная спутница? – спросил я его.
– Она сегодня решила пропустить мероприятия форума, отдыхает в гостинице, где мы поселились неподалёку, – потупив глаза ответил Тараканов. – А у меня сегодня запланировано выступление на одном из мероприятий.
Завтрак их был очень обилен, так как они по-прежнему расплачивались спонсорскими картами. У меня же деньги почти кончились, так что мне пришлось довольствоваться лишь омлетом, парой бутербродов и чашкой чая – это всё, на что у меня хватило.
– Вчера вы были очень фамильярны с красавицей, похожей на Наталью Водянову. Ваша помощница могла обидеться, – решил поддеть я Тараканова.
– Это не ваше дело, – резко ответил он.
– Скорее обиделся спутник «Водяновой», – поддержал меня на этот раз Влад Покров. – Он вас, кажется, вчера немножко помутузил, Евгений Витольдович?
– Вы, журналисты, любите всегда всё приврать! – ещё больше озлился Тараканов. – Вот вы, товарищ Скромный, вчера и панельную дискуссию пытались повернуть не в ту сторону! И сегодня с самого утра наводите инсинуации на чиновников!
– В какую – не в ту? – обиделся я. – Орловские коллеги поймали представителя власти на откровенной безграмотности и вчера просто напомнили об этом. Так о каких же горизонтах доверия с прессой можно было говорить, когда одна из сторон – в данном случае власть – изначально играет краплёными картами?
– Это могла быть не безграмотность, а простая ошибка! – сказал мне Тараканов. – Какой-нибудь малообразованный референт написал губернатору глупый текст, а тот его озвучил. Только и всего.
– У меня тогда к вам два вопроса, – вцепился я в Евгения Витольдовича. – Первый: если необразованный помощник написал губернатору глупый текст, то зачем умный губернатор принародно озвучил эту ахинею? Значит, он и сам не умнее своего глупого помощника. И второй: а кто брал на работу этого малообразованного референта? Ответьте!
Тараканов на минуту задумался, икнул и произнёс:
– Меня самого на работу брали потому, что у меня большой опыт и хорошие объективки. Но я вчера говорил в своём выступлении и сегодня готов повторить, что журналисты, критикуя ошибки других, не должны ставить себя над ситуацией, выше всех. Вы что ли, Игорь, безгрешны и никогда не ошибались?
– Конечно, ошибался, и не раз, – ответил я и поведал собеседникам следующую историю.
Как-то раз в американском Ванкувере, что в штате Вашингтон на самом северо-западе Америки, мне довелось освещать торжества, посвящённые семидесятилетию перелёта Валерия Чкалова через Северный полюс. Туда по этому случаю с родины лётчика приехала внушительная нижегородская делегация. Торжества в честь юбилея перелёта Чкалова, Байдукова и Белякова через полюс в США приурочили к национальному празднику – Дню независимости. В тот день все американцы от мала до велика высыпали на улицы на праздничные шествия. Так как времени на подготовку материалов у меня было мало, я воспользовался этим праздником, чтобы во время процессий насобирать у жителей Ванкувера и Портленда (в соседнем штате Орегон) различных семейных историй и воспоминаний о тех чкаловских мгновениях в Америке. В результате этих опросов в опубликованных мною статьях «Русский герой американского Ванкувера» появился следующий фрагмент:
«Многие ванкуверцы во время встреч делились со мной семейными историями, связанными с именем Чкалова. Очевидец прилёта Чкалова в Ванкувер в 1937-м году Том Гормли вспомнил, как он – тогда девятнадцатилетний парень – рванул на велосипеде на аэродром, услышав, что русские лётчики приземлились именно здесь:
– Это было грандиозное событие, – рассказал Том, – мы были изумлены, что ваши лётчики преодолели без посадки такое огромное расстояние. Даже сейчас, спустя семьдесят лет, Чкалов поражает нас силой духа, упорством и героизмом.
Другому ванкуверцу – Лайалу Брэдфору – Чкалов дорог ещё и тем, что именно во время того прилёта на аэродроме познакомились его будущие родители – мать с отцом. А ещё одна местная жительница Наташа Черкес рассказала, что именно её мама Надежда Семёновна была переводчицей у русских лётчиков во время их пребывания в Ванкувере».
Эти факты я не выдумал, их действительно рассказали мне сами жители Америки. Каково же было моё удивление, когда потом я узнал, что американцы, обсуждая мои статьи, писали в интернете: «Русская пресса ошиблась, мама Натальи Черкес не была переводчицей у экипажа. В день прилёта русских лётчиков у неё был назначен банальный визит к дантисту. Так что мама Наташи увидела их потом на параде и кричала им из толпы на русском языке: «Привет лётчикам из России!» Они заметили её и улыбнулись))».
– Да! – говорил я Тараканову с Покровом. – Это была действительно моя профессиональная ошибка. Но у меня не было ни малейшей возможности в чужой стране за короткое время скрупулёзно проверить эти поведанные мне самими американцами истории, и помощников у меня для этого тоже не было. И в одном из трёх приведённых мною фактов я, действительно, лажанулся, поверив людям на слово, и тем самым ввёл в заблуждение читателей. Я это признаю – получается, что я непреднамеренно соврал. Но зато я не выставлял себя откровенным идиотом, повторяющим или озвучивающим глупости, написанные недалёкими подчинёнными, как это делают сегодня некоторые облечённые властью чиновники. Я ошибся – и честно признался в этом, в отличие от тех, кто сплошь и рядом не хотят признавать свои ошибки и идут в несознанку до последнего! – стал заводиться я и, резко взглянув прямо в глаза Тараканову, неожиданно спросил его: – А где, кстати, сегодня ваша помощница, с которой вы приехали сюда работать в командировку за бюджетный счёт? Ска́жете, выступления вам пишет?
Тараканов, выронив вилку, смотрел на меня с открытым ртом. Но тут Влад Покров неожиданно для меня снова вступился за него и, как мне показалось, заодно и за свою эффектную коллегу:
– Ты ничего не понимаешь, Игорь, и смешал в одно мух с котлетами! – На его котлету в тарелке в этот момент действительно села муха. – Мы сюда приехали делиться опытом, а не ловлей блох заниматься. Ты знаешь, к примеру, что для народов Севера значит день кита или день моржа? Да откуда тебе это знать! А ты берёшься судить-рядить обо всём.
– А знаешь, как трудно соврать про Чкалова? – вконец разозлился я. – А я ведь даже стихи про него сочинил и прочитал в Ванкувере американцам!
Тут я встал со стула и, крутя перед всеми тремя своими сотрапезниками кулаком на согнутой на уровне пояса в локте руке, зычно продекламировал:
– Зрелища для нас важнее хлеба,
Нам дай гордость ощутить в груди –
Чкалов самолётом режет небо,
У него пропеллер впереди!
И вышел из ресторана совершенно разозлённым: «Вот, – думаю, – сидят, жируют здесь за деньги спонсоров и учат меня жить – меня, который ест за свои кровные, которых, кстати, у меня совсем не осталось… Это называется – “денег нет, но вы держитесь!”».
Тут я совсем расстроился, потому что за день промотал взятые в долг двенадцать тысяч, которые мне ещё придётся отдавать по приезду домой. А здесь уже жить не на что, и Тараканов с Покровом мне теперь точно взаймы не дадут…
И вот в таком настроении проходя мимо комнаты проката, я тупо уставился на расставленные там теннисные и бадминтонные ракетки, мячи и музыкальные инструменты. Скорее всего от безысходности меня вдруг посетила интересная мысль: увидев гитары, я отчего-то вспомнил Пашку Плана, поющего у вокзала в Ульяновске.
«А что, если…?» – подумал я, попросил у прокатчика выдать на моё имя гитару для репетиций (мне дали болгарский «Орфей»), немедленно вышел с ней из отеля, дождался ближайшего шаттла и снова отправился в Ульяновск.
Выручили Paul McCartney & Robert Smith
Пока ехал в автобусе, подстроил гитару. Вышел на набережной, где, как мне сказали вчера у вокзала местные шансонье, больше подают.
Народу в это время на набережной было немного, из музыкантов я и вовсе пока был один. Нашёл у скамейки пустую картонную коробку, поставил её перед собой и начал музицировать.
Памятуя, что нахожусь на родине Ленина, начал с песни «И вновь продолжается бой» – там, где дальше идёт «и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Никто из прохожих даже копейки не бросил, мне показалось, что на меня смотрели как на придурка.
Тогда я решил сменить репертуар и спел две песни из Юрия Антонова – «Море, море» и «Мечты сбываются». Пятеро прохожих насыпали мне в коробку немного мелочи и бросили пару бумажек – всего не более двухсот рублей.
«Полный провал моего безнадёжного предприятия, – с горечью подумал я. – Пора сматывать удочки, возвращаться в отель и униженно просить денег у Тараканова и Покрова».
И тут меня осенило! Пашка План зарабатывал здесь, исполняя песни протеста из «Гражданской обороны». А у меня были такие и свои, написанные в пору игры в ансамбле! Почему бы не попробовать? И я решил начать с «Детей горбатых», подражая экспрессивной манере Юрия Шевчука.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ДЕТИ ГОРБАТЫХ»
Снова на улицах гул – то ли смех, то ли плач.
Время стирает минуты – упрямый палач!
Ломится в окна назойливый шум площадей,
Негде укрыться от толп ненасытных людей.
Девочки, милые! Ой вы, красавицы!
Мы с вами связаны тысячью нитей!
В ваших глазах по ночам отражаемся,
Спаяны жаждой совместных открытий!
Мальчики, мальчики! Ой вы, хорошие!
С детства вас ждёт педагога рука,
Чтоб научить, кому хлопать в ладоши,
И дальше всю жизнь – от звонка до звонка.
Кто мы? Зачем мы? Нас не спросили,
За уши в мир без спроса втянули.
Нам подарили имя, фамилию,
Номер присвоили, в паспорт впихнули.
Нас приучали кивать головами
Мутным потокам начальственных слов,
Делая с детства тупыми рабами
Тех, кто согласны на долю рабов!
Наших отцов постигла расплата –
Жалкая участь разинутых ртов:
Были стройны – стали горбаты!
И наплодили новых горбов!
Стройтесь в колонны, Дети Горбатых!
Уши развесьте для ласковых слов!
Спины сильней качайте, ребята,
Крепкие спины – для новых горбов!
Незнакомая доселе ульяновцам песня была встречена доброжелательно: в коробку мне накидали сразу рублей пятьсот.
Я немного воспрял духом, но денег всё равно было до отчаянья мало. Но я решил продолжить «песни протеста», тем более у меня была ещё одна. Её я исполнил, подражая манере Peter Gabriel с присущими ему завываньями.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «КСАНФУ»
Я смотрю на наёмную гвардию –
Васильки правосудия.
Вы – почти как швейцарцы
Или швейцары?
В бронежилетах танец с лопатами
«Эй, дубинушка, ухнем по головам!»
Домой, любовь моя!
Весна нас поманит ветвями деревьев,
Но осень будет стучать топорами.
И если сегодня назвали свиньёй,
То завтра начнут кормить желудями!
Старые праздники
В прорубях долгой зимы.
Где вы, проказники,
Узники русской тюрьмы?
Не пытайся попасть в струю –
Следи за назойливой мухой:
Там ажурная пена или липкая лента?
Эй, «космонавты», парни с лопатами,
Как нам забыть эту кровь на асфальте?
Домой, любовь моя!
Мы будем читать о спокойствии улиц,
Но это спокойствие станет цепями,
Ведь если сегодня назвали свиньёй,
То завтра начнут кормить желудями.
Я тоже умею играть в слова,
Но гораздо сложнее быть многостаночником.
Ты хочешь работать своим языком,
А чтоб я на тебя своим позвоночником?
Хватит спорить о жестах рук,
Два пальца в рот – и хлещи как попало!
Ты думал – случайность, но это не вдруг,
Ведь я так и метил на твоё покрывало!
Выпей море, Ксанф!
Вокруг меня стали собираться люди, некоторые даже аплодировали. В моей коробке прибавилось ещё тысячи полторы, значит – всего уже больше двух, но до желаемой суммы мне всё равно было ещё очень далеко.
Я решил немного передохнуть, тем более, что собственных «песен протеста» у меня больше не было. Сел на скамейку – люди вокруг меня стали расходиться. Долго петь я здесь не мог – мне нужно было, как я обещал Валентине Ивановне Матрёновой, вернуться в «Древо Хитрово» на вечер презентации регионов.
И тут мне помог случай.
Ко мне подошли курившие до этого в сторонке двое то ли англичан, то ли шотландцев – в общем, британцы. Оба были одеты в клетчатые твидовые пиджаки и клетчатые же брюки. Это явно были туристы с теплохода, и мне чрезвычайно повезло, что они были изрядно подшофе. Обоим было лет под шестьдесят, их дублёные лица были бордо́вы.
Первый, что повыше, спросил меня, могу ли я спеть ему «Yesterday» The Beatles? В своё время я разучил всего пять песен на английском, и одной из них была именно «Yesterday». Я с удовольствием спел её, стараясь до тонкостей во всём копировать Paul McCartney. Британец похлопал в ладоши, удовлетворённо причмокнул, достал из кармана и положил мне в коробку… сто евро одной бумажкой! Я немедленно схватил её и сунул в карман.
Другой, что потолще, желая не отставать от приятеля, попросил меня исполнить ему «The Love Cats» The Cure. Вы не поверите, но из пяти песен, которые я мог спеть по-английски, одной была именно эта: она нравилась всей нашей группе «Система шумоподавления», и именно с неё мы обычно начинали все наши репетиции, что называется, для разогрева. Это было самым невероятным во всей случившейся со мной истории: из огромнейшего многообразия англоязычных песен британские туристы попросили меня исполнить именно те, которые я знал. Кроме них в моём репертуаре были только ещё пара вещей из The Doors и «Rainbow Country» Bob Marley. Это было самое настоящее чудо!
Я с превеликим удовольствием спел ему «The Love Cats», стараясь во всём до тонкостей подражать Robert Smith. Второй британец также театрально похлопал мне и по примеру приятеля сунул в руку ещё одну купюру в сто евро. Я раскланялся, поблагодарил их, сгрёб из коробки рублёвые бумажки и немедленно пошёл прочь.
В ближайшем обменнике я поменял двести евро на рубли и сразу же почувствовал себя богатым настолько, насколько чувствует себя европеец в России.
Помня о том, что в «Древе Хитрово» для людей без спонсорских карт всё очень дорого, я зашёл в ближайшее кафе на набережной, и так как утром мой завтрак был довольно скромен, от пуза пообедал. Пока ел, наблюдал из окна, как на набережную подтянулся Пашка План. Но британских туристов он не заинтересовал, а местным жителям уже изрядно поднадоел.
После обеда я прогулялся по набережной, послушал ульяновских уличных музыкантов, самодовольно отметив для себя, что сколько сегодня заработал я – им не светит. Потом дождался ближайшего шаттла и вернулся в гостиницу на фестиваль, едва успев к уже начинавшейся презентации регионов.
И сердце словно маятник…
Уже на входе в отель Матрёнова встретила меня истошными воплями:
– Игорь, где вы прячетесь? Я вас полдня ищу – все нервы измотала! Вы забыли, что у нас сегодня презентация?
– Почему забыл? – оправдывался я. – Видите – гитару в прокате брал для репетиций. Не мог же я на ней играть в отеле во время конференций, поэтому и выходил на пленэр.
Валентина Ивановна немного успокоилась:
– Тогда пойдёмте – наши уже все в сборе, искали только вас.
Когда мы вошли в концертный зал, он действительно был уже на две трети полон. Нижегородцы сидели кучкой – редакторши газет и парни-информационщики были при параде, Матрёнова – одета как концертная дива, я на этом фоне выглядел обычным парнем с гитарой, но для нынешнего действа этот образ мне вполне подходил. Тараканов с помощницей были в официальных костюмах, но они в нашей презентации и не участвовали.
Я огляделся вокруг. Сразу бросилась в глаза красавица, похожая на Наталью Водянову, со своим одетым в золото важным дядькой. Увидел и большую группу представителей народов Севера во главе с Владом Покровом, помахал ему рукой – он ответил мне благосклонно.
Мы с коллегами ещё раз быстро проговорили сценарий нашего выступления, и презентация регионов началась.
Заключалась она в том, что каждый участвовавший в фестивале регион рассказывал о состоянии и жизни своей местной прессы, а затем шли музыкальные номера.
Наша очередь была пятой, и я изрядно разволновался, когда увидел, как солидно презентовал состояние медиа в своей республике Татарстан – господдержка местной прессы там была явно существеннее, чем в Нижегородской области, и как мощно с музыкальной точки зрения выступил Краснодарский край: мне показалось, что половина из вышедших на сцену тамошних журналистов по совместительству были солистами Кубанского казачьего хора или наоборот. Впрочем, у нас в России, куда ни ткни – кругом сплошные подставы да симулякры. Тем не менее выступление краснодарцев сопровождалось настоящими овациями.
Но вот пришла очередь нашей области, и мы всемером, кроме Тараканова и его секретарши, поднялись на сцену.
Надо отдать должное Валентине Ивановне Матрёновой – презентацию о состоянии прессы в регионе она провела профессионально и обстоятельно, представив общую медиа-карту наличия СМИ вплоть до каждого района области и сопровождая всё это многочисленными слайдами. Выглядело это солидно.
Затем началась музыкальная часть нашего выступления. Я с гитарой выдвинулся вперёд, и под мой аккомпанемент Матрёнова и три её подружки-редакторши исполнили «Сормовскую лирическую». Пели они очень душевно, и на словах «Но девушки краше, чем в Сормове нашем, ему никогда и нигде не найти» я, засмотревшись на сидевшую в зале красавицу, похожую на Наталью Водянову, подумал: как же прав был Евгений Долматовский, сочиняя эти стихи. Правда, тут же вспомнил, что настоящая Водянова – родом не из Сормова, а с Автозавода.
После наших дружных женщин на сцену вышли друзья-информационщики: они исполнили любимую песню нижегородских губернаторов Ивана Склярова и Валерия Шанцева «В Нижний Новгород – это значит домой» в стиле рэп с использованием губной гармошки. Получилось весьма нетрадиционно и очень даже недурственно. Во всяком случае, в зале хлопали.
Потом настала моя очередь, и я начал со своей песни «Волжский блюз», на которую в своё время снял видеоклип.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ВОЛЖСКИЙ БЛЮЗ»
Лучше в мире нету вида,
Чем из моего окна:
Пусть площадь Красную не видно,
Зато и Волга, и Ока,
Сливаясь вместе на просторе,
Утекают дальше в море,
А я любуюсь свысока,
Как отражают облака
Волга с Окою!
А ещё колокола
Поют в любое время года,
И золотятся купола
От заката до восхода,
И льётся дивный перезвон
С берегов со всех сторон
Над Волгой с Окою!
А когда растают льды,
Приплывают теплоходы,
Возникая из воды.
Им даже тесны эти воды!
И «Прощанием славянки»
Меня будят спозаранку
Над Волгой с Окою!
Ошалев от красоты такой,
Застыли намертво мосты
Между небом и водой,
Став частью этой красоты.
А как стемнеет вечерами
Загораются огнями
Волга с Окою!
Говорят, что в целом мире
Нет красивее России.
Не скажу за всю Россию,
Но на Стрелку брошу взгляд:
Мосты и купола, и теплоходы,
И огни горят –
И верно правду говорят,
Что в целом мире нет красивей,
Нет красивей, чем в России
Волга с Окою!
Зал встретил мою песню очень тепло – хлопали, свистели, кричали «бис».
У меня было, что спеть по этому случаю, и я исполнил ещё один свой шлягер о Нижнем Новгороде.
Игорь (Гоша) СКРОМНЫЙ исполняет свою песню «ЛУННЫМИ ДОРОГАМИ»
Лунными дорогами
Мы побежим с тобой в Весну.
Не смотри так строго
И не прячь веснушки на носу.
У Весны есть тайны,
И мы их ждём заранее,
И вовсе не случайно
Ходим на свидания
Весной!
Я иду по улицам,
Всматриваюсь в лица.
Что же в нашем городе
Конной нет милиции –
Лошади и пони
И фургоны разрисованы,
Можно без погони
Было б пьяных арестовывать
Весной!
А ты сказала: «Были б крылья,
В небе я б летала!»,
И мы с тобой бежим гулять
К памятнику Чкалова –
Волга разливается
И сердце словно маятник!
Как наверно здорово
Залезть на этот памятник
Весной!
Тут уже был настоящий фурор! Круче аплодировали только краснодарцам, но от них и выступал целый хор.
Вся наша делегация пожимала мне руки, Матрёнова от души расцеловала меня в обе щеки. Помощница Тараканова с интересом посматривала на меня. Я чувствовал себя настоящей поп-звездой и с изрядной долей тщеславия покосился на «Водянову», но она была равнодушна к моему успеху, по-прежнему держа под руку своего папика. «Да и хрен с тобой», – подумал я, продолжая наслаждаться восхищением коллег. Они нравились мне всё больше и больше.
После нас было ещё несколько шаблонно-канцелярских презентаций других регионов, неожиданно серо выступила Москва, а откровенный провал был разве что у народов Севера. Видимо, позавидовав моему успеху, решился спеть и сам Влад Покров. Но голос у него был не поставленный, в ноты он не попадал, и организаторы, чтобы хоть как-то сгладить конфуз, списали всё на особенности горлового пения коренных народов. Но все всё поняли. Влад Покров спускался со сцены багровым от стыда, но зал решил и его благодушно поддержать аплодисментами. Я хлопал в ладоши, пожалуй, громче всех.
После этого было награждение – наша область заняла второе место. Матрёновой на сцене вручили серебряную статуэтку, она была счастлива словно школьница.
Потом все перешли в ресторан, где начался общий банкет. Звучали поздравления, тосты, алаверды, все много выпивали и обильно закусывали.
Как один из героев сцены я был в центре общего внимания и упивался славой, неся повышенную нагрузку на печень. Чокнуться и выпить со мной подходили многие – и Поддонов, и Покров с народами Севера, и три раза Матрёнова, и редакторши районных газет, и парни-информационщики – «за общий успех», и даже папик «Водяновой» под руку со своей красавицей (Тараканов в этот момент предусмотрительно отошёл в сторону, чтобы не попадаться ему на глаза). Лишь она одна по-прежнему излучала на меня холод показного равнодушия.
Это ранило моё самолюбие, и я стал искать глазами Эльвиру. Уже изрядно набравшись, я всё-таки сумел вспомнить, что у неё сегодня пересменок, и появится она только завтра.
Тогда я решил пойти спать. Но так как поступь моя была уже нетверда, добирался до своего логова я довольно долго. Честно признаться, не сразу его и отыскал.
Но вот, наконец, она – заветная дверь, я произнёс было «Сезам откройся», но тут же вспомнил, что нужен ключ, нащупал его в кармане, вставил в замочную скважину, повернул – и вот я «дома».
