Олег Белоус
В преддверии нулевой мировой войны
Совсем по-другому попаданцы собирались действовать в России. Появление мастерградских стальных, железных и чугунных изделий, новые производства в России неизбежно сделают ненужными десятков тысячи кустарей: кузнецов, оружейников, металлургов и других. Это объективный процесс, связанный с техническим прогрессом. Он уже происходил в истории, известной попаданцам, только растянуто на десятилетия и столетия. Руководство Мастерграда ставило перед собой задачу провести процесс быстро и максимально безболезненно. Ибо вспомогательных и непрофильных производств Мастерграду понадобится столько, что всего городского населения России не хватит для работы на них. Будет желание, безработным не останешься!
Ровно через неделю после ареста Соловьева Александр расписался с Олей. После загса по настоянию новоявленной жены служебный автомобиль (его выделил Изюмов) подъехал к Храму Живоначальной Троицы. Отец Михаил, неформальный глава «попаданческой» церкви, торжественно обвенчал новобрачных. Оттуда они отправились в новый дом. Постановлением Чепанова за выдающиеся заслуги перед городом во время войны с джунгарами Александру выделили квартиру из числа ставших бесхозными. Автомобиль остановился у подъезда, жених, нет, уже муж, вышел. Открыв дверь, подхватил на руки улыбающуюся жену. Легонькая какая, подумал он. Парень был счастлив…
Из особняка Соловьева полицейские вынесли из дома два тяжелых по виду чемодана, на машинах с включенными мигалками доставили в казначейство. По слухам, там было полученное от казахов золото. Затем власти опечатали пустой особняк Соловьева.
***
Ночь укрыла звездным одеялом древний Урал. Жители города попаданцев, конечно, кроме тех, кому по долгу службы или из-за работы в ночную смену пришлось бодрствовать, спали. Казачья ватага, так предпочитал называть собственную банду бежавший из города бывший уголовник по кличке Чумной, ставший атаманом, тоже отошла ко сну. После долгого дневного перехода она встала на ночевку в крохотной деревушке в нескольких конных переходах от Казани. На вершине холма хаотично разбросаны курные избы. Вокруг убогие бревенчатые заборы, подсыхают небрежно разбросанные по территории после недавнего дождя «благоухающие» кучи навоза и золы. Около домов телеги, на них приехала ватага. Деревенские избы семнадцатого века, конечно, не пятизвездочный отель в Турции, но лучше, чем ночевка под открытым небом. После побега из города Сергей Волохов, предпочитавший, чтобы его называли по кличке, полученной в местах, не столь отдаленных, Чумным, «повеселился» на славу. Селения кочевников, на собственную беду проживавших около города попаданцев, он вырезал до последнего человека, не щадя ни малого, ни старого. Добравшись до территории, где проживали русские, он поумерил пыл, но и там отметился грабежом, изнасилованиями и убийствами. Сопротивляться ему не могли. Оружие двадцать первого века давало решающее преимущество над вооруженными холодным оружием и мушкетами с кремневыми пистолями аборигенами. Дойдя до Волги, он собирался спуститься вниз, дальше уйти на Дон, к казакам. А там посмотрим, куда воровской фарт приведет.
В деревне, как водится, вначале выгребли все, представляющее ценность, побили мужиков, пытавшихся отстоять добро, но без злобы, не до смерти. Потаскали девок на сеновал, к вечеру угомонились. В затянутых бычьими пузырями окнах ни огонька. С краю деревни пылает, разгоняя мрак, трещит угольками небольшой костер. Тишина, лишь кричат в лесу, сразу за околицей, неугомонные птахи. Покой ватажников охраняла пара часовых. Один – попаданец, почти четыре месяца тому назад сбежавший из города вместе с Чумным. Второй был из числа принятых в ватагу то ли казаков, то ли гулящих людей. Ночь, скучно. Лишь изредка побрехивают дворняжки, оказавшиеся достаточно умными, чтобы накануне спрятаться и не угодить ватаге под горячую руку. Небо в звездах, но серп луны – узкий, новолуние и почти не дает света. На земле темно. Часовые, позевывая и беседуя, неторопливо вышагивали вокруг дальних изб.
Гулящие люди – вольные люди из низших слоёв общества, свободные от государственных повинностей и живущие работой по найму.
– Как тебе Марфа? – спросил тот, что повыше ростом, и поправил висевшее на плече охотничье ружье.
– Сисястая, добрая девка, и задница ничаво… – с завистью в голосе ответил второй, из местных. Шалые бабенки, из тех, кто вкусно есть и сладко пить любит, а работать нет, прибились за долгое путешествие к ватажникам. Одна из них стала подругой атамана, остальные жили с рядовыми казаками.
Попаданец довольно улыбнулся и подкрутил ус – Марфа его женщина. За время после Переноса большинство ватажников отпустили усы, а многие и бороды. Внешним обликом, если бы не странная для семнадцатого века одежда, они уже никак не отличались от аборигенов.
– Б…ь – выругался ватажник из местных.
– Что там? – лениво поинтересовался первый.
– Да вступил в дерьмо! Разбросали, свиньи! – злобно прошипел собеседник, очищая от налипших нечистот сапог о траву.
Первый задрожал плечами, коротко хохотнул.
– Смотреть под ноги нужно, – наставительно изрек и поглубже запахнул куртку. Стало холодать. Тут же добавил, – пошли, нам еще два часа на стреме быть. Второй кинул на него злобный взгляд, но промолчал.
Зашагали дальше. Туча закрыла луну, стало еще темнее.
– Слушай, а чего ты к нам прибился?
Местный помолчал, вопрос был ему неприятен, но все же ответил.
– Батя у меня стрельцом был. Лавочку держал, тогда жили неплохо. Как царевна Софья править начала, то ни денежным жалованием, ни хлебным не обижала. А как батюшку в карауле воровские люди до смерти убили, хоть волком вой. Три года как минуло. Нас семеро было да мамка. Я старший из мужиков в семье. Как жить? Хоть сам в холопы иди. Прибился к разбойникам, а там… – он досадливо махнул рукой.
– Понятно, – задумчиво протянул первый и пошел вперед. Все произошло, когда они подошли к крайней избе.
Позади раздался невнятный хрип. Звук настолько тихий, что лишь инстинкт бывалого уголовника помог почувствовать неладное. Кровь резко, толчком, ударила в голову. Молниеносно развернувшись, на ходу сбросил ружье с плеча. Товарищ со стрелой в шее, ее острие наполовину вышло с противоположной стороны, тяжело оседал на землю. Приклад стремительно взлетел к плечу, но нажать спусковой крючок он не успел. Словно ниоткуда возник человек с саблей в руке. Взвизгнул над головой клинок. С правого плеча, наискось, развалил урку до пояса. Уже мертвый человек рухнул на окровавленную землю.
Запоздало забрехали уцелевшие собаки, мелодичный свист стрел, и вновь ночная тишина. Из-за облаков выглянул серп луны, высветив убогие избы деревушки. Подчиняясь неслышному приказу, по десятку тени бесшумно, словно волки, подскочили к обеим избам, в которых расположились на ночь ватажники. Действия неизвестных напоминали работу хорошего спецназа из двадцать первого века. Также слаженно и молча. Для безопасности ватажники ночевали компактно, лишь атаман с кралей спали отдельно. Одна изба чуть побогаче, в окнах слюда, другая простая развалюха. Часть нападающих осталась на улице, скинув с плеч массивные мушкеты, нацелили их на выходы и окна, тихо щелкнули курки. Остальные склонилась у дверей. Блеснули кинжалы, просунутые между косяком и дверью, короткая возня, едва слышно скрипнуло. Несколько теней, с кинжалом в одной руке и длинным кремневым пистолетом в другой, одна за другой нырнули вовнутрь. Несколько минут ничего не происходило. Внезапно раздался мучительный крик умирающего человека. Следом деревню разбудили шум борьбы, крики. В доме кипел бой.
Краля – любовница, блатной жаргон.
«Бах, бах!» Почти дуплетом прозвучали из избы. Понеслось! Мужчина с дымящимся обрезом в руке возник в дверном проеме, вскинул оружие.
«Бах, бах» – поприветствовали его мушкетеры, на секунду высветив вырвавшимся из дул пламенем замшелые бревна избы. Две тяжелые мушкетные пули ударили в грудь, мужчину смело назад, внутрь избы, однако за миг до этого он успел вдавить спусковой крючок, на конце ствола расцвел ярко-желтых цветок.
– Аааа! – сдавленный вопль, один из мушкетеров сложился пополам, рухнул на землю. Второй лишь бросил на погибшего или раненного короткий взгляд и склонился над оружием, торопливо перезаряжая.
Сергей Волохов, по кличке Чумной, подскочил с лежащего на полу надувного матраса. На нем он с любовницей Софьей отдыхал после утомительного перехода и стоивших не меньше сил постельных игрищ. Сердце из груди словно выпрыгивало. На улице совершенно точно, только что выстрелили. Пахнуло опасностью, нет, не опасностью – смертельной угрозой. Откуда? Непонятно, но то, что если он ничего не сделает, это гибель, Чумной понял определенно. В избе темно, лунный свет, проникавший в затянутые бычьим пузырем окошки, едва очерчивает русскую печь в углу и скамейки вдоль стен. Чумной сунул руку под лежащую на деревянном полу одежду, вытащил пистолет. Последний магазин уже в рукояти. Патроны, хотя их и взяли много, заканчивались. Бесшумно и мягко, словно большая дикая кошка, подошел к двери, секунду поколебался.
– Что случилось? – позади послышался тихий женский голос.
Чумной обернулся. Так получилось, что банда не только убивала и насиловала, иногда, пусть невольно, приносили свободу узникам. Девушку отбили в одном из нападений на кочевников. Вся ее семья погибла во время набега на деревню под Казанью. Взятую в рабство девушку использовали как служанку и наложницу. После освобождения идти было некуда, и она прибилась к спасителям. Молодая, всего шестнадцать лет, девушка была хороша собой и, если бы не цинизм прожившего почти сорок лет бывалого уголовника, он мог считать, что любит ее.
– Стреляли… – Чумной помедлил, – сейчас посмотрю. Мужчина осторожно нажал на дверь. Тихо скрипнув, она приоткрылась. Обе избушки, в которых ночевали остальные ватажники, как на ладони. Оттуда доносятся крики, что-то падает. Несколько секунд, пока глаза привыкали, он ничего не видел. Внезапно сдвоенные выстрелы:
Бах! – и тут же снова Бах. В свете вырвавшегося из мушкетов пламени он увидел одетых в мышиного цвета длинные кафтаны два десятка вооруженных людей, столпившихся перед избами.
«Бах, бах,» – гулко выстрелили в избе. Значит, бой уже идет внутри. Чумной шарахнулся от двери. "Накрыли! Их фарт!" Преимущество оружия попаданцев в скорости и точности стрельбы уравнивалось в ближнем бою, а учитывая подавляющее численное преимущество напавших и их мастерство в владении холодным оружием, шансы отбиться нулевые. Ватажникам уже не помочь. "Думаете, возьмете меня?» Чумной хищно улыбнулся:
– Легавые нашли нас! Взорву дом, всех, кто только тут есть, и себя заодно, а не дамся!
В словах Чумного звучала такая дикая сила, что девушка невольно поверила угрозе. Испуганный взгляд девушки невольно метнулся к стене. Там лежал бочонок с порохом, неведомыми путями приобретенный атаманом. Господи! Да он безумец! Он может это сделать, подумала она с ужасом. Что же делать? Спасти ее может только Чумной. За недолгую жизнь девушки кроме родителей только он проявил к ней участие.
– Сереженька! Да разве так можно, грех это! Нешто нет способа спастись? – с мольбой в голосе прошептала девушка и молитвенно сложила руки на высокой груди. Тонкая рубашка туго натянулась вокруг внушительных, не меньше третьего размера полушариев. Чумной нахмурился. К девчонке он успел привязаться. Значит, нужно спасаться самому и вытаскивать Софью. Их изба не окружена, значит, шанс уйти есть! Осторожно прикрыв дверь, он повернулся к девушке, с беспокойством и надеждой смотрящей на него. Чумной на миг задумался, громко прошептал:
– Не боись! Есть способ обмануть легавых! Одевайся, быстро!
Шум в избах, где ночевали ватажники, прекратился, и стоявшие на улице стрельцы ощутимо расслабились. Удалось с малыми потерями взять неуловимую банду, оставившую кровавый след по казанской украине.
Тра-та-та, – послышался незнакомый и громкий звук из стоявшей позади избы. Не успели стрельцы обернуться, как дверь, словно от сильного пинка, настежь распахнулась. На крыльце показался чудной аппарат. От него исходил сильный свет, слепя людей и заставляя прикрывать глаза руками. Рыкнув на прощание, он молнией промчался мимо опешивших стрельцов, обдав их на прощание вонючим ветром. Несколько запоздалых выстрелов вслед скорее всего никуда не попали. Через считанные мгновения рычащий аппарат скрылся в ночи. Единственным спасшимся стал Чумной и его гражданская жена. Мотоцикл, уберегший от стрельцов, «страстно» желавших познакомиться с главарем банды, главарь всю долгую дорогу с южного Урала вез на телеге среди собственных вещей.
Световое пятно фары освещало пыльную и пустынную по ночному времени дорогу в Казань, глухо тарахтел двигатель мотоцикла. Чумной снизил скорость, от стрельцов оторвались, не хватало теперь по темноте налететь на кочку. Презрительная и немного ироничная улыбка кривила губы атамана.
«Бабах» – яростно ударило по барабанным перепонкам. Чумной притормозил.
– Господи! – его невольная попутчица обернулась и в испуге поднесла руку к губам.
Атаман поставил ноги на землю и обернулся. Огненный гриб над деревней, высветивший на миг полуразрушенные избы вокруг, неторопливо опадал вниз. Он зло, по-волчьи ухмыльнулся:
– Это вам не в бирюльки играть, а со мной дело иметь!
Софья часто закрестилась, губы беззвучно зашептали молитву. Мотоцикл тронулся. Оставлять множество вещей из будущего напавшим и не отмстить не в характере Чумного. Порвав тряпку и сделав из нее узкий жгут, он намочил его в бензине. Самодельный жгут вставил в мешок с порохом. Расчет оправдался. От ближайших домов и нападавших мало что осталось. За товарищей он не переживал. Уж лучше погибнуть мгновенно, чем под многодневными пытками в подвале Разбойничьего приказа.
Глава 2
Двое стрельцов почти волоком протащили Романова по темному переходу и втолкнули в низенькую сумрачную палату. Не удержавшись на ногах, несчастный упал на холодный каменный пол. Низко поклонившись, стрельцы тихонько вышли, плотно затворив двери, встали снаружи. Не поднимаясь с пола, (жизнь в Московском царстве научила осторожности) Романов опасливо поднял голову, огляделся. Застеленный белоснежной скатертью длинный стол, на подставке дымящаяся трубка. Рядом небольшой деревянный ларец. Посредине пылает подсвечник с оплывшими свечами, в красном углу горит лампадка перед строгими потемневшими иконами. Запах сгоревшего воска и табака. На единственном оббитом алым бархатом стуле восседает одетый в щегольский алый кафтан совсем молодой парень, лет восемнадцати. Ясноглазый, улыбчивый, широк в плечах и тонок в поясе. Несколько мгновений тот молчал, с живым интересом разглядывая лежащего перед ним узника. Облик лощеного хозяина жизни из двадцать первого века кардинально изменился. Романов сильно исхудал, лицо заросло буйной полуседой бородой, а в глазах искра безумия. Одет в обноски.
– Ну что, вор, жить хочешь? – весело спросил парень. Дождавшись утвердительного кивка лежавшего на полу мужчины, велел – Повстань.
Романов нехотя поднялся, угрюмо зыркнул вокруг. На столе помимо трубки лежали взятые с собой во время побега из города книги, планшет и пистолет, все, что осталось. Остальные вещи прикарманили люди арестовавшего его воеводы. Романову, после того как его забрал с собой боярин князь Федор Юрьевич Ромодановский, дали подлечиться десять дней, отмыли, откормили. Сегодня вечером, ничего не объясняя, вытащили из камеры в подвале и привезли в возке без окон куда-то за город. «Жаль, что патроны к оружию давно, еще во время странствий по уральской тайге, закончились. Больше я никому не дамся, лучше погибнуть, чем вновь на дыбу.»
Парень посмотрел на узника с превосходством:
– Сказывай, вор, что сие за колдовская утварь? – рука парня указала на лежавшие на столе вещи Романова.
Романов мрачно и испытывающе глянул на парня, прокашлялся, прочищая горло, повторять то же, что он говорил в пыточном подвале, он боялся, а что хочет услышать парень, угадать не мог.
– Как хочешь, боярин, – не зная, кто перед ним, он решил на всякий случай поименовать парня боярским титулом, – так и скажу.
Дверь скрипнула, стремительно распахиваясь, в палату ворвался длинный, как верста, худой парень. Лицо круглое, глаза чуть навыкат, одет в богатый кафтан. Под носом пробивается, как у того кота, темная щетинка усов. С жадным любопытством осмотрел Романова с ног до головы. В глазах мелькнуло разочарование. Допрашивавший узника парень, словно подброшенный, вскочил, торопливо склонил голову:
– Мин Херц.
Не отвечая, вновь прибывший прошел к столу. Сел. Дернул головой. Допрашивающий Романова парень покорно встал позади. Да, это царь. Петр первый, только совсем молодой, сообразил Романов. Несколько мгновений узник и царь смотрели в глаза друг друга, затем Петр досадливо дернул краешком губы. Романов сообразил. Не любит этого государь русского царства, когда смотрят в глаза, торопливо опустил взгляд на пол. Глаза Петра блестели, радостно оскалившись, он спросил:
– Ну, сказывай, вор, как величают тебя?
– Федор Владиславович.
– Ишь ты, – с непонятным выражением лица хохотнул Петр, – с ичем величаешься. Царь слегка поджал губы и бросил изумленный взгляд на узника. Ну никак он не походил на человека благородного происхождения. Скорее, на пойманного разбойника. Их Петр в последнее время досыта насмотрелся.
– А кто ты по званию, дворянин, граф или князь какой?
Петр повернулся к стоявшему позади парню, произнес насмешливо:
– Ты глянь, Алексашка, кого мы поймали!
Тот басом захохотал. Это Меншиков, кто еще может быть в приятелях у царя, сообразил Романов. Он на миг задумался, затем решил ответить честно.
– Я по-вашему купец, держал магазины у нас в городе.
– Купец, а с отчеством величаешься, ну да ладно, каких только вещей в вашем будущем быть не может, – Петр помолчал, пристально разглядывая узника, – хорошо, пусть будет так.
Романов остолбенел, на лице мелькнула тень растерянности. Несколько мгновений он осмысливал сказанное, затем лицо его просияло, подняв торжествующий взгляд на царя, он гордо вскинул подбородок. Петр знает о городе, о провале из БУДУЩЕГО, с ликованием подумал он. Значит, все получилось! Не зря он пробирался к Москве, терпел нужду, ужасные пытки! Теперь он займет подобающее место при дворе! Царь слегка прищуренными глазами несколько мгновений наблюдал преображение узника, потом неторопливо выпрямился. Романов набрал в рот воздуха, но сказать ничего не успел.
– А скажи мне, Федор Владиславович, что за воры пришли к нам от вас, с Урала – пограбили, побили ясачных башкирцев, позорили деревни под Казанью, а когда настигли их стрельцы, взорвали пороховую мину?
Ремизов растерялся. Слишком мгновенен был переход от надежд на возвышение к обвинению. Петр по-гусиному вытянул шею, ноздри раздуваются, лицо побледнело. Вытянувшись вперед, вонзил взгляд в растерянные глаза узника. Страшно смотреть в выпученные, как у совы, темные глаза царя. Страшная, лютая смерть глядит из их глубины. Романов почувствовал, как у него похолодели ноги, а по спине потекла струйка мерзлого липкого пота. Некоторое время узник боролся с охватившей его растерянностью. Пауза слишком затягивалась, а царь явно не собирался прерывать ее первым. Наконец, Романов растерянно пролепетал:
– Я не знаю, может, это разбойники сбежали из города…
Петр еще несколько мгновений сидел набычившись, потом выдохнул, так ничего не сказав, и выпрямился во весь немалый рост. Жаль, что побили всех воров насмерть, много интересного от них узнать можно – подумал Петр. Да мушкеты их по большей части взрывом разбило. Розмыслы с Пушечного двора научились стрелять из уцелевших мушкетов, но сделать такие же не берутся. Говорят, уклад на них больно хороший пошел, изготовлено зело искусно, повторить такое возможно, но очень дорого. А уж повторить заряды к мушкетам, совершенно невозможно. Одна надежда на стоящего перед ним пришельца. Авось, сможет подсобить…
– Мин Херц, – подал голос Меншиков, – может, и правду купец, а не подсыл, тогда ведать о разбойниках он не может.
– Может и так, – произнес Петр и добавил, повернувшись к Алексашке, – трубку раскури! Пока тот добавлял свежего табаку и, напрягаясь, дул в мундштук, царь в упор рассматривал круглыми, как у окуня, глазами пришельца. От этого взгляда Романов невольно поежился. «Не понравлюсь, ссечет голову с плеч, стоит только вспомнить, как он через несколько лет лично станет рубить головы восставшим стрельцам. Что ему я? Нужно постараться понравиться». Перед лицом царя прежние планы стать для него наставником показались ему глупыми и наивными.
– Сказывают, Федька, показывал ты картинки живые по колдовской тарелке, покажешь их царю русскому?
– Да, да! Конечно! – суетливо закивал головой Романов.
Меншиков с поклоном подал трубку царю. Тот, не глядя, сунул мундштук в рот, по комнате поплыли клубы вонючего табачного дыма.
– Возьми тарелку, – не вытаскивая трубку изо рта, кивнул на стол Петр.
Романов протянул руку, поднял лежавший экраном вниз планшет. Петр заблестел глазами, потянувшись, оскалился радостно. Ну чистый ребенок в предвкушении очередной игрушки. С верхнего правого края экрана вниз змеилась паутина глубоких трещин. Сердце на миг остановилось, мгновенный страх обнял тело. Уже зная, что все зря, Романов нажал на кнопку включения. Раз, другой, третий. Бесполезно. Это не батареи разряжены, дикие московиты ухитрились разбить планшет…
– Государь, я не смогу включить планшет, его сломали, – произнес Романов, в досаде закусывая губу и показывая царю на трещину. Потеря – невосполнимая. Большую часть информации, которой он надеялся заинтересовать русского царя, хранилась в памяти планшетов. Федор Владиславович всегда отличался предусмотрительностью и взял с собой в путешествие к Петру два планшета, с одинаковой информацией, но один он намочил под дождем еще во время странствий по уральской тайге. Теперь и второй вышел из строя. Это стало настоящей катастрофой. Все, что у него осталось – это несколько книг, из них самая полезная – учебник для ПТУ «Металловедение (металлообработка)».
Дымящаяся трубка указала на планшет:
– Ну так почини его!
Романов почувствовал, как у него задрожали руки словно в приступе Паркинсона. Предчувствие беды сжало сердце. Некоторое время он боролся с охватившей растерянностью. Как? Как объяснить невежественному варвару, что отремонтировать микроэлектронику невозможно! Неужели, не поверят и снова станут пытать? Картины, встававшие в воображении, стали четче и страшнее, и вызывали панический ужас.
– Государь, это невозможно, даже в городе смогли бы лишь заменить экран на новый. Планшеты не ремонтируют.
Петр мало что понял из объяснения пришельца, уяснил лишь одно. Тот не в состоянии починить собственную вещь. «Купчишка безрукий. Нет чтобы мастеровой добежал до меня!» Петр разочарованно выпустил уголком рта воздух, чувствуя себя обманутым. Пробивающиеся над верхней губой усы уныло обвисли. Он так надеялся получить в руки диво дивное, а вместо этого у него в руках куча сломанных предметов непонятного назначения и начавший его раздражать узник. Петр выпустил густой клуб дыма в длинное, перекошенное страхом лицо узника.
– Ну так расскажи тогда, что за пистоль чудной у тебя! – царственная рука небрежно указала на пистолет.
Романов прибодрился. Все же не зря он прослужил молодость в армии!
– Пистолет Макарова под 9 мм. патрон, скорострельность 30 выстрелов в минуту, начальная скорость пули 315 метров в секунду, прицельная дальность 50 метров, убойная дальность 350 метров, – перечислил он спокойным, размеренным голосом.
Петр искривил губы в довольной усмешке, брови поднялись. Настроение улучшилось. Ишь ты! Он мало что понял из рассказа узника, но бравый тон оценил. Ведает купчишка, выдал как по писанному. Глядишь, и сгодится для чего… Людишки, ведавшие воинский артикул, нужны в край! Петр дернул головой вбок, к плечу. Спросил нетерпеливо:
– Изрядно! Откуда ведаешь сие?
– В армии служил, офицером.
Зрачки в круглых глазах Петра расширились, он придвинулся поближе, заинтересованно спросил:
– В каком чине?
– Капитан, финансистом служил!
– Что за чин такой? Финансист? Инфантерия, артиллерия ведаю, сего чина – нет!
– Заведовал деньгами, – стараясь как можно доходчивей пояснить царю, произнес Романов.
– А, дьяк, – разочарованно протянул Петр, замолчал, пыхнул трубкой. Новые клубы дыма полетели по палате. «Для воинских дел пленник бесполезен…»
– Хорошо, потешь царя, покажи, как стрелять из пистоля твоего.
– Не могу государь, патроны кончились.
Несколько мгновений Петр пристально вглядывался в глаза узника, пытаясь понять, что за диковинка такая патроны. Затем вспомнил, отливающие металлом и искусно сделанные колпачки, кои вставляли в мушкеты из будущего розмыслы с Пушечного двора. В глазах мелькнуло понимание.
– Ну так сделай их!
Некоторое время Романов молчал, борясь с охватившей его растерянностью.
– Ваше величество, – он сделал паузу, стараясь получше подобрать слова, но так и не сумел, – не могу, для их изготовления много чего необходимо: станки, порох бездымный, состав для капсюля… – мгновенный страх липкой испариной обнял тело узника.
Петр недовольно дернул уголком рта, но продолжил опрашивать пришельца. Его интересовало: нужный человечек попался, или так, дрянь никчемная.
– Sprechen Sie Deutsch?
– Нет, – покачал головой Романов.
– По-немецки не говоришь. По-латински или греческий разумеешь ли? – Петр, хмуря брови, смотрел на узника.
Тот лишь угрюмо мотнул головой, в глазах застыл страх.
– Ведаешь ли, сколько пудов пороху нужно на батарею 4-фунтовых пушек на 50 залпов?
– Не знаю, но я могу рассказать про город, о его армии…
– Это ты и так все расскажешь!
Ни к чему не годен! Петр стремительно вскочил, размахивая руками, забегал от озаренных лампадкой ликов святителей на иконах до двери. Присел на место. В расширенных глазах застыл необузданный гнев. Резко дернул шеей и плечом. Романов испуганно следил за изменениями выражения лица русского самодержца.
– Дурак! Зачем ты мне такой нужен! Голову с плеч за хулу на царя! – голова как будто в конвульсии нервно дернулась, – стрелец!
Побелевший как полотно узник упал на пол, возопил истошно:
– По скудоумию и незнанию все! Я к Вашему царскому величеству отношусь со всем почтением! Помилуй! Отслужу!
Дверь открылась, зашедший стрелец глянул на распростершегося на полу узника, положил руку на рукоять сабли. С ожиданием посмотрел на царя.
– Мин Херц! – Меншиков, до этого молча наблюдавший за действием, торопливо склонился к уху государя, зашептал. Пару раз конвульсивно дернулись усики, но, видно, царь постепенно успокаивается.
– Отвезите его, – трубкой указал на узника, – в Пушечный двор, пусть розмыслы потолкуют с ним. Глядишь, какой толк будет…
***
Прошел почти месяц. Вертолет МИ – 8 летел над бескрайней тайгой. Внизу блеснула серо-голубая лента Камы, неторопливо текущей между каменистых, заросших буйной растительностью просторов среднего Урала. К правому берегу реки зябко прижимался деревянными стенами Орел – городок, столица и резиденция рода Строгановых. Степан Викторович Чепанов с задумчивым видом смотрел на городок. «Да, дел невпроворот. Как только Соловьев находил на все время? У меня пока так не получается, но ничего, научусь». На переговоры со Строгановыми новый градоначальник решил лететь лично. Слишком то, что собирались обсуждать, важно для города. Кроме него в пассажирском отделении находился новый секретарь. Прежняя, работавшая при Соловьеве, ушла. На освободившееся место Степан Викторович привлек помощника из своих, пожарных пенсионеров. Для охраны взяли половину взвода стрелков. Добрались. Тональность работы двигателя плавно изменилась, винтокрылая машина неторопливо снизилась над заросшей высокой травой поляной посреди первозданной тайги. Летчики использовали ее в качестве посадочной площадки.
Едва слышный толчок снизу. Касание земли! Прозрачный трепещущий круг над вертолетом начал замедляться. Двигатель перестал грохотать, а еще через минуту слабый шорох винта прекратился. Наступила звенящая тишина. «Ну, наконец, прилетели!» Градоначальник устало поморщился и потер выбритую до синевы щеку. Долгий полет в летающей металлической банке, оглушительный грохот и тряска утомили его. Давно уже не шестнадцать и даже не пятьдесят. Летчик прошел к выходу, в проеме показался лес, лестница коснулась пожухшей травы. Первым легко спрыгнули на землю двое стрелков, застыли внизу, настороженно разглядывая стоявших поодаль со слегка испуганными лицами представителей именитых гостей Строгановых. Следом спустился градоначальник, оглянулся, за ним спрыгнули остальные.
Позади группы вооруженных людей блестела на солнце стеклянными окнами карета, запряженная рыжей четверней, на запятах дюжие холопы. Рядом для бойцов приготовлены две телеги. Стоявший немного впереди доверенный приказчик Прокофий Иванов задумчиво почесал в затылке, ошеломленное выражение на лице сменилось всегдашней маской простеца. «Однако, чего только не бывает на свете. Чай, не впервой, и этих непростых гостей встретим!». Важно прошел вперед. По древнему, исконному обычаю в богатой шубе и меховом колпаке. Пожевав сухими губами, поклонился:
– Здравствуй, боярин Степан Викторович, Григорий Дмитриевич Строганов ждет Вас!
Небо закрыли низкие тучи. Светлицу на втором этаже особняка Строгановых больше освещали негромко потрескивающие огоньки свечей на серебряном канделябре, чем лучи солнца. Воздух наполнен ароматом сгоревшего воска и свежего дерева. В углу, перед истощенными ликами святых, теплится лампадка. От изразцовой печи с лежанкой тянуло жаром, на улице осень, слякоть и дожди через день. На среднем Урале в конце сентября и снежок выпасть может. Одно спасение от болящих коленей старшего Строганова – тепло. Хозяин с гостем расположились за длинным столом. На этот раз глава рода решил вести переговоры с пришельцами лично, без помощников, пусть это даже самые верные, проверенные людишки. Уже полчаса собеседники плетут словесные кружева, а к сути дела так и не подошли.
Степан Викторович прокашлялся. Не по душе ему такие переговоры. Хозяев и их обычаи нужно уважать, но сколько же можно переливать из пустого в порожнее! Он что, сюда прилетел посостязаться в остроумии и узнать местную погоду?
– Григорий Дмитриевич, я человек прямой, ты уж прости, если скажу что не то. У меня предложение к тебе есть. Деловое.
Что такое деловое предложение, Строганов догадался. Глаза алчно блеснули. Что для купцов главное? Правильно, чтоб мошна была туго набита златом-серебром! Глядишь, еще какая выгода с пришельцев появится кроме перепродажи их товаров. Григорий Дмитриевич вопросительно поглядел на главу пришельцев.
