Нина Сергеевна Ищенко
Локусы и фокусы современной литературы
Грани фантастики
О Толкине
В один из понедельников 2015 года на двери Академии Матусовского в Луганске появилось объявление о новом проекте клуба «Эстет», началась неделя Толкина в Академии. Появился повод высказаться.
У меня к Толкину двойственное отношение. «Сильмариллион» я прочитала, «Хоббита» тоже, на «Властелине колец» сломалась, и не могу без ужаса думать об этом гроссбухе. Кто подумает, что эта заметка вызвана раздражением из-за повышенного внимания к нелюбимому автору, не очень ошибется. Тем не менее, я могу обоснованно объяснить, что меня так тревожит.
Основываться я буду на статье Алины Немирвой, которая любезно прислала мне текст своего выступления на РИконе в Новосибирске, 2004 под названием «Творчество Толкиена как литературный и социальный феномен». Социальный аспект меня и будет интересовать.
Если я Толкина почти не читала, то Алина Немирова его и читала, и переводила, и поднимала толкинистское движение в России еще в девяностые. Когда чего-то не знаешь сам, нужно обратиться к специалисту, и лучшего специалиста мне не найти. Поэтому я воспользуюсь ее выводом о причинах популярности Толкина в современном мире.
Причина, которая мне нужна, заключается в том, что Толкин популярен в той среде, к которой он сам принадлежит, потому что он затрагивает в своей книге те вопросы, которые эту страту и волнуют. Толкин – профессор, писатель, гуманитарий. Популярен он среди гуманитарной и окологуманитарной интеллигенции, среди людей с высшим образованием, среди офисных работников. В своих произведениях Толкин касается таких вопросов как положение женщины, мирное сосуществование между народами, роль маленького человека во всемирной истории, пишет об этике и морали, религии и прогрессе, об отношении к природе, об экономике и политике. И рассматривает Толкин все эти вопросы с точки зрения европейского, а в России европеизированного интеллигента. Потому он так популярен, потому его образы подходят для описания современной политической ситуации, а название Мордор для России вот-вот станет общеупотребительным.
Кроме России, Толкин рассматривает и другие миры, в первую очередь Европу до Реформации. Многие люди на самом деле уверены, что его книги аутентично передают реалии и менталитет Средневековья. А на самом деле там только менталитет современного офисного работника, в чем можно убедиться, открыв любую книжку настоящего Средневековья.
И это плохо. Гуманитарий должен уметь работать с разными мировоззрениями, видеть разные системы идей, легко путешествовать между мирами. Толкин же представляет все миры как один и тот же – не надо никуда идти, не надо никуда смотреть, куда ни посмотри, везде все тот же милый Шир.
Ситуацию обостряет то, что этого мировоззрения вокруг нас полно. Оно и в сотнях книг подражателей, и в соцсетях, и в прессе, и на телевидении. Чуть огрубленное, приспособленное к другим реалиям, но это оно самое, и хотелось бы его поменьше.
Я бы сказала так: Толкин рисует замечательную, талантливую, красивую картину (поверю его поклонникам), но рисует ее на оконном стекте. Когда человек смотрит в окно, он хочет увидеть что-то снаружи, но смотрит на картину в полной уверенности, что видит дали за окном. Корявое исполнение в таком случае могло бы принести даже пользу – человек бы заскучал и захотел бы чего-то другого, но прекрасную картину Толкина можно рассматривать бесконечно, не видя ничего за окном. Толкин – талантливый закрыватель дверей между мирами.
Ольга Валькова. «Немного диалектики»
Формально перед нами фанфик по Гарри Поттеру, но по существу – независимое произведение, в котором известные герои и ситуации составляют известный читателю фон, позволяя не отвлекаться на продумывание этой для автора периферийной стороны событий. В то же время все необходимые для понимания сюжета данные в романе приводятся, так что чтение сериала Роулинг – не обязательное требование.
С точки зрения критика основная тема произведения может быть прояснена следующим образом. По принципам, которые реализуются в момент этического выбора, людей можно разделить на две категории. Первые исходят из себя – своих эмоций, чувств, привязанностей, их яркости и силы. Для них главное в чувстве искренность, а не разумность. Личная привязанность и личное отношение играет решающую роль в принятии решений. Для вторых же главное – сверхличный долг, моральный закон Канта. С одной стороны стоит Дориан Грей, с другой – радистка Кэт.
Все персонажи Гарри Поттера относятся к первой категории. Единственный неоднозначный герой, кого нельзя сразу же сюда отнести, это Северус Снейп. До самого конца эпопеи писательница сохраняла эту неоднозначность, пока в седьмом романе не определила Снейпа решительно и бесповоротно в первую категорию. На наше счастье, эпопею стали экранизировать до ее окончания, и Алан Рикман сыграл Снейпа с той шекспировской глубиной, которая не закладывалась в образ автором. В литературе же эту глубину показывает читателю предлагаемый роман.
Рассматривая художественные средства, использованных в книге, хочется от всей души поблагодарить автора за Александра Грина. От современного читателя редко требуется знание его книг, но отсутствие этого мира на современной литературе сказывается не лучшим образом. Грин – тот автор, о котором с наибольшим правом можно сказать, что он пишет из материи снов: его произведения воспроизводят структуру и логику сна как ни у кого другого, сквозь те события, которые он нам позволяет увидеть, постоянно просвечивает другой уровень, другая мелодия, другая странная логика, необходимость которой познается в прочтении. Воспроизвести это или как-то использовать нелегко, но у автора получилось.
Вторая важная и приятная встреча – Кристобаль Хунта, который мелькает где-то на самом краю сюжета, но согласно своему характеру играет в событиях решающую роль. Ученики Стругацких в своих произведениях повторяют либо внешние формы, антураж того мира, который создали АБС, либо развивают только одно идейное направление – гностическую линию о разделении людей и разделении миров. В этой же книге мы видим другую сторону – радость творчества и научного поиска, дорогу за горизонт.
Книга «Немного диалектики» представляет нам яркий пример освоения в нашей культуре инокультурного произведения, которое содержитсистему самых важных, базовых идей другой культуры, причем идей разрушительных и чуждых. Сама возможность такого освоения – сложный вопрос, решенный самым лучшим способом, созданием художественного произведения, в котором это сделано. Как всегда, решение сложных теоретических вопросов находят в книге критики постфактум, а читатели находят увлекательную историю и чистое читательское удовольствие!
Ольга Громыко. «Космобиолухи»
Прочитала весь цикл, очень понравилось, больше всего, конечно, Дэн со сгущенкой, а еще Маша и шоаррские инструкции. Фантастический мир произведений, однако, ужасен: рабство там системообразующий фактор как общества, так и сюжета. Я все ожидала, как же разрешится главная проблема разумных киборгов и как все устроится в том же светлом ключе. Устроилось следующим образом: главная компания работорговцев финансировалась ворованными деньгами, то есть при ее ликвидации ни один честно заработанный капитал не пострадал; военным резко перестали быть нужны дешевые солдаты, богачам – дешевая прислуга, бандитам – пособники, с которыми не надо делиться. Ученые стали с энтузиазмом проявлять научную добросовестность, миллиардеры в ужасе отшатнулись от денег, сделанных на работорговле, СМИ радостно включились в кампанию по очеловечеванию вчерашних рабов и наступила полная благодать, веселая и интересная жизнь для всех! Ну а так-то очень живо, мило и хочу на бумаге!
Еще одно произведение про киборгов – сериал «Почти человек». 13 серий, очень динамично и эффектно, я искренне благодарна всем тем, кто мне его советовал, некоторые еще до войны. В каждой серии – новое дело, которое ведут напарники – человек и киборг. С юмором, впечатляет, но больше всего меня впечатлил сайт Киного, на котором мы смотрели сериал, когда предлагал посмотреть похожие фильмы: там высвечивались «Идеальный хозяин», «К9. Собачья работа» и что-то еще про домашних питомцев. Так сказать, чтобы не расслаблялись и видели, в каком мире мы живем.
Лион Фейхтвангер. «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ»
Эту книгу Фейхтвангера мне советовали еще в мои школьные годы, кто-то из моих читающих подруг, даже довольно верно пересказали сюжет. Тогда она мне не попалась в руки, ход дошел только сейчас.
Тематика произведения типичная для исторического фэнтези: европейское Средневековье, замки, рыцари, осады, поединки, любовь, ревность, убийства, отравления, заговоры, интриги и высокая политика. Такие неожиданные повороты, такая проблематика, которую любит читающая публика: быть или казаться, как победить общественное мнение, смерть как способ сохранить любовь, роль писателя в обществе средневекового типа, то есть не пишущем и не читающем, и так далее. Много чего есть, даже настоящие гномы.
Однако тематика находится в очень резком, даже подчеркнутом противоречии со стилем повествования. Стиль здесь очень неожиданный – не подражание, а пересказ событий. Автор почти никогда не создает драматическую сцену, которую мы можем увидеть глазами героев, мысленно разыграть, повторить с другими персонажами. В книге нет героя-рассказчика, который бы позволял перенестись в художественное время и пережить историю вместе с ее героями. Автор не показывает, а рассказывает, обобщает, ведет речь о череде событий. Даже самые яркие, интересные, выигрышные сцены, за которые Дюма отдал бы полжизни, наш автор дает нехотя, урывками, вскользь, и тут же опять переходит к своему спокойному стилю – о политических последствиях, об отдаленных причинах, о влиянии и воздействии и так далее.
Чтобы это представить, подумайте как выглядел бы знаменитый «Ведьмак», если бы его писали так: «В день встречи с Йеннифэр Геральт спас ее от джинна» – и все по этому вопросу, никаких сцен в ванной. Много бы страниц там осталось? А ЛФ написал довольно длинную книгу, где есть даже сладострастные купания вдвоем под жарким итальянским небом, но только это не показано читателю, а скорее скрыто и спрятано от него. Мы знаем, что это событие имело место, и вольны представлять и живописать его как угодно. Таким образом, книга взывает к фандому и просит писать по ней фанфики, но автор идет от ума, а не от сердца – предлагает литературные задачи, а не «писать о любимых героях, с которыми жалко расставаться». Вряд ли так кого-то замотивируешь.
Для тех, кто полюбил «Озеро Туманов» Хаецкой, в рассматриваемой книге есть дополнительный приятный момент. Вы узнаете тут одного персонажа – слепого короля Иоанна Люксембургского, цвет и зерцало рыцарства. И очень удивитесь.
Нил Стивенсон. «Анафем»
Развивая тему Касталии
«Анафем» Стивенсона. О чем книга, можно почитать везде, можно почитать и саму книгу, я отмечу пару моментов, интересных для меня.
В романе показан постапокалиптический мир, четвертое тысячелетие после ядерной катастрофы, едва не уничтожившей человечество. Монастыри не у монахов, а у ученых. Монастыри – матики – полностью исключены из жизни внешнего мира, их обитатели не имеют документов и денег, живут на самоокупаемости, сообщаются с миром во время аперта – на несколько дней раз в год, десятилетие или столетие, в зависимости от уровня посвящения. Милленарии выходят за стены матика раз в тысячелетие. Люди соблюдают монастырскую дисциплину, развивают музыку и ритуал, но посвящено это не религии, а науке. Секты богопоклонников – это что-то из ужасов экстрамуроса, в матиках такого нет и быть не может.
В явном виде прописано противостояние между платониками и номиналистами (реалисты и номиналисты, спор об универсалиях в нашем мире). Спор об универсалиях я считаю важнейшей философской проблемой Нового времени. Она была важна всегда, но в Новое время создает целые философские континенты. В нашей вселенной победили номиналисты, и мы сейчас живем в номиналистическом мире. В мире «Анафема» противостояние существует, осознается участниками, причем реалисты хорошие, а номиналисты плохие, что нехарактерно и очень приятно.
Еще мне понравилась стилизация под Платона. Нечасто встретишь, живо написано. Книга очень длинная, но стоит набраться терпения.
Гностицизм в современной культуре
«Настоящий детектив»
Этот сериал очень хвалили самые разные люди, начала смотреть. Обращают на себя внимание катарские комментарии, которые главный герой отпускает каждые полчаса экранного времени по всем ключевым вопросам.
– У вас есть дети?
– Трое.
– Это какое самомнение надо иметь, чтобы затащить живую душу сюда, в эту мрачную вселенскую помойку!
– Моя дочь погибла в автокатастрофе. Она избавила меня от греха быть отцом.
– Лучше умереть в детстве, пока еще не начал ничего понимать. Потом все, жизнь тебя потрепала, ты уже грязный (напоминаю, что катар означает чистый).
– Я убеждаю себя, что я только наблюдатель в этой жизни, я сам в ней не участвую.
Любое изложение катарской доктрины, хоть у Шафаревича, хоть у Ле Руа Ладюри, содержит эти основные пункты. Что будет дальше, я не знаю, но пока главный герой, красавец и интеллектуал, высказывается именно так. Может, идея в том, что несмотря на свои взгляды, он делает доброе дело и защищает людей от зла?
Ну и конечно, если моральные и религиозные идеи создают общественные нормы поведения, которые объективируются в артефактах и формах социального взаимодействия, то возможно, наблюдая реализованные в обществе формы общественного поведения, пройти обратным путем – построить эмпирически теологию, которая бы все окружающее описывала. Из западной культуры самый умный из персонажей вычитывает такую теологию, катарскую. Надеюсь, не в этом причина популярности сериала, затмившего «Игру престолов».
Книги Елены Хаецкой о борьбе с катарами
В среде ролевиков и реконструкторов Средневековья альбигойский крестовый поход если не популярен, то по меньшей мере известен. Он имел место в то же время, что и Третий крестовый поход, в котором участвовал Ричард Львиное Сердце и который описывал Вальтер Скотт, так что мимо него не пройдет любой, кто интересуется эпохой. В этой среде и были написаны книги Елены Хаецкой:
«Добрые люди и злой пес» – короткий рассказ, о «добрых людях», как звали катаров, и их противнике святом Доминике, чье имя означает «пес Господень».
«Жизнь и смерть Арнаута Каталана» – о человеке из катарского края с сильными традициями и укоренившимися практиками, который в конце концов стал инквизитором. Инквизицию папа Иннокентий XIII создал как раз для розыска катаров. Когда добрые люди попадались, они должны были говорить правду о себе, чтобы не оскверняться. Но остальные члены секты обязаны были любой ценой этого не допустить, и поскольку в конце жизни они надеялись принять утешение, которое смоет все грехи, до этого момента им дозволялась и ложь, и ложная клятва, и убийство. Инквизитор в переводе значит «следователь», который распутывал эти дела и находил сбежавших катаров.
«Дама Тулуза»: шутка фиолетового рыцаря
Роман Елены Хаецкой «Дама Тулуза» написан о Тулузе и Симоне де Монфоре, который воевал против добрых людей. Симон де Монфор стал известен в позднесоветский период рядовому читателю благодаря реконструкции шутки Коровьева из «Мастера и Маргариты», которую предложила литературовед И. Л. Галинская:
«А как же все-таки с тем злосчастным для булгаковского рыцаря каламбуром о свете и тьме, про который рассказал Маргарите Воланд?
Полагаем, что его мы тоже нашли в «Песне об альбигойском крестовом походе» – в конце описания гибели при осаде Тулузы предводителя крестоносцев – кровавого графа Симона де Монфора.
Последний в какой-то момент посчитал, что осажденный город вот-вот будет взят. «Еще один натиск, и Тулуза наша!» – воскликнул он и отдал приказ перестроить ряды штурмующих перед решительным приступом. Но как раз во время паузы, обусловленной этим перестроением, альбигойские воины вновь заняли оставленные было палисады и места у камнеметательных машин. И когда крестоносцы пошли на штурм, их встретил град камней и стрел. Находившийся в передних рядах у крепостной стены брат Монфора Ги был ранен стрелою в бок. Симон поспешил к нему, но не заметил, что оказался прямо под камнеметательной машиной. Один из камней и ударил его по голове с такой силой, что пробил шлем и раздробил череп.
Смерть Монфора вызвала в стане крестоносцев страшное уныние. Зато в осажденной Тулузе она была встречена бурным ликованием, ведь ненавистней и опасней, чем он, врага у альбигойцев не было! Не случайно автор «Песни об альбигойском крестовом походе» сообщал:
A totz cels de la vila, car en Symos moric,
Venc aitals aventura que l'escurs esclarzic.
(На всех в городе, поскольку Симон умер,
Снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет).
Каламбур «l'escurs esclarzic» («из тьмы сотворился свет») адекватно по-русски, к сожалению, передан быть не может. По-провансальски же с точки зрения фонетической игры «l'escurs esclarzic» звучит красиво и весьма изысканно.
Так что каламбур темно-фиолетового рыцаря о свете и тьме был «не совсем хорош» (оценка Воланда) отнюдь не по форме, а по смыслу. И действительно, согласно альбигойским догматам, тьма – область, совершенно отделенная от света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как бог света не может сотвориться из князя тьмы. Вот почему по содержанию каламбур «l'escurs esclarzic» в равной степени не мог устраивать ни силы света, ни силы тьмы».
Вот об этом Монфоре и об этой осаде роман «Дама Тулуза».
Советская эпоха русской литературы
Баграт Шинкуба. «Последний из ушедших»
Роман советского абхазского автора о махаджирах – мусульманских народах, которые переселялись с Кавказа в Турцию в конце XIX века. Махаджир и переводится как ушедший. Главный герой – последний из целого народа, переселившегося в мусульманскую страну, и единственный, сохранивший прежнее самосознание. Очень хорошо написано, очень страшная тема. Межкультурное взаимодействие в современном мире как оно есть.
Панарин сказал, что если Россию западные мыслители представляют как тюрьму народов, то западный мир – кладбище народов. В книге это проиллюстрировано наглядно. Как ни плохо было этим горцам в России, они здесь выжили, а на благословенном западе исчезли. Механизмы, работающие там и уничтожающие культуру, автор прописал хорошо, на Украине это все сейчас работает, вплоть до смены религии. Механизмы же, сохраняющие культуру в России, не затронуты. Такая выборочность объясняется, видимо, задачами критики царизма, но не только. За счет чего и как Россия сохраняет свое разнообразие иным, незападным способом, это до сих пор актуальная проблема, которая не решена.
Борис Лавренев. «Сорок первый»
Не думайте, что это год и книга о Великой Отечественной войне. Повесть написана в 1924-м и тема ее – гражданская война. Книга не длинная и в художественном отношении замечательная. Автор – дважды лауреат Сталинской премии, это говорит само за себя.
В книге есть война, любовь и смерть, все что мы ищем в приключенческом жанре. Лучше не пересказывать, прочитать недолго. Отмечу один момент, эстетский, как я люблю.
Эта книга – попытка использовать приключенческий жанр для работы с таким материалом, который никогда не попадал в поле зрения романиста: жизнь волжских рыбаков, приаральских кочевых племен, каспийских моряков. Это не индейская экзотика, которую разрабатывали европейские и американские авторы, тут нет отстраненности. Если Рене Шатобриана попадает в индейское племя как в чужой мир вне цивилизации, герои Лавренева такой дистанции не ощущают. Им трудно и тяжело, но это их мир.
Повесть разбита на главы, у каждой главы есть название – развернутое и ироничное. Такая группировка материала, отсылающая к неспешному чтению вслух в кругу семьи, контрастирует с содержанием глав, с описанием бурных и кровавых событий. Рассказывая о поступках людей, которые никогда не прочитали ни одной книги, Лавренев упоминает и Колумба, и Дефо, поездка по Каспийскому морю в рыбачьей лодке предстает как морская экспедиция. Автор в отличие от героев человек очень образованный, он смотрит на своих персонажей со стороны и показывает, что те сюжеты и герои, которых читатель ищет в высокой литературе, существуют здесь, прямо у него перед глазами.
Главный герой книги, поручик Говоруха-Отрок, этого понять не смог. Будучи человеком высокой культуры, он не может воспринимать эту культуру вне привычных форм. Любовь, верность, справедливость, Родина для него существуют только если наряжены в соответствующие одежды и выражаются в устоявшихся формах. Он не может увидеть в явлении суть, для него не сочетаются грязная, оборванная, голодная девушка и честь, гордость, стойкость, все то, что составляет живую основу человеческого духа. Эта измена духу закономерно приводит к измене человеку и трагическому финалу.
Две экранизации, одна еще черно-белая, 1927-го года (тот год, когда Остап Бендер хотел выманить миллион у подпольного миллионера Корейко).
Композиция романа Константина Федина «Города и годы»
Роман начинается с конца. На первых же пяти страницах книги показан финал. Читатель тратит десять минут и узнает, чем дело кончилось.
Современному писателю нужна большая смелость и уверенность в своих силах, чтобы так поступить. Это Боккаччо в XIV-м веке мог давать своим новеллам вот такие названия: «Андреуччио из Перуджии, прибыв в Неаполь для покупки лошадей, в одну ночь подвергается трем опасностям и, избежав всех, возвращается домой владельцем рубина». А «Города и годы» – роман приключенческий, авантюрный и детективный, тут сразу сказать, что убийца – садовник, по меньшей мере необычно.
В этой первой вступительной главе-отгадке Андрей пишет письмо Мари о Курте, потом Курт рассказывает об Андрее и маркграфе. Таким образом определяется четверо главных героев – Андрей, Мари, Курт, маркграф. Тут же упоминаются некие события в Семидоле, которые имеют решающее значение. Таким образом определяются узловые моменты сюжета.
Во второй главе действие возвращается на три года назад. В третьей главе начинается собственно начало, когда персонажи совершают первые поступки, которые приведут их к финалу. Третья глава описывает события, имевшие место на несколько лет раньше событий в Семидоле. В следующей, четвертой главе мы уходим еще дальше во времени, там сообщается предыстория героев, и только с пятой действие развивается уже в хронологическом порядке, подводя нас ко второй главе и событиям в Семидоле, которые ей предшествовали.
Роман называется «Города и годы». Какие же это города и какие годы?
Первая глава: Петербруг, 1922.
Вторая глава: Петербург, 1919.
Третья глава: Эрланген и Нюрнберг в Баварии, 1914.
Четвертая глава: городок Бишофсберг возле горы Лауше в Саксонии, конец девятнадцатого – начало двадцатого века.
Пятая глава: Бишофсберг, 1916.
Шестая глава: Бишофсберг, 1917.
Седьмая глава: Бишофсберг, Москва, село Пичеур Семидольского уезда, 1918.
Восьмая глава: Семидол, 1919.
Девятая глава: Петербург, 1920.
Как заметили еще первые критики романа, тут видна очень четкая кольцевая структура. Сюжет начинается и заканчивается в Петербурге. Сюжет не совпадает с фабулой: хронологически действие начинается в Германии и заканчивается в Петербурге, проходя через Семидол. Важный и решающий Семидол появляется только в предпоследней главе романа (72 страницы, самая объемная в произведении). Последняя глава занимает всего 14 страниц, то есть смысловой и сюжетный узел, упомянутый в самом начале, остается загадочным и неразъясненным практически до самого конца).
Что дает эта сложная и необычная композиция? Такое решение позволяет подчеркнуть важный момент, выраженный уже в названии: это книга о времени.
Первая мировая война: отражения и преломления
Роман К. Федина «Города и годы» издан в 1924-м году, к десятилетию начала Первой мировой. О Первой мировой войне наш молодой современник скорее всего узнает из великолепного аниме великого Миядзаки «Ходячий замок Хаула» (2004). Это полнометражный фильм, полный фантастики и превращений, действие которого происходит в Европе, в Англии, во время Первой мировой войны. Как мне уже приходилось писать, фильм очень отличается от экранизируемого романа именно сменой хронотопа – в оригинальной книге Дианы Джонс события происходят в сказочном фантастическом королевстве в наши дни, а у Миядзаки – совершенно явно в Англии 1914-го года. Это различие сделано, чтобы ввести тему войны, которая отсутствует в романе, но важна для японского режиссера. Война в фильме рисуется с Первой мировой, которая действительно имела место в нашем мире в 1914-1918 гг.
Федин, автор романа «Города и годы», участвовал в Первой мировой и опирается на собственный опыт в своей книге. Впрочем, в то время трудно было так или иначе не участвовать в войне. Федин был гражданским пленным в Саксонии, то есть на момент начала войны он оказался в Германии, будучи русским, а поскольку Германия тогда воевала против России, все русские были немедленно арестованы и получили свободу только после окончания войны.
О Первой мировой писали многие писатели Запада, которые сами воевали и пытались осмыслить происходящее. Самые талантливые из них, которые читаются и до сих пор, сто лет спустя, это Ремарк и Хэмингуэй. В то время нельзя было остаться в стороне и не быть затронутым происходящим. Даже эстетствующий Марсель Пруст, способный на десятках страниц описывать вкусное пирожное и чашечку кофе, тоже писал о войне. Это грандиозное событие воспринималось современниками как конец эпохи, оно взывало к осмыслению, и нынешние характеристики той войны по большей части восходят к мироощущению того времени, что отражено и в фильме Миядзаки.
Война представлялась как бессмысленный всплеск агрессии, как самоуничтожение человечества, прорыв иррационального в сферу здравого смысла, высвобождение неконтролируемых инстинктов, капитуляция культуры перед лицом звериной человеческой натуры. В России и в коммунистической литературе вообще делался упор на другой аспект процесса: люди стали вести себя ужасно, но были силы, которые использовали это себе на благо, то есть, как тогда говорили, реакционные круги капиталистического общества привели мир к войне ради собственной выгоды.
Федин придерживается этой второй концепции, для него война – кровавое безумие и хаос, но хаос управляемый. Главный отрицательный герой – маркграф, офицер и дворянин, шире – один из хозяев старого мира. «Мелкие лавочники», на которых 15 лет спустя будет опираться Гитлер, тоже выписаны довольно ярко.
И еще в романе есть лицо войны, лицо в прямом смысле слова: это лицо казненного в Нюрнберге убийцы Эберсокса. Андрей видит голову Эберсокса в музее Эрлангена и макет головы на ярмарке в Нюрнберге летом 1914-го, в последнее мирное лето, когда все еще было прекрасно и умиротворенно. Потом это лицо появляется еще два раза в переломные моменты сюжета. Страшно пересказывать, уж лучше читайте сами.
Александр Фадеев. «Разгром»
«Разгром» Фадеева подтверждает ту мысль, что коллектив и эволюцию коллектива может показать только соцреализм, другие жанры такой задачи не ставили и поставить не могли. Он очень отличается от многих книг, что я читала до сих пор, и отличается именно развитием этой темы.
Толстой, конечно, повлиял на автора, это заметно, Толстого не надо указывать. Однако у Толстого вопрос взаимоотношения лидера и коллектива почти не разработан. Он совершенно правильно указывает, что один человек своим личным влиянием не в состоянии сдвинуть с места несколько тысяч или миллионов человек, но на этом и останавливается. Сила, которая движет коллектив, Толстому представляется бессмысленным хаосом, игрой случайных стремлений, целей и воль, в результате которых складывается какая-то совершенно непредсказуемая равнодействующая. Толстой не может ответить в рамках своей теории, почему в Европе эта непредсказуемая равнодействующая каждые сто лет ведет армии на Москву.
Природа этих сил не ясна Толстому, не ясна и его героям. Наполеон использует взаимосвязи лидера с коллективом интуитивно, он сам не знает, как и почему это работает. Ну Наполеон-то ладно, его дело было воевать, а не рефлексировать. Толстой тут остается в русле европейской мысли, ведь даже Гюго, в лице которого Франция осмысляет свою историю, пишет, что если бы возле какой-то фермы под Ватерлоо не было некоей канавы, история Европы пошла бы по-другому. Как мы видим, и европейские интеллектуалы в этих вопросах немного нам дают.
Фадеев же подходит к описанию указанного взаимодействия на совсем другом уровне. Главный герой, руководитель партизанского отряда Левинсон, знает, как работают эти силы, и использует их сознательно:
«Левинсон глубоко верил в то, что движет этими людьми не только чувство самосохранения, но и другой, не менее важный инстинкт, скрытый от поверхностного глаза, не осознанный даже большинством из них, по которому все, что приходится им переносить, даже смерть, оправдано своей конечной целью и без которого никто из них не пошел бы добровольно умирать в улахинской тайге. Но он знал также, что этот глубокий инстинкт живет в людях под спудом бесконечно маленьких, каждодневных, насущных потребностей и забот о своей – такой же маленькой, но живой – личности, потому что каждый человек хочет есть и спать, потому что каждый человек слаб. Обремененные
повседневной мелочной суетой, чувствуя свою слабость, люди как бы передоверили самую важную свою заботу более сильным, вроде Левинсона, Бакланова, Дубова, обязав их думать о ней больше, чем о том, что им тоже нужно есть и спать, поручив им напоминать об этом остальным.
Левинсон теперь всегда был на людях – водил их в бой самолично, ел с ними из одного котелка, не спал ночей, проверяя караулы, и был почти единственным человеком, который еще не разучился смеяться. Даже когда разговаривал с людьми о самых обыденных вещах, в каждом его слове слышалось: "Смотрите, я тоже страдаю вместе с вами – меня тоже могут завтра убить или я сдохну с голоду, но я по-прежнему бодр и настойчив, потому что все это не так уж важно…"»
Мечик очень актуальный персонаж, особенно последние двадцать лет. Городской интеллигентный мальчик, который упивается собой, не понимает, что делается вокруг, и из всей жизни отряда вынес только то, что эти люди озабочены только тем, как набить себе брюхо, и с таким же рвением служили бы и Колчаку. До того узнаваемо, я даже благодарна автору, что он не привел слова Левинсона, какими тот опровергает этот интеллектуальный шедевр.
