Нора Робертс
Драгоценности солнца
Глава 3
В очаге полутемного паба «У Галлахера» ярко горел огонь – как раз то, что нужно промозглым весенним вечером. Паб поил и развлекал посетителей более ста пятидесяти лет – здесь всегда можно было получить кружку доброго лагера или стаута, бокал неразбавленного виски и уютное место, чтобы сполна насладиться выбранным напитком.
В тысяча восемьсот сорок втором году от Рождества Христова, когда Шеймас Галлахер и его верная жена Мег открыли свое заведение, виски, пожалуй, стоило дешевле. Однако гостеприимство гостеприимством, а деньги деньгами. С тех пор виски подорожало, правда, подавали его по-прежнему радушно, выпивали же – с удовольствием.
Шеймас вложил в свой паб не только все сбережения, но и душу. Тощих годов выдавалось больше, чем тучных, а однажды с моря налетел смерч, сорвал со здания крышу и унес аж в Дангарван. По крайней мере, так судачили посетители, пропустив пару стаканчиков.
Несмотря ни на что, паб оставался на месте, пустив корни в песок и скалистые камни Ардмора. Место Шеймаса за стойкой из каштанового дерева занял его старший сын, потом – его сын, и так далее.
Поколения Галлахеров обслуживали поколения местных жителей и неплохо преуспевали, постепенно расширяя бизнес, чтобы еще больше тружеников могли заглянуть сюда после тяжелого рабочего дня и выпить пинту-другую. Здесь предлагалась пища не только для тела, но и для души: по вечерам в пабе играла музыка.
Будучи рыбацкой деревушкой, Ардмор зависел от щедрости моря и его капризов, а благодаря живописным видам и красивым пляжам – также от туристов и их капризов.
Паб «У Галлахера» считался местной достопримечательностью. В легкие и трудные времена, когда рыба ловилась в изобилии и когда шторм вспенивал море так, что никто не осмеливался забросить сети, его двери были открыты.
Запахи дыма и виски, рыбной похлебки и мужского пота накрепко въелись в потемневшие доски. Скамьи и стулья были обтянуты темно-красной тканью, прибитой чернеными латунными гвоздями. Частенько субботними вечерами музыка играла так громко, что даже стропила подрагивали. На полу, исцарапанном тяжелыми сапогами и сдвигаемыми стульями, виднелись ожоги от искр или сигарет. Тем не менее в зале царила чистота, а четыре раза в год полы полировали до блеска, точно в бальном зале.
Главная гордость заведения – барная стойка. Старый Шеймас сам выстрогал ее из старого каштана, погибшего, как рассказывали, от удара молнии аккурат в день летнего солнцестояния. Поэтому считалось, что в стойке содержится частица магии, а те, кому довелось за ней сидеть, знали, что им достались лучшие места.
За стойкой вдоль зеркальной стены выстроились многочисленные бутылки, чистые и блестящие, словно новенькие пенни. В пабе Галлахеров было многолюдно, но чисто: ни пролитой капельки, ни пылинки, и хозяева ни за что на свете не подали бы напиток в грязном стакане.
В очаге всегда горел огонь, поскольку это нравится туристам, а именно от них зависело процветание заведения. Летом и ранней осенью отдыхающие толпами валили на пляжи. Зимой и ранней весной их поток заметно редел, но те, что приезжали, непременно заглядывали в паб пропустить стаканчик, послушать музыку и отведать фирменного мясного пирога.
Местные жители подтягивались после ужина – выпить пинту «Гиннесса», поболтать и обменяться сплетнями. Некоторые приходили поужинать – как правило, по праздникам всем семейством. Забредали и холостяки, если им надоедало готовить или хотелось перекинуться словцом с приветливой и веселой Дарси Галлахер.
Дарси подавала напитки в баре, обслуживала столики и работала на кухне. Но готовить ей нравилось куда меньше, поэтому при любом удобном случае она перекладывала эту обязанность на своего брата Шона.
Все местные знали – с тех пор как мистер и миссис Галлахер решили остаться в Бостоне, пабом заправляет их старший сын, Эйдан. По мнению большинства, он покончил с бродячим прошлым, остепенился и теперь ведет семейный бизнес так споро, что старый Шеймас мог бы им гордиться.
Сам Эйдан был доволен своей судьбой. За время долгих скитаний он многое узнал о себе и о жизни. Говорят, тяга к странствиям досталась ему от Фицджеральдов; его мать до замужества много поездила по миру, зарабатывая на жизнь пением.
Едва Эйдану исполнилось восемнадцать, он закинул на спину рюкзак и отправился путешествовать по стране, потом перебрался в Англию, затем во Францию, Италию и даже в Испанию. Год он провел в Америке, любовался горами и долинами Запада, изнемогал от жары на юге и околевал от холода зимой на севере.
От матери ему достался музыкальный талант, поэтому, в зависимости от настроения, он пел за еду или работал в барах, а когда увидел все, что хотел, вернулся домой повидавшим свет двадцатипятилетним мужчиной.
Последние шесть лет Эйдан управлял пабом, жил в комнатах на втором этаже и все это время ждал сам не зная чего.
Даже сейчас, наливая пинту «Гиннесса», протягивая стакан «Харпа» и вполуха прислушиваясь к разговору, на случай если его спросят, он терпеливо, неусыпно ждал.
Внимательный наблюдатель мог бы заметить настороженность в его пронзительно синих глазах.
Длинный прямой нос, полные чувственные губы, крепкий подбородок с еле заметной ямочкой, темные брови – резко очерченное, типично кельтское лицо Эйдана привлекало необузданной красотой, доставшейся от родителей.
Широкие плечи, длинные руки, узкие бедра – подходящее телосложение для драчуна и задиры. И правда, в юности Эйдану частенько приходилось работать кулаками, да и самому получать доводилось. Он не стыдился признавать, что дрался не только из-за буйного нрава, но и для удовольствия, и гордился тем, что, в отличие от брата Шона, ему ни разу не ломали нос в драке.
Со временем он перестал искать неприятности на свою голову. Просто ждал свою судьбу и верил, что узнает ее, как только увидит.
Едва Джуд вошла в зал, Эйдан сразу обратил на нее внимание – сперва как хозяин паба, потом как мужчина. В приталенном жакете, с волосами, собранными в хвост, она выглядела очень опрятной и растерянной. И с опаской смотрела по сторонам, словно косуля, разглядывающая незнакомую лесную тропку.
Хорошенькая, подумал он; так обычно мужчины оценивают симпатичное личико и аппетитную фигурку. А поскольку Эйдан за свою жизнь насмотрелся на людей, от него не укрылась тревога, с которой Джуд застыла в дверях. Казалось, она готова в любой момент убежать.
Ее внешность и манера держаться возбудили в нем интерес. Кровь быстрее побежала по жилам.
Девушка расправила плечи, позабавив его этим отчаянным жестом, и подошла к бару.
– Доброго вам вечера, – приветствовал ее Эйдан, протирая стойку. – Чем могу служить?
Джуд раскрыла рот, намереваясь попросить бокал белого вина, однако бармен улыбнулся, медленно изогнув губы. Внутри у нее что-то дрогнуло, мысли смешались.
Да, рассеянно отметила она, похоже, здесь кругом писаные красавцы.
Он не торопил ее с ответом, лишь удобно облокотился на стойку, приблизив удивительно пригожее лицо и изогнув брови.
– Не знаете, что выбрать, красавица?
Джуд почувствовала, что тает, буквально стекает на пол лужицей гормонов и страсти. Она встряхнулась, взяла себя в руки.
– Будьте добры, бокал белого вина. Шардоне, если можно.
– Сделаем, – однако бармен не сдвинулся с места. – Значит, вы янки. Случайно, не родственница старой Мод из Америки?
– Да. Меня зовут Джуд. Джуд Мюррей, – она машинально протянула руку и несмело улыбнулась, от чего на щеках появились милые ямочки.
Эйдан всегда питал слабость к милым ямочкам на хорошеньких личиках.
Он взял девушку за руку, но не пожал, а просто держал, глядя ей в глаза, пока – Джуд могла в этом поклясться – у нее не начали плавиться косточки.
– Добро пожаловать в Ардмор, мисс Мюррей, и в паб «У Галлахера». Я Эйдан, хозяин заведения. Тим, дай даме сесть. Где твои хорошие манеры?
– Что вы, это не обяза…
Однако Тим, коренастый мужчина с волосами цвета металлической стружки, уже слез с табурета.
– Прошу прощения, – он оторвался от шедшего по телевизору футбольного матча и подмигнул Джуд.
– Или предпочитаете за стол? – добавил Эйдан, заметив, что девушка по-прежнему растеряна.
– Нет-нет, все в порядке. Спасибо. – Джуд неловко устроилась на табурете. Она не любила находиться в центре внимания. Потому ей и не нравилось преподавать – ее угнетало, что на нее все смотрят и ждут чего-то глубокомысленного и остроумного.
Наконец бармен отпустил руку Джуд – и вовремя, а то, по ощущениям, пальцы почти растаяли, – вынул из-под крана стакан пива и переправил страждущему клиенту.
– Как вам Ирландия? – осведомился он, доставая с зеркальной полки бутылку шардоне.
– Здесь очень красиво.
– Пожалуй, трудно с этим не согласиться, – Эйдан налил вино, не сводя глаз с Джуд. – Как поживает ваша бабушка?
– Ну… – Девушку поразило мастерство, с которым он наполнил бокал, не пролив ни капли, и поставил прямо перед ней. – У нее все хорошо. Вы знакомы?
– Да. Моя мама и ваша бабушка не то троюродные, не то четвероюродные сестры. Выходит, и мы с вами родственники, – он щелкнул пальцем по бокалу. – Slainte[4], кузина Джуд.
– Э-э… спасибо, – Джуд поднесла бокал к губам.
Из кухни послышались крики. Женский голос, громкий, как колокольный звон, обозвал кого-то тупым болваном, у которого мозгов не больше, чем у репы. В ответ раздраженный мужской голос огрызнулся, что лучше уж быть репой, чем грязью, из которой эта репа растет.
В зале никто не обратил внимания ни на проклятия, ни на внезапный грохот, от которого Джуд вздрогнула и пролила несколько капель вина на запястье.
– Еще парочка ваших родственников, – Эйдан проворно вытер ей руку. – Моя сестра Дарси и брат Шон.
– Разве вам не надо сходить посмотреть?
– На что?
Джуд снова вздрогнула. Голоса зазвучали громче.
– Только попробуй швырнуть в меня эту тарелку, гадюка, и, клянусь, я…
Раздался еще один удар, за которым последовала цветистая ругань. Мгновение спустя из помещения за барной стойкой вышла раскрасневшаяся и довольная девушка с подносом.
– Ну как, попала? – поинтересовался кто-то.
– Нет, увернулся. – Дарси воинственно тряхнула волосами цвета воронова крыла. Гнев был ей к лицу: темно-голубые глаза сверкали, пухлые губы изгибались в торжествующей улыбке. Соблазнительно покачивая бедрами, девушка направилась с подносом к столу, за которым сидело семейство из пяти человек. Когда она наклонилась, чтобы поставить тарелку, женщина за столом что-то шепнула ей на ухо. Дарси запрокинула голову и рассмеялась.
Смех шел ей так же, как и гнев, отметила Джуд.
– Стоимость тарелки вычту из твоей зарплаты, – сообщил сестре Эйдан, когда та вернулась к стойке.
– Да пожалуйста. Если бы я попала в цель, было бы еще веселее. Клуни заказали еще две колы, имбирный эль и два «Харпа».
Эйдан принялся выполнять заказ.
– Дарси, это Джуд Мюррей из Америки. Она поселилась в доме старой Мод.
– Рада знакомству, – гнев в глазах девушки сменился любопытством. На пухлых губах показалась ослепительная улыбка. – Как устроились?
– Спасибо, хорошо.
– Вы ведь из Чикаго? Ну и как там?
– Красивый город.
– Говорят, там куча магазинов, ресторанов и всяких развлечений. Чем вы зарабатываете на жизнь в Чикаго?
– Преподаю психологию. – Точнее, преподавала, подумала Джуд, однако решила не пускаться в объяснения – слишком сложно, к тому же не хочется привлекать к себе лишнее внимание.
– Очень кстати, – в прекрасных глазах Дарси сверкнуло веселье и, кажется, злорадство. – Как выдастся свободная минутка, проверьте голову моему братцу Шону. Он у нас с рождения малость не того, – она взяла поднос с напитками, который ей сунул Эйдан, и усмехнулась: – Вычти две тарелки. Я промахнулась, но второй раз почти задела его за ухо.
И она вальяжно удалилась разносить напитки и принимать заказы.
Эйдан принял оплату за пиво, поставил два очередных стакана под краны и вопросительно взглянул на Джуд.
– Вино вам не по вкусу?
– Что? – девушка бросила взгляд на бокал и обнаружила, что едва пригубила. – Нет-нет, вино хорошее, – она из вежливости сделала глоток и застенчиво улыбнулась, отчего на щеках вновь заиграли ямочки. – Замечательное вино. Я просто отвлеклась.
– Не волнуйтесь за Дарси и Шона. Мой брат ловок и быстр, зато у сестры меткий глаз и твердая рука. Если бы она действительно хотела в него попасть, давно бы попала.
Джуд издала неопределенный звук. Из угла послышались звуки гармоники.
– У меня родственники в Чикаго, – подал голос Тим, ожидающий очередную кружку. – Их фамилия Дэмпси, Мэри и Джек. Случайно их не знаете?
– Извините, нет, – Джуд повернулась к нему.
– Понимаю, Чикаго – большой город. Мы с кузеном Джеком росли вместе, а потом он подался в Америку, к дяде по материнской линии, стал работать на мясоперерабатывающем комбинате. Десять лет назад приезжал, жаловался на холод и ветер, но домой почему-то не рвется. – Тим забрал свое пиво, поблагодарил, придвинул монеты: – Эйдан, а ты бывал в Чикаго?
– Проездом. Озеро красивое, большое, как море. Ветер с него дует промозглый, до самых костей пробирает. Зато, если не изменяет память, стейки там готовят – пальчики оближешь.
Эйдан не переставал работать: выполнил очередной заказ, принесенный сестрой, подставил кружки под краны, открыл бутылку американского пива для желторотого юнца, которому, по чести говоря, не следовало пить ничего крепче молочного коктейля.
Музыка заиграла веселее. Дарси, напевая, забрала наполненный поднос. Джуд смотрела на нее с восхищением и завистью. И дело не столько в чистом голосе, сколько в легкости и уверенности в себе, позволяющей без стеснения петь в общественном месте. В песне речь шла о старой деве, одиноко умирающей на чердаке: судя по взглядам мужчин, начиная от десятилетнего Клуни и заканчивая древним старцем в дальнем углу бара, подобная участь Дарси Галлахер не грозит.
Все подхватили припев. Пиво из кранов полилось рекой.
Песня плавно перетекла в другую. Эйдан подхватил куплет о предательнице с черной бархатной лентой, да так гладко, что Джуд только диву давалась. Голос у него оказался таким же звучным, как у сестры, и столь же непринужденным.
Не переставая петь, Эйдан налил пинту лагера, подмигнул Джуд и отправил кружку по барной стойке. Девушка отчаянно покраснела, смущенная, что он застал ее за откровенным разглядыванием. Оставалось лишь надеяться, что в полумраке румянца не видно.
Джуд взяла бокал, стараясь держаться как ни в чем не бывало, будто часто сидит в барах, где играет музыка и подмигивают писаные красавцы, и обнаружила, что бокал полон. Странно, она ведь точно помнила, что выпила не меньше половины. Эйдан отошел на другой конец стойки, ей не хотелось отрывать его от работы и пения, поэтому она пожала плечами и пригубила вино.
Дверь, ведущая на кухню, снова распахнулась. Джуд понадеялась, что никто не обращает на нее внимания, поскольку опять вытаращила глаза. Появившийся в зале молодой человек как будто сошел с экрана кинофильма о кельтских воинах, спасающих королевства и прекрасных дам.
Высокий и худощавый, он выглядел совершенно неотразимо в потертых джинсах и темном свитере. Черные как смоль кудри падали на ворот. Глаза, синие, словно озера, искрились весельем. Губы, как у Эйдана, были полными и чувственными, и лишь чуть искривленный нос избавлял от тяжкого бремени совершенства.
Судя по порезу на правом ухе, это и есть Шон Галлахер, не успевший вовремя пригнуться.
Легким шагом он прошествовал в зал, расставил перед посетителями тарелки, а потом молниеносным движением схватил сестру за талию, развернул лицом к себе и закружил в каком-то сложном танце.
Что за люди, с удивлением подумала Джуд, сперва орут друг на друга, а через минуту танцуют и смеются.
Посетители свистели, хлопали, топали ногами. Танцоры пронеслись совсем близко, так что Джуд почувствовала дуновение воздуха от кружащихся тел. Когда музыка смолкла, Дарси и Шон мирно обнялись и глуповато улыбнулись друг другу.
Чмокнув сестру в губы, Шон дружелюбно взглянул на Джуд.
– И кто же это явился к Галлахерам среди ночи?
– Джуд Мюррей, родственница старой Мод, – отозвалась Дарси. – А это мой братец Шон, ваш будущий пациент.
– Да, Бренна о вас рассказывала. Джуд Ф. Мюррей из Чикаго.
– Что значит «Ф»? – осведомился Эйдан.
Джуд обернулась к нему. Голова у нее слегка кружилась.
– Фрэнсис.
– Она видела леди Гвен, – объявил Шон. В пабе стало тихо.
– Правда? – Эйдан вытер руки тряпкой и облокотился на стойку. – Ничего себе.
В воздухе повисло молчание. Все ждали объяснений.
– Нет, мне только показалось… шел дождь… – Джуд глотнула вина, мысленно молясь, чтобы снова заиграла музыка.
– Эйдан видел леди Гвен на скалах.
Джуд вытаращилась на Шона, потом на Эйдана.
– Вы видели привидение? – медленно произнесла она.
– Она бродит там и рыдает. От ее плача сердце кровью обливается.
Девушка едва не поддалась чарующей музыке его голоса, но вовремя заморгала, тряхнула головой.
– Разве можно верить в привидений?
Эйдан снова приподнял безупречно очерченную бровь.
– Почему бы и нет?
– Ну… потому что их не бывает.
Он раскатисто рассмеялся и подлил ей вина, разрешив загадку непустеющего бокала.
– Посмотрим, что вы скажете через месяц. Разве бабушка не поведала вам легенду о леди Гвен и эльфе Каррике?
– Нет. Правда, она дала мне с собой аудиокассеты, письма и журналы, посвященные легендам и мифам. Я… э-э… собираюсь написать научную статью про место ирландского фольклора в психологии культуры.
– Ничего себе! – Эйдан не потрудился скрыть веселье, даже заметив на лице Джуд облачко неудовольствия. Он никогда раньше не видел, чтобы кто-то так мило обижался. – Вы выбрали самое правильное место для сбора информации к столь замечательному проекту.
– Расскажи ей о леди Гвен, – встряла Дарси. – И остальные истории. У тебя отлично получается.
– В другой раз – обязательно. Если вам интересно, Джуд Фрэнсис.
Джуд разозлилась, а еще с некоторым беспокойством поняла, что перебрала с вином. Она выпрямилась и с достоинством кивнула.
– Разумеется. Я собираюсь включить в свое исследование местные легенды. Буду рада назначить встречу в удобное для вас время.
Эйдан снова улыбнулся – неспешно, непринужденно. Потрясающе.
– У нас тут не принято разводить формальности. Как-нибудь загляну к вам на огонек и, если вы не заняты, расскажу истории, какие знаю.
– Хорошо, спасибо, – Джуд открыла сумочку, начала вытаскивать бумажник, но Эйдан накрыл ее руку своей.
– Не надо. За счет заведения, в честь вашего приезда.
– Вы очень добры. – Хорошо бы еще понять, сколько алкоголя за счет заведения попало в ее кровеносную систему.
– Будем рады видеть вас снова.
– Обязательно зайду. Доброй ночи, – последние слова Джуд произнесла, обращаясь ко всему залу, поскольку так ей показалось более вежливым, и добавила, повернувшись к Эйдану: – Спасибо.
– Доброй вам ночи, Джуд Фрэнсис.
Он смотрел ей вслед, рассеянно наполняя очередной бокал. Хорошенькая, правда, довольно чопорная. Интересно, какая она на самом деле?
Пожалуй, стоит это выяснить. Не спеша. Впереди полно времени.
– Она, похоже, богатая, – вздохнула Дарси.
Эйдан встряхнулся.
– С чего ты взяла?
– Взгляни на ее одежду – простая, но безукоризненная. Сережки маленькие, зато золотые, а туфли итальянские, не сойти мне с этого места.
Эйдан не заметил ни туфель, ни сережек, у него осталось лишь общее впечатление женственности и изящества. Будучи настоящим мужчиной, он представил, как развязывает ленту, которой Джуд стянула волосы, распускает их по ее плечам…
Заметив, что сестра загрустила, он повернулся к ней и щелкнул по носу.
– Может, она и богатая, зато одинокая и стеснительная. Друга за деньги не купишь.
Дарси откинула волосы за спину.
– Как-нибудь зайду ее проведать.
– У тебя доброе сердце.
Она усмехнулась и подхватила поднос.
– Когда она уходила, ты пялился на ее задницу.
Эйдан усмехнулся в ответ.
– У меня глаз наметанный.
Когда посетители разошлись, бокалы были вымыты, пол вытерт, а двери заперты, Эйдан обнаружил, что ему не спится, не читается и не хочется пропустить стаканчик виски у очага.
Он любил провести часок перед сном в блаженном одиночестве в своей квартирке над пабом, но также любил и долгие ночные прогулки под бескрайним звездным небом, по которому плывет белый парусник луны.
Сегодня ноги сами понесли его к скалам. Шон сказал правду: Эйдан действительно видел леди Гвен, и не раз. Она парила над морем, ветер развевал ее светлые волосы, колыхал накидку, серебристую, словно лунный свет.
Впервые Эйдан увидел леди Гвен, когда был ребенком. Сначала его охватил ужас, смешанный с восторгом, но ее печальный плач и грустное лицо тронули мальчика до глубины души.
Леди Гвен ни разу не заговорила с ним, однако точно его видела. Он мог поклясться в этом на любом количестве Библий.
Впрочем, сегодня Эйдан не искал призраков, не желал увидеть дух женщины, потерявшей самое дорогое и горько оплакивающей утрату. Он просто хотел прогуляться на прохладном ночном воздухе, напоенном ароматами моря, пройтись по земле, к которой вернулся, поскольку нигде больше не чувствовал себя как дома.
Тропа, до боли знакомая, словно путь от кровати до ванной, поднималась вверх. Где-то внизу волны вели нескончаемую битву со скалами. На неспокойной черной воде мерцала тонкая лунная дорожка. Здесь Эйдан мог отдохнуть душой и погрузиться в размышления, на которые днем не хватало времени.
Паб теперь принадлежит ему. Он не ожидал, насколько тяжела окажется эта ноша, тем не менее упорно нес ее на плечах. Решение родителей остаться в Бостоне, после того как они помогли дяде открыть свой паб и управлять им первые полгода, его совсем не удивило.
Отец сильно скучал по брату, а мать любила переезды. Они еще вернутся – не навсегда, просто навестить друзей, обнять детей. А паб «У Галлахера» вновь перешел от отца к сыну.
Раз это его наследство, Эйдан намеревался с честью продолжить фамильное дело.
Дарси не будет вечно обслуживать столики и готовить сэндвичи, тут ничего не поделаешь. Она копит деньги, как белка орехи. Когда наберет достаточно, непременно уедет.
Шон сейчас вполне доволен жизнью – работает на кухне, витает в облаках, а все девчонки в деревне по нему сохнут. Однажды он найдет свою мечту, свою женщину и будет жить собственной жизнью.
Если Эйдан собирается продолжать семейный бизнес – а он собирался, – нужно жениться и произвести на свет сына. Или дочку, раз на то пошло. Он вполне может отступить от традиции и передать дело девочке.
Слава богу, время есть. В конце концов, ему всего тридцать один, и он не намерен вступать в брак исключительно из чувства долга. Сперва любовь, страсть, духовное родство, а уж потом супружеские обеты.
За время странствий Эйдан хорошо уяснил, с чем можно смириться, а с чем нет. Можно смириться с жестким матрасом, коли не желаешь спать на полу. Но если с женщиной скучно или в ее присутствии не закипает кровь – с такой смириться нельзя, будь она хоть тысячу раз красотка.
С этими мыслями Эйдан обернулся и бросил взгляд на холм, на котором под звездным небом белел маленький коттедж. Из трубы поднималась тоненькая струйка дыма, в одиноком окошке горел свет.
Джуд Фрэнсис Мюррей, подумал он. Что ты поделываешь в доме на Эльфийском холме? Читаешь серьезную книгу, полную умных слов и глубокомысленных сентенций, или втихаря наслаждаешься веселой легкомысленной историей? Тебя слишком волнует, какое впечатление ты производишь на окружающих. За час, проведенный тобой в пабе, это стало совершенно ясно.
Однако, несмотря на постоянное волнение, Джуд впитывает все, что видит и слышит: по глазам видно.
Эйдан решил, что постарается разобраться в своих впечатлениях и выяснит, какая она на самом деле. Его воспламенили глаза морской богини, непокорные волосы, четкость речи, так не вязавшаяся с застенчивостью.
Интересно, как ты поступишь, милая Джуд, подумал он, если я постучусь в твою дверь?
Нет, не стоит пугать ее до смерти, просто потому, что ему не спится и в нем взыграло желание.
– Спокойных тебе снов, – пробормотал Эйдан, сунул руки в карманы и поежился от ветра. – Как-нибудь вечерком я пойду прогуляться, но не на скалы, а к твоей двери. Посмотрим тогда, что из этого выйдет.
За окном мелькнула тень, дрогнула занавеска. Джуд встала, словно услышав его мысли. С расстояния он разглядел лишь ее силуэт.
Может, и она увидела его силуэт на скале.
Занавеска задернулась. Через мгновение свет в окне погас.
