Оксана Обухова
Шутки в сторону
– Не в самой Полине дело, – махнула округлой рукой Диана, – а в ее манерах. Сама по себе она баба хорошая, без подлости. Но ее манеру поведения ни одна нормальная женщина долго не выдержит. Бабье просто сатанеет от Полинки, так что готовься.
– К чему? – очень удивилась я. – В чем это выражается?
– Словами так просто не объяснить. Это видеть надо, – нахохлилась Колбасова. – Говоря по совести, Аркадьевна не делает ничего особенного. Но бесит это до потери пульса. Она так естественно-приветлива и томна с мужчинами, что никакие чужие, хорошие манеры в сравнение не идут. Поскольку это всего лишь манеры, а у мадам-с – природа. Караулова – сфинкс, а не женщина. Плохо я объясняю?
– Плохо, – не скрыла я. Но узнать о женщине, к которой ездит Туполев, захотелось еще больше. – Караулова отбивает чужих мужиков?
– Ни боже мой! – замахала руками Диана. – Они сами к ней липнут! Вот у тебя какая-нибудь врагиня есть? Навяжи ей в гости Полинку, отыграешься на год вперед. Та ее до белого каления «хорошим поведением» доведет. – Неужели женщина, которая ведет себя правильно, так бесит? – не соглашаясь, удивилась я.
– Еще как. Ты тут остроумием блещешь, интеллектом сверкаешь, танец живота, в конце концов, выделываешь, а Караулова просто сидит, внимательно слушает и мило улыбается. И в результате – мужик уходит с той, что весь вечер была просто женщиной.
– Не верю! Яркая женщина…
– Миллионы мужиков не выносят остроумных женщин, – перебила Диана. – Они утомляют. Хочешь – проверь.
Нашу интересную беседу прервал звонок в дверь.
После всего вышесказанного я была готова увидеть лощеного сфинкса с улыбкой Моны Лизы, но в дверь вошла перепуганная бабенка лет тридцати с прицепом, с трясущимися губами и глазками на очень мокром месте. Она была в отличном костюме, правда сидящем на ней вкривь и вкось, как на корове сбруя.
Если такая женщина привлекла внимание Туполева в определенном смысле, я готова съесть весь ассортимент шляпного магазина. Назар тяготеет к женщинам спортивной выправки и предпочитает шатенок. Моя гнедая масть его категорически устраивает. Я надеюсь.
– Девочки, я больше не могу, я сойду с ума, – на одном дыхании выпалил «сфинкс» и завалился на стул. Потом попросил налить воды и продолжил в том же ритме: – Я боюсь оставаться в своем доме, сегодня ночью мне приснился мужик с топором, мне кажется, я начала его видеть во всех углах. Дианочка, капни в воду чего-нибудь сердечного. – Отхлебнула не дожидаясь капель и пробормотала мне: – Я очень рада знакомству с вами, Диана сказала, что вы можете меня спасти.
Где гостья растеряла томность своих манер, не знаю. Я видела только беспрестанно поскуливающую бабенку. Диана нытья не выдержала и потребовала:
– Заткнись. Хватит причитать, пей воду.
Фыркая, как захлебнувшаяся на водопое кобыла, Полина Аркадьевна выхлестала целый стакан воды с каплями и вернулась на рельсы.
– Я точно повешусь…
– Раньше надо было вешаться!! – гаркнула наша «гостеприимная» хозяйка. – А не подолом трясти!
Дабы сменить тематику и, честно говоря, с искренним любопытством, я задала мадам Карауловой вопрос:
– Полина, а как вы умудряетесь крутиться между четырьмя бывшими и нынешними любовниками одновременно? Неужели они ни разу не пересеклись и до сих пор не догадываются, что существовала конкуренция?
Полина промокнула губы друг о друга, задумалась на пару секунд и ответила честно:
– Ничего хитрого здесь нет. Самое главное – не запутаться в именах и выбрать обезличенную форму обращения. Я, например, говорю «мой котик». Или «солнышко», или «рыбка» и так далее.
Я покосилась на Диану. И спросила еще более приветливо:
– А что будет, если вдруг ваше… так скажем, любвеобилие станет известным? Если нам все же придется дать огласку этому делу, то…
– …Тимур меня зарежет, – просто ответила женщина, и мне сразу стало ее жалко.
Мы все как-то напряженно помолчали, после чего я продолжила:
– Полиночка, у нас тут возникла идея… Но не хватает микрофона на одну мужскую душу из числа подозреваемых. Сейчас я вам вкратце все обрисую…
Обрисовывала я действительно вкратце. В отличие от журналистки Колбасовой «дурища» Караулова словила все в один момент. Видимо, тоже почитывала детективы на сон грядущий.
– Как просто! – воскликнула Полина Аркадьевна. – И как мы с тобой, Диана, не догадались!
Диана сердечно обиделась на объединение себя с «дурищей», но, так как упрек получился оправданным, возражать не стала и только буркнула:
– Хватит радоваться. Давай детали соображай.
Как и предполагалось, самым трудным оказалось разобраться с недостающим числом «жуков». Я попросила Полину очень подробно рассказать о местах расположения микрофонов и наконец родила идею:
– Проверить причастность Теймураза к установке микрофонов мы можем прямо сейчас. Так сказать, не отходя от кассы, исключить одного лишнего подозреваемого. Полина, ты можешь позвонить Тимуру на сотовый?
– Да. Он сам не звонит, но обязательно отвечает.
– Тогда звони и скажи вот что. Через несколько дней ты идешь на свадьбу к школьной приятельнице. Эта одноклассница как-то раз приходила к тебе домой и безумно восторгалась бронзовой настольной лампой.
– Это подарок Тимура, – сразу вставила Полина.
– Я помню. Но в том-то и дело. Именно поэтому ты звонишь ему и спрашиваешь: можно ли подарить подруге так понравившуюся ей вещицу? Насколько мне известно, у горцев порядок такой, – если гостю понравилось что-то в его доме, он тут же говорит: «Бери, дорогой, все мое – твое». Или я ошибаюсь, и у них тоже не принято передаривать подарки?
– Не знаю, – призналась Полина. – Но попробовать стоит, задумка неплохая.
– Еще скажи отличная! – фыркнула Диана. – Теймураза не было в городе три месяца, и в любом случае микрофоны устанавливал не он. Он просто не может знать, что «клопа» засандалили в эту самую лампу.
– Вряд ли он чего-то не знает, – усомнилась Полина. – Ты бы видела его рубашки и ботинки, Дианочка. Тимур – педант. Если он дал кому-то команду установить за мной наблюдение, то, поверь мне, потребовал полного, детального отчета. Если микрофоны установили по его приказу, то Тимур знает даже то, на сколько сантиметров в глубь ручки кожаного кресла засунули коробочку.
– Ну-ну, – пробормотала Диана. – Хотелось бы верить, что все так просто… А ты не предполагаешь, что микрофоны в твоем доме – инициатива младшего братишки Гашиева?
– А ему-то это зачем? – растерялась Полина.
– Ты как-то дала ему от ворот поворот, он мог обидеться и начать сбор компромата. Сначала для шантажа или для старшего брата, а потом пошла любопытная деловая информация, и он решил втихомолку перспективное дельце провернуть…
– Вполне может быть, – огорчилась Караулова и посмотрела на меня глазами заблудившегося щенка. – И что же делать?
– А ничего, – пожала я плечами. – Звони этому брату, как там бишь его зовут…
– Рустам.
– Звони сначала Рустаму и спрашивай – удобно ли передарить твоей подруге на свадьбу подарок его брата? Объясни, что никак не можешь решиться, не знаешь, как отреагирует Тимур, и так далее.
– Понятно, – кивнула мадам и достала из сумочки сотовый. – Алло, Рустамчик? Как дела?… Да что ты говоришь?!
Сначала Полина минут десять говорила с младшим Гашиевым, потом чуть дольше со старшим. Разговор с обоими братьями прошел почти под копирку, и если изъять охи и вздохи, то результат выглядел примерно так: горцы народ не жадный, каждый из мужчин без раздумий ответил: «Конечно дари! Раз невесте так лампа понравилась, дари, не сомневайся!»
– Дадим им пару часов на размышления, вдруг кто-то не сразу сообразил, что в лампе микрофон спрятан, и двигаем дальше. – Говоря все это, я уже обдумывала, как легче разобраться с тяжелым кожаным креслом в столовой. Его на день рождения подруге не подаришь. – Полин, у тебя дома животные есть?
– Есть. Две кошки – Дезире и Бемоль.
– Они о мебель когти точат?
– Я им когти подрезаю, – созналась аккуратистка Караулова.
– Придется разочек обмишуриться. Кому-то из подозреваемых пожалуйся, что противные кошки изодрали кресло и на послезавтра ты вызвала обивщика. Заменить куски кожи на ручках. Годится?
– Гениально! – почти простонала Полина, а я скромно потупила глазки.
– И как вы намерены кресло драть, а? – ехидно заметила Диана. – Когти у кошек за сутки не отрастают. Если удар попадет в цель, то подозреваемый уже сегодня вечером за микрофоном явится. И что он увидит? Целое кресло, кошек с маникюром… Не подумает ли он, что ты, Полина, нашла микрофон и решила его проверить? Причем именно и конкретно его. То есть обо всем догадалась.
– Дин, не ехидничай, – попросила я. – Когти кошек мы ему не покажем, а сами возьмем пилки для ногтей и так кресло отрихтуем, любая кошка обзавидуется.
– Да! – вторила Караулова. – Еще ножами можно полосок добавить!
– Не забудьте про мелкий размер кошачьих лап, – усмехнулась Диана. – Легче попросить этих кошек в кресло нагадить. Достовернее будет.
– Зачем просить? Я туда их туалет опрокину, и все дела.
Диана и Полина взялись ехидничать обе, и я примирительно подняла ладони вверх:
– Хватит, девочки. Давайте думать, как поступить с микрофоном под прикроватной тумбочкой. Полина, ты куришь?
– Нет, – помотала челкой Караулова.
– В этом случае – жаль. Сказала бы, что прожгла верхнюю панель сигаретой и теперь не знаешь, как эту тумбу починить. Выбрасывать мебель жалко, она из гарнитура, мол, завтра придет столяр и так далее…
– Я могу сказать, что опрокинула на тумбе открытую баночку с лаком для ногтей.
– Великолепно! – Я вернула Полине один из многочисленных комплиментов. – Это то, что надо! Лак растекся по поверхности тумбы, ты попыталась оттереть пятно ацетоном, но оно только разрослось. Так?
– Так, – кивнула Караулова. – Я даже знаю, кому пожалуюсь на испорченную тумбу. Стасику. Он у нас строитель, у него есть отличный столяр, Стас как-то хвастался, что мастер – золотые руки. Думаю, разговор получится нормальный. – И приложила руки к груди: – Ох, неужели все может разрешиться?! Сейчас же звоню Коротичу.
– Нет, – остановила я ее. – Надо дождаться реакции Гашиевых. Если кто-то из них вспомнит, что микрофон в лампе, то либо вспомнит и перезвонит, либо сегодня же пришлет кого-то из своих людей. Свадьбу твоей «одноклассницы» мы назначили на завтра?
– Да.
– Вот до завтра и подождем. Иначе только все запутаем. От Тимура может последовать приказ снять вообще все микрофоны в доме…
– Такой приказ может последовать от любого из подозреваемых, – заметила Диана.
– На все микрофоны? – в задумчивости проговорила я и добавила: – Вряд ли. Тимур далеко, он рискует больше остальных. Остальные, я почему-то в этом уверена, сначала приедут, поговорят и постараются догадаться: знает ли Полина что-либо о микрофонах или нет? Дело- то серьезное, тут догадок мало, тут уверенность требуется. Так что тот, кто сразу после звонка приедет в гости и начнет интересоваться той или иной частью меблировки, и есть наш неприятель. Понятно? Останется только сидеть и наблюдать, пойдет ли этот человек в спальню, столовую или постарается остаться один в гостиной возле лампы. По-моему, все довольно просто.
– Ты думаешь? – усмехнулась Диана. – Все так просто? Ты на нее посмотри. – Журналистка саркастически показала глазами на Полину, у которой от мысли, что к ней в гости явится «неприятель» за микрофоном, вновь задрожали руки и губы. – Наша Аркадьевна уже – готовый обморок.
– Я в туалет сбегаю, можно? – пролепетала Аркадьевна и, вскочив, унеслась к удобствам.
Мы проводили ее взглядами и уныло прикурили по сигарете.
– Не справится, – категорически заявила Колбасова. – В обморок грохнется.
– Пожалуй, – согласилась я. – У тебя есть другие предложения?
– Нету. План действительно не плох. Но Полинка совершенно не в форме, расклеилась. Обязательно на чем-нибудь проколется и выдаст себя.
– И что делать?
– А ты поживи у нее пару дней. Вдвоем не так страшно, да и часть внимания явившегося неприятеля на себя отвлечешь. Я надеюсь, ты хоть не трусишь?
– Не подначивай, – хмуро отозвалась я. – Трусость здесь ни при чем. Мне просто не хочется во все это ввязываться. Почему бы тебе самой у нее не пожить?
– А я не могу, – с улыбкой и готовностью развела руками журналистка. – У меня аллергия на кошачью шерсть.
– Вот так всегда, – буркнула я. – Как где-то грудью амбразуры прикрывать, так у одной аллергия, у другой понос.
– Не бурчи, Соня. Ты у нас девушка отзывчивая, на небесах это зачтется.
– Если уже собрать все мои заслуги в зачет, после смерти меня должны канонизировать, – вздохнула я.
Диана с задумчивым выражением на лице затушила в пепельнице две трети сигареты, прогулялась до плиты, разогрела остывшую глазунью и, разложив ее по тарелкам, предложила:
– Может, по рюмашке?
– Споить надеешься? – Я вся была в мрачных раздумьях и говорила хмуро.
– И не собираюсь. Но по рюмашке, стресс снять, не помешает. Лучшего средства от головной боли в России пока не существует.
– Наливай, – кивнула я. – Кстати, почему ты Полину то просто по имени зовешь, то еще и отчество добавляешь?
– А это зависит от настроения, злюсь на нее или нет, – усмехнулась Диана. – Если злюсь, то по отчеству, если не очень, то могу и Линкой обозвать, – и громко: – Эй, Аркадьевна, ты там не утонула?!
Ответом была гробовая тишина.
– Злишься?
– А ты как думаешь? Если бы не Нинка, в жизни не стала бы эту дурищу выпутывать. Но у нее, кроме меня и еще одного придурка, вообще друзей нет. Только любовники, я да теперь вот – ты. Давай-ка, подруга, за дружбу.
Мы выпили, прислушались к ощущениям и гробовой тишине, идущей от совмещенных удобств, и закусили глазуньей, похожей на резиновую стельку.
– И что это за придурок? Почему он не может у подруги пожить?
Диана проглотила кусок, подняла глаза к потолку и выдала:
– Потому что, когда неприятель войдет в дом, на пороге он обнаружит уже два обморока – Аркадьевны и друга Гоши. Это чмо сможет поддерживать нормальную беседу только с нашатырной ваткой под носом.
– Это что же за чмо такое? – активно закусывая стелькой, поинтересовалась я. Некоторым наблюдениям Дуси я уже не слишком доверяла. Чмо могло оказаться приличным человеком с маленьким недостатком – чувствительной нервной системой. Диана предвзято относится ко всему, что связано с мадам Полиной.
– Ох, – вздыбив над столом могучую грудь, вдохнула Диана. – Вообще-то я к любой сексуальной ориентации отношусь терпимо. Нехай люди живут, как им нравится, лишь бы вреда не было… Но Гоша… Гоша это не гей, это осколок голубого унитаза – чмо в ботах. Причем на понтах. Столичный стилист он, видите ли. Как-то раз пришел меня подстричь. – Диана запустила толстые пальцы в черную и густую растрепанную шевелюру, взбила ее в львиную гриву и продолжила очень огорченно: – Я этого «стилиста-говниста» чуть с балкона не выкинула, когда результат увидела.
Я заинтересованно отложила вилку и поставила локти на стол.
– Ну-ну, и что это было?
– Представь. На макушке остались только сиреневые перья. А сзади такая зеленоватая косица до лопаток. Сказал – модно.
– Н-да, – крякнула я. Модница в сто сорок килограммов с зеленой косицей и перьями, думаю, смотрелась дивно. – А он как… нормально к тебе относится?
Мол, не отомстил ли за что-нибудь?
– Сейчас не знаю. Но думаю – вряд ли. Наши взгляды на все принципиально не совпадают.
– Тяжелый случай, – согласилась я. – Я такому человеку в жизни прическу не доверила бы. С парикмахерами как со священниками – полная откровенность и доверие.
Мы выпили за наших парикмахеров и только тогда увидели, как бледно-зеленая, без грамма косметики на лице Полина Аркадьевна переползает порог кухни. Влажные волосы она откинула со лба назад и, надо сказать, очень от этого помолодела. Если не учитывать зеленоватый оттенок щек – ну просто расстроенная двойкой старшеклассница.
– Не знаю, девочки, выдержу ли я все это. – И, усевшись, посмотрела на полную рюмку возле тарелки с застывшей яичницей. От вида чего-то из увиденного ее весьма заметно передернуло.
Скорее всего, приступ передергивания вызвала яичница, поскольку рюмку водки Полина Аркадьевна откушала с отменным аппетитом. Помотала головой и вдруг, ни слова не говоря, рухнула с табурета на колени. Молитвенно сложила руки на груди и запричитала:
– Сонечка, дорогая, я вас умоляю! Поживите у меня хотя бы два дня! Я не смогу, я не выдержу, я сойду с ума. Пожа-а-а-алуйста, – и всхлипнула.
Общими усилиями я и Диана отодрали Аркадьевну от пола, усадили на диван-уголок и влили в нее еще стопку водки. Полина захлебывалась в рыданиях, по всей видимости, у нее начиналась истерика.
Сломалась женщина, подумала я и провела ладонью по ее голове:
– Я поживу у вас, Полиночка.
– Тебя точно канонизируют, – добавила Колбасова и достала из тумбы большую бумажную салфетку.
Огромный дом в тишайшем переулке превзошел все мои ожидания. Над глухим железным забором, выкрашенным зеленой краской, возвышалась крыша настоящего особняка.
– Сколько здесь комнат? – проходя за ворота, полюбопытствовала я.
– Много, – взмахнула рукой Полина. – Наверху четыре спальни. Мы с мужем мечтали о детях – девочке и мальчике, одну для гостей оставляли. Внизу гостиная, столовая, кабинет и кухня. В подвале так, всякая ерунда: сауна, бассейн, бильярдная, тренажерный зал. Прачечная еще…
С тыльной стороны к дому пристроили застекленную веранду. Она казалась забытой и необитаемой – на столе и длинной лавке вдоль окна сушились какие-то травки, – в теплое время года Полина накрывала круглый стол в беседке, увитой диким виноградом и окруженной подрастающими плодовыми деревьями. По периметру участка росли кусты смородины и крыжовника, парников никаких не было, только несколько небольших грядок с разнообразной зеленью и морковкой. Большую часть сада занимали холеные лужайки и прихотливые клумбы.
Очаровательное местечко. Неудивительно, что на постой к мадам ездят Большие Люди.
Тишина, покой, любезная хозяйка и куча «ерунды» в подвале.
Гостиная начиналась почти от входной двери дома. Лишь небольшой закуток с вешалкой для пальто и шляп, стойка для зонтов и обувная тумба слегка обозначили прихожую, отгороженную от остального помещения небольшим выступом стены. Несколько шагов, и ноги утопали в мягком ворсе напольного покрытия гостиной, все было очень уютно, ухоженность дома бросалась в глаза прямо от порога.
Из гостиной получалось пройти во все остальные помещения дома. За углом, в нескольких шагах от прихожей, начиналась мягко изогнутая деревянная лестница, ведущая к спальням на втором этаже, по левую руку – дверь в небольшой, уставленный книжными шкафами кабинет, правая дверь вела в столовую. Чтобы попасть на кухню, столовую можно было обогнуть по коридору, но можно и прошить насквозь.
Полина готовила для меня спальню, я бродила по дому и, кажется, в каждой из комнат натыкалась на опрятную персидскую кошку со стрижеными когтями. Дезире и Бемоль сопровождали меня повсюду.
Полина, закончив с приготовлением моего временного обиталища, вышла из спальни и громко предложила:
– Сонечка, а теперь пойдем в сад, я покажу тебе редкий сорт розы.
Когда полчаса назад мы переступали порог этого дома, то сразу начали воплощать в жизнь план прикрытия. Еще на кухне Дианы мы обговорили наши роли и теперь действовали по схеме: «Подруга Софья завязла с ремонтом квартиры и приехала отдохнуть, продышаться от краски». Гуляя по дому, я старалась полностью соответствовать манере поведения женщины, у которой на уме одни обои, штукатурка, маляры и новые шторы в тонкую полоску.
И я старалась на совесть. Думаю, человек, прослушавший запись бесед хозяйки дома с гостьей, быстро утвердился в мысли: к Карауловой приехала невероятная клуша с магазином стройматериалов вместо мозгов.
…Никакой новой розы Полина мне не показала. Подвела к клумбе «очень модная альпийская горка» и задумчиво сорвала травинку.
– Полина, – пытаясь растормошить хозяйку и отвлечь ее от грустных мыслей, проговорила я, – Дианин дядя Леша советовал обратить внимание на соседей. Почему бы нам сейчас не наведаться в один из домов и не поговорить на предмет его продажи? По-моему, будет выглядеть нормально, – я погуляла по твоей усадьбе и смертельно захотела такую же. А? Потом, когда вернемся к тебе, громко посетуем: «Ах, ах, как жаль, никто домов не продает».
– Пойдем, – уныло согласилась Полина и, сгорбив плечи, поплелась к воротам.
Обход соседей мы начали слева. То есть с дома четы пенсионеров-учителей. Проходя по переулку, я обратила внимание, что этот домик был глубоко довоенной постройки, улицы своим фасадом он категорически не оживлял, и, видимо, только благодаря облупившимся, но каменным стенам черные риелторы не спалили его напрочь и не отселили учителей в новостройку на окраине.
Видимо, в расчете на нечистоплотных бандитов-риелторов на воротах висела бумажка с объявлением: «Будьте осторожны, во дворе необычайно злобный кобель». Стиль написанного сразу выдавал в хозяевах людей приличных, образованных.
Караулова нажала на звонок, я приободрила ее незаметным подмигиванием, и она вроде как улыбнулась.
– Инга Валерьевна! Откройте, пожалуйста, это Полина!
Громкие шаркающие шаги не заглушил даже остервенелый лай «необычайно злобного кобеля». Инга Валерьевна оказалась моложавой пенсионеркой гренадерского роста с весьма заметными усами и чудовищным басом. Из-за ее плеча виднелась макушка щуплого подростка.
При ближайшем рассмотрении юноша перешел в разряд пожилых мужчин. Только личико, сморщенное возрастом в печеное яблоко, выдавало возраст Ивана Павловича. Издали супруг Инги Валерьевны смотрелся типичным недорослем – шустрым, суетливым и неугомонным.
– Чем обязаны? – сурово пророкотала отставная завуч по учебной части Инга Валерьевна.
Учитель химии Иван Павлович суетливо подскакивал за ее спиной, пытался обойти супругу, перекрывшую телом доступ, то с одной стороны, то с другой, и приветливо восклицал:
– Заходите, Полиночка, заходите.
Заходить, собственно говоря, было некуда. Мимо Инги Валерьевны не смогла бы просочиться даже Дюймовочка. Мой план разведки на предмет покупки близлежащего дома стремительно улетал собаке под хвост. Инга Валерьевна, замученная риелторами до зубовного скрежета, при первых намеках на причину визита спустит на соседку «необычайно злого кобеля».
– Таблеточки от головной боли не найдется? – проскулила Полина.
Валерьевна перебросила тяжелый взгляд на мою здоровую персону и задала вопрос:
– Обеим сразу?
Н-да, положение хуже губернаторского. Паршивое, можно сказать, положение. И спас его любезнейший Иван Павлович (не исключено, что флер от выпитой у Колбасовой водки учуял).
– Ингуся. А если девушки вчера лишнего перебрали?! Тебе таблетки анальгина жалко?!
На какое-то мгновение лицо Инги Валерьевны прочертили сомнения – захлопнуть дверь, послать за таблеткой мужа или проявить человеколюбие, гостеприимство и провести гостей во двор?
Победила добрая воля и милейший Иван Павлович. Каким-то невероятно ловким и искусным движением бедра (не исключено, сказалась многолетняя тренировка) он оттер супругу от дверных косяков и буквально втащил Полину во двор.
Я шмыгнула следом.
– Полиночка, к нам сегодня опять приходили. – Суетливо подпрыгивая, он усадил соседку на лавочку в тени дома.
Я плюхнулась рядом.
– Никаких сил нет терпеть эти наскоки. Мы боимся оставлять дом без присмотра. Вам, кстати, как? Таблеточку или рюмочку предложить?
Полина согласилась на рюмочку.
Я тоже кивнула.
Инга Валерьевна презрительно фыркнула. И кажется, это фырчанье больше относилось к мужу, поскольку радостный Иван Павлович, со словами «вот так и держим осаду», стремительно унесся в дом за бутылкой.
Угостили нас неожиданно. Самогоном. Отличного качества и необычайной крепости.
Самогон не хуже злющего кобеля кусал желудок, бил в голову с силой пушечного снаряда и разливался по старорежимным граненым стопарям.
Первой, что удивительно, почувствовала удар Инга Валерьевна. Вероятно, она чувствовала себя неловко за нелюбезный прием, пыталась как-то эту нелюбезность объяснить (но в дом тем не менее не приглашала).
– Я перед бабушкиной иконой Николая Угодника клятву дала – ни один чужой человек порога дома до моей смерти не переступит. Надоели все. Ходят и ходят… То какие-то узбеки, – пустите их на постой. То богатеи с чемоданом денег нагрянут, – продавай им дом…
– Да не чемодан это был, – встрял Иван Павлович, – барсетка.
– А по мне хоть мешок!! – прорычала супруга. – Не будет на то моего согласия! Я в этом доме выросла, здесь оба моих родителя последний вздох сделали! Тут и я черного ангела встречу!
После данной тирады с разведывательной миссией под семидесятиградусный самогон можно было завязывать. Инга Валерьевна нашего врага на постой не пустит, хоть бы и представился он ей секретным сотрудником Организации Объединенных Наций. Иван Павлович был не столь категоричен, но против бескомпромиссно настроенной супруги устоял бы вряд ли.
Полина с приятностью лакала учительский самогон и уходить из гостей не торопилась.
Иван Павлович был несказанно рад дамскому обществу.
Инга Валерьевна тоже была не против.
Я думала о том, есть ли в аптечке мадам Карауловой что-то от похмелья, и прикидывала, где мы все будем, когда опростаем почти полную литровую бутыль семидесятиградусного деликатеса? На закуску было четыре яблока, миска малосольных огурцов, шмат отличнейшего сала на ломте бородинского и три плавленых сырка.
Вечер получился нечаянно славным. Прощаясь с хозяевами у ворот, окрашенных в приятный синий цвет, мы получили разрешение наведываться еще. Особенно завтра, если будет тяжко. Но не более чем на одну рюмку.
– Наконец-то усну, – пробормотала Полина, шагая вдоль своего зеленого забора.
Я оглядывала окрестности и сожалела, что по двум другим домам, попадающим в двухсотметровый радиус уверенного приема, ходить уже неприлично. Две косые девицы не проникнут в подозреваемые дома дальше дверных замков.
Но дошагавшая до своих ворот Аркадьевна имела на этот счет совсем противоположное мнение. Она понажимала на кнопочку домофона соседа справа, побарабанила кулачком по железной двери, и, когда, припечатав зад к железу, собралась ударить в него пяткой, от ворот я ее отлепила:
– Не сходи с ума, его нет дома. Видишь, во всех окнах темно?
– Очень жаль, – пересчитав темные окна второго этажа, заявила Полина. – Этот крендель самый подозрительный в нашем околотке. У него голые бабы по сугробам бегают.
– И часто? – уволакивая Аркадьевну от серых ворот, поинтересовалась я.
– Мне хватило одного раза полюбоваться. Хочу сказать, – все были тощие и плоские, как шутки моего мужа.
– Достанем его завтра, – пообещала я, взяла из Полининых рук связку ключей и отомкнула наши ворота.
Утро я встретила в чужой спальне, вся с ног до головы в чужих кошках. Дезире уютно устроилась на свободном уголке пуховой подушки. Бемоль оккупировала ноги и очень обижалась от каждого толчка. Дружным урчанием кошки пожелали мне доброго утра.
Голова не болела совершенно. Видимо, доскональное знание химической науки помогло Ивану Павловичу усовершенствовать процесс очистки самогона до марки «Супер-Экстра». Я была легка, подвижна и совершенно не замечала признаков похмелья.
Из кухни тянуло запахом приличного кофе, я не стала разыскивать запропастившиеся Тапочки и босиком спустилась на первый этаж.
Пристроив на нос очки в изящной золотой оправе, Аркадьевна сидела за кухонным столом и просматривала свежую прессу.
– Доброе утро, – глянув на меня поверх стекол, поздоровалась она. – Как выспалась?
– Волшебно, – призналась я. – Надо бы сходить к нашему учителю химии еще раз и выведать рецепт самогона. У меня есть одна знакомая семья, в ней нянюшка коллекционирует способы очистки и настойки. Думаю, рецепт Ивана Павловича ее удивит.
– Меня уже удивил, – кивнула Полина. – Когда проснулась и вспомнила, боялась голову от подушки оторвать. Но ничего подобного – как будто вовсе не принимала.
– Тимур не звонил? – даже не шепотом, а одними губами спросила я. Присела на край диванчика и поднесла к губам аккуратную, крошечную чашечку с кофе.
Полина ответила довольно громко и с выражением:
– Нет. Думаю, с «подарком» все в порядке.
Мы немного поболтали о пустяках, ремонте, кошках и погоде, я приподнялась с дивана и предложила Полине прогуляться по саду.
– Хочу перекурить на свежем воздухе. Не составишь компанию?
Утро конца августа было зябким. Мы плотнее запахнули пеньюары, я до упора вставила ноги в спортивные тапочки и, усевшись на лавочку, слегка прогретую неярким солнцем, предложила составить рабочий план на ближайшие сутки:
– Сначала позвони Стасу и пролей лак на тумбочку. Потом звони Наумычу в Москву и проси его подыскать тебе в столице такую же бронзовую лампу, как стоит в гостиной. Мол, свою завтра придется подарить подруге на свадьбу, а так как найти что-то подобное в наших магазинах не получилось, ты просишь подобрать тебе похожую лампу в московских магазинах.
– С лампой-то все понятно, лишний светильник мне не помешает, – вздохнула вдруг Караулова и призналась: – А вот как быть с креслом? Кресло драть – неохота. Оно дорогое и в тон гарнитура в столовой… Может, и Семену Ивановичу про лампу намекнем?
– Полина, – с некоторой укоризной напомнила я, – вчера ты собиралась бросать весь дом и удирать из города. Сегодня что изменилось? Выспалась и от сердца отлегло?
– Отлегло, – созналась Аркадьевна. – И выспалась.
– Кресло придется испортить, – пресекая любые споры, категорически заявила я. – Если самой трудиться жалко, поручи мне, – я человек безжалостный, постараюсь на совесть.
– Старайся, – вздохнула Полина и пошла за сотовым телефоном.
Прискорбная история тесной встречи лака для ногтей и столешницы прикроватной тумбочки не вызвала у Стаса Коротича ожидаемого энтузиазма.
– А я тут при чем? – удивился строитель.
– А столяр золотые-руки? – мяукнула Полина.
– Золотые-руки в отпуске, – буркнул Стасик.
– Ну, ко-о-о-отик, – пропела Полина, а я чуть ухо не сломала, прижимаясь к телефону с обратной стороны и подслушивая разговор бывших любовников. – Мне так тумбу выбрасывать жалко!!
– Я тебе новую куплю, – утешил владелец строительной фирмы, основанной на деньги родственников жены.
– Значит, испорченную мебель я могу выбрасывать?! – лукаво изумилась Караулова. – Или все-таки подождать, может быть, ее еще починить получится?
– Хочешь жди, хочешь выбрасывай, – равнодушно произнес Коротич и тем исчерпал тему разговора.
Мы дружно решили, что это не он.
И дядя жены строителя не отказал мадам Полине ни в одной просьбе. Пообещал разыскать в столице лампу и вскоре приехать в гости.
– На фига мне было настаивать на скором розыске лампы? – огорченно произнесла Полина, распрощавшись с воспитанным постояльцем. – Он теперь до посинения будет по Москве бегать, бронзу искать. – И озабоченно добавила: – Как думаешь, найдет?