bannerbannerbanner
полная версияМой папа – Фанфан-Тюльпан

Нина Стожкова
Мой папа – Фанфан-Тюльпан

Полная версия

– Это был только сон, мне не дорог он! – саркастически пропела в ответ мама и перешла, как в оперетте, на речитатив: – Вот твой портфель, вот твоя шляпа, забирай их и до свидания.

Она впихнула папе в руки его имущество, и он неохотно удалился, помахивая шляпой.

Мама потребовала у бабушки:

– Пускай Нина позвонит новой жене Стожкова – Клавдии. Скажет, что папа был у нас и скоро приедет, что мама передает ей привет. Нам надо эту Клаву холить и лелеять. Случись с ней что… Стожков тогда опять к нам въедет! Ты же видела, что он вытворяет! Еле выгнала! Мне эта вечная оперетта в доме не нужна…

С тех пор прошло несколько десятилетий. Бабушка, мама и папа давно упокоились на старых московских кладбищах. Зато хрустальный рог изобилия до сих пор цел и лежит в серванте за стеклом. Иногда я его вынимаю, протираю и вспоминаю папу.

Папина ёлка

Как я уже рассказывала, с трех лет у меня был приходящий папа. Я всегда с нетерпением ждала его появления, особенно – перед Новым Годом. Папа работал в газете «Лесная промышленность», печатном органе министерства с таким же названием. Понятное дело, перед зимним праздником к ним привозили самые стройные и красивые ёлки, какие только бывают на свете. Кстати сказать, редакция располагалась почти у самого Кремля, на нынешней Никольской, тогда улице 25 октября. В середине девяностых папина газета почила в бозе, впрочем, как и вся наша лесная и деревообрабатывающая промышленность. Может, и хорошо, что папа до этого дня не дожил. Он очень болел за свое дело. Помню, с возмущением рассказывал мне, второклашке, как импортные станки, закупленные за валюту, гниют под снегом. Еще, помню, советовал не менять нашу домашнюю чешскую мебель на модные «стенки» из ДСП. Видимо, ему было некому излить душу и дать дельный совет – кроме дочки-второклашки. Каждый раз папа привозил мне газеты со своими длинными экономическими обзорами. Названия статей, признаться, меня очень веселили: «Бездомный помидор», «Тяжелые шпалы», «Жалобный скрип паркетной доски». Они были похожи на названия сказок Андерсена.

– Между прочим, по итогам каждой из этих статей заседала коллегия министерства, – приосанившись, сообщал он бабушке. На бабушку, увы, подобная информация не производила никакого впечатления. Я же представляла себе зал Коллегии с мраморным полом, где заседают министры в бархатных костюмах и башмаках с пряжками и обсуждают моего папу.

Впрочем, я отвлеклась. Перед Новым годом папа каждый раз появлялся занесенный снегом, с высоченным свертком, туго увязанным в упаковочную бумагу. Отряхивал в коридоре своё «добротное ратиновое пальто», ещё купленное мамой, слегка потрепанную черную кроличью шапку, не спеша снимал ботинки и затем уже развязывал ёлку. Сразу же квартира наполнялась лесным ароматом, слегка напоминавшим запах «Бадузана» – гэдээровской пены для ванн из магазина «Лейпциг». Папа устанавливал елку в ведро с песком и непременно рассказывал бабушке, что его еле-еле впустили в метро с негабаритным грузом. Дескать, пришлось применить журналистскую смекалку и показать удостоверение его лесной газеты. Наверное, он хотел, чтобы бабушка по заслугам оценила его маленький подвиг. Однако вместо этого она ворчала, что придется обрезать макушку, потому что ёлка всегда оказывалась выше нашего потолка. Видимо, была рассчитана на другие, министерские апартаменты.

Рейтинг@Mail.ru