Нина Лисова
Мертворожденная. Книга первая. Пробуждение
Глава 3 «Моя бабушка курит трубку»
Сны мне снились беспокойные. Они были короткие и несвязные, будто обрывки разных фильмов, вырезанных в длинный хаотичный ролик. Причем лица, мелькавшие во сне, казались мне смутно знакомыми, словно это были друзья детства, чьи имена я давно забыла.
Я поднялась с кровати рано утром, чувствуя себя совершенно разбитой. Хотелось залезть в душ и постоять там минут десять, чтобы прийти в себя, что я и сделала. Вода успокоила и смыла остатки беспокойного сна, я оделась и спустилась на кухню.
Там стояла молодая девушка, на вид лет двадцати, и курила в окно. Она увидела меня и вскинула брови:
– О, новенькая? Как зовут?
– Эльвира.
– Эльвира, – фыркнула девушка и затушила сигарету, – а по-настоящему?
– Если на могиле было написано, как считаешь, настоящее?
– Наверно. – легко согласилась девушка. – У меня родители не такие оригиналы, я просто Маша.
– Ты помнишь родителей? – удивилась я.
– Нет, конечно, – фыркнула Маша, – это я предполагаю.
– Я так и не спросила вчера у Рема, память уже не вернется?
– А зачем она тебе? У тебя новая жизнь. Память о том, как ты была человеком, мешает превратиться в того монстра, кем ты станешь.
– А что, это обязательно?
– На моем веку, а я почти три прожила, почти все ссучиваются. Это с новенькими, как ты сейчас, можно спокойно посидеть поболтать, а уже через пару месяцев ты в такую тварь превратишься, что даже сидеть рядом со мной не захочешь.
– А ты в белом пальто? – улыбнулась я.
– Типа того. – рассмеялась Маша. – Ты права, я такая же. Просто, я самая старшая здесь, немного опыта есть, да и просто поболтать иногда хочется, а не с кем, только если с Ремом. Мне кажется, что каждое новое поколение все более озлобленное, раньше часто болтала с девчонками, вот как с тобой сейчас, а последние лет двадцать, новенькие ещё обратиться толком не успели, а уже такие фифы, тьфу! Впрочем, зря я них наговариваю, это не их вина. Раньше люди чище были, поэтому пока у новообращенных душа раскалывалась, годы проходили, и все это время, ещё оставалось что-то человеческое в них. А в последние годы, месяц-два проходит с пробуждения, и смотришь на них, а глаза пустые как мой стакан в выходной.
– А тебя уже раскололась душа?
– Душа, – рассмеялась Маша, – это я так, образно сказала. Если тебе интересно, я вообще агностик, и в эту мистическую хрень, которую рассказывает Рем, про Создателя и прочую чушь, я вообще не верю.
– А как тогда? Как ты объясняешь происходящее? Я же умерла, правильно? И воскресла. Разве это не чудо, магия, или ещё что-то подобное?
– Я родилась в те времена, когда вещи, которые сегодня кажется обыденностью, были чудом. Поэтому для меня наука и есть магия. По моему мнению, то, что происходит с нами, это что-то вроде болезни. А Создатель, как наши его называют, просто научился делать для нас универсальное лекарство, вот и все чудо. Я уверена, если бы мы не начали скрываться, то может нас бы изучили давно, и научились лечить. Представляешь, как бы все в мире изменилось, если бы нас исследовали: мы бессмертные, сильные, не болеем обычными болезнями – а вдруг причина в этом биологическая? И можно всех сделать такими? А то, что нам нужна энергия для жизни, так кто знает, чтобы можно было придумать, если бы за дело взялись настоящие ученые.
– Опять ты новеньким голову чушью забиваешь, могли исследовать, а могли перебить всех в средневековье. Вроде, четвертую сотню лет живешь, а никак в людях разобраться не можешь.
Оказалось, что Рем стоял в проходе, и слышал, как минимум часть нашего разговора. Он сердито смотрел на Машу и спросил ее:
– Ты чего пришла? Опять жить негде?
– Не дождешься! Я по поводу очередных поборов. Сколько можно? Пятьдесят процентов бурды мы тебе сливаем, от дохода десять процентов в общаг платим, ещё налог, а сейчас ещё пять процентов на резервный фонд отдавать! Я не могу столько платить, на что я жить должна?
– Не нравится, можешь в соседнюю область поехать, там они двадцать процентов отдают. Я и так вас оберегаю как могу, а ты копейки платишь! И эссенции ты меньше всех приносишь, я регулярно тебя перед начальством выгораживаю, а от тебя одни претензии!
– А сколько мне отдавать – я медсестра, а не олигарх! – закипела Маша.
– Так нашла бы другую работу. Ты вообще можешь не работать, у нас большинство девочек без работы и эссенцию, и деньги как-то находят и живут как хотят! Тебе умение внушать на что дано? И мозги?
– Я так не хочу, и ты прекрасно знаешь об этом!
– Да знаю, знаю! И чисто по-человечески я тебя очень даже уважаю! Жить честным трудом, брать эссенцию только по мере необходимости и прочее бла-бла. Но и ты меня пойми! Мы по показателям из-за тебя уже худшие по стране. По стране! Меня начальство уже с потрохами на каждом совещании доедает, скоро совсем сожрет! Вот снимут меня и поставят кого-то из столицы тогда поймете мою доброту! И деньги мы не в общаг сдаем, а в профсоюз, сто раз тебе говорил. Чтобы кормить и поить вот таких, как она, – ткнул Рем в меня пальцем, – пока не обустроятся.
– Ой, да что ты мне рассказываешь, ты хочешь сказать, что человек десять в год съедают весь общаг? Ну, конечно! Мне хоть сказки не рассказывай!
– Маш, ну чего ты хочешь добиться? Чтобы я к Высшим с этим вопросом пошел? Чтобы меня от цепочки отлучили? Я ж не как вы. Я даже для жизни себе, бурду, как ты её называешь, достать не смогу. Ты меня кормить будешь?
– А меня кто будет? Мне, с ваших поборов, уже на съём денег не остается. Где я жить буду?
– Тут живи. – пробурчал Рем. – Ладно, общаг, тьфу, профсоюзные и остальное сам за тебя платить буду. Ты все равно, постарайся хоть немного побольше эссенции добывать, ладно? Ну, последние мы в рейтинге, Маш, последние! Уберут меня!
– Ладно, буду с большим садизмом делать уколы и клизмы, больше ничего не обещаю.
– Эх, ты б хоть в детское перевелась, ты же знаешь было бы больше…
– Заткнись уже, а то все остатки уважение к тебе потеряю. – сердито перебила Рема Маша. – Ладно, пошла я, мне ещё выспаться сегодня нужно, снова в ночь поставили. Запиши мой номер. – сказала мне Маша, – Пока нормальной будешь, звони. Может встретимся, поболтаем.
Я записала в телефон номер Маши, та не попрощавшись вышла, а я обратилась к Рему:
– Кстати, телефончик-то не мой, вдруг в розыск объявят? Да и некрасиво вышло, забрала у беспомощного дядечки средство связи и курточку. Вернуть бы надо. Ты сказал, у вас фонд на таких нищих приживалок как я есть? Выделишь мне немного? Куплю себе одежды, телефон и съезжу этот отдам.
– Тебе что, больше всех нужно? Выкинь телефон и куртку в мусорку, кому нужно эту звонилку китайскую искать?
– Это для тебя китайская звонилка, а для человека телефон может быть очень ценной вещью.
– Как хочешь, если заняться нечем. У меня своих дел по горло, побегай пока, осваивайся. Денег дам. Документы тоже. Учти, эта благотворительная помощь ненадолго. Уже сейчас думай, где деньги и эссенцию доставать будешь. Сразу предупреждаю, никакого криминала и уголовки не потерпят, если что неладное заметят, УЛН тебя живо утилизирует.
– УЛН?
– Ну, есть три высшие независимые организации, УЛН, УНН и УВ. Они ни от кого не зависят, ни от нас, ни от церковников, и ориентируются только на закон. И церковники, и мы, выплачиваем этим организациям налог, чтобы они могли жить и работать. Первая организация – Учет летописной нечисти, УЛН, если сокращенно, или улиточки, как мы их нежно называем. УЛН за нами следят, чтобы мы, нечисть, место свое знали. Если кто-то из наших нарушает договоренности или, не дай Создатель, закон, что делают наши улиточки?
– Что?
– Утилизируют неугодных. Вторая независимая организация УНН – Учет нелетописной нечисти. Они следят, чтобы нежить какая мимо летописи не прошла, исследуют «нечеловеческую», как они говорят, активность. И если что-то лишнее находят, что делают?
– Утилизируют? – догадалась я.
– Как ты быстро учишься! Все правильно, утилизируют. И есть ещё одна организация, иногда достает похлеще первых двух. УВ – Учет Высших. Они следят за всеми, чтобы инквизицию не повторили, чтобы лишнего на себя не брали. Например, вот было дело, один летописец решил, что уж слишком много нечисти в его вотчине развелось. И он ничего лучшего не придумал, как не зарегистрировать пришедшую к нему мертворожденную. Пока суд да дело, пока с летописцем разбирались, так как, по закону, только он её вписать может, прошли сутки, и к мертворожденной пришли из УНН. Уники девчонку утилизировали без суда и следствия, а потом только разбираться стали. Тут уж УВ подключили к разбирательствам, ну и они летописца…
– Утилизировали?
– Как же! Пальчиком помахали и сказали не делать так больше.
– А много их вообще?
– Сумасшедших? Да как собак нерезаных!
– Нет. Нечисти много?
– Ну, мертворожденных мало осталось, у меня в подчинении около сотни, так это на всю область! А по всей стране около десяти тысяч. В Европе мертворожденных вообще почти не осталось. Поэтому наши туда активно уезжают, уж очень рынок там крупный и пустой на конкуренцию. А вот другой разной нечисти валом: аспиды, ауки, бабки-ежки всякие. И это только по алфавиту.
– Так, мертворожденные этот что-то вроде ведьм?
– Ведьм? Что за пошлость? Ведьмы, это те долбанутые тетки с котелками, варящие непонятное варево и гадающие на таро? Я в жизни ни одной настоящей не встречал, а мне, чтоб ты понимала, уже триста лет! Слухи конечно разные ходили, но как по мне, что ведьмы, что вампиры, что призраки – просто страшилки для малышни и идеи костюмов на Хэллоуин.
– А кто тогда мы такие?
– Если ты в экзистенциальном смысле, то понятия не имею. Если в антропологическом, то тоже. Никто толком не знает, откуда вся нечисть появилась и как. Просто она всегда была и все. Как животные или идиоты. Только животных изучают, а нам приходится скрываться, если люди узнают о нас, то объявят войну на поражение. Один раз они уже это сделали. И большинство из нас тогда перебили, пока не пришел наш Создатель. Он был влиятельным человеком, его мать была мертворожденной и благодаря ей он все знал о нашем мире. Создатель с детства обучался у лучших умов, и смог придумать как облегчить жизнь своей матери и всех нас. Он смог сделать силу материальной, чтобы мы могли накапливать ее, делиться с нуждающимися и окрепнуть как вид. И он же, благодаря своему влиянию, заключил с Высшими закон, благодаря которому нечисть больше не могли убивать без разбора. Более того, Создатель сделал оружие, которое и сегодня является гарантией нейтралитета между всеми.
– Какое оружие мог создать человек сотни лет назад, чтобы сегодня оно внушало страх?
– А кто его знает. Мы не знаем. Ходят слухи, что Высшие имеют доступ к нему. Но это только слухи. Так или иначе, нас не трогают, и мы спокойно живем и добываем себе пищу как можем. И кажется мне, что оружие вполне реально. Ведь не вся нечисть такая безобидная как мертворожденные, есть такая, что жрет людей в прямом смысле слова. Но, у улиток какая-то своя система подсчётов и пока людей жрут и убивают в нужном количестве, не превышая статистическую норму на процент населения, все счастливы, и никто никого не трогает, ясненько? Вот и ты никуда не лезь, и нас не подставляй. Улитки не самый приятный контингент и встречаться с ними лишний раз совсем не хочется. Кстати, а летописца того, из-за которого девчонку утилизировали, лихо сожрало. Но там все по-честному было, ему положено одного человека в год сжирать, ну это ж просто совпадение, что летописец попался, правда?
– Лихо?
– Да, своеобразные существа, им дорогу лучше не переходить. Принципиальные до зубного скрежета, а чувство справедливости обострено как у подростков, и такое же своеобразное. Как прицепится такое лихо одноглазое… Я одному дорогу перешел как-то, так еле откупился. Хоть убить они нас не могут, но пакостей могут наделать! Так что, во все стороны смотри и ушки на макушке. Ясно?
– Ясно, только ты так и не сказал, откуда берутся мертворожденные? Задам вопрос проще, почему я мертворожденная? Ты же выкопал именно меня. Значит знал, что я такая? Откуда?
– Все-то тебе интересно, – проворчал Рем, – мертворожденные обычные существа, как и вся остальная нечисть, и размножаются вполне себе обычным способом для большинства животных на Земле – половым.
– Мои родители мертворожденные?
– Ну, не родители, а только мать. Мертворожденными могут быть только женщины.
– А где сейчас моя мать? Получается, что она знает, что я такая же, как она? Мы можем встретиться?
– Не все так просто. Это одна из причин, почему вас так мало осталось. Мертворожденная может родиться только у такой же матери, а женщина становится мертворожденной только после того, как она умрет. Например, живет себе девушка, не тужит и не знает, что её мать была мертворожденной. Выходит замуж, рожает детей. Так вот, дети у нее будут самые обычные, примитивные человеки. А вот если она умрет, и забеременеет после этого, только тогда появится новая мертворожденная.
– А почему тогда мертворожденных мало? Почему бы просто не взять и не нарожать еще?
– Было бы так просто, тут же не только биология замешана, но и что-то необъяснимое. С того момента, как мертворожденная беременеет, на нее перестает действовать эссенция. Она может получить силы только напрямую от людей, причем, с каждым месяцем ей нужно все больше и больше силы. И сила не насыщает ее, она постоянно чувствует холод, злость и ненависть начинают разрывать её и нет никакого спасения от этого. Это как постоянная чесотка, раздирающая изнутри, от которой нет спасения. И после родов это не прекращается. Путь у всех разный, кто-то в первый год не выдерживает и находит способ закончить мучения, кто-то пытается держаться, но больше четырех лет ещё никто не выдерживал.
– А как они находят способ, если они бессмертные?
– Способ только один – огонь, другого выхода нет. Мне даже страшно представить, какая боль их мучает, я видел девчонок, которые неделю были без эссенции, и видел их мучения. А тут годы без шанса на облегчение. Причем, это мука может длиться вечно, потому что их бессмертие никуда не испаряется, просто это бессмертие становится вечным адом.
– Получается, моя мать нашла способ умереть?
– Не совсем. Она напоролась на инквизитора.
– Это ещё что? Инквизиция давно закончилась!
– Это да, но остались психи, вроде того летописца, которого в итоге лихо одноглазое сожрало. Им плевать на закон, и они считают, что всю нежить нужно уничтожать. Официально их конечно не поддерживают, иначе это было бы прямым нарушением закона. А по факту, как-то же они нас находят?
– А ты вообще кто? Если ты сказал, что мертворожденными могут быть только женщины, то либо плоховато выглядишь, либо ты что-то другое.
– Какая ты неприятная женщина, говорить такие вещи в наше толерантное время! Как хочу, так и выгляжу. Может я в душе чувствую себя женщиной?
– В душе чувствуй себя хоть мочалкой. Ты же что-то иное?
– Я чёрт обыкновенный. Выглядеть я, между прочим, могу как захочу. Это для тебя я выгляжу как твой бывший, но, если мне понадобится, могу предстать и юной нимфой. Только мне это не очень нужно, во-первых, козлы всякие приставать начинают, а во-вторых девчонок на такой образ сложно цеплять.
– Но ты мужчина?
– Когда был человеком, то был мужчиной. Я сейчас стараюсь нести этот же крест, ясно тебе? Бестактная ты дама.
– По-моему, ты слишком чувствителен для чёрта. – улыбнулась я.
– Чёрт, водяной, русалка – да какая тебе разница, кто я? Может для меня это вообще слишком интимная тема.
– Ну, не знаю, ты так ворчишь, что больше похож на вредную бабайку, чем на приличного чёрта.
– Я б на твоем месте и бабайку боялся.
– Получается, мне нужно опасаться этого лихо, бабайку, бояться напороться на инквизитора и что еще?
– О, да там огромный список! Ты со временем освоишься. И еще, не забывай, что надо платить налог, процент на профсоюз и в резерв. И отдавать мне половину собранной эссенции. Добро пожаловать в нашу компанию!
Глава 4 «Девушка по городу»
Узнав у Рема название моего родного города, я поднялась к себе в комнату. Порывшись в шкафу, я нашла безразмерный свитер, джинсы, севшие на меня вполне удачно благодаря ремню и красную куртку. Ещё я выпросила у Рема пару его кроссовок, которые, к моему удивлению и его огромному смущению были, как и у меня, тридцать девятого размера. Я взяла спортивную сумку и сложила туда куртку моего приятеля с кладбища и его телефон, предварительно удалив оттуда свое фото. Рем, порывшись в комоде холла, вытащил оттуда новенький мобильный и документы.
– На, принесли пока ты одевалась.
– Ничего себе, вот это оперативность! – удивилась я.
– Да я ещё и крестиком вышивать умею. – засмущался Рем.
Я открыла паспорт и прочитала имя:
– Тургенева Эльвира Герасимовна. Что?! Ты издеваешься? – возмутилась я.
– А что тебе не нравится, нормальное имя. И вообще, у меня не так много времени было фантазию проявить.
– И поэтому ты решил меня назвать в честь Муму?
– Причем тут… – Рем вчитался в имя, а потом захихикал. – Честное слово не специально! Хотя Иван Сергеевич классный мужик был, помню как-то…
– Ты не увиливай, как мне с таким именем жить?
– А как ты с прошлым жила? Если хочешь знать, к имени Эльвира вообще сложно что-то подобрать. Что не придумай, все звучит как псевдоним девки с вокзала!
– Эльвира Ивановна нормально звучит. Но не Герасимовна же!
– Какая ты неблагодарная, ты знаешь, как сложно все эти бумажки делать? А я уже полный комплект тебе заказал! Если надо, сама все переделывай!
Я немного поразмыслила о том, что не так страшна Эльвира Герасимовна, как бюрократия, и решила оставить все как есть. На выходе меня остановил Рем:
– Совсем забыл, ты то никого не помнишь, а вот тебя могут узнать. Надень это. – он протянул мне медальон в виде ласточки. – Пока он на тебе, все кто был знаком с тобой в прошлой жизни не узнают тебя. Не снимай, если не хочешь неприятностей. И денег возьми. Все, топай.
На автовокзал я подошла вовремя и как раз успела на отходящий автобус. Всю дорогу я благополучно продрыхла, и приехала в город практически к обеду, отдохнувшей и бодрой. Рем дал мне с собой перекус в пробирке, поэтому к людям я не лезла и вела себя прилично. Хотя, на выходе наступила на подол плаща тетечке, которая периодически пинала мое кресло ногами, и настроение, без того весьма приятное, поднялось до небес.
Я проложила маршрут по навигатору, и оказалось, что центральное кладбище находится всего в двадцати минутах от моего местоположения. Я приняла решение пройтись пешком и подышать свежим воздухом. Осень только начиналась, и было довольно тепло, поэтому я взяла куртку в руки и, наслаждаясь видом, неспешно шла по улице. Тут, дорогу мне перегородил уличный кот, который сел прямо посреди дороги. Он был огромен, скорее всего, его мать согрешила с кем-то вроде мейн-куна. Кот был сильно потрепан уличной жизнью: длинная шерсть свалялась, а левый глаз вообще отсутствовал, видно он потерял его в уличной схватке с сородичем. Я нагнулась погладить кота, тот громко заурчал и выгнул спинку. Какая лапочка, жаль, что взять с собой нельзя, да и Рем вряд ли соседству обрадуется. Я горько вздохнула и сказала:
– Прости кот, но я для тебя не лучшая хозяйка. Хотя мордочка у тебя самая очаровательная, а что глазика нет, так шрамы украшают мужчин, ты же знаешь? Пока, красавчик.
Скрепя сердце, я оставила кота и пошла дальше своей дорогой. Как назло, когда я обернулась, я увидела, как кот продолжает сидеть на том же месте, где я его оставила и смотреть мне вслед. Я кинула прощальный взгляд на пушистика и свернула за угол. Хорошее настроение улетучилось, а мою фантазию атаковали картины того, какая ужасная жизнь ждет кота после того как я бросила его вот так, на улице. Но печалиться о судьбе четырехлапого мне пришлось недолго, так как скоро я начала переживать о своей. Ещё от автобуса меня не покидало ощущение, будто кто-то идет за мной, но я списывала это на стресс и тревогу после последних событий. Но, нет, когда я свернула за угол, собираясь посмотреть на кота в последний раз, я обернулась, и заметила парня, который пристально поглядывал на меня ещё в автобусе. И какой процент вероятности, что парень, с которым я ехала из Александровска, вдруг решит пройти тем же маршрутом, что и я? Может я ему понравилась, и он решил познакомиться? Или нет? Нет, это я точно брежу. Может это популярный маршрут в этом городе, а парень просто идет по своим делам и не подозревает, что я записала его в маньяки-убийцы.
Я продолжала идти к кладбищу, но пристально поглядывала по сторонам и постоянно оборачивалась. Наверно, проходящие мимо люди принимали меня за сумасшедшую с манией преследования, но результатов моя внимательность не принесла. Парня я больше не видела, и я даже не знала, радоваться мне или расстраиваться. С одной стороны, здорово что меня никто не преследует, а с другой, я чувствовала себя немного обманутой.
Наконец, я дошла до кладбища и принялась размышлять, где мне найти мужичка и как передать ему его пожитки. Я зашла в небольшую церквушку на входе и, по счастливому совпадению, услышала разговор двух старушек:
– Совсем с ума выжил, говорю тебе! Допился до чёртиков. Это ж надо такое придумать, якобы мертвые у нас воскресают! Спаси, Господи! – перекрестилась та старушка, которая стояла в платочке.
– А что он видел-то, Михална? – возбуждённо спросила вторая старушка, в шапочке.
– Бесовщину несет, говорит, мертвые по кладбищу ходят! Рассказал он, что позавчера потерял сотовый рядом с могилкой, когда покойную закапывал. Значит так, вечером, они с Санычем наклюкались в сторожке, а под утро Витька проснулся и решил пойти искать сотовый, сын его ему на день рождения подарил, и месяца не прошло. И что ему до светла не сиделось! Пошел он к могиле, и видит, покойная, которую он днем закопал, стоит рядом со своей могилкой и руки к нему тянет. «Заберу тебя к себе, Витька», – говорит ему. Он палку какую-то схватил и давай от мертвой отбиваться. А она руки поднимает, и летит, ну как у Гоголя, поняла? Наконец он её на землю повалил, связал и помчался за подмогой. А когда пришел с Санычем, там и нет никого и могила ровненькая. Сбежала покойница!
– А как же он связал ее, у него что, веревка была? – удивилась бабуля в шапочке.
– Тьфу! Да какая веревка? Допился, говорю тебе. Такое нормальный человек не придумает! Надо его кодировать. – тут старушка заметила меня и возмутилась. – А ты чего уши развесила?
– Интересно очень. – не стушевалась я.
– Интересно… – проворчала старушка. – Вот выходите вы девки за алкашей таких, а потом мучаетесь.
– А где его найти, Витьку этого?
– А тебе зачем? – ещё сильнее нахмурилась бабулька.
А я никак не могла придумать, что ответить, поэтому просто сказала:
– Надо.
При этом произошло что-то странное. Старушки будто обмякли и расслабились, а потом хором ответили, будто загипнотизированные:
– В сторожке за углом.
– Спасибо. – удивленно поблагодарила я их и пошла искать Витька.
Я подошла к сторожке и огляделась. В нескольких шагах от домика стоял куст, за которым я резво спряталась. Как же отдать ему вещи? Может надо было старушкам передать, вон какие они сговорчивые? Но возвращаться назад не хотелось, поэтому я не придумала ничего лучше, чем метнуться к двери, положить под нее сумку, постучать, и вернуться за куст. Через некоторое время дверь открылась и оттуда вышел Виктор. Он удивленно посмотрел на пустое пространство перед собой, и хотел уже было закрывать дверь, как заметил сумку. Тяжелый мыслительный процесс читался у него на лице, наконец он поднял сумку, открыл ее… А потом произошло то, что я никак не могла ожидать. Хотя, с учетом впечатлительности данного товарища, нужно было. Витька грохнулся в обморок, распугав сидящих рядом на дереве воробьев. Я стояла в полном недоумении, не зная, что мне делать, но тут кто-то позвал Витьку из дома: «Витек, ты чего?». Моему взору предстал пожилой мужчина, который принялся трясти Витька и быть по щекам. Было это совершенно бесполезно, поэтому мужчина вернулся в дом, по моим предположениям, чтобы вызвать скорую, а я рванула к воротам кладбища. Я остановилась где-то через пять минут бега, и нагнулась, чтобы отдышаться. Когда я пришла в себя, я осмотрелась, и сердце мое бешено забилось. Я знаю это место! Точно знаю. И, нет, я сегодня не была здесь, просто я помню его. Я знаю эту кафешку и даже помню, что здесь готовят самую вкусную пиццу в городе. Я зашла в кафе и села за столик, подошел официант, а я уверенно сказала:
– Фирменную с анчоусами и кофе с корицей. Чизкейк свежий? – я не смотрела меню, я просто знала откуда-то, что нужно брать именно это.
– Только сделали. – улыбнулся официант. – Все?
– Да, спасибо.
Официант ушел, а я рассматривала кафе. Я точно помнила его обстановку и… Тут сердце снова забилось, но гораздо сильнее, чем при узнавании кафе. Мой взгляд упал на мужчину, и на секунду я подумала, что это Рем, но потом осознала, что тот вряд ли мог оказаться здесь. Мужчина сидел рядом с молодой девушкой, и смотрел на нее влюбленными глазами, впрочем, как и она на него. Рем говорил, что взял лицо моего бывшего возлюбленного, не уточняя какие у нас с ним были отношения. С учетом, что с моих похорон и пары дней не прошло еще, а мужчина, вполне довольный жизнью сидел рядом с молодой красавицей, вряд ли он был опечален моей кончиной. Вот же ж козел! На меня нахлынула лютая злость, и я смотрела на парочку обуянная ненавистью. Нет, ну что такого, я же даже не знаю точно, что за история любви была у меня с данным типом? Может он просто был моим знакомым и даже не знал, что я любила его? На меня накатила новая волна раздражения, а еще, я откуда-то знала, что это неправда. Ко мне пришло неосознанное понимание того, что этот человек не должен улыбаться через пару дней после моих похорон, и тем более, не должен улыбаться в компании другой женщины. Меня распирало изнутри, мне хотелось ломать и крушить всё на свете, и лишь усилием воли я сдерживалась. Наконец, пришел официант и принес мне пиццу. Но она казалась мне абсолютно безвкусной, как и кофе с чизкейком. Я ела и не могла наесться, я чувствовала неутолимый голод, и не знала, как себя насытить.
Ко мне подошел официант и спросил:
– Вам все понравилось?
– Нет! – резко ответила я. – У меня волос в чизкейке.
– Волос? – удивленно переспросил официант.
– Волос, вы что совсем слепой? Не видите? – не могла сдерживаться я. – Позовите администратора!
Ко мне подошла симпатичная молоденькая женщина, а я рыкнула на нее:
– У вас что, гастарбайтеры без санкнижек работают? Почему у меня волос в еде? И на вкус ваш пирожок словно прокисший, это даже чизкейком не назвать! Вы меня за идиотку держите?
– Извините, но я не вижу волос. – попыталась встрять в мой монолог девушка.
– Значит я вру по-вашему? Давайте вашему хозяину звонить, я его попрошу, чтобы он своих работников на медосмотр отправил, раз у них со зрением проблемы!
– Извините, – не выдержала моего напора администратор, – обед за наш счет, просим прощения за неудобства.
Я заметила, как знакомый мне мужчина начал перешептываться с девушкой, а та хмыкнула и тихо, но в пределах слышимости для меня, сказала: «Истеричка какая-то». Что-то внутри меня снова взорвалось, но я тяжелейшим усилием воли сдержала себя, схватила куртку и вышла на улицу. Там я села на лавочку, достала пузырек с эссенцией и выпила. И сразу стало легче. Злость куда-то испарилась и мне захотелось пойти в кафе и извиниться перед персоналом. Но стыд и чувство гордости пересилило меня, поэтому я встала и пошла, не сверяясь с навигатором, подальше от этого места.
– Девушка, извините. – окликнули меня. Я повернулась, а потом услышала гул в ушах и улетела куда-то в пустоту.
Не знаю, сколько времени я валялась в отключке, но проснулась от запаха бензина. Я валялась на полу связанная, и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Открыв глаза, я огляделась. Рядом со мной ходил тот самый парень, ехавший со мной в автобусе, и выливал бензин из канистры. Я снова попыталась выбраться из опутавшей меня верёвки, но тут парень сказал:
– Не пытайся, веревка пропитана березовой смолой.
– Интересная информация, – похвалила его я, – а мне что с того?
Парень посмотрел на меня как на идиотку:
– Березовая смола останавливает такую нечисть, как ты.
– Я значит нечисть, а ты кто?
– Я тот, кто останавливает тварей вроде тебя. Выследить вас сложно, я за тобой ещё от батюшки следил, чувствовал, что нечисть в этот день возродиться должна. Вот и вышел на тебя. И чёрта вычислил, но с ним сложнее будет, а вот ты сейчас легкая мишень. Ладно, чего болтать, тебе пора.
Парень достал зажигалку, но тут случилось нечто невероятное. На него кинулся пушистый комочек. Секунда, и всё на расстоянии метра залило кровью. Я закрыла глаза, не желая видеть экзекуцию, а рядом нечто громко чавкало, поедая моего незадачливого убийцу. Дааа… Если это нечто сожрало паренька, то и меня в живых вряд ли оставит. Хотя, Рем сказал, что меня убьет только огонь, что же со мной будет если меня сожрет это животное? Неужели он переварит меня? Брр! Я вздрогнула, и преодолев страх открыла глаза. Животинка сидела в луже крови, но от паренька уже ничего не осталось, кроме кусков окровавленной одежды. С удивлением, я узнала в облизывающемся пушистике своего знакомого – кота. Того самого, которого я гладила всего пару часов назад. Вот это да! Кот мяукнул и подошел ко мне, потом открыл свою широченную, и, как мне показалось, совсем не по размерам кота пасть, а я снова зажмурилась от ужаса. Боли не последовало, может он уже сожрал меня? Кот мяукнул, и я посмотрела на него. Животинка, или кем он там был, внимательно разглядывал меня, а я почувствовала облегчение в руке в том месте, которое секунду назад было стянуто веревкой. Я подняла руку, и увидела, что веревка перегрызена. Освободившись из своих пут, я встала, повернулась к коту и сказала:
– Ну, спасибо большое. Ты меня жрать не будешь?
Кот будто бы удивленно смотрел на меня. А я не знала, что дальше делать.
– Ну пока, я пошла.
Выходя из дома, я рассмотрела его – это была какая-то одноэтажная заброшенная халупа и находилась я всего в квартале от той кафешки, в которой я устроила скандал. Решив, что приключений не сегодня хватит, я посмотрела номер ближайшего дома и вызвала такси. Это ещё повезло, что телефон из кармана джинсов не выпал, а то получила бы от Рема. А вот куртку таки потеряла, но может, хоть мое чудесное спасение задобрит черта? Когда машина подъехала, а я открыла дверь, чтобы сесть, грациозными прыжками подбежал кот и сел в машину: