Когда ёлка отогревалась и распрямляла лапы, мы с бабушкой и даже мама восторженно ахали. На ёлочных базарах невозможно было встретить такую пушистую красавицу. За ёлку папе прощались все прошлые прегрешения, наливалась большая пиала куриного бульона и выделялся солидный кусок капустного пирога, только что испеченного бабушкой. О спиртном речи не шло – бабушка помнила, как однажды папа напоил меня шампанским, и была настороже.
В тот раз мама решила поломать привычный сценарий.
– Новый год на носу, Стожков ёлку привезет, а мы тут сидим как сычи. Надо праздник устроить, что ли. Татьяну позовем, она давно напрашивается, Нина «Полонез Огинского» сыграет. Для чего я деньги за уроки музыки плачу? Вот то-то же!
– Пирогов напеку, – обрадовалась бабушка.
Тетя Таня была маминой подругой. Она выглядела монументально, как Кутафья башня Кремля. Никаких изгибов, все крупно, округло и ровно. Я однажды случайно услышала, как бабушка назвала ее «старой девой». Что это такое, мне толком не объяснили, однако словосочетание «дева» и «старая» показалось мне ужасно смешным.
– Только смотри, ей такое не брякни! – строго предупредила меня бабушка.
– Никакая она не дева, – возмутилась я, – она в моего папу влюблена.
Тетя Таня действительно была полна романтических грез, хотя ей, врачу педиатру, было уже хорошо за сорок. Папа встречал Татьяну пару раз у нас в доме и неизменно восклицал:
– Тётя Таня! Какая женщина! Фемина! Фрейлина императрицы!
– Почему только фрейлина? – кокетничала тётя Таня.
– Потому что императрица – моя мама, – встревала я, и папа застывал в шутливом поклоне.
Тётя Таня, как ни странно, принимала папины слова за чистую монету, хотя даже я понимала, что подобные комплименты мой весёлый папа расточает всем знакомым дамам, и они ровным счетом ничего не значат.
В тот снежный вечер все было необычно. Мама раздвинула стол, до того стоявший в углу в собранном виде, постелила белоснежную льняную скатерть, достала из серванта чешский столовый сервиз и даже приготовила супницу, которой мы никогда не пользовались. «Для горячей картошки», – пояснила мама, – чтобы крышкой накрыть и красиво на стол подать.». Маме очень хотелось праздника, и даже появление папы не могло его испортить.
Вскоре явилась тетя Таня. Она сделала в парикмахерской «химию» и приколола на нарядное платье большую брошку. Глаза её блестели, она выглядела непривычно веселой и легкомысленной.
– Когда придет Виктор Иваныч? – спросила тётя Таня как бы невзначай.
– Да уже скоро, Танюша. Сегодня же короткий день. Давай подождем Стожкова и уж тогда все вместе сядем за стол провожать старый год. Нинончик, ты пока порепетируй «Полонез Огинского», что зря время терять.
Я сыграла, спотыкаясь, «Полонез» раза три, но папа так и не появился. В воздухе повисло напряжение. Пирог остывал, а бабушка терпеть не могла подавать на стол холодные пироги и, тем более, разогревать их.
– Предлагаю садиться, – сказала она. – Четверо одного не ждут.
К трапезе приступили в полной тишине и неизвестности. Понятное дело, мобильников тогда не было, а звонить папе в редакцию мама не разрешила.
– С какой стати! Не хватало еще, чтобы там подумали, будто за Стожковым его бывшая жена бегает, к себе домой зазывает.