Перекусив, я решил было осмотреться на рабочих мероприятиях самого фестиваля – ведь о чём-то предстояло «отписываться» в статьях по возвращении домой. Но как только внимательнее просмотрел программу: пленарное заседание «Формула доверия к власти», панельная дискуссия «Современная российская журналистика: вопросы и ответы», круглый стол «Власть – Общество – СМИ: совершенствование форм взаимодействия в информационном пространстве» и тому подобное – так сразу потерял всякий интерес к происходящему.
Как журналисту мне на протяжении нескольких лет приходилось часто участвовать в подобных конференциях – в Москве, в Дагомысе и на теплоходах, перевозивших фестивальную журналистскую тусовку из столицы до Нижнего Новгорода. И всякий раз это неизменно выливалось в тягучее пустословие и муторную болтологию, переливание из пустого в порожнее, где конечным смыслом всех этих скучных «панельных дискуссий» и «круглых столов» было примитивное ожидание (под имитацию обсуждения серьёзных тем) вечерних приёмов и банкетов с халявной и обильной выпивкой и пышными закусками.
В названиях всех этих мероприятий ежегодно менялись местами одни и те же слова – власть, СМИ, общество, журналистика, пути развития, информационное пространство, формы взаимодействия и так до бесконечности. Но неизменными оставались формализм, лицемерие и фальшь записных чиновников от журналистики и прикормленных пропагандистов, которые даже сами себя в курилках иначе как «пропагандонами» и не называли.
И ещё неизменным атрибутом всех этих тусовок был извечный мэтр отечественной журналистики Всеволод Поддонов. Этот персонаж являл собой ярко выраженное раздвоение личности. С утра он садился в президиуме за один стол с важными высокопоставленными чиновниками, как мантру талдычил одни и те же тезисы о необходимости вырабатывать формулу доверия, развивать диалог и укреплять позитивное взаимодействие между прессой и властью (переводя на обычный язык – элементарно клянчил деньги на деятельность возглавляемой им журналистской организации), в обед – он крепко принимал на грудь, так что его помощницы с криками «Всеволод пьян, у него язык не ворочается!» искали ему замену среди его замов для проведения запланированных с его участием мероприятий. К вечеру же, совсем набравшись и отбросив все условности, Поддонов напрямую называл журналистику второй древнейшей профессией, продажной проституткой, кричал, что журналисты сами «просрали и загубили профессию», поскольку на корню продались власти и бизнесу и довели дело до того, что статус профессии журналиста упал до нуля, потеряв всякое уважение в порядочном обществе.
Как в одном человеке уживались два диаметрально противоположных мнения? Когда он был честным перед собой и окружающими – утром или вечером? Ответ на эти вопросы лежал на поверхности: что у трезвого на уме – то у пьяного на языке. Поначалу эти перевоплощения Поддонова несколько удивляли, затем банально раздражали, а потом все с этим как-то свыклись, стали воспринимать его метания как неизбежную декорацию и специфические правила игры, присущие подобного рода журналистским тусовкам на просторах родной Ойкумены. Но деньги ему исправно выделять продолжали.
Выбрать в первый день фестиваля мероприятие по своему вкусу мне помогла неожиданная встреча – я даже ощутил себя провидцем. Когда, отклоняя недвусмысленное приглашение геев из информагентств разместиться у них в номере, я соврал им, что встретил здесь старого приятеля, то и думать не мог, что действительно увижу здесь Влада Покрова.
С Владом мы были знакомы ещё со студенческой скамьи, несколько лет вместе работали на Нижегородском телевидении. Потом он недолго был собкором ВГТРК по нашей области, но что-то у него там не срослось. А тут как раз на Чукотке губернатором избрали Романа Абрамовича, и так как в его предвыборной кампании активно участвовали нижегородцы во главе с Сергеем Капковым, то и Влад в составе большого десанта нижегородских журналистов отправился работать туда «за большой деньго́й». Там у него вместе с зарплатой и северным стажем дела пошли резко в гору, так что по линии СМИ он даже выбился в большие чукотские начальники, и на всероссийский фестиваль в Ульяновск приехал как представитель журналистов народов Севера.
Влад Покров со студенчества был склонен к экстравагантности и эпатажу, мог прийти на любой экзамен в университете – хоть по древнегреческому или латыни, хоть по истории КПСС – в солдатской гимнастерке и кирзовых сапогах. И когда я неожиданно столкнулся с ним в фойе перед конференц-залом, вместо приветствия у меня вырвалось только: «Ба, Владик! А поцелуй меня в задик!»
Окружающие все как один с интересом повернулись в нашу сторону, ожидая немедленного исполнения моих желаний либо резкого отпора, но были разочарованы – их глазам предстала банальная встреча старых приятелей.
Влад не стал делать того, о чём я его просил. Да с моей стороны это была и не просьба, а лишь своеобразное приветствие – намёк на давнюю историю, которую Покров сам не раз вспоминал в студенческие годы.
Тогда многие парни приходили учиться в вузы на рабфак сразу после армии. Влад был одним из таких рабфаковцев и долгими вечерами на картошке любил рассказывать молодым соплякам, поступившим в универ после школы, различные случаи из своей армейской жизни. Почти все они касались дедовщины.
Поначалу Влада на службе, как и всех остальных молодых бойцов, то бишь «духов», очень донимали «деды». Один злобный армянин гнобил Покрова тщательнее других. Ежедневно с утра до вечера плац сотрясали его зычные крики: «Рядовой Покров, бегом ко мне!», «Поко́р! Лечь, отжаться!» и всё в таком духе, так что Влад вздрагивал и ёжился от одного только голоса этого «деда». Без рукоприкладства, естественно, тоже не обходилось. Но вот прошли полгода, и Покрова через процедуру определённого количества ударов пряжкой солдатского ремня по солдатской же заднице перевели в «черпаки», иначе – «фазаны». Сразу после этого обряда новоиспечённый «фазан» Покров вышел на плац, подтягивая штаны, и вдруг услышал до боли знакомый голос: «Владик!» Армянин впервые назвал его не по фамилии! «Ну всё, – обрадованно подумал Покров, – кончились мои страдания!» Он мигом обернулся к доселе злобному «деду» и радостно отозвался: «Я!» – «А поцелуй меня в задик! Бегом ко мне!» – продолжил глумиться армянин. Так что легче Покрову стало только когда злобный армянский дед дембельнулся. Вот тогда уже настало время «дедушки Влада».
– Сколько лет, сколько зим! – приветствовал меня Покров. – Ты как тут?
– Да так же, как и ты, – ответил я. – Только ты от народов Севера, а я по-прежнему от народов Поволжья, но зато с приключениями.
Я поведал ему, как по вине попутчиков в поезде остался без денег, документов и телефона. Но Влад сразу засомневался в моих подозрениях:
– Брось ерунду пороть! Если они ехали из заключения, неужели стали бы мараться и позарились бы на твой телефон и мелочёвку? Их же по билетам тут же вычислят, подумай сам! Да и на хрена им нужен твой паспорт? Такие вещи если и берут, то тут же сбрасывают, – со знанием дела разъяснил он мне. – Ты лучше съезди сегодня-завтра на вокзал в полицию – может, кто уже нашёл и принёс твои документы? Так что раньше времени не паникуй!
– Да, но без паспорта меня никуда не селят. Можно я сегодня переночую у тебя в номере?
– Исключено! Как ты себе это представляешь? Я приехал сюда не один – со мной коллега из дальневосточного региона, – кивнул он на стоявшую неподалёку выдающихся форм женщину. – Так сказать, от нашего куста. Поэтому не обессудь, наверняка тебе здесь подыщут что-нибудь. Не может быть, чтобы в таком большом комплексе да не было номеров!
Его намерения и планы стали мне предельно ясны, и больше я не будировал эту тему.
– Куда ты направляешься? – спросил я его. – Может, посидим где-нибудь вечерком? Давно ведь не виделись.
– Да не где-нибудь, а здесь же – в отеле! Вечером будет приём, культурная программа и всё такое, – ответил Покров. – А сейчас мы с коллегой направляемся на панельную дискуссию «Региональная власть и пресса – горизонты доверия». Пойдёшь с нами?
Я ещё раз взглянул на его спутницу, подумал, что в данном конкретном случае логичнее было бы дискутировать об объёмах доверия, но, безусловно, в горизонтальном положении, а вслух произнёс:
– Почему бы и нет? Горизонты так горизонты. Идём!
И мы решительно направились в аудиторию.
Панельная дискуссия начиналась традиционно скучно. Местные чиновники как заведённые сыпали штампами, что «журналист – это особая миссия» и «власть всегда рада любой критике».
Представитель от нижегородской администрации Евгений Витольдович Тараканов (он всё-таки объявился на фестивале) сетовал на то, что «у журналистов есть одно важное преимущество – со стороны раздать всем сестрам по серьгам, дать самую нелицеприятную характеристику работе других людей, и в то же время сами журналисты часто находятся вне критики, ставя себя над ситуацией!»
При этом он отчего-то постоянно смотрел на свою смазливую «помощницу», которая всем своим томным видом показывала, что хочет обратно в постель.
Евгению Витольдовичу вторил и чиновник из Орла: «Все мы сегодня видим, что есть пресса объективная, а есть жёлтая. СМИ должны тщательнее проверять информацию, прежде чем её выдавать, чтобы в погоне за жареным не вводить в заблуждение читателей и общественность».
В зале было кому обидеться на эти слова: сидевшие рядом со мной орловские журналисты тут же припомнили пресс-конференцию губернатора своего региона Вадима Потомского в агентстве ТАСС по поводу установки в Орле памятника Ивану Грозному.
На той пресс-конференции глава целой Орловской области, высокопоставленный чиновник российской действительности XXI века Потомский отправил персонажа отечественной истории XVI века царя Ивана IV из Москвы в Петербург, дословно озвучив следующее: «Иван Грозный однажды произнёс фразу: “Я виновен в смерти своего сына, потому что вовремя не отдал его лекарям“. Он сказал это, когда они ехали по дороге из Москвы в Петербург. Это есть исторический факт, но об этом не рассказывают. Кто не знает своей истории, тот не имеет будущего».
Так как детей ещё в школе учат тому, что Иван Грозный умер в 1584 году, а Санкт-Петербург был основан Петром I только в 1703-м, то есть более чем на сто лет позже смерти кровавого царя, то орловские журналисты тут же задались вопросом: каким образом человек, не обладающий во всей полноте даже базовыми школьными знаниями, может в XXI веке руководить целым регионом? Да ещё и обвинять прессу в публикации непроверенной информации, когда сам публично вводит общественность в заблуждение грубым искажением отечественной истории?
Я решил поддержать коллег и, чтобы вывести дискуссию на более широкие горизонты, предложил собравшимся поговорить об общем низком интеллектуальном уровне нынешней чиновничьей вертикали.
Решив начать издалека, для начала я вспомнил историю времён бывшего губернатора Нижегородской области, ныне покойного Ивана Склярова.
Известно, что в период каждой перевыборной кампании любой губернатор активно объезжает все районы своего региона, встречаясь с избирателями. Иван Петрович Скляров не был в этом плане исключением. И вот как-то в очередной раз с этой целью он направился на юго-запад области в славный город Кулебаки – это 187 километров от Нижнего. Так как губернаторы передвигаются по дорогам на иномарках в сопровождении машин с мигалками, а нас, журналистов, его пресс-служба доставляла к месту действия на простой «газельке», то выезжали на мероприятия мы всегда изрядно загодя. Но в тот раз и это не помогло: мы ещё и до Кулебак-то доехать не успели, а кортеж Склярова с ревущими сиренами обогнал нас – только мы его и видели. Сопровождавший нас пресс-службист Олег Гамов сильно занервничал – в Кулебаках до этого он ни разу не бывал, знал только, что встреча с избирателями состоится в местном доме культуры, но как до него доехать ни он, ни шофёр «Газели» не знали. Мы уже сильно опаздывали и, чтобы не гадать и не плутать по городу, Гамов решил обратиться к первой же встречной группе прохожих. Как назло, в Кулебаках в этот день было подчёркнуто немноголюдно, и первыми, кого мы увидели, была группа из трёх человек: одинаково одетые в телогрейки и резиновые сапоги мужчина в кепке и две женщины в платках не спеша шли по обочине, катя перед собой свои велосипеды. Нагнав их, Гамов высунулся из окна машины и истошно возопил: «Скажите, где у вас тут дом культуры?» Кулебачане ошарашенно задумались, и было видно, что этот вопрос поставил их в тупик. «Губернатор к вам приехал, встречается сегодня с вами в доме культуры, как туда проехать?» – повторил вопрос пресс-службист. «А-а, – зашевелилась мысль в глазах мужика. – А вам в какой дом культуры-то надо – в старый или новый?» Теперь уже настал черёд призадуматься Гамову. Резонно решив, что в старый дом культуры губернатора вряд ли повезут, Олег твёрдо ответил: «В новый!» Кулебачане снова начали совещаться. Время неумолимо текло. «Так, а у нас нового-то дома культуры и нет», – наконец пожал плечами мужик. «Так чего же ты мне тут мозги столько времени …!!!», – не сдержался Гамов. Дорогу они всё же показали – дом культуры оказался за поворотом, буквально в минуте езды.
К чему это я? Да к тому, что от простых кулебачан и не стоит требовать знания или ответов по каждой жизненной ситуации. Они не являются представителями власти, каждый из них не обязан знать, где в городе находится дом культуры, так как сферами их интересов вполне могут быть лишь рюмочная и огород или райпо и баня. А вот губернатор – другое дело, он лицо публичное, носитель власти, и уж если пускается в рассуждения по каким-либо вопросам, то обязательно должен быть в них компетентен и эрудирован.
Тот же покойный и всеми чтимый Иван Петрович Скляров, которого я уже упомянул, как и его более молодой коллега Потомский, неоднократно попадал впросак в присутствии многочисленной прессы, когда брался рассуждать на темы, плохо ему знакомые. Однажды во время международной выставки моды на Нижегородской ярмарке молодая журналистка на телекамеру поинтересовалась у губернатора Склярова, как он относится к Синди Кроуфорд и Клаудии Шиффер, кого из них он предпочитает? Иван Петрович, глубокомысленно закатив глаза и пытаясь напустить на себя вид полнейшей осведомлённости в данном вопросе, на полном серьёзе ответил: «Обе эти фирмы очень солидные, и мы будем сотрудничать с обеими компаниями!» Потом эту плёнку в течении года крутили по многим телеканалам на потеху недоброжелателям Склярова.
Или другой пример. Ещё в бытность Ивана Склярова мэром Нижнего Новгорода он как-то в присутствии прессы принимал у себя в кабинете побратимскую делегацию из Ломбардии, в состав которой входил и художественный руководитель театра Ла Скала Массимо Боджанкино. Приближалась очередная годовщина Александра Сергеевича Пушкина, и итальянцы в рамках культурного сотрудничества предложили поставить у себя на родине с участием артистов нижегородского театра оперу Даргомыжского «Каменный гость» из пушкинского цикла «Маленькие трагедии». «Идея хорошая, – одобрил Скляров. – Но только, когда я видел в прошлый раз эту оперу, там все ходят в камзолах, латах, как лыцари. А это же – Пушкин! Нужно, чтобы артисты были в русских одеждах, чтобы у вас в Италии видели наши рубахи, сарафаны». Итальянский худрук сначала подумал, что его разыгрывают и, вопросительно глядя на сидевшего рядом нижегородского вице-мэра Бориса Духана, промолвил: «Но там же действие происходит в Испании, там Дон Жуан, Донна Анна, Командор, Лепорелло. И – русские костюмы?» – «Да. Пушкин же русский поэт, значит и костюмы должны быть русскими, а иначе зачем?» – настаивал Иван Петрович. Духан, находясь под прицелом телекамер, обхватил голову руками. А Массимо Боджанкино, решив, что ему что-то неправильно перевели, либо нижегородский мэр не читал «Каменного гостя» Пушкина, вышел из кабинета озадаченным. Впрочем, гений Александра Сергеевича всё-таки возобладал для постановщиков над мнением Ивана Петровича, и в итоге Дон Жуан с Командором не поменяли на сцене в Италии шпаги на топоры.
Впрочем, случается, что поверхностное отношение к существу предмета иногда способно приносить сиюминутные выгоды.
Во время губернаторства того же Склярова кто-то из его советников решил, что ежегодный праздник народного промысла «Золотая хохлома» совершенно поблёк красками, превратившись в будничную рутину. Тогда Иван Петрович «вдруг откуда ни возьмись» объявил в 1999 году праздник «Тысячелетия русской ложки», решив отметить его с особенным шиком. Областные историки были сильно озадачены хотя бы уже тем, что самого понятия «русская ложка» вообще не существует в природе. Общее недоумение вылилось в прессу, местные газеты стали писать, что «даже сами чиновники, рьяно поддержавшие губернаторское начинание, не уверены, существовала ли тысячу лет назад Нижегородская губерния, и точно ли этой самой ложке именно тысяча лет. В раскопках ложки встречаются со времен каменного века. Так что предположить, будто наши предки прежде хлебали щи лаптем – никак нельзя. А расписные ложки появились примерно в XIII веке. И эта дата тоже не тянет на тысячелетие». А так как на территории области выпускают ещё ножи и вилки, то раздались предложения отпраздновать и юбилей русской вилки, и дорогого сердцу каждого россиянина гранёного стакана. Всего лишь одна из многих губернаторских идей, а сколько здорового смеха для окружающих!
Я и сам тогда в одном из фельетонов с ехидством отреагировал на попытку на пороге третьего тысячелетия ввести летоисчисление по Склярову, когда чуть ли не четверть населения области по-прежнему ходят в нужники во двор:
Безотлагательно пора
Предать традиции огласке:
Здесь варят щи из топора,
А ложки покрывают краской.
И не накрыться медным тазом
Народу, чей менталитет –
Менять на дню всё по три раза
И ложки красить тыщу лет!
А покрывая краску лаком,
Мечтают до седых волос –
Дожить, когда бежать покакать
Не нужно будет на мороз.
Раз уж на панельной дискуссии возникла тема формулы доверия к власти, то в своём выступлении я припомнил и нашумевшую в своё время в Нижегородской области историю с мэром посёлка Дальнее Константиново. Как-то, напившись пьяным в честь очередного праздника, он не дошёл до рабочего места и справил малую нужду на клумбу перед родной мэрией. А местные папарацци не спали. В другой раз он сделал то же самое, но уже возле почты. А когда его застукали за этим делом в третий раз, то сначала оппозиционная пресса, а затем уже и все жители Дальнего Константинова стали звать его не иначе как «наш вездесущий мэр». Стоит ли говорить, что следующие выборы он проиграл.
– Так что прежде, чем обвинять в необъективности средства массовой информации и журналистов, представителям власти не мешало бы поискать бревно в своём глазу, повторить школьный курс отечественной истории и литературы или хотя бы не ссать на клумбы. Тогда и жители даже самых окраинных Кулебак, может быть, потянутся к очагам культуры, – резюмировал я.
В этот момент, полностью полагаясь на профессиональную солидарность, я искренне был уверен в том, что коллеги поддержат мою точку зрения, и потому заранее благодарно посмотрел на Влада Покрова, взглядом как бы передавая ему эстафету развить мои тезисы.
– Власть очень много делает у нас на Чукотке для того, чтобы люди тянулись к очагам культуры, – начал человек, выбившийся в большие чукотские журналистские начальники. – У нас традиционно отмечаются праздник кита, день охоты на моржа, праздники молодого оленёнка Кильвей и «Встреча солнца», проводятся различные литературные конкурсы и выставки. И всё это благодаря всемерной поддержке администрации Чукотского автономного округа и лично…
Дальше слушать я не мог, со всей очевидностью убедившись в том, что народы Севера и не собираются разделять мою точку зрения, потому что приехали сюда публично льстить своему начальству, используя всероссийскую трибуну.
Ещё раз пристально посмотрев на Покрова, я вспомнил, что, будучи втянут им в панельную дискуссию, до сих пор так и не решил свои личные проблемы – с пропавшими документами, неопределённостью с ночлегом и так и не приступил к обещанным Матрёновой репетициям к завтрашней музыкальной презентации на фестивале. Под монотонный бубнёж Покрова ничего путного мне в голову не приходило, а потому я взял свою сумку и немедленно вышел из аудитории. Для себя я решил, что поступил по-английски, но Тараканов посмотрел мне вслед недобро.