Как боксер, ошеломленный слишком большим количеством ударов, Гейдж пытался отделаться от кошмара. Он просыпался бездыханный и весь в поту. Когда мучительная тошнота проходила, он снова ложился и смотрел на высокий узорный потолок спальни.
Пятьсот двадцать три гипсовых розетки. Он считал их день за днем во время своего медленного и мучительного выздоровления. Почти как заклинание он начинал считать их снова, ожидая, что его пульс станет ровнее.
Ирландские льняные простыни смялись и промокли, но он оставался неподвижным и считал. Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь... В комнате стоял легкий острый запах гвоздик. Одна из горничных поставила их на стол с выдвижной крышкой у окна. Продолжая считать, он пытался догадаться, в какую вазу она их поставила. Уотерфорд? Дрезден? Веджвуд? Гейдж продолжал этот монотонный счет, пока не почувствовал, что начинает успокаиваться.
Он не знал, когда сновидение снова явится ему. Он полагал, что должен благодарить судьбу, что не видит этот сон еженощно, но все равно в его внезапных, капризных появлениях было что-то ужасное.
Успокоившись, он нажимал кнопку возле постели. Шторы на широком окне раздвигались, и комната наполнялась светом. Он осторожно расправлял один мускул за другим, чтобы удостовериться, что еще контролирует их.
Как человек, преследующий собственных демонов, он снова и снова пересматривал свой сон. Как всегда, все ощущения с кристальной чистотой всплывали в его памяти.
Они работали под прикрытием. Гейдж и его напарник Джек Макдауэлл. После пяти лет они были больше чем напарниками. Они были братьями. Каждый рисковал жизнью, спасая другого. И каждый готов был без колебаний сделать это снова. Они вместе работали, вместе пили, ходили на бейсбольные матчи, спорили о политике.
В течение более чем года они действовали под именами Демереса и Гейтса, изображая двух экстравагантных торговцев кокаином и крэком. С помощью терпения и хитрости они проникли в один из самых крупных наркокартелей Восточного побережья. Урбана была его центром.
Они могли бы произвести дюжину арестов, но и они, и департамент пришли к соглашению, что их цель – заправила.
А его имя, к всеобщему разочарованию, оставалось тайной.
Но сегодня они с ним повстречаются. Сделка была заключена с большим трудом. Демерес и Гейтс несли в своем армированном сталью портфеле пять миллионов долларов наличными. Они должны были обменять их на первосортный кокаин. И должны были иметь дело только с тем, кто этим занимается.
Они ехали к гавани на выполненном по индивидуальному заказу «мазерати», которым Джек так гордился. Имея поддержку из дюжины человек и собственное солидное прикрытие, они пребывали в приподнятом настроении.
Джек был смышленым, неразговорчивым ветераном-полицейским, верным семьянином. У него была хорошенькая, спокойная жена и маленький пострел-сынишка. С каштановыми волосами, зачесанными назад, с перстнями на пальцах и в шелковом костюме, идеально сидящем на нем, он сильно смахивал на богатого бессовестного дельца.
Контраст между напарниками был огромен. Джек происходил из семьи потомственных полицейских и вырос в трехэтажном доме без лифта в Ист-Энде, мать воспитывала его одна. Иногда сына навещал отец, любивший бутылку не меньше, чем пистолет. Джек поступил на службу в полицию сразу после школы.
Гейдж происходил из семьи бизнесменов, успешных людей, отдыхавших на Палм-Бич и игравших в гольф в загородных клубах. Его родители были по жизненному стандарту ближе к рабочему классу, предпочитая вкладывать деньги, время и мечты в небольшой элегантный французский ресторан на верхнем восточном берегу. Эти мечты в конечном счете их и убили.
Однажды, закрыв ресторан поздним холодным осенним вечером и не пройдя десяти футов от двери, они были ограблены и жестоко убиты.
Осиротев до своего второго дня рождения, Гейдж вырос в неге и холе в семье безумно любивших его тети и дяди. Он играл в теннис, а не на улицах, и считалось, что он пойдет по стопам брата покойного отца, президента империи Гатри.
Но он так и не смог забыть жестокой, несправедливой гибели своих родителей и сразу же по окончании колледжа поступил на службу в полицию.
Несмотря на разницу в происхождении, у них была одна общая жизненно важная черта: они оба верили в закон.
– Сегодня мы схватим его за задницу, – сказал Джек, глубоко затянувшись сигаретой.
– Давно пора, – пробормотал Гейдж.
– Шесть месяцев подготовки, восемнадцать месяцев глубокого прикрытия. Двух лет вполне достаточно, чтобы прижать к ногтю этого подонка. – Напарник повернулся к Гейджу и подмигнул. – Конечно, мы могли бы взять эти пять лимонов и убежать к чертовой бабушке. Что скажешь, малыш?
Хотя Джек был всего на пять лет старше Гейджа, он всегда называл его «малышом».
– Я всегда мечтал побывать в Рио.
– Да, я тоже. – Джек выбросил из окна машины тлеющий окурок. Тот, упав на асфальт, зашипел.
– Мы могли бы купить виллу и вести красивую жизнь. Полно женщин, полно рома, полно солнца. Как тебе такая перспектива?
– Дженни расстроится.
Джек хихикнул при упоминании о своей жене.
– Да уж, это, вероятно, выведет ее из себя. Она заставит меня в течение месяца спать в каморке. Догадываюсь, нам сейчас лучше дать этому парню под задницу. – Он взял крошечный радиопередатчик. – Это Белоснежка, прием, прием.
– Да, да, Белоснежка. Это Вялый.
– А то я не знаю, – пробормотал Джек. – Мы на подходе, у семнадцатого пирса. Держите нас на прицеле. Это относится к Счастливчику, Чихальщику и остальным вашим гномам.
Гейдж заехал в тень дока и выключил мотор. До него доходили запахи воды, гниющей рыбы и отбросов. Следуя полученным инструкциям, он дважды мигнул фарами, сделал паузу, потом мигнул еще два раза.
– Прямо Джеймс Бонд, – сказал Джек и широко улыбнулся. – Ты готов, малыш?
– Еще как готов.
Джек снова закурил и выпустил дым сквозь зубы.
– Тогда вперед!
Они двигались осторожно, Джек нес портфель с мечеными купюрами и микропередатчиком. У обоих были наплечные кобуры с полицейскими кольтами 38-го калибра. У Гейджа к икре был прикреплен запасной кольт 25-го калибра.
Плеск воды о дерево, беготня крыс по бетону. Тусклый полусвет затянутой облаками луны. Резкий запах табака от сигареты Джека. Маленькие бисеринки пота, выступившие у них между лопатками.
– Кажется, что-то не так, – тихо произнес Гейдж.
– Не пугай меня, малыш. Сегодня мы их прижмем к ногтю!
Кивнув, Джек поборол приступ волнения. Но все же потянулся за пистолетом, когда из тени вышел маленький человечек. Широко улыбнувшись, тот поднял руки и показал ладони.
– Я один, – произнес он. – Как и договаривались. Я Монтега, ваш сопровождающий.
У него были темные взъерошенные волосы и длинные усы. Когда он улыбнулся, Гейдж заметил блеск золотых зубов. Как и на них, на нем был дорогой костюм, скроенный так, чтобы под ним можно было скрыть автоматическое оружие. Монтега осторожно опустил одну руку и вынул длинную тонкую сигару.
– Подходящая ночь для небольшой прогулки на лодке, si?
– Si. – Джек кивнул. – Не возражаете, если мы вас обыщем? Пусть все оружие будет у нас, пока мы не прибудем на место.
– Понятно. – Монтега зажег сигару тонкой золотой зажигалкой. По-прежнему улыбаясь, он зажал сигару между зубами.
Гейдж увидел, как он осторожно засунул зажигалку обратно в карман.
И тут раздался выстрел и знакомый свист пули, выпущенной из пистолета. На кармане костюма стоимостью в полторы тысячи долларов образовалась дыра. Джек упал на землю.
Даже сейчас, четыре года спустя, Гейдж видел все, как в ужасной замедленной съемке. Застывший, уже мертвый взгляд Джека, наповал сраженного пулей. Портфель, несколько раз перевернувшийся, прежде чем упасть на землю. Запасная команда, с криком бросившаяся на помощь. Невероятно медленным жестом Гейдж потянулся за оружием.
Монтега повернулся к нему, широко улыбнувшись и оскалив золотые зубы.
– Копы вонючие, – произнес он и выстрелил.
Даже сейчас Гейдж чувствовал, как что-то горячее взорвалось у него в груди. Тепло – невыносимое, несказанное. Он видел, как падает навзничь. И уплывает в какую-то бесконечность. Бесконечность и темноту.
Он был мертв.
Он знал, что убит. Он видел себя. Смотрел вниз и видел свое тело, распростертое на залитом кровью причале. Полицейские суетились над ним, ругаясь и копошась, как муравьи. Он наблюдал за ними бесстрастно, не чувствуя ни своего тела, ни боли.
Затем появились врачи, и боль почему-то вернулась. У него не хватило сил бороться с ними и уйти туда, куда ему хотелось.
Операционная. Светло-голубые стены, резкий свет, сверкание стальных инструментов. Сигналы, сигналы, сигналы мониторов. Затрудненное шипение респиратора. Он дважды легко переставал дышать, тихо и невидимо, наблюдая, как хирургическая команда борется за его жизнь. Он хотел сказать им, чтобы они остановились, что он не хочет возвращаться туда, где ему снова могут причинить боль. Снова чувствовать.
Но они были искусны и решительны и вернули его душу в несчастное травмированное тело. И он на некоторое время вернулся в черноту.
Все изменилось. Он помнил, как плавал в какой-то серой жидкости, напоминающей об утробе, в которой пребывал до рождения. Там безопасно. Спокойно. Время от времени он слышал, как кто-то говорит. Кто-то громко, настойчиво произносил его имя. Но он предпочитал игнорировать эти голоса. Рыдающей женщины – тети. Надтреснутый, молящий голос дяди.
Время от времени он ощущал вторжение света. Хотя он ничего не чувствовал, но ощущал, как кто-то поднимает ему веки, впуская в его зрачки сверкающий луч.
Это был поразительный мир. Он слышал биение своего сердца. Мягкое, настойчивое биение и свист. Он чувствовал запах цветов. Только однажды его затмил скользкий антисептический запах больницы. И он слышал музыку, тихую, спокойную музыку. Бетховена, Моцарта, Шопена.
Позже он узнал, что одна из медсестер настолько прониклась симпатией к нему, что принесла в палату небольшой проигрыватель. Она часто приносила из других палат увядающие букеты и тихим материнским голосом беседовала с ним.
Иногда он принимал ее за свою мать, и ему становилось невыносимо грустно.
Когда туманы ставшего привычным серого мира начали исчезать, он пытался с этим бороться. Он хотел остаться там. Но как бы глубоко ни погружался, он по-прежнему всплывал все ближе к поверхности.
Пока, наконец, не открыл глаза свету.
Это была худшая часть кошмара, думал теперь Гейдж. Когда он открыл глаза и понял, что жив.
Гейдж устало слез с постели. Он преодолел инстинкт смерти, преследовавший его в течение этих первых недель. Но по утрам он страдал от кошмара, ему хотелось проклясть мастерство и преданность медицинского персонала, вернувшего его с того света.
Но Джека они не спасли, как не спасли его собственных родителей, которые умерли прежде, чем он успел узнать их. У них не хватило мастерства спасти тетю и дядю, которые вырастили его в безмерной любви и умерли за несколько недель до того, как он вышел из комы.
Но его они спасли. Гейдж понимал почему.
Дело в даре, проклятом даре, пришедшем к нему в те девять месяцев, когда его душа созревала. А поскольку его спасли, ему ничего не оставалось, кроме того, чтобы сделать то, что ему надлежало сделать.
Он с тупым смирением приложил правую руку к светло-зеленой стене спальни и сосредоточился. Он услышал шум у себя в голове, которого больше никто не мог слышать. Затем его рука исчезла быстро и полностью.
Нет, она существовала! Он ее чувствовал. Но не видел. Ни очертаний, ни силуэта костяшек. Рука исчезла начиная с самого запястья. Стоит ему сосредоточиться, и все его тело исчезнет точно так же!
Он до сих пор помнил, как это случилось в первый раз и как это его ужаснуло и потрясло. Он заставил снова появиться свою руку и рассмотрел ее. Она была той же самой. С широкой ладонью и длинными пальцами, немного мозолистой. Обычная рука человека, ставшего необычным.
Неплохая штука, подумал он, для человека, разгуливающего по ночным улицам и ищущего преступников!
Он сжал кулак и направился в примыкающую ванную принять душ.
Утром в 11.45 Дебора терпеливо дожидалась своей очереди в 25-м полицейском участке. Она не очень удивилась, когда ее туда вызвали. Четыре гангстера, застрелившие Рико Мендеса, содержались в разных камерах. Так от них будет легче добиться признания в убийстве, покушении на убийство, незаконном хранении оружия и прочих преступлениях, в которых их обвиняли. И добиться индивидуально, так, чтобы не дать им возможности подтвердить версии друг друга.
Ровно в девять ей позвонил адвокат Карла Парино, одного из задержанных. Это будет их третья встреча. На каждой предыдущей встрече она твердо отказывалась от любых его предложений о сделке. Адвокат Парино просил сохранить своему подзащитному жизнь, а сам Парино был грубым, противным и надменным. Но Дебора заметила, что при каждом допросе Парино давал все больше показаний.
Инстинкт подсказывал ей, что ему есть что рассказать, но он боится.
Воспользовавшись своей стратегией, Дебора согласилась на встречу, но отложила ее на пару часов. Похоже, Парино был готов заключить сделку, но так как его взяли с поличным, с оружием в руках и при двух свидетелях, то он мог с тем же успехом расплатиться золотыми чипсами.
В ожидании, пока Парино привезут из тюрьмы, она вновь просмотрела свои записи по этому делу. Поскольку она помнила их наизусть, вернулась памятью во вчерашний вечер.
Что же за человек Гейдж Гатри, спрашивала она себя. Тип, который заталкивает женщину в лимузин против ее воли через пять минут после знакомства. Затем оставляет этот лимузин в ее распоряжении на два с половиной часа. Она вспомнила, какое удивление испытала, выйдя в час ночи из Дома правосудия и обнаружив, что черный лимузин с молчаливым увальнем-шофером терпеливо дожидается, чтобы отвезти ее домой.
Приказ мистера Гатри.
Хотя мистера Гатри в машине не было, она чувствовала его присутствие во все время поездки из центра города к ее дому в нижнем Уэст-Энде.
Могущественный человек, размышляла она. Внешностью, личностью, да и просто мужской привлекательностью. Оглядывая полицейский участок, она пыталась представить, как этот элегантный, слегка грубоватый человек в смокинге работал здесь.
25-й участок был одним из самых крепких в городе. И именно здесь шесть лет работал детектив Гейдж Гатри.
Трудно связать, думала она, приятного, очаровательного человека и грязный линолеум, резкий флуоресцирующий свет и запахи пота и несвежего кофе, сдобренные липким ароматом очистителя воздуха с запахом хвои.
Он любил классическую музыку, потому что в его лимузине звучал Моцарт, и все же несколько лет проработал в 25-м участке среди криков, ругательств и пронзительных звонков.
Из его досье, которое Дебора запросила, она узнала, что Гатри был хорошим полицейским, иногда безрассудным, но никогда не переходившим грань. По крайней мере, если верить записям. Наоборот, записи были полны благодарностей.
Он и его напарник разорвали сеть проституции, вовлекавшей в преступный бизнес малолеток, способствовали аресту трех видных бизнесменов, построивших очередную финансовую пирамиду, выслеживали торговцев наркотиками, мелких и крупных, обнаружили полицейского-проходимца, использовавшего свой значок для сопровождения откупных денег от владельцев мелких магазинов в азиатской части Урбаны.
Работая под прикрытием, они положили конец одному из крупнейших на Восточном побережье наркокартелей. И в конце концов пострадали сами.
Что в нем так поражает, спрашивала себя Дебора. Может быть, изысканный богатый бизнесмен – это всего лишь иллюзия, а на самом деле он тот же самый грубый полицейский, которым некогда был? Или он просто вернулся к своему привилегированному положению, желая вычеркнуть из жизни те годы, когда служил в полиции? Кто есть настоящий Гейдж Гатри?
Она покачала головой и вздохнула. В последнее время она много думала об иллюзиях. После той ночи в переулке она вдруг осознала ужасающую реальность собственной смертности. И была спасена тем, кто в глазах многих был не более чем призраком... Хотя до того дня она твердо верила, что сумела бы постоять за себя.
Немезид достаточно реален, размышляла Дебора. Она видела его, слышала его, и он даже причинил ей массу неприятностей. И все же, когда его образ возникал в ее голове, он подергивался чем-то вроде тумана. Интересно, если бы она дотронулась до него, прошла бы ее рука насквозь?
Что за вздор! Надо хорошенько выспаться, подобные фантазии возникают в ее голове от переутомления.
Но она почему-то собиралась снова найти этот призрак и разгадать все его загадки.
– Мисс О’Рурк?
– Да. – Она встала и протянула руку молодому раздраженному адвокату. – Еще раз здравствуйте, мистер Симмонс.
– Да, вот... – Он нацепил на крючковатый нос очки в черепаховой оправе. – Я вам очень признателен, что вы согласились на эту встречу.
– Давайте без предисловий! – За спиной у Симмонса стоял Парино в сопровождении двоих полицейских. На лице у него застыла презрительная усмешка, на запястьях блестели наручники. – Мы здесь для дела, так что хватит болтать!
Кивнув, Дебора направилась в небольшой кабинет. Она положила портфель на стол и села, сложив руки перед собой. В элегантном темно-синем костюме и белой блузке она очень напоминала южную красавицу с прекрасными манерами. Но ее глаза, такие же темные, как и лен ее костюма, обжигали Парино. Она изучила полицейские фотографии Мендеса и видела, что могут сделать с шестнадцатилетним мальчишкой ненависть и автоматическое оружие.
– Мистер Симмонс, вы сознаете, что из четверых подозреваемых в убийстве Рико Мендеса вашему клиенту предъявляются наиболее серьезные обвинения?
– А можно их снять? – Парино протянул руки в наручниках.
Дебора взглянула на него:
– Нет.
– Ну же, малышка! – Он бросил на нее, как ей показалось, плотоядный взгляд. – Ты что, боишься меня, а?
– Вас, мистер Парино? – Она скривила губы, и в ее голосе слышался холодный сарказм. – Да нет. Я каждый день давлю отвратительных маленьких жуков. А вот вы должны меня бояться. Я собираюсь упрятать вас в тюрьму. – Она снова бросила взгляд на Симмонса. – Давайте не будем терять время. Мы все трое знаем, как обстоит дело. Мистеру Парино девятнадцать лет, и судить его будут как взрослого. Как будут судить остальных, как взрослых или как детей, еще предстоит определить. – Она вынула свои записи, хотя не очень-то нуждалась в них. – Смертоносное оружие было найдено в квартире мистера Парино, на нем остались отпечатки пальцев мистера Парино.
– Мне его подбросили, – настаивал Парино. – Я раньше никогда в жизни его не видел.
– Это вы скажете судье, – предложила Дебора. – Два свидетеля утверждают, что именно вы сидели в машине, завернувшей за угол Третьей авеню и рынка 2 июня в 11.45. Те же два свидетеля именно в мистере Парино опознали человека, высунувшегося из машины и десять раз выстрелившего в Рико Мендеса.
Парино начал ругаться и кричать что-то насчет доносчиков и о том, что он с ними сделает, когда выйдет отсюда. И что он сделает с ней. Не потрудившись повысить голос и по-прежнему глядя на Симмонса, Дебора продолжила:
– У нас налицо хладнокровное убийство. И штат будет требовать смертного приговора. – Она сложила руки на своих записях и кивнула Симмонсу. – Ну, так о чем вы хотели поговорить?
Симмонс потянул за свой галстук. Дым от сигареты Парино шел в его сторону, и поэтому глаза адвоката слезились.
– Мой клиент информирован, что имеет право обратиться в офис окружного прокурора и предложить сотрудничество. – Адвокат прочистил горло. – В обмен на льготы и на смягчение выдвинутых против него обвинений. От убийства до незаконного хранения оружия.
Дебора подняла бровь, в тишине было слышно, как бьется ее сердце.
– Я жду продолжения.
– Это не шутка, сестренка! – Парино склонился над столом. – Мне есть что предложить, и тебе лучше принять правила игры.
Дебора нарочитыми движениями положила свои записи обратно в портфель, защелкнула замок и встала.
– Ты подонок, Парино! Ничто, ничто из того, что ты собираешься предложить, не вернет тебе свободы. Если ты думаешь, что тебе удастся обвести вокруг пальца меня и наших сотрудников, то ты глубоко заблуждаешься!
Увидев, что она направилась к двери, Симмонс вскочил:
– Пожалуйста, мисс О’Рурк, давайте обсудим ситуацию!
Дебора резко повернулась к нему:
– Конечно, обсудим. Как только вы сделаете мне реальное предложение.
Парино сказал что-то короткое и непристойное, отчего Симмонс побледнел. Дебора холодно, бесстрастно взглянула на него.
– Штат будет настаивать на обвинении в убийстве и смертном приговоре, – спокойно произнесла она. – И поверьте мне, я позабочусь о том, чтобы общество избавили от вашего клиента, как от пиявки.
– Я выйду отсюда! – заорал на нее Парино, вскочив и бешено сверкнув глазами. – И уж тогда я разыщу тебя, сука!
– Вы не выйдете отсюда. – Она посмотрела на него через стол холодным, немигающим взглядом. – Я очень хорошо выполняю свои обязанности, Парино, то есть засаживаю маленьких бешеных животных вроде вас в клетки. В вашем же случае я постараюсь приложить все свои силы. Вы не выйдете отсюда, – повторила она. – А когда вы будете томиться в камере смертников, я хочу, чтобы вы вспоминали обо мне.
– Убийство второй степени, – быстро произнес Симмонс.
– Тебе не удастся продать меня, сукин сын! – словно бешеное эхо, раздался голос его клиента.
Дебора проигнорировала Парино и посмотрела в напряженные глаза Симмонса. Что-то здесь нечисто, она это чувствовала.
– Убийство первой степени, – повторила она. – Пожизненное заключение, а не смертная казнь, если, конечно, не вскроются какие-нибудь факты, затрагивающие мои интересы.
– Пожалуйста, позвольте мне поговорить с моим клиентом. Мне нужна минута, не больше.
– Конечно. – Она оставила истекающего потом адвоката с его орущим клиентом.
Двадцать минут спустя она снова встретилась с Парино за поцарапанным столом. Он был бледнее, спокойнее и докурил сигарету до фильтра.
– Выкладывайте свои карты, Парино, – предложила она.
– Я требую неприкосновенности.
– От каких-либо обвинений, которые могут быть выдвинуты против вас на основании информации, которую вы мне дадите? Договорились. – Он уже был у нее в кармане.
– И защиты.
– Это гарантированно.
Он заколебался, играя сигаретой и прожженной пластиковой пепельницей. Но она знала, что загнала его в угол. Двадцать лет.
Адвокат обещал, что, вероятно, через двадцать лет он будет условно освобожден.
Двадцать лет тюрьмы все равно лучше, чем электрический стул. Крепкий парень сумеет постоять за себя в местах не столь отдаленных. А Парино считал себя очень крепким парнем.
– Я кое-что поставлял каким-то парням. Тяжелые наркотики. Перевозил это барахло с доков к антикварному магазину в центре города. Мне хорошо платили, слишком хорошо, поэтому я понял, что, кроме старинных ваз, в этих корзинах есть что-то еще. – Неуклюжий в своих наручниках, он прикурил от тлеющего фильтра другую сигарету. – Вот я и решил сам посмотреть. Открыл одну из корзин. Она была набита кокаином. Черт, я никогда не видел столько снега! Сто, может быть, сто пятьдесят фунтов. И он был чистым.
– Откуда вам это известно?
Он облизал губы, затем широко улыбнулся.
– Я взял один из пакетов и засунул под рубашку. Говорю вам, этого достаточно, чтобы засадить любое рыло в штате на двадцать лет.
– Как называется магазин?
Он снова облизал губы.
– Я хочу знать, заключим ли мы сделку?
– Да, если ваша информация подтвердится. А если вы водите меня за нос, то нет.
– «Вечное». Вот как он называется. Это на Седьмой. Мы делали туда поставки один, может быть, два раза в неделю. А вот как часто там был кокаин, а как часто античные штучки, не знаю.
– Назовите мне несколько имен.
– Того парня, который работал со мной в доках, звали Мышь. Просто Мышь, это все, что я знаю.
– Кто вас нанял?
– Один парень. Он пришел к Лоредо, в бар в Уэст-Энде, где ошиваются ребята из нашей группировки «Дьяволы». Он сказал, что у него есть работа, если у меня сильный хребет и я умею держать язык за зубами. Вот мы с Реем и согласились.
– Рей?
– Рей Сантьяго. Он один из нас, «Дьяволов».
– Как выглядел человек, который вас нанял?
– Маленький, довольно страшненький парень. Большие усы, пара золотых зубов. Пришел к Лоредо в хорошем костюме, но никому в голову не приходило якшаться с ним.
Дебора взяла свои записки, кивнула, уверенная, что Парино выжат до конца.
– Хорошо, я это проверю. Если вы были честны со мной, то убедитесь, что и я честна с вами. – Она встала и взглянула на Симмонса: – Я с вами свяжусь.
Когда она покинула кабинет, в голове у нее стучало. У нее сдавило виски и закружилась голова, как всегда, когда она сталкивалась с людьми типа Парино.
Господи, ему девятнадцать лет, думала она, бросая дежурному сержанту жетон посетителя. Едва получил право голосовать, а уже с особой жестокостью застрелил другого человека! Она знала, что он не испытывает угрызений совести. «Дьяволы» считали эти перевозки неким племенным ритуалом. А она, как представитель закона, заключила с ним сделку!
Так работает система, напомнила она себе, выйдя из душного полицейского участка в палящий зной. Она продаст Парино, как фишку в покере, и, возможно, выйдет на более крупную фигуру. В результате Парино проведет остаток юности и большую часть взрослой жизни за решеткой.
Она надеялась, что семья Рико Мендеса почувствует: юстиция работает.
– Неудачный день?
По-прежнему нахмуренная, она повернулась, прикрыла глаза ладонью и увидела Гейджа Гатри.
– А, здравствуйте. Что вы тут делаете?
– Поджидаю вас.
Она подняла бровь, осторожно обдумывая правильную реакцию. Сегодня на нем был серый костюм, очень элегантный и в меру дорогой. Несмотря на высокую влажность, его белая рубашка казалась свежей. Серый шелковый галстук был аккуратно завязан.
Он выглядел именно тем, кем и был. Успешным, богатым бизнесменом. Пока не посмотришь ему в глаза, подумала Дебора. Тогда можно увидеть, что женщин притягивает к нему нечто более элементарное, нежели богатство и положение.
Она отреагировала единственным вопросом, показавшимся ей адекватным:
– Зачем?
Он улыбнулся. Гейдж ясно видел ее осторожность и опаску, и это его забавляло.
– Чтобы пригласить вас позавтракать.
– А... Что ж, это очень славно, но...
– Вы же едите, правда?
Он смеялся над ней! В этом не было никакого сомнения!
– Да, почти каждый день. Но в данный момент я работаю.
– Вы посвятили себя служению обществу, не так ли, Дебора?
– Мне хочется думать, что да. – В его голосе ей слышалось столько сарказма, что это начало сердить ее. Она подошла к краю тротуара и подняла руку, останавливая такси. Мимо пропыхтел автобус, исторгая выхлопные газы. – С вашей стороны было очень любезно оставить мне ваш лимузин вчера вечером. – Она повернулась и взглянула на Гейджа. – Но в этом не было необходимости.
– Я часто делаю то, что другие считают ненужным. – Он слегка сжал ее руку и отвел в сторону. – Если не можете позавтракать со мной, то приглашаю вас на обед!
– Это больше похоже на приказ, чем на предложение! – Надо было бы выдернуть руку, но казалось глупым затевать детское соревнование на глазах у изумленной публики. – В любом случае я отказываюсь! Сегодня я работаю допоздна.
– Тогда завтра. Это приказ, советник!
Трудно было не улыбнуться в ответ, когда он с таким озорством смотрел на нее, а в глазах у него читалось... одиночество.
– Мистер Гатри. Гейдж. – Она назвала его по имени прежде, чем он успел ее поправить. – Меня обычно раздражают настойчивые люди. И вы не исключение. Но мне почему-то хочется пообедать с вами.
– Заезжаю за вами в семь! Предпочитаю ранние часы.
– Прекрасно. Сейчас я дам вам мой адрес.
– Я его знаю.
– Ах да, разумеется! – Ведь вчера вечером его водитель подвез ее прямо к порогу. – И отпустите мою руку, я бы хотела остановить такси.
Он не сразу выполнил просьбу, прежде посмотрел на ее руку. Маленькую и изящную, как и вся она. Но вся сила заключалась в ее пальцах. Ногти короткие, слегка закругленные, покрытые бесцветным лаком. Ни колец, ни браслетов, только маленькие, деловые часы, как он заметил, точные до минуты.
Он посмотрел на нее и увидел в ее глазах любопытство, снова сменившееся некоторым нетерпением и настороженностью. Гейдж заставил себя улыбнуться, удивляясь, как от простого соприкосновения ладоней так возмутительно сотрясается все его существо.
– До завтра! – Он отпустил ее руку и отошел.
Она лишь кивнула, не доверяя своему голосу. Сев в такси, она обернулась. Но Гейдж уже исчез.
В одиннадцатом часу Дебора подошла к антикварному магазину. Разумеется, он был закрыт, но она и не ожидала что-либо там найти. Она составила рапорт, в котором описала все подробности встречи с Парино. Но она не могла отказать себе в том, чтобы посмотреть на магазин.
В этой фешенебельной части города люди коротали время за обедом или наслаждались игрой. Несколько пар прошло к клубу и к ресторану. Уличные огни создавали чувство безопасности.
Она понимала, что приходить сюда было глупо. Вряд ли можно было ждать, что дверь откроется и в шкафу восемнадцатого века она обнаружит запас наркотиков.
Окно было не только темным, оно было зарешеченным и затонированным. Да и сам магазин окутывала тройная пелена секретности. Сегодня она потратила много часов, чтобы разузнать имя хозяина. Он прикрывался целой сетью корпораций. Бумажная канитель принесла одни разочарования. Пока любой путь, по которому шла Дебора, вел в тупик.
Но магазин был реальным. Завтра, самое позднее послезавтра у нее будет судебное постановление. Полиция обыщет все укромные уголки и щели «Вечного». Компромат будет конфискован. У нее будет все необходимое для предъявления обвинения в суд.
Она подошла поближе к темному окну. Что-то заставило ее быстро обернуться и посмотреть на улицу у себя за спиной.
Мимо бесшумно проезжали машины. Какая-то парочка прогуливалась под ручку по противоположному тротуару. Из открытых окон машин раздавалась самая разнообразная музыка, время от времени оттеняемая гудением клаксонов и скрипом тормозов.
Все нормально, подумала Дебора. Но почему у нее возник какой-то странный зуд между лопатками? Она спокойно осматривала улицу, смежные здания, чтобы убедиться, что на нее никто не обращает внимания, но все же ее не покидало настойчивое чувство, что за ней следят.
Дебора решила, что сама на себя нагоняет страх. Конечно, неприятный осадок после той ночи в переулке остался, но она старалась не обращать на него внимания. Нельзя же прожить всю жизнь в таком страхе, чтобы бояться выходить ночью на улицу, стать настолько параноиком, чтобы заглядывать за угол прежде, чем завернуть за него. По крайней мере, для нее это было невозможно.