Ночные шалости в поскрипывающей кровати подняли самооценку Геннадия Ивановича на уже недосягаемую, как ему казалось, высоту. По застенчивым признаниям Анны Валерьевны он был «еще хоть куда» и «ранее ей такого испытать не посчастливилось». Подтверждением этих слов был сладострастный стон, который разгоряченная женщина частенько не могла сдержать. Довольный собою и уставший завскладом перед тем, как уснуть подолгу смотрел в распахнутое настежь окно и в тайне радовался тому, что соседи теперь еженощно слышат звуки мучительной агонии новой хозяйки. Поутру, встречаясь с ними на лестничных пролетах и площадках, он не прятал глаза, напротив, подчеркнуто вежливо здоровался и пытался подробно, размеренно поговорить о погоде, здоровье и прочей чепухе.
Казалось, жизнь, наконец, вошла в естественное русло, от которого отклонилась из-за какой-то аномалии, досадной ошибки, какого-то нелепого стечения обстоятельств. Однако Судьба вновь решила продемонстрировать заведующему складом свой изменчивый порывистый нрав. В канун выходных Анне Валерьевне позвонила дочь, живущая в далеком шахтерском городке, и, рыдая, сообщила о своем разводе. Недолго думая, новоиспеченная хозяйка заказала железнодорожный билет и утренним поездом убыла в трудовой горняцкий край с обещанием вернуться, как только все встанет на свои места. Но время летело, а Анечка все никак не возвращалась. Геннадий даже собирался сам поехать за своей старой школьной подругой, но в телефонном разговоре та строго-настрого запретила ему совершать подобный маневр и дала знать о своем решении остаться на неопределенное время с дочерью из-за слабого здоровья внучки.
Как ни странно Геннадий Иванович отнесся к намереньям Анны Валерьевны с пониманием и, к своему внутреннему изумлению, не стал заново впадать во фрустрацию. Более того – завскладом даже обрадовался возможности опять пожить бобылем, смакуя переживания, открывающиеся только одиноким. В душе теперь жила уверенность, что после перенесенных не так давно терзаний его вряд ли может выбить из седла такой, в сущности, пустяк, как временное отсутствие второй половины. Геннадий Иванович уже ощутил свою целостность, завершенность и самодостаточность, распознать неповторимый вкус которых ему выпало редкое счастье. С другой же стороны живя с Анечкой, он успел почувствовать себя безрассудным семнадцатилетним пареньком, всегда готовым к любовным похождениям со своими многочисленными сверстницами. В один из сентябрьских вечеров отголосок этого сладкого щемящего чувства заставил Геннадия Ивановича открыть вкладку «Друзья» на своей странице в социальной сети и, игнорируя участившееся сердцебиение, открывать профили Марины, Наташи, Гали, Веры, Снежаны, Ирины, Алены и всех прочих девчонок, с кем когда-то пересекался в бескрайних школьных коридорах. «Мы еще пошустрим, еще побарахтаемся! – повторял он про себя короткие фразы, как заклинание. – Мы еще споем и спляшем, еще поживем!».