Нора Робертс
Замкнутый круг
Тут Руни остановился. Он не представлял себе, как сильно на него самого подействует этот подробный, обстоятельный рассказ о событиях той страшной ночи. Тогда он чувствовал себя маленьким и испуганным, беспомощным. Сейчас осталось только ощущение своей собственной ничтожности.
– Потом Наоми наклонилась и на минуту исчезла из моего поля зрения, а Бредли почему-то поднял руки. Сначала я не понял почему. Он продолжал улыбаться, но его улыбка больше не была дружелюбной. И тут я увидел Наоми и револьвер в ее руке.
Я очень испугался и начал снимать как сумасшедший. Я продолжал снимать даже после того, как она застрелила его, даже когда там уже не на что было смотреть.
– Это была самооборона, – сказала Келси, впиваясь пальцами в руку Гейба. – Как она и говорила все это время.
Руни с трудом проглотил комок в горле и кивнул головой.
– Да, чистейшая самооборона. Возможно, с револьвером в руке Наоми и сумела бы заставить его в конце концов покинуть дом, но она была чересчур напугана происходящим. Бредли загнал ее в угол, вынудил прибегнуть к крайнему средству. И если бы эти факты всплыли, ее никогда бы не обвинили в умышленном убийстве. Скорее всего никакого приговора не было бы вообще.
– Но факты так и не всплыли.
– – Нет. Я сразу поехал к Милисент Байден. Я ни о чем не думал – просто явился к ней домой посреди ночи и вытащил ее из постели. Она своей рукой налила мне бренди и велела сесть. Когда я выпил, она выслушала всю историю. От начала и до конца. И решила, что все обернулось как нельзя лучше для нас. По ее настоянию я выжидал два дня, прежде чем пойти в полицию со своим заявлением.
– Она знала… – прошептала Келси. – Значит, она все знала…
– Она все это и организовала. Если бы Наоми не арестовали, я должен был отнести в полицию пленку и дать показания. Милисент хотела, чтобы я рассказал копам все, что я видел, – но не больше. Ни слова о том, б чем я догадывался или подозревал. А потом она очень подробно рассказала мне, что же я видел. Молодая женщина, одетая в высшей степени легкомысленно, встречает своего любовника в дверях пустого дома. Они пьют, они обнимаются, потом начинают ссориться. Женщина взревновала – после сцены в клубе это не должно было вызвать ни малейших сомнений – и убежала наверх. Любовник последовал за ней, чтобы принести извинения, объясниться и, возможно, попробовать соблазнить ее. Но женщина, не помня себя от ревности, схватила револьвер и убила его. После этого Милисент вручила мне еще пять тысяч наличными и пообещала рекомендовать меня своим высокопоставленным знакомым.
Келси с побледневшим лицом выскользнула из кабинки и, прижимая руки к животу, ринулась к дамским комнатам.
Гейб проводил ее взглядом, потом поймал себя на том, что сжимает и разжимает под столом кулаки.
– Вы – отвратительный человечишка, Руни. Вы были свидетелем попытки изнасилования, а потом помогли упрятать жертву за решетку, и все это – за несколько тысяч долларов и десяток высокопоставленных клиентов. Не много же вам надо…
– Я еще не все сказал, – хладнокровно ответил Руни. – Но мы подождем, пока мисс Байден вернется.
– Скажите мне вот что – что заставило "вас признаться во всей этой мерзости именно сейчас? Всего несколько часов назад вам было нечего сообщить нам.
– Ситуация осложнилась. Я не люблю, когда на меня начинают давить с двух сторон сразу. – Руни пожал плечами. – Когда эта история выплывет, – а я решил, что она должна стать известной, – моей репутации конец. Похоже, мне следовало уйти в отставку еще несколько лет назад, тогда бы я остался чист.
– Вот уж не знаю, – спокойно начал Слейтер, казалось бы, с искренним участием, – вывести тебя отсюда и измолотить до полусмерти или просто оставить тебя жить с этим.
Руни поднес к губам бокал и медленно выцедил воду, скопившуюся на дне от подтаявшего льда.
– Каждый человек делает свой собственный выбор, Слейтер. Ты – игрок. Если ты знаешь, что игорный дом пометил все колоды, – станешь ты биться за то, чтобы сорвать банк?
– В некоторые игры просто не стоит играть. – Гейб увидел возвращающуюся Келси и поднялся.
– Со мной все в порядке, прошу прощения. На лице Келси все еще были заметны бледные пятна, но рука, которую она вновь протянула Гейбу, уже не дрожала.
– Потерпи еще немного, – сказала она и вновь повернулась к Руни. – Давайте выслушаем остальное.
– Не уверен, что вам это понравится. Миссис Милисент Байден наняла меня не только для того, чтобы собрать досье на мистера Слейтера. Об этой услуге она попросила меня совсем недавно. Свой первый аванс я получил несколько месяцев назад, сразу после того, как Келси связалась с Наоми Чедвик.
Келси сжала зубы, молясь о том, чтобы ее желудок снова ее не подвел.
– Я.., не понимаю, – неуверенно проговорила она, хотя многое было ей ясно уже сейчас. Келси просто боялась того, что ей предстояло услышать.
– Сейчас поймете, – сказал Руни. – Проще говоря, она очень не хотела, чтобы вы жили на ферме. Она боялась, что вы сумеете найти с Наоми общий язык.
– И как она намеревалась предотвратить это?
– Поскольку с тех пор, как мисс Чедвик освободили из тюрьмы, она не совершила ничего такого, что можно было бы поставить ей в вину, Милисент снова взялась за ее прошлое. После того как Алек Бредли был застрелен, Милисент забрала у меня все мои досье. Все, что я сумел собрать. Там было полным-полно всякой информации, и не только о Наоми. Я, видите ли, работаю очень тщательно, поэтому у меня было достаточно документов и свидетельств, касающихся Бредли и его приятеля с ипподрома. Я собрал материалы о том, как они «посолили» ту скачку, когда погиб Солнечный, и суммировал свои подозрения о причастности ко всему этому Канингема. Когда Милисент дернула за поводок, а вы, мисс Байден, не прибежали к ней на задних лапках, она пустила эту информацию в дело.
– Как? – Келси обхватила себя за плечи. – Лучше скажите мне сейчас, Руни.
– Она поручила мне найти старого приятеля Бредли и сделать так, чтобы он вернулся в Виргинию. Собственно говоря, я должен был обещать ему работу от ее имени. Она не сказала мне, что это за работа, однако догадаться было нетрудно – старая история должна была повториться. Скандал с наркотиками и смерть лошади должны были породить слухи и подозрения вокруг Наоми и вокруг вас, мистер Слейтер. – Руни ткнул пальцем в сторону Гейба. – Вас, кстати, Милисент не собиралась подпускать к своей внучке и на пушечный выстрел. Короче, Келси должна была своими глазами увидеть, как жесток мир скачек, сколько в нем всякой грязи, – и сбежать от всего этого обратно домой.
– Но я не сбежала. – Келси почувствовала, как у нее защипало глаза, но давать волю слезам она не собиралась. Во всяком случае, не сейчас. – Вы хотите сказать, что за всем этим стояла Милисент? Что это она организовала убийство Горди? Боже!.. Получается, что это из-за нее погиб Мик!
– Даже такая женщина, как Милисент, не может удовлетворительно манипулировать человеком, который не имеет никаких представлений об этике и морали. Ее наемник практически моментально вышел из-под контроля и стал действовать самостоятельно. После убийства конюха Милисент была вне себя от ярости. Она прочитала мне такую нотацию, словно я лично всадил в беднягу нож… – Руни покачал головой, припоминая. – Добраться до лошади – вот чего она хотела. А через это – через повторение старого преступления – она хотела преподать своей внучке наглядный урок.
– Все из-за меня, – прошептала Келси, и ее рука, накрытая ладонью Гейба, безвольно обмякла. – Если бы не я, ничего бы не было…
– Вы – последняя в роду Байденов, – без обиняков заявил Руни. – Милисент была буквально повернута на этом. Наоми она ненавидит с такой неистовой страстью, над которой даже годы не властны. В своем стремлении снова, погубить ее, как она уже погубила ее однажды, в своем желании снова подчинить себе вас, Келси, Милисент ни перед чем не останавливалась. Это она одолжила Канингему достаточно денег, чтобы он смог приобрести эту кобылу, Большую Шебу. Этого было достаточно, чтобы подчинить его себе и заставить работать вместе с тем человеком, которого она наняла раньше. Не скажу, чтобы ей это очень нравилось, – добавил Руни и тут же пояснил:
– Я имею в виду – иметь дело с этим типом, пусть даже на расстоянии, но, видно, она считала, что цель оправдывает средства.
– Я не узнаю ее, – медленно сказала Келси. – Не узнаю женщину, о которой вы говорите. Как она могла разрушить, искалечить столько судеб, жизней?
– Она считала, что управляет ими, контролирует ход событий, – ответил детектив. – Милисент никогда не смотрела на это иначе. И мной она тоже руководила, направляя мои шаги.
Он потер рукой переносицу.
– Тогда, в первый раз, я был молод, впечатлителен, полон энтузиазма. Но теперь я оказался в ловушке. Черт побери, ведь это была просто работа, моя работа! И только последний мой сегодняшний посетитель изменил мой взгляд на ситуацию.
Он замолчал, пристально вглядываясь в лицо Гейба.
– Может быть, я просто старею, – сказал он наконец. – Господь свидетель, я здорово устал за это время. В общем, когда этот человек возник в моем кабинете и предложил заключить новую сделку, я решил отойти от дел. И мне нравится думать, что я выбрал довольно удачный момент, чтобы облегчить душу.
Увидев, что ни Гейб, ни Келси не обратили внимания на его последнее заявление, Руни прищурился, и его взгляд снова стал жестким.
– Хотите узнать, как сын Бенни Моралеса прикончил жеребца Чедвиков? Как еще кое-кто едва не изуродовал вашу лошадь, Гейб? Взгляните повнимательнее на своих людей и на собственного отца… Вот-вот, именно на него, – добавил детектив, невесело улыбаясь. – Рик Слейтер сумел выпытать у Бредли немало секретов. И он был более чем счастлив повторить вновь уже знакомую ему процедуру, когда Милисент Байден призвала его под свои знамена, да еще пообещала хорошо заплатить. Месть и право решать за других, месть и деньги, ее мотивы, и его… Настоящая гремучая смесь, не правда ли, мистер Слейтер и мисс Байден?
Глава 13
– Останови, пожалуйста.
До «Рискованного дела» оставалось всего полмили, но Гейб послушно притормозил и вырулил на обочину.
– Тебя опять тошнит?
– Нет. – Келси действительно было тошно, но это не было физическое состояние. – Мне просто необходимо немного пройтись. Можем мы немного погулять?
Не дожидаясь ответа, она вылезла из машины. Прекрасная ночь, подумала она. Идеальная июльская ночь с сапфирово-синим куполом неба, с россыпью крупных звезд и безмятежной луной в зените. Ни единого облачка, способного омрачить эту величественную картину, она не видела. Теплый воздух благоухал медовым ароматом жимолости, которая оплетала металлическое ограждение шоссе. Дальше бугрились холмы, поросшие клевером и высокой, набравшей силу и сок травой. В траве стрекотали цикады. Мягкая земля обочины слегка подавалась при каждом ее шаге.
– Слишком много всего, – пробормотала она. – Слишком много такого, о чем просто не хочется думать. Как мне рассказать ей, Гейб?
Она обернулась, протянула к нему руки, как никогда остро нуждаясь в утешении.
– Как мне рассказать матери, что все это было спланировано? Что все ее беды были лишь частью плана, призванного разлучить ее со мной?
– Во-первых… – Гейб протянул руку и взял ее за локоть. – Во-первых, перестань обвинять себя.
– Я и не обвиняю. – Келси остановилась и, опершись на ограждение, окинула взглядом далекие темные холмы. – Меня бесит, что из меня сделали пешку. Милисент – она даже не думала обо мне как о ребенке. Теперь я ясно вижу это – ни как о ребенке, ни как о личности. Последняя, – с горечью произнесла она. – Последняя из Байденов, только и всего. Даже не внучка – просто очередная Байден.
Гейб хотел было что-то сказать, чтобы утешить ее, но подумал, что в данной ситуации он должен только слушать. Иногда молчание мудрее участия и может принести больше пользы.
– Я думаю, – продолжала Келси, – что она хотела бы любить меня и что когда-то, пусть не очень долго, она любила. Однако ее чувства.., то, что она испытывала в отношении моей матери, и – о боже, я так на это надеюсь! – ощущение вины за то, что она совершила, – а ведь ей приходилось жить с этим, Гейб, – сделали настоящую любовь невозможной. Все ее надежды на счастье и дальнейшее процветание рода Байденов сошлись на мне. Я училась в лучших школах, я разбиралась в искусстве, кое-что понимала в музыке и поднаторела во всяких модных занятиях… Мои друзья, которых она мне подбирала, непременно должны были быть из приличных семей. Может быть, именно поэтому я так и не нашла ни одного человека, который был бы по-настоящему мне близок. И каждый случай неповиновения, каждое проявление моей индивидуальности, самый ничтожный бунт – во всем Милисент видела отражение женщины, которую она уничтожила.
Келси машинально сорвала ветку жимолости и принялась медленно, методично обрывать хрупкие белые цветы.
– Когда мне исполнилось двенадцать, Милисент захотела отправить меня в Англию, в закрытый пансион, но мой отец воспротивился этому. Это был один из немногих случаев, когда они ссорились. Бабушка считала, что мне необходимы воспитание и дисциплина. Знаешь, что ответил на это отец? «По-моему, ей просто нужно детство».
Вздохнув, Келси растерла между ладонями белые лепестки, которые отозвались волной тягучего, сладкого запаха.
– Понимала ли Милисент, что использует и его – своего собственного сына? Был ли он для нее еще одной пешкой? Ведь это она сделала многое, если не все, чтобы расстроить их брак, хотя, возможно, он в конце концов распался бы и без ее помощи. Впрочем, все это мелочи… – глухо пробормотала она и, раскрыв ладони, стряхнула с рук последние остатки раздавленных цветов. – Самое главное – это где мне взять слова, чтобы рассказать моей матери, как, почему и кто виноват? И ей, и отцу. Ведь мне придется объяснить это и папе, верно? Он тоже имеет право знать, что Милисент сделала с его жизнью. И все, что она пыталась сделать с моей.
Келси повернулась к Гейбу и прижалась лицом к его груди, испытывая огромное облегчение и благодарность за то, что он рядом и что его сильные руки умеют обнимать так нежно. В объятиях Гейба она чувствовала себя надежно и безопасно.
– Столько потерь, Гейб, столько зряшных потерь! Столько жизней, столько судеб загублено. И во всем этом виновата какая-то фамильная честь, вернее, даже не она сама, а ее уродливая интерпретация, которая отчего-то возникла в голове Милисент!
– Гордыня и еще несколько смертных грехов, – негромко проговорил Гейб, вспоминая собственного отца. – Зависть, жадность, похоть. Я всегда больше верил в удачу, нежели в судьбу, но одно везение не смогло бы замкнуть этот круг.
Он слегка отодвинул ее, чтобы она могла видеть его лицо.
– Ты и я, Келси, мы оба были частью всего этого с самого начала.
– И, может быть, мы не подошли бы так близко к завершению этой драмы, если бы не нашли друг друга. Теперь ты захочешь разыскать его, верно? Я имею в виду твоего отца.
– Мне придется разыскать его.
– Можешь предоставить это дело Росси. Гейб неожиданно почувствовал, как сжались руки Келси и как напряглось ее тело.
– Послушай, Гейб, он хочет отомстить тебе. Если он попал в контору Руни вскоре после нас, то он, возможно, следил за нами! Он ищет способа добраться до тебя и нанести удар.
– Вот поэтому-то я и должен отыскать его первым. Это мой круг, Келси, и я должен сам замкнуть его.
– Но если мы пойдем в полицию…
– Кстати, почему мы до сих пор туда не позвонили?
Келси отвернулась. Гейб слишком хорошо видел, что у нее на сердце и на душе, и не стал добиваться ответа.
– Хорошо, – вздохнула она наконец. – Я должна поговорить с Наоми, а ты – найти своего отца. Это должно все решить. Подвези меня домой, пожалуйста.
Когда «Ягуар» остановился у дверей усадьбы, Гейб предложил Келси пойти с нею, но она отказалась. Она чувствовала, что должна сделать все сама. Дождавшись, пока свет над крыльцом погаснет, Гейб запустил мотор и отъехал. Ему предстояло сойтись лицом к лицу со своими собственными демонами, и первый из них вовсе не носил фамилию Слейтер.
Оказавшись в доме, Келси бросила взгляд на лестницу. Время было позднее, и Наоми, несомненно, уже легла. Может быть, подождать до завтра? – мелькнула у нее в голове трусливая мысль. Ведь ждали же эти новости двадцать с лишним лет, могут подождать и еще…
Нет уж, рассуждать так – это точно трусость, решила Келси и, вздохнув, направилась в кухню. Она заварит себе чашечку чая и, попивая ароматный настой, во всем как следует разберется – ведь надо же ей хотя бы определить, с чего следует начать.
Келси была удивлена, застав на кухне Герти, которая загружала тарелками моечную машину. – Герти? – окликнула она, и старая прислуга вздрогнула.
– Ах, это вы, мисс Кел? Как ты меня напугала, малышка. – Герти прижала руку к своему розовому переднику.
– Уже далеко за полночь, ты не должна работать в такую поздноту.
– Да нет, я просто мыла свои тарелки. Сегодня вечером показывали фильм с Бетти Дэвис, называется «Привет, путешественник!». Так я отрезала себе кусок лимонного кекса и проплакала все два часа. – При мысли об этом Герти счастливо вздохнула. – В наши дни таких фильмов уже не делают, мисс Кел.
– Да… – Лихорадочно раздумывая о том, как поддержать разговор, Келси подошла к буфету, взяла чайник и двинулась с ним к раковине, чтобы набрать воды. Движения ее были механическими, но достаточно быстрыми. – А как все остальные? Уже спят?
– Хочешь чаю, дочка? Погоди, дай я сделаю. – Герти ревниво оттеснила Келси от раковины и, закрыв чайник крышкой, водрузила его на плиту. – Мистер Ченнинг где-то бродит с Мэттом Ганнером. Лошадь с фермы Уильямсов совсем плоха, и они не знают, протянет ли она до утра.
– Ох, какая неприятность!
– Как ни стыдно мне такое говорить, мисс Кел, но я все-таки скажу… – Герти принялась согревать фарфоровый заварочный чайник. – Этот ваш братец, Ченнинг, был просто в восторге, когда узнал, что ему придется полночи просидеть в конюшне. Я сказала ему, что не буду запирать дверь в кухне и что в холодильнике будет стоять тарелка с жареным цыпленком, да только он все равно не станет его разогревать.
– Он и так будет на седьмом небе, – заверила ее Келси.
– Да мне, в общем-то, нравится, когда мистер Ченнинг где-то поблизости.
– И мне тоже, Герти. Налей-ка мне две чашки – я хочу отнести одну маме.
– Так она спит, золотко мое. – Герти взяла с полки чай из ромашки и на глаз насыпала заварки в фарфоровый чайник. – Она выглядела такой усталой, такой расстроенной, что я уж не стала ее расспрашивать. Час назад я отнесла ей снотворное.
– Снотворное?
– Ну да. Мисс Наоми, конечно, сказала, чтобы я не поднимала шума из-за ерунды, но только она все равно выглядела скверно – сама бледная такая, и глаза ввалились. Хороший крепкий сон – вот что ей нужно. Я так ей и сказала, и она послушалась свою Герти. Как пойду к себе – загляну к ней, проведаю.
– Я сама проведаю маму. – Келси покосилась на чайник со смесью облегчения и покорности во взгляде. – Тогда одну чашечку, Герти. А с Наоми я поговорю утром.
– Да, к утру-то она оправится. Перетрудилась, бедняжка.
Герти поставила на поднос чайник, чашку с блюдцем и крошечный молочник со сливками.
– В последние месяцы она выглядит счастливее, чем я когда-либо видела за долгие-долгие годы, прямо светится вся. И все это ты сделала;. Кел. Пусть кругом что хочешь творится, да только мать всегда будет сохнуть по своему дитю-то…
– Но я никуда не денусь.
– Я знаю, золотко. И она знает. Не засиживайся поздно.
– Не буду. Спокойной ночи, Герти. Келси отнесла поднос в свою комнату и только потом заглянула к Наоми. В свете луны, пробивающемся в окно, она увидела, что ее мать крепко спит.
Значит, объяснение откладывается до завтра, заключила она и юркнула в свою комнату – ждать рассвета.
Гейб не остановился возле своего дома, а подъехал прямо к конюшне. В конторе над кузнечной мастерской он увидел свет. Оставив машину на дорожке, Гейб вскарабкался по лестнице и, не постучавшись, вошел.
Джемисон сидел за своим столом и что-то писал. Перед ним были аккуратно разложены стопки бумаг, возле локтя стоял бокал с бренди. Заслышав скрип плохо смазанных петель, Джемисон поднял голову и по-совиному заморгал.
– Что так поздно, Гейб?
– Я мог бы спросить о том же у тебя.
– А-а… – Джемисон с усталой улыбкой указал на бумаги. – Рутина! Столько бумажек, и совершенно нет времени заниматься ими. Я люблю работать ночью, когда все тихо и никто не мешает сосредоточиться. Между прочим, вон там на полке есть банка растворимого кофе, – добавил он. – Можешь подогреть чайник, он на плитке.
– Не хочу. – Гейб рассматривал своего тренера и своего старого друга в желтом свете настольной лампы. Последние напряженные месяцы не прошли для него даром. Тени под глазами были похожи на синяки, а морщины по углам рта стали настолько глубокими и резкими, словно были прорезаны ножом.
Нет, это лицо не было похоже на лицо человека, который воспитал «трижды венчанного» – обладателя трех главных призов скакового сезона.
– Помнишь, я все время болтался возле конюшни, когда работал здесь? Все приставал к тебе и Мику.
– Это точно. – Джемисон расслабил плечи, невольно напрягшиеся под пристальным взглядом Гейба. – До всего-то тебе было дело, все было интересно. Правда, иногда, для разнообразия, что ли, ты усаживал нас сыграть в покер и выставлял на недельный заработок.
– Насколько я помню, Канингем не давал тебе вздохнуть свободно. Если ты давал ему одного чемпиона, он требовал у тебя двух. Каждый раз, когда на носу была большая скачка и Канингем видел возможность сорвать большой куш, он принимался метать икру, что, дескать, Моисей из «Трех ив» умеет растить классных крэков, и если тебе это не под силу, так он, мол, найдет человека, которому это по плечу.
– Да, – согласился Джемисон. – На Канингема нелегко было работать. Я подготовил для него нескольких неплохих лошадей, которые выиграли немало скачек, а один раз, еще в восьмидесятых, наш Попробуй Снова стал Лошадью года. Но Канингем так ни разу и не был доволен по-настоящему.
– Ему нужна была победа на дерби, а ты так и ;не добился этого для него. Даже после того, как Чедвики в Кинленде потеряли своего жеребца – в семьдесят третьем, кажется? – ты не сумел выиграть, хотя канингемовский скакун и считался фаворитом. – Голос Гейба был негромок и холоден. – Твой конь пришел третьим, насколько я помню. Всего лишь третьим. Должно быть, для тебя это было настоящим ударом.
Джемисон погрузился в воспоминания, и его губы едва заметно дрогнули.
– Ну что же, на дерби даже такое выступление – уже успех, и я нисколько не стыжусь. Жеребец не выложился в полную силу и проиграл на последнем фарлонге. Да и вообще обстановочка была еще та – это ведь было вскоре после того, как Бенни повесился.
Он медленно поднес к губам стакан и сделал глоток.
– Вы с Бенни тесно общались?
– Мы были добрыми друзьями.
– Ага, друзьями… – Гейб развернул попавшийся ему под руки стул и уселся на него верхом. – Насколько глубоко ты был в этом замешан, Джеми? Тогда и сейчас?
– К чему ты клонишь, Гейб?
– Вы с Бенни были близкими друзьями. Это ты уговорил его «посолить» скачку или просто молча согласился с его планом? Я скажу тебе, что я думаю, – вкрадчиво продолжал Гейб, не дожидаясь ответа тренера. – Я думаю, ты просил Бенни помочь тебе. Ты просил немного подстегнуть жеребца. Канингем слишком давил на тебя, добиваясь этой победы. Возможно, он даже обещал тебе львиную долю призовых денег, а возможно – просто продолжал наседать, пока ты не сломался. А сломавшись, ты потащил за собой и Бенни Моралеса.
Глаза Гейба скользнули куда-то в угол, наконец-то оторвавшись от лица тренера.
– Победа на дерби, Джеми, – разве не этого ты всегда хотел, но только сейчас получил?
– Не говори глупостей, Гейб. Ты слишком давно меня знаешь.
– Знаю, Джеми, в том-то и дело, что знаю. И мне хорошо известно, что в конюшне без твоего ведома не происходит ровным счетом ничего. Я не связал тебя с тем, что недавно случилось с жеребцом Наоми, и с тем, что чуть было не произошло с моим Дублем. Моя ошибка, – решительно сказал он, заметив, что Джемисон опустил взгляд. – Никогда бы не подумал, что ты способен убить лошадь только для того, чтобы выиграть скачку. Какой бы важной она ни была.
Гейб достал из кармана сигару и стал внимательно ее рассматривать. Джемисон молчал.
– Эта-то уверенность и ослепляла меня, – продолжил Гейб. – Но только до тех пор, пока Рено не покончил с собой. Он не знал, что это смертельная доза. И ты не знал. Ты просто дал моему жеребцу преимущество, исключив Горди из борьбы. Разве мой отец представил это не так, а, Джеми? Почему бы не дать себе фору, ведь никто не узнает?
– Я мечтал о собственном доме, о собственной ферме, – прошептал Джемисон. – Человек имеет право на собственный дом после того, как он столько лет ухаживает за чужим. В любой другой год Дубль выиграл бы дерби играючи. Почему именно в этот год и именно Моисей подготовил лошадь, которая могла с ним тягаться? Почему?!
– Просто тебе не повезло. – Гейб закурил сигару. Он больше не чувствовал ни сожаления, ни горечи.
– Тебе тоже нужна была эта победа, Гейб! И не говори мне, что нет.
– Да, нужна. Я не буду этого отрицать.
– И ты хочешь сказать, что не воспользовался бы способом победить наверняка, если бы знал – как?
Гейб поднял голову, и его глаза сверкнули, но не сожаление и не сочувствие горели в этом взгляде.
– Если ты так считал, то почему ничего не сказал мне?
– Ты был дикой картой в колоде. Так сказал Рик. Ты был дикой картой, и тебе нельзя было доверять. Ты только погляди, как этот жеребец несется по треку, Гейб! – с отчаянием в голосе воскликнул Джемисон. – Подумай об этом! Он выиграл Тройную Корону, и никто не смог ему помешать.
– Но какой ценой, Джеми? Это ведь не просто убитая лошадь – это и Мик, и Рено. Глаза Джемисона наполнились слезами.
– Это не я, Гейб! Господи Иисусе, неужели ты мог подумать, что это я? Липски действовал на свой страх и риск. О том, что он натворил, я узнал только потом, когда было уже поздно…
Его голос надломился, Джемисон замолчал, и некоторое время Гейб не слышал ничего, кроме его натужного дыхания. Наконец он справился с собой и снова заговорил:
– Рик хотел, чтобы ты кое о чем задумался, но он ничего мне не говорил. Я не знал, что он собирается добраться до Дубля. Господь свидетель, Гейб, это должен был быть жеребец Чедвик. Дисквалификация, скандал и все такое…
Он вздрогнул всем своим большим рыхлым телом и снова замолчал, ожидая, пока Гейб заговорит. Но Гейб молчал, и тишина начинала действовать на Джемисона угнетающе.
– Ты должен мне верить, Гейб. Это Рик и Канингем заварили всю эту кашу. Ты, наверное, и сам догадался…
– Да, я догадался.
– Рику было мало дисквалификации. И мало денег, которые он за это получил. Он же жаден, как я не знаю что! Рик использовал нас, чтобы прикончить Горди. Ты не представляешь, как я мучился, когда он упал на дорожке, и потом, когда я понял, что Рик заставил нас совершить. А Рено… – Джемисон закрыл лицо руками. – Я любил этого парня, Гейб. Я много раз говорил ему, что он не виноват, но он не хотел меня слушать. Рик все подстроил, Рик виноват во всем! А когда он опять явился сюда и сказал, что хочет играть по другим правилам…
– Что-что?
Джемисон отнял от лица руки и, снова взяв стакан с бренди, выпил его мелкими глотками словно лекарство.
– Он не хотел, чтобы тебе досталась Корона. Мысль о том, что тебе это по силам, точила его изнутри. Мне он сказал, что это просто работа – маленькая побочная ставка, которая должна принести нам обоим неплохой барыш. На самом деле все было в деньгах. Он же держал меня за горло, разве ты не видишь? Меня и Рено. Только я никогда бы не согласился калечить Дубля, уж ты мне поверь. На этот раз я сам взял у Рика наркотик. Доза была достаточной для того, чтобы его дисквалифицировали. Никакого вреда.
Зрачки Гейба сузились настолько, что напоминали два раскаленных угля.
– В ту ночь, когда Келси пришла в конюшню… Это ведь ты был там, верно? Это ты ударил ее?
– Я не причинил ей никакого вреда. Мне просто нужно было выбраться оттуда, пока меня кто-нибудь не увидел. Кипа я устранил, да и он, в общем-то, отделался головной болью. Келси появилась неожиданно, и я не успел закончить. Я просто…
– За одно это я готов разорвать тебя на части! Словно атакующая змея, рука Гейба метнулась вперед и схватила Джемисона за горло.
– За одно это, – пробормотал он, стискивая пальцы.
– Я напугался, Гейб! – Джемисон в панике вцепился обеими руками в пальцы Гейба, но они держали, как клещи. – Господи, я от страха просто не соображал, что делаю. Ты что, не понимаешь?!
– Я многое теперь понимаю. – Гейб с отвращением выпустил горло тренера. Джемисон с жадностью глотнул воздуха, и его лицо, ставшее иссиня-багровым, стало понемногу приобретать нормальный цвет.
– Он загнал меня в угол, разве не ясно? Когда я отказался, Рик сказал, что нам обойм – мне и Рено – придется дорого заплатить, если не будет, как он сказал. И я попробовал, хотя, видит бог, у меня сердце обливалось кровью. Но из-за Келси ничего не вышло. Потом Рено пытался сделать то же самое в Бельмонте, но не смог. Он же повесился, Гейб! Никакая лошадь не стоит того, чтобы из-за нее умирать!
– А убивать?
– Я же говорю тебе, я не…
– Расскажи это кому-нибудь другому, – резко прервал его Гейб.. – Например, самому себе. Расскажи, как ты стал невинной жертвой, как тебя использовали без твоего ведома. Расскажи себе, что все, что случилось с Моралесом, с Ми-ком, с Рено и даже с Липски – все это простое невезение. Несчастное стечение обстоятельств. Интересно, сможешь ли ты с этим жить?
Он поднялся и пинком отшвырнул стул.
– Я был вынужден, Гейб! Но сегодня я сказал ему – нет. Сегодня и сказал! Гейб вскинул голову.
– О чем ты толкуешь?
– Рик был тут. Примерно час назад. Он был пьян как сапожник и говорил всякие вещи.., что убьет всех лошадей, сожжет конюшню и так далее. Одному богу известно, что он мог Здесь натворить, если бы я не вышвырнул его вон.
Последние слова Джеми буквально прокричал вслед Гейбу, который круто развернулся и уже бежал вниз по ступенькам. Оказавшись в конюшне, он включил весь свет и, давясь страхом, начал методично, один за другим, проверять денники.
– Говорю тебе, я не пропустил его в конюшню, – сказал за его спиной Джемисон. – Послал его проспаться и объяснил, что больше не желаю иметь с ним никаких дел. Что больше не буду выполнять для него грязную работу. Особенно после того, как Рено умер. Ни грязную, ни какую другую…
