***
Начштаба давно уехал, а командование этого сводного отряда так и сидело в тишине. Только изредка скрипел зубами старлей, все так же, вглядываясь в даль.
– Разрешите?
– Кто там еще?
– Товарищ капитан, позавтракать принесли.
– Давай.
Зашли Ковалев и с ним еще два красноармейца, поставили на импровизированный стол, засыпанный грязью, три металлические банки с немецкими надписями, что-то завернутое в немецкую газету и пол краюхи хлеба.
– Это что?
– Дык, немцы угощают. С отряда поесть ничего не привезли, да и вряд ли дождемся. Сухпайков взяли на сутки, да кто ж знает, сколько еще держаться надо. Да вы попробуйте, хорошее у них мясо, – показав на консервы, – добротно супостаты подготовились…
– Мародерничаете? – без грамма злости спросил Середа
– Никак нет, товарищ капитан – усиливаем оборону. Собрали карабины, боеприпасы, пару автоматов, еще один пулемет раздобыли, ну и покушать немного, да цыбарок бойцам…
– На войне все средства хороши, молодец, Ковалев.
– Товарищ капитан, тут такое дело… Москаленко в свое время танкистом, мехводом, послужил. Просится в немецкий танк залезть, что прямо перед высоткой стоит. Говорит, может, получится разобраться. Танк обездвижен, не на ходу, но наши гранаты его не повредили практически, только гусеницу сбили. Немцы сами высыпали из него, прямо под ружейные выстрелы. Может, стреляет.
– Пусть лезет, разбирается. В помощь дай ему кого. Нам бы не повредил точно танк в обороне, пусть и немецкий. С остальных, если получится, боеприпасы соберите и туда.
–Товарищ капитан, – встрепенулся артиллерист, – Я тебе наводчика дам. Парень смышленый, может, разберется. Он ранен, но уходить с позиций не хочет. Ходить не может, но в танке бегать и не придется.
Отпустили красноармейцев. Наспех перекусили. Завернутыми в бумагу оказались черствые невкусные сухари и кусок копченой колбасы. У нас колбаса тоже входила в паек, но на вкус была гораздо приятней, да и помягче. Этой только гвозди забивать.
Политруку было поручено распределить пополнение, артиллеристу самому определить место для сорокопяток. 38-ми миллиметровку решили откатить чуть вглубь, спрятать под одним из склонов, как резерв, если кто все-таки прорвется через их позиции. Старлей предложил, если до ночи продержимся, два ствола ночью перекатить из-за высоток и поставить засаду в низине, замаскировать хорошенько, окопать, а то немцы издалека танками обстреливают, а пугануть их нечем.
***
Спустя 40 минут вновь прибывшее пополнение начало копать себе окопы, а те, кто держался здесь с ночи, готовить запасные позиции. Теперь никто не ворчал, все прекрасно понимали, что приказ коменданта во благо. А вновь прибывшие смотрели на защитников этих высоток с почитанием, уважением и даже какой-то завистью. Несмотря на то, что и одни и другие были примерно одного возраста, но у тех, кто пережил эти несколько часов в обороне, под постоянным обстрелом, видевшие смерть своих товарищей, казалось, пережили каждый час боя за год. И потому те, кто еще вчера были двадцатилетними пацанами, превратились в мужчин, физиологически того же возраста, но морально, лет на десять старше себя вчерашних.
Середа обходил позиции, общался с красноармейцами. Кого-то он знал с прошлого года, кто-то служит чуть больше месяца. Бойцы верили ему. Беззаветно верили. Те, кто прибыл с пополнением, рассказали во что превратилась территория их отряда, про колоны бегущих местных, про панику среди гражданских и некоторых командиров. А здесь было все понятно – вот командир. И он точно знает, как противостоять немчуре, противнику серьезному и обученному – все своими глазами в том убедились.
Ему верили все. Кроме него самого. Оба штурма высоток казались цепью удивительных совпадений – ему повезло со старлеем-артиллеристом, с политруком, который понимает его без слов и действует правильно, безошибочно, с бойцами, которые верят отцам-командирам и действуют слаженно, уверенно, четко выполняя поставленные задачи и проявляя именно разумную инициативу. Середа чувствовал, что командовал ровно до начала штурма и после него, а в самом бою был каким-то сторонним наблюдателем, который не руководил подразделением, где каждый сам знал, что и когда от него требуется. Комендант постоянно ловил себя на мысли, что он учится – учится воевать. И учителя ему достались хорошие, отборные, злые, которые, в случае ошибки, вместо неуда в диплом, поставят штамп профнепригодности и в его жизнь, и, что куда важнее, в жизнь его подчиненных.
Так, за печальными мыслями, Середа подошел к артиллеристам:
– Старлей, ты в своем деле спец, но, может, получится одну сорокопятку припрятать за вот этим танком? Если хорошенько замаскируешь, подпустишь поближе, то потом прямой наводкой, да с близкого расстояния…
В глазах артиллериста снова блеснул огонек:
– Сделаем, товарищ капитан. Хорошее место.
***
Немцы взяли передышку. Время пол первого, а от них ни слуху-ни духу. Может, пошли пробовать через другие заставы пробиваться? Горбатенко дал связь. Начштаба обещал к вечеру еще усилить людьми. Артиллерии не было. Несколько раз далеко на севере пролетал осиный рой – десятки немецких самолетов уходили на восток. Взрывов не было слышно. Значит, где-то далеко бомбят. И потом так же, судя по звуку, возвращались обратно. Возможно, где-то там, и были воздушные бои, им это было неизвестно.
Жарко. Комендант снял фуражку и вытер пот со лба. Со времени совещания, он обошел все позиции. Все осмотрел. Окопы и дзоты были подготовлены добротно. Намного качественнее тех, что возводили здесь ночью. Достал фляжку и собрался было возвращаться обратно, как на его высотке раздался взрыв, звук которого эхом прокатился по холмам. И тишина. Секунды три. Казалось, все замерло. Он так и застыл с фляжкой в руке. Еще один взрыв. И еще. Тут же раскаты стали доноситься со второго холма. Он мгновенно упал и пополз к ближайшему окопу. Обстрел все не прекращался.
Скатился вниз. Бойцы в касках прижались к стенке окопа. Их примеру последовал и Середа. А разрывы все гремели и гремели. Отовсюду. Казалось, снаряды падают на них прямо с небес. Несколько редких деревьев вырвало, буквально с корнем, а земля медленно, но верно превращалась в лунную поверхность. Несколько раз их осыпало землей с мелкими камнями. Костью в горле, вероятно, стали они этому немецкому батальону, раз на их горстку столько снарядов переводят.
Сколько ж идет обстрел? Пять минут? Десять? Пятнадцать? Уши заложило и слышать кого бы то ни было уже не представляется возможным. Только звон и новые раскаты.
Середа в очередной раз выглянул из окопа – вот они, голубчики, поползли. Один, второй, третий… восемь танков. И снова ряды серой пехоты. Идут, плотно прижавшись к танкам. Те, иногда останавливаются, дают залп, и, тут же, продолжают двигаться дальше. А артобстрел все не прекращается. Да еще, кажется, яростнее, чем до этого обстреливают.
– Танки! – во все горло закричал Середа, – приготовиться!
И понял, что собственный голос слышит с трудом, за грохотом разрывов и непрекращающемся звоне в ушах. Толкнул ближайшего бойца и показал в направлении противника. Тот махнул головой, кинул камешком в следующего и так же подсказал. Поняли. Приготовились. Ну, пусть подползают ближе. Танки без поддержки пехоты не сунутся, бережет немчура железных монстров. Постараемся отсечь пехоту, а там, может, и артиллерия не подкачает.
Лукичев начал строчить рановато. Можно было и ближе подпустить. Но разве до него докричишься? Разрывы не стихали. Вроде, вот она смерть, рядом – то чуть выше, то правее, тем не менее, страха уже не ощущалось. Азарт боя захватил коменданта. И не его одного. Справа боец тоже стреляет. Прицеливается, долго выбирает мишень, выстрел, передернул затвор и снова старательно выцеливает. Еще у одного по лицу стекает тонкая струйка крови, зацепило, но он даже не пытается ее смахнуть – так же, выцеливает кого-то. А немецкая пехота все продвигается. Вжалась в танки, как в единственное спасение от смерти. Тоже куда-то целятся, стреляют. Вот офицер немецкий чуть отстал, повернулся, накричал на нескольких солдат, залегших в траве, и тут же упал, скошенный одиночным выстрелом.
А артобстрел начал стихать. Разрывы все реже. Боятся своих зацепить ненароком. И неудивительно. До наших холмов осталось чуть больше ста метров. Один из танков горит. Да, не показалось! Точно горит. Откинулась крышка люка, пытается выбраться боец в черной форме и тут же свешивается, сражённый точным выстрелом. Еще один танк встал. Гусеница сбита. Солдаты начинают отставать – кто-то залег в складках местности, но разве это спасет, когда целят по ним с высотки? Два танка подобрались уже вплотную к склону. Кажется, еще минута и скроются из зоны видимости Середы. Один успел нырнуть под холмы, даже несколько солдат успели проскочить вместе с ним, второй же остановился. Секунда, другая – начал дымить. Тоже подбит.
Комендант выскочил из окопа и, спотыкаясь, рванул вниз – во чтобы то ни стало надо остановить тех, кто прорвался. Да, там стоят сорокопятки, есть отделение для прикрытия, но он должен быть там! Метров через сто увидел, что танк стоит. Подбили. Повернулся, чтоб бежать обратно и до его слуха, сквозь частые одиночные выстрелы, донеслось такое приятное «Урраааа!».
Остановился. Вытер пот со лба. Посмотрел на гимнастерку – кровь. Ничего, главное – отогнали. Выстрелы постепенно стихали. Пулеметы уже давно смолкли. Медленно поднялся наверх. К нему подбежал санитар, стал быстро что-то объяснять, но Середа его практически не слышал. Только обрывки фраз. Боец показал ему бинт и жестом попросил сесть. Пока санитар перебинтовывал голову, комендант сидел и улыбался. Выдержали, выстояли. И еще простоим. Четыре танка осталось перед их позициями. А суммарно, так почти пол роты. Немецкой роты.
***
– Товарищ майор, держимся. По состоянию на 23.00, отражено пять атак противника. Потери большие.
– Ну, нечем мне тебе помочь, Середа! Нечем и некем.
– А мне воевать некем, товарищ майор! Боеприпасов осталось максимум на одно отражение атаки. Потом хоть в штыковую против танков бежать. Да и кем бежать? У меня восемь раненых на позициях, отказались уходить, понимают, что никого практически не остается. Артиллеристов 7 человек на две пушки и моих два десятка, не считая раненых.
– До утра продержишься, капитан?
– Это надо у немцев спросить. Они мне отчитываются только по факту, когда по низине маршировать в сторону моих позиций под танковым прикрытием начинают.
– Не горячись! Что-нибудь..
– Что?.. Товарищ майор! Товарищ майор!.. Горбатенко, твою мать! Что опять со связью?
– Не могу знать, товарищ капитан!
– Роди мне связь! Быстро!
Горбатенко выскочил из дзота и скрылся в темноте. Комендант сидел, обхватив голову руками.
– Подмоги можно не ждать? – сухо спросил артиллерист
Середа не ответил. В дзот буквально ввалился политрук.
– Товарищ капитан, двоих отправил в разведку. Еще несколько человек в низину, немецкие карабины и патроны к ним собирать. Может, еще чем ценным разживемся. Как думаете, полезут ночью?
– Да кто ж их знает. Бойцы поели?
– Так точно.
– Отправляй раненых в отряд. Пленные пусть несут тех, кто сам идти не может. Кто может – конвоем будут.
– Ходячие на позициях остаются. Не хотят уходить… Старлей, – будто вспомнил политрук, – умер твой наводчик, что ты к Москаленко в танк давал. Двух немцев успели они поджечь. Как здесь закончится, представь его к награде. Я твоих не могу в свои списки вносить.
Посидели немного молча.
– Товарищи командиры! – начал Середа,– приказ никто не отменял – держаться. Из ближайших сел эвакуируют местных. Мы должны прикрыть их отход и дождаться усиления с ближайших частей. Эвакуацией местных и жен комсостава занимается лично командир погранотряда, майор Босый.
Старлей удивленно поднял глаза. Политрук хмыкнул.
– Политрук, уж тебе ли не знать, что дело это на самом деле важное!
– Да я и не спорю, Михалыч, я о своем, извини
– Надеемся только на себя. Ночью, если немцы дадут, надо чтоб бойцы успели поспать по очереди. Чувствую, силы нам завтра понадобятся. Разведка как вернется – сразу ко мне. От пленных кроме усиления немцев двумя ротами – больше ничего полезного?
– Нет.
– Старлей, что по боеприпасам?
– По полтора боекомплекта на орудие
– Нормально. С патронами бы так. Давайте свои идеи, как дальше держаться будем.
Началось совещание. Бесконечный день подходил к концу.
***
25 июня 1941 года.
Начштаба Врублевский пристально осматривал позиции на высотке. Хорошо окопались, черти. Окопы, дзоты, ходы сообщений, казалось, что бойцы Середы перекопали всю высотку за три дня. Ну, прямо, потурои.
– Товарищ майор!
– Вольно, комендант! Молодцы, времени даром не теряли. После 23-го немцы не совались?
– Да некому особо. Разведка подтвердила, что на границе у них не больше взвода осталось –, увели на другие направления. Двадцать третьего под прикрытием двух танков, максимум, рота пошла в атаку, а как в ответ стали стрелять, так сразу и отошли.
– На другом месте твой батальон всплыл, севернее. Та атака – была просто показать нам, что твое направление остается основным, чтоб мы подкрепления сюда перекинули, тебя усилили, а они там ударили. Может, так и было бы, если б было кем тебя усиливать. Поначалу они планировали здесь прорываться, да хорошо ты им по носу щелкнул. Начали другие варианты искать. На остальных участках обороны двадцать второго относительно тихо было. Успели подготовиться к встрече – так же в землю вкопались, подготовили артиллерийские засады на танки. Выдержали, а там и пару рот мотострелков подоспела, я по ним раскидал.
– Что дальше делаем, товарищ майор? Говорят, немцы уже хорошо на нашу территорию просочились, слухи ходят, что 100 верст намотали.
– Ты слухам меньше верь, капитан. Мыслю я, что прикажут отходить, дабы фронт выровнять и в окружение не попасть. Хорошо давят немцы. До приказа, остаемся на своих позициях. Пожелания какие есть?
– Всего хватает. Да и нет напротив меня никого. Разведку по три раза в день на границу отправляю.
– Мне тут раненые твои рассказывали, что ты немецкий танк затрофеил и чуть-ли не пол роты танковой им сжег?
– А вы меньше слухам верьте, товарищ майор, – улыбнулся Середа, – обездвижен он был, гусеницу ему сбили, посадили туда двух бойцов, они немчуру вплотную подпустили, да двоих успели поджечь. Погибли оба. Москаленко сразу, а наводчик, из артиллеристов, уже вечером умер.
– Ладно, давай, капитан, молодец! Грамотно воюешь. Твоих жену с сыном эвакуировали. За них не переживай.
Двадцать седьмого июня, в девять утра, пришел приказ отвести погранотряд на соединение с основными частями в направлении Стрый. Позже майор Босый запишет в дневнике, что в период 22-27 июня на участке отряда было относительно спокойно, лишь отдельные группы противника пытались прорваться через границу. Воспользовавшись этим, в подразделениях отряда были проведены мероприятия, направленные на укрепление обороны, мобилизацию всех сил и морального духа личного состава. Одновременно командование отряда позаботилось о семьях командиров и политработников.
На участке обороны 3й и 4й комендатуры, немцы перешли границу 25 июня, продвинулись на 500-600 метров, но комендант Андрианов силами застав смог не только остановить противника, но и отбросить его назад, за линию границы. После этого пограничники разобрали железнодорожное полотно в тоннеле и заложили выход из него камнями.
На участке капитана Щербакова немцы перешли в наступление 25 июня, но нарвались на хорошо подготовленную засаду, да так, что не успели даже развернуться в боевые порядки. Бой был коротким. Пограничники захватили в плен 24 немецких солдата и одного офицера. 27 июня, при отходе, бойцы капитана Щербакова в районе населенного пункта Коростышева, столкнулись нос к носу с крупным подразделением противника. В результате боя, уничтожили порядка ста гитлеровцев, несколько человек взяли в плен, захватили три горных орудия.
***
27 июня 1941 года.
– Середа, твоим отход прикрывать. Основную часть погранотряда майор Босый увел, осталось несколько застав и третья комендатура. До вечера удерживай мост, направляй наших, потом поджигаешь и уходишь догонять!
– Есть, товарищ майор.
Бойцы комендатуры капитана Середы пол часа назад вошли в Стрый. Дабы избежать окружения, командование приняло решение отходить в направлении к Тернополю. С позиций на высотках ушли тихо. Прикрытие, спустя два часа после отхода, догнало основной отряд, доложив, что на них противник не выходил. Здесь и получили новую задачу от начальника штаба.
– Товарищ майор, артиллерию дадите?
– Нет. Держитесь своими силами. По нашим данным, противник на хвост нам не сел пока. Пока разведку пустят, пока их на мосту встретите, пока подумают, пока развернутся, – постреляйте немного и уходите за нами.