«Лучше бы я в другой город уехал после школы, чем обнаружить вот так вдруг распад милых сердцу образов. Стыдно признать, но сейчас, как и в юности, внешний вид человека мне важнее души, – атаковали заведующего складом навязчивые мысли по дороге к дому. – Ощущаю себя переместившимся в будущее на машине времени, без возможности вернуться обратно. Потому я и удручен возрастными изменениями только тех, кого знал ранней юностью, в начальной точке моего путешествия. Прочие же мои ровесники, словно изначально были немного состарены. Взять хоть почерневшие испитые лица грузчиков на базе, которые меня нисколько не пугают, хотя многие из них совсем молодые».
Секунды складывались в минуты, минуты в часы, часы в сутки. Пролетела неделя, другая, третья. Однако известное своей не только разрушительной, но и целительной силой время отказывалось избавлять Геннадия Ивановича от тягостных дум, временами переходящих в тревожное предчувствие. Все чаще ему казалось, что окружающие относятся к нему, как к беспомощному старику: в переполненном автобусе девочка неожиданно уступила место, ни с того ни с сего взявшаяся помочь продавщица несколько раз громким голосом прочитала состав сырного продукта, водители терпеливо ждали пока он закончит переходить дорогу на уже загоревшийся красный свет, чего ранее никогда не случалось. Как-то на базе завскладом заглянул в подсобку для уточнения некоторых деталей, где оголив ляжки, гоняли чаи уставшие сотрудницы. К удивлению Геннадия при его появлении они даже не попытались поправить разлетевшиеся полы халата, чтобы прикрыть ноги в прозрачных колготках. В своих разговорах с соседями у подъезда он все чаще слышал фразы: «Нашему поколению уже все равно»; «Пусть молодые этим занимаются»; «Мы пожили в свое время». В живом воображении Геннадия Ивановича, как в увеличительном стекле, значение подобных эпизодов разрасталось до гигантских размеров, отнимая покой, аппетит и сон. И теперь, сидя в кромешной темноте комнаты на краю кровати, он безуспешно пытался отогнать перекочевавшее из кошмарного сновидения чувство безвозвратной утраты чего-то ценного, того, что дарило относительное спокойствие все последние годы.
Не в силах больше оставаться наедине со своими мыслями и ощущениями, Геннадий Иванович заставил себя встать, быстро оделся и через минуту вышел из дверей подъезда в тишь влажной июльской ночи. Бесцельно обойдя огромный многоквартирный дом по периметру два раза, завскладом решил уже возвратиться домой, как услышал за спиной гнусавый окрик:
– Не торопись, отец! Угости сигареткой!
Оглянувшись, Геннадий Иванович увидел двух молодых людей лет двадцати пяти, лениво шагающих на него. В свете фонарей их лица больше напоминали театральные маски с кривыми ехидными улыбками.