Николай Зайцев
Пластуны. Золото империи. Золото форта
Закончив с ритуалом, Билый поднялся, перекрестился, отряхнул полы черкески от налипших веточек и, завязав ладанку, вновь повесил ее на шею рядом с нательным крестом. Надел папаху – его примеру последовали и два казака охранения, – отдал честь погибшим односумам. Оба казака с благодарностью отвесили поясные поклоны подъесаулу, он ответил им, склонив лишь голову. С чувством исполненного долга Микола Билый направился к пребывающей в душевных терзаниях баронессе Измайловской.
Подойдя ближе, подъесаул услышал невнятное бормотание. Складывалось ощущение, что дама вела разговор сама с собой.
– Прошу прощения, сударыня, – голос Билого прозвучал негромко, но с нотками твердости. Офицер кашлянул, потому что в горле запершило от непривычного тихого тона.
Баронесса вздрогнула, будто очнулась ото сна, и посмотрела на казака.
– Разрешите представиться, сударыня, – продолжил Микола. – Подъесаул Билый. Приставлен к вам, дабы сопроводить вас беспрепятственно до самого дома.
– Это так мило. И кто соизволил обо мне побеспокоиться?
– Государь, сударыня.
– Как это любезно с его стороны: проводить до самого дома, – прозвучали эхом слова Измайловской. – До самого дома. А вы представляете, господин подъесаул – как вас? А, да, Белов…
– Билый, сударыня, – поправил Микола.
– Простите, Билый, – поправилась баронесса. – Представляете, а моя спутница больше никогда не попадет домой. Это так ужасно!
Баронесса вновь заломила руки и зашлась в беззвучном рыдании. Билый стоял, не решаясь что-то предпринять. Точнее, он даже не знал, что ему надлежало сделать именно в этот момент. Ему претило общение с дамами. Привыкший все решать шашкой и кинжалом, подъесаул казался совершенно беспомощным перед женской истерикой. «Да, это не наши казачки! – с сожалением подумал Микола. – Те если и позволяют себе всплакнуть, то без истерик и так, чтоб никто не видел».
– А казак! – вновь воскликнула Измайловская, вспоминая и передергиваясь. – Какой ужас! Ему оторвало голову. Совсем! Какая злая участь!
– Сударыня, – решительным тоном сказал подъесаул. Ему, как боевому офицеру, были чужды эти стенания. К тому же их нужно было прекращать. – Сударыня, – повторил Билый, – прошу прощения, умоляю вас успокоиться и проследовать за мной. Вам необходимо выпить чего-нибудь, что поможет вам вновь обрести крепость духа. Нам всем в данный момент это необходимо. К тому же подали автомобили. Нам следует поторопиться.
Баронесса промокнула платком свои красные, заплаканные глаза и отерла носик.
– Да, да, вы правы, господин подъесаул, – всхлипывая, ответила она. – У меня есть капли. Они помогут.
Подъесаул, вытянув руку, сделал полшага назад. Баронесса, переложив зонтик от солнца в левую руку, попыталась взять Билого под локоть. Тот, заметив ее движение, слегка уклонился, пропуская Измайловскую вперед. «Не хватало мне разговоров с императором из-за сей нервной особы. Ну уж нет, сударыня, как-нибудь без меня», – мысли Миколы работали в нужном направлении.
Император и его свита уже расселись по автомобилям. Уряднику и трем казакам отвели место в третьем авто, далее следовали Билый с баронессой, и в последнем автомобиле находились тела погибших. Из этических соображений тело спутницы баронессы решено было предать земле здесь же, оставив на попечение местных жителей. Рамки приличия не позволяли даже мертвое тело женщины везти рядом с телами мужчин. Будучи сиротой, она воспитывалась в доме Измайловских с детства. Родители баронессы, испытывавшие неподдельную любовь к детям и довольствовавшиеся, по причине невозможности более иметь детей, лишь единственным ребенком, охотно приютили дочь дальних родственников, которые погибли, будучи в путешествии по Аляске. Многих привлекали эти земли, не только первозданной природой, но и обилием золота, по словам очевидцев, россыпями лежащего по берегам рек. То ли лихие люди, то ли дикие звери, хотя, когда дело касаемо этого драгоценного металла, это в основе своей одно и то же, факт оставался фактом. Два истерзанных мертвых тела нашли в устроенном на скорую руку шалаше у небольшой речушки. Золота при убитых обнаружено не было. Из личных вещей лишь документы, удостоверяющие личность, зашитые предусмотрительно в подкладку нижнего белья. Известие в родное поместье, недалеко от Санкт-Петербурга, пришло через год после трагической находки. Так и оказалась маленькая девочка-сирота в семье своих родственников – баронов Измайловских, и нашла такой ужасный конец своей короткой жизни.
– Судьба жестока, – пустив слезу, произнесла баронесса Измайловская, прощаясь с телом своей названой сестры.
Путь до вокзала города Брест-Литовск и далее поездом до столицы занял более времени, чем обычно. Казалось, что за то время, пока вся группа добиралась до Санкт-Петербурга транспортом, можно было добежать или даже дойти пешком. Государь ехал в вагоне с флигель-адъютантами и пажами. Баронесса Измайловская, сопровождаемая подъесаулом Билым, в целях конспирации была размещена в другом вагоне. Микола еще на вокзале в Брест-Литовске распорядился и выставил охранение из урядника и трех казаков у купе императора. Слава Богу, до самой столицы добрались без происшествий. Прибыв на столичный вокзал, государь спешно покинул вагон и, сопровождаемый офицерами свиты и казаками собственного Конвоя, отбыл прямиком в Царское Село, оставив свою фаворитку на попечение бравого подъесаула Билого.
Всю дорогу до самой столицы подъесаул Билый то молчал, то разглядывал проносящиеся за окном купе пейзажи. «Красиво, конечно, но не наше. Не родное. Не Кубань-нэнька», – в такт стука колес отстукивали мысли в сознании. Перевел мимолетный взгляд на сидящую напротив него фаворитку императора и снова, глядя в окно, сосредоточился на своих мыслях. «Да и люди здесь… Что за люди. У нас, в станице, все просто, все открыто. Человеческая душа, как тот ветер степной, чиста и ароматна. А что здесь?! Куда ни посмотри, везде интриги, обман. Даже государь-император и тот против Закона Божьего идет, блудом не гнушается».
Микола вновь ненароком посмотрел на баронессу, и взгляды их встретились. Он смотрел на нее внимательно-строго, даже оценивающе. Она же, оправившись от перенесенного ею потрясения, ответила на его взгляд легкой улыбкой, в глазах загорелся тот самый огонек, который появляется у женщины, увидевшей очередной объект своего внимания.
«Ну что, баронесса, оттаяла? Ожила? Готова к новым подвигам? И, судя по твоему взгляду, очередной жертвой флирта ты выбрала меня?» – размышлял Микола, смотря как бы сквозь свою спутницу и пытаясь понять, что скрыто в душе у Измайловской. Вспомнилась супруга Марфа. Природная красавица, с темно-каштановыми густыми волосами, роскошной косой, живым, искренним взглядом вишневых глаз, сочными формами. Все-то в ней было настоящее, искреннее. Баронесса же была полной противоположностью Марфе. Неестественная бледность лица, такой же румянец на щеках, причудливый парик на голове и главное – это выражение ее светло-голубых, почти прозрачных глаз. Они были ненастоящими, каким-то безжизненными. Словно перед ним сидела не женщина, а кукла. Все в ней отдавало холодностью и фальшью.
Измайловская слегка смутилась от взгляда офицера, что на удивление выглядело вовсе не наигранным.
– Почему вы так на меня смотрите, господин подъесаул? – нарушила робко молчание баронесса.
– Прошу прощения, сударыня, задумался, – спохватившись, ответил Билый.
– О чем же, если вы позволите спросить? – спросила Измайловская.
– Извольте, – парировал Микола. – О семье своей. О родителях.
– Так вы женаты? – с легкими нотками разочарования отозвалась фаворитка.
– С Божией помощью, – заключил подъесаул.
– И как вам живется в ваших ста… ницах, правильно? – делано неуверенно задала очередной вопрос Измайловская. Она привыкла к особому вниманию столичных кавалеров и даже самого императора, что вела себя с ними кокетливо и порой даже неприступно. Ей нравилась играть всеми этими полковниками, гусарами, генералами. Но сидящий против нее офицер-конвоец был совершенного иного кроя. Скорее, он был для нее неприступной стеной. Впервые фаворитке самого императора не удавалось завладеть сознанием мужчины.
– Вы совершенно правы, сударыня. Станицы. А живем мы в них вполне стабильно. Я бы отметил, что жизнь не хуже столичной, а в некоторых случаях даже лучше, – искренне, без малейшего намека на ответ кокетливости Измайловской ответил Билый.
– И что же, – не унималась баронесса, – у вас и дети имеются?
– Как можно, сударыня? Дети – подарок Бога, а мы, казаки, Бога любим, и Он отвечает нам тем же. Стало быть, дети имеются, – сдержанно сказал Микола.
– По-вашему, мы Бога не любим? – без обиды в голосе спросила баронесса.
Подъесаула начинал утомлять этот бесплодный разговор.
– Я этого не сказал, – всем тоном давая понять, что не имеет более большого желания продолжать беседу, ответил Билый.
«Грубиян!» – еле сдержавшись, чтобы не высказать это вслух, подумала Измайловская.
Подъесаул вновь отвел взгляд от своей спутницы. За окном купе показались здания ремонтных мастерских, и через минуту поезд, издав протяжный сигнал, похожий на стон, качнувшись и слегка дернувшись, остановился на вокзале Санкт-Петербурга.
– Вот и столица, – то ли с долей сожаления, то ли устав от дороги произнесла баронесса. – Как быстро все закончилось. Очень печальная история. Вы не боитесь газетчиков, господин подъесаул?
– Нет.
– Как вам повезло. Скоро весь мир заговорит о покушении на русского императора. И замелькают фото. Не люблю быть на первой полосе. Хотя мне нравится блистать в обществе. – «Лизонька» кокетливо, но скорее привычно улыбнулась. – А чего вы боитесь?
Билый задумался. Баронесса жужжала на ухо надоедливой мухой.
– Ничего.
– А медведя?! – наигранно испугалась баронесса.
– Стреляешь ему в ухо из пистоля, и нет медведя. Чего его бояться? Сударыня, – стараясь больше не обращать внимания на сказанное Измайловской, сказал Билый, – прошу к выходу. Меня уполномочили сопроводить вас по месту вашего жительства. В целях безопасности прошу следовать моим распоряжениям и никоим образом не отходить от меня.
– Не слишком ли вы много на себя берете? – без тени недовольства спросила Измайловская.
– В данной ситуации нет! – ловко парировал подъесаул. – Я исполняю приказ императора. Посему еще раз убедительно прошу не отдаляться от меня ни на шаг.
Баронесса одарила Билого сладким взглядом и, слегка вильнув ягодицами, направилась к выходу из купе.
– Не извольте беспокоиться, господин подъесаул, буду рядом с вами, словно медом намазанная. Вы же любите мед? – кокетливо обернувшись, произнесла она.
Билый ничего не ответил и проследовал за своей спутницей. На перроне их встречал кучер, один из тех, что служили в парке его императорского величества.
– Господин подъесаул, – доложил он. – Император лично приказал доставить вас и баронессу к ее дому.
– Что ж, – опередив Билого, сказала Измайловская и вновь с долей кокетства посмотрела на Миколу. – Весьма любезно со стороны его величества.
Подъесаул, не забывая о наказе императора, осмотрелся по сторонам. Ничего подозрительного. Все как обычно. Пассажиры в ожидании поезда, грузчики, снующие непрестанно по перрону, парочка мелких воришек-карманников, промышляющих кошельками зазевавшихся пассажиров. Ничего, что могло бы создать ситуацию, опасную для фаворитки императора.
– Где вы оставили экипаж? – осведомился Билый. Шофер указал рукой в сторону. Метрах в шестидесяти, блестя черным свежим лаком, стояла роскошная открытая коляска. – Извольте, и, будьте добры, побыстрее.
Через пару минут все трое сидели в экипаже. Баронесса назвала адрес, и кучер, лихо гикнув, погнал по мостовой маститых жеребцов. На дороге то тут, то там встречались небольшие лужицы, что свидетельствовало о недавно прошедшем дожде. В летнем жарком воздухе зависла духота.
Время в дороге показалось подъесаулу вечностью. Добравшись до цели поездки, Билый, облегченно вздохнув, выбрался из экипажа. Открыв дверь коляски, он подал руку баронессе и помог ей выйти.
– Благодарю, – сухо обратился подъесаул к кучеру. – Вы свободны.
– Что ж… – начала было баронесса. Но не договорила. Рядом с ними, совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, пронесся конный экипаж. Извозчик, с окладистой бородой, в сером сюртуке, как будто намеренно выбрал именно этот маневр, заехав колесом в небольшую лужу и обдав грязью платье баронессы и черкеску подъесаула.
Билый среагировал мгновенно. Такой обиды, еще и от простолюдина, он вытерпеть не мог. В несколько прыжков он нагнал экипаж и, ловко вскарабкавшись в него, схватил извозчика за руку, в которой тот держал короткий кнут. Выхватив кнут, Билый стал отчаянно хлестать бородача. То извивался, будто угорь, выкрикивая после каждого удара:
– Барин, не бей, виноват!
Подъесаул вкладывал в удар всю свою неприязнь к этому иногороднему для казака мужику. Почему-то вспомнились хохлы, нанимавшиеся в станице на сезонные работы. Устав или опомнившись, Билый бросил кнут и с силой дал извозчику тумака. Тот вскрикнул и закрыл голову от возможных дальнейших оплеух. Но больше тумаков не последовало. Билый на мгновение обратил взгляд на баронессу, о которой временно забыл, разбираясь с извозчиком. Она, вытащив платок из сумочки, пыталась безрезультатно оттереть с платья пятна грязи. Взгляд подъесаула упал за Измайловскую. В ее сторону спешным порядком шли два человека, обмениваясь короткими фразами и резко жестикулируя. Пластун сразу оценил степень опасности и, спрыгнув по-кошачьи с повозки, молнией метнулся к баронессе. Это и спасло ничего не подозревающую женщину. Один из нападавших уже протягивал руку к ее открытой сумочке, второй заходил сзади, отрезая таким образом путь отхода. Оба бандита так увлеклись нападением на беззащитную даму, что не увидели возникшего перед ними как будто ниоткуда казака в черкеске. Захват, ловкое движение, и первый нападавший уже лежал на мостовой. Второй, поняв, что настал момент спасать свою жизнь, во всю прыть уносил ноги к ближайшей подворотне. Баронесса, отскочив, будто лань, в сторону, от неожиданности вскрикнула. Где-то на соседней улице послышался свисток городового.
– Дернешься, сломаю руку, – рявкнул Билый, доставая из кармана шаровар ремешок из сыромятной кожи. Несколько движений, и нападавший, крепко связанный, исходил ругательствами в адрес казака.
Подъесаул склонился над трофеем и чуть слышно проговорил:
– Не заткнешься, сдам в каталажку. Будешь лежать тихо, поговорим.
Тот, скалясь по-звериному и с ненавистью вращая глазами, повиновался:
– Твоя взяла, казак.
– Господин подъесаул, – подскочив к Билому, воскликнула баронесса. – Я вам так благодарна! Так благодарна! Если бы не вы!..
– Не стоит, сударыня, – слегка остудил ее пыл подъесаул. – Вы у своего дома. Разрешите откланяться.
– Как?! Вы не зайдете?! – удивленно, с долей сожаления молвила Измайловская. – Я думала, вы сдадите этого бандита полиции и почтите меня своим посещением.
– Прошу простить, сударыня, – серьезным тоном, не требующим возражений, ответил Билый. – В другой раз. Дела государственной важности.
– Ну, если только государственной! – с легкой иронией произнесла баронесса. – Жаль. Вы многое потеряете, если не воспользуетесь моим приглашением.
– Возможно, сударыня. Но такова казачья судьба, – делая акцент на «казачья», произнес подъесаул.
– Что?! – не поняв смысла сказанного Билым, переспросила баронесса.
– Честь имею, сударыня, – ответила Билый, давая понять, что разговор окончен.
«Истинный грубиян! Фи!» – еле слышно произнесла Измайловская и, повернувшись, пошла к подъезду своего дома. Но Микола уже не слышал ее последних слов. Инстинкт охотника овладел им. Он присел перед лежащим на мостовой бандитом и, приподняв его голову за волосы, сказал:
– Через пять минут здесь будет городовой. Могу обеспечить тебе встречу с ним по полной программе. Есть выход. Ты даешь мне адрес вашей воровской малины, и я отпускаю тебя, слово офицера!
Бандит оскалился в улыбке и плюнул под ноги Билому. Микола резко опустил голову преступника о мостовую и снова, крепко держа за волосы, приподнял:
– Слушай сюда. Если сдашь малину, отпущу. Если нет, – при этих словах Билый достал из голенища ичиг нож и поднес его к горлу лежащего перед ним. – Рука не дрогнет! Слово казака!
Видимо, это «слово казака» подействовало на преступника убедительнее, чем слово офицера, он со страхом в глазах замотал головой и сразу выпалил адрес.
– Что? «Трезвый боцман»? Это ресторан у порта?
– Да. Там собирается весь воровской цвет. Сукой буду, правду говорю.
– Не врешь? – жестко спросил подъесаул. Тот в испуге замотал головой:
– Нет!
– Смотри! – Билый поднес к носу бандита увесистый кулак. Спрятав нож за голенище, Микола развязал ремень, освободив руки преступника:
– Бежать и на глаза мне не попадаться!
Тот подскочил и, не оглядываясь, скрылся в той же подворотне, что и его подельник, убежавший в том же направлении некоторое время назад.
На перекрестке улицы показалась фигура городового. «Этого нам сейчас как раз и не нужно», – пронеслась мысль в голове пластуна. Подъесаул повернулся в обратную от городового сторону и зашагал спокойным шагом прочь. Нужно было еще зайти в полицейский участок к Травкину.
Особого желания встречаться со следователем у Билого не было, тем более пришлось бы делиться с ним тем, что он узнал за последнее время. Но и титулярный советник, возможно, мог рассказать Билому нечто новое. Посему их встреча была неизбежной. «Ладно, поговорим, – подумал Микола, подходя к знакомому серому зданию. – Ведь не обязательно рассказывать Травкину все, что я узнал. Государь сказал: “Рой!” А “рыть” я привык в одиночку. Война план покажет».
Билый замер, пораженный в самое сердце – на краю улице стоял роскошный дорогой авто. «Не может быть!» Немного отмер, первое ошеломление от увиденного автомобиля прошло. Да, в парке императора стояла подобная адская машина, но здесь! Возле сыскного управления! Миколе поначалу даже показалось, что имперская свита его опередила и за каким-то интересом подкатила к зданию первой. Безумная мысль мелькнула и тут же исчезла: во-первых, нет никого из пажей, только часовые да свора мальчишек, мечтающих подойти поближе; во-вторых, много чести для сыскарей, чтобы к ним прикатывала императорская свита во главе с самим.
Было еще в-третьих.
Если в императорском парке адская машина стояла вся надраиваемая, пугающая своей чистотой, сверкающими в каждом лучике света хромом и серебром, с великолепным салоном из красной кожи, то здесь механический зверь стоял на приколе, весь запачканный свежей грязью: так, что даже куски глины и прелой листвы висели в поблекших спицах колес. Не было в ней никакой изысканности, словно использовали ее не для шика, а как средство передвижения.
– Чудны твои дела, Господи, – пробормотал, крестясь, подъесаул, думая о том, сколько в ней может скрываться лошадиных сил, и вжался в тень дома. На крыльце сыскного управления появился граф Суздалев. Это было так неожиданно, что Билый вновь остолбенел. Ваня ни на кого не глядел. Прикурил, посмотрел в луковицу золотых часов и быстрым шагом направился к машине. Часовой отдал честь, разогнал мальчишек, и машина резво покатила по брусчатке, заставляя редких прохожих останавливаться, а дам, как молодых, так и старых, знойно улыбаться водителю. Нацепив большие очки на лицо, Ваня промчался мимо казака, не заметив старого друга. Билый хекнул, думая: «Что-то ты часто мне стал попадаться везде, дружок. Тянет к другу так, что ли? Али земля маленькая? Странно все это», – и вошел в управление. Дежурный младший унтер-офицер проверил документы, спросил к кому. И Билый, не зная никого в этом заведении, кроме титулярного советника Травника, и не желая разговаривать с дежурным офицером, поясняя ему, для какой цели явился, спросил:
– Титулярный советник Травкин на месте?
– Так точно, господин подъесаул.
– Где я могу найти его?
– Вестимо где. На допросах. – Младший унтер смутился, Билый ему подмигнул. – Одну минуту, господин подъесаул. Сейчас вызову. – И принялся остервенело крутить ручку внутреннего телефона.
– Что? Лютует на допросах Травкин? – как бы невзначай спросил Микола, косясь на диковинку. В голове не укладывалось: а вестовой тогда зачем, если везде телефоны будут? С вестовым-то надежнее.
– Не то слово! Самый лучший дознаватель в управе. Всех колет.
– Похвально.
Унтеру удалось вызвать сопровождающего, сам Травкин не смог явиться, но ждал в кабинете. Дверь раскрылась при первом стуке. Казалось, титулярный советник ждал гостя, но на самом деле он снимал длинный кожаный фартук и прятал специфическую одежку в шкаф у входа.
– Никак казак пожаловал за своими деньгами? – радостно оскалился он, снимая также нарукавники. Был он сегодня не по форме, в белой рубашке, в черном жилете. Посмотрелся в зеркало, приглаживая проборчик – ни одна волосинка не выбилась из четкой прически. Микола вздохнул, ловя взгляд Травкина в отражении зеркала. «Хитер полицейский, делает вид, что прихорашивается, а сам наблюдает за реакцией казака».
Микола обвел взглядом кабинет: управа как управа. Что он, раньше таких не видел? Большой стол, покрытый зеленым сукном. Пара бумажек на нем да чернильница. Стулья вместо кресел – здесь, видно, никто не засиживался. Большой сейф за спиной. Рядом в полстены прикрытая карта.
– Гроши всегда нужны, – угрюмо сказал Билый. – Лишними не бывают.
– И то верно. – Травкин сюртук накинул на плечи и сразу к сейфу прошел. Забренчал ключами, открывая. – Сейчас квитанцию оформлю. Садитесь пока, господин подъесаул. Может, чаю?
– С лимоном? – недоверчиво уточнил Билый, присаживаясь.
– А то как же! И сахар вприкуску! – просиял титулярный советник в улыбке. Позвонил по телефону отдавая распоряжение вестовому.
– Тогда можно. Однако я больше здесь по делу.
– По какому? – Травкин вмиг стал серьезным. Не любил, когда кто-то просит у него помощи. Закон он для всех одинаков. А казак, видно, уже набедокурил, или братец его, вот и начинает издалека.
– Про покушение на императора уже знаете?
– Про какое? – побледнел сразу Травкин и завертел шеей в тугом воротничке – как казак смог так ловко прознать про дело всей его жизни? – привычно отвечая на вопрос вопросом.
– Про утреннее.
В кабинете повисла пауза. Муха, зажужжав, звонко ударилась в стекло большого зарешеченного окна.
– Нет. Давайте-ка по порядку.
– Обязательно, – кивнул подъесаул и примолк – внесли чай. На отдельном блюдце лимон. Дождался, когда вестовой, разложив всё, вышел, и быстро продолжил, скромно умолчав о своих заслугах.
– Слава Богу, император жив! – воскликнул Травкин.
Микола кивнул, заканчивая мысль:
– Поэтому меня и направили в сыскное, чтобы я мог побеседовать с чиновником, который уже предупреждал о возможном покушении на императора. Знаете такого? Я исполняю волю императора.
– Так это я, – запальчиво сказал Травкин, поднимаясь со стула и начиная бить себя кулаком в грудь. – Я этот чиновник! Я тот самый человек, что учуял такой заговор! А надо мной все смеялись! Крутили пальцем у виска! Я уже стреляться хотел!
– С кем? – попробовал сменить тему Билый. Он мог помочь от чистого сердца выстрелить во врага Травкина. Если господин полицейский попросит.
– В себя, конечно. Министерство не перестреляешь! Вот дело! – Титулярный советник достал из сейфа пухлый том и грохнул папку на стол. Положил на него маленькую раскрытую пятерню. И спросил внезапно: – А как вы, голубчик, вот так такие секретные новости первому встречному рассказываете?!
– Так то не секрет, – отмахнулся от него Билый. – К вечеру уже все газеты будут обсуждать. Тем более не первому встречному, а вам, господину титулярному советнику Травкину.
– Что? Никак слышали обо мне?! – заволновался полицейский.
Микола многозначительно поиграл бровями.
– Что? – Травкин опешил и сел. Губы его затряслись. – Неужто сам обо мне говорил?
Билый не ответил. Титулярный советник вытер пот на лбу. Ухнул. Раскрыл пухлый томик.
– Вы пейте чай. Я вам суть расскажу. Потом почитаете сами, я вас в комнатку заведу. А сам опять на допрос! Уж больно мне хочется снова поговорить! В нашем деле новый оборот!
– Благодарствую, – сказал Билый, доставая из голенища ичиг пластунский нож. Травкин побледнел. Микола взялся за лимон и очень удивился, что тот уже порезан. Спрятал обратно нож. Потом до него дошло, и он переспросил: – «В нашем деле»?
– Чувствую, что мы теперь как ниточка с иголочкой. Цель нас связывает одна – забота о жизни императора. Как вас зовут, господин подъесаул?
– Николай Иванович.
– Очень приятно. Александр Александрович. Привык больше к обращению Сан Саныч. Итак, любезный Николай Иванович, как ни странно, но все началось с нашего знакомства с Валькой Сочинским.
– С мнимого господина Смирнова? – удивился Билый.
– Именно. Он же Кедр, он же Валюха Шах, и коронован уже как Валя Сочинский. Известный рецидивист, занимающийся контрабандой товара на юге нашей империи.
– Очень познавательно, – скептически произнес Билый. – А при чем здесь покушение на императора? Не по зубам же орешек, даже такому известному рецидивисту, как Валюха Шах. – Микола не смог сдержаться от улыбки.
– А вот зря смеетесь! – обиделся Травкин. – Воры они везде! У них что уши, что руки – очень длинные. Банда Вальки Сочинского была незаменима в передаче курьерской почты и исполнении мелких поручений. Кстати, он и сейчас вез послание. Вот оно. – Травкин вытащил из досье лоскут материи. – Нашли в подкладе. Не желаете ли ознакомиться?
– А можно?
– Почему бы и нет, – хитро сказал господин полицейский и протянул кусок ткани. Микола разочаровано хмыкнул – исписана вся таинственными знаками.
– Шифр, – пояснил Травкин и с надеждой в голосе спросил: – Не знаком?
– Нет. Откуда вы все это знаете?
– Кое-что нарыл сам, кое-что мне поведал Валя Сочинский. Но не всё. – Глаза титулярного советника сузились. – А что, Николай Иванович, не желаете ли пройти со мной в кабинет допроса?
– Зачем? – удивился Билый.
– Поучаствовать в допросе!
– Нет уж, увольте, господин любезный Сан Саныч.
– А зря, – разочарованно выдохнул Травкин, обмякая на стуле. – Из Сочинского так и сыпется информация.
– Узнали, кому он вез послание?
– Узнал. – Полицейский замялся с ответом. – Но лучше бы не узнавал. Выдал на допросе Сочинский одну известную фамилию. Вот недавно допрашивал. Чист вельможа, как стеклышко. Ни к чему не причастен. С репутацией! Между прочим, георгиевский кавалер. Герой войны. Но никаких фамилий! – Травкин поднял руки. – Пока все сам по второму разу не проверю.
Микола кивнул, конечно, никаких фамилий, а сам подумал: «Значит, Ване все-таки дали Егория».
– Есть у Вали место особое, «малина» – сборище ворья. Вот туда бы наведаться! Половину перестрелять, а вторую половину взять в околоток да ко мне на допрос. А у меня уж запели бы петушки. – Травкин сладко улыбнулся. – И тогда всё, сударь мой! Считай, сразу выйдем на их господ, а там и заговор весь раскроем!
– Так в чем же дело? Место не знаете?
– Место знаю. – Полицейский вздохнул и повернулся к закрытой карте, раздвинул шторки. – Тут «малина» бандитская. В порту, в самом лучшем трактире «Трезвый боцман». Там наверху обычный ресторан, сам бывал не раз, а в подвалах настоящие катакомбы. Так что место я прекрасно знаю. Людей нет. – Травкин развел руками. – Что я буду там делать с одиннадцатью городовыми? Завтра жду подмогу со всех участков. Кстати, Николай Иванович, не желаете ли к нам присоединиться? Лишние руки нам не помешают!
Микола бегло посмотрел на карту, моментально запоминая ее всю. Посмотрел на полицейского и неожиданно улыбнулся самой дружелюбной улыбкой:
– Конечно, Сан Саныч. С удовольствием к вам присоединюсь!
Глава 7
Ресторан, о котором упомянул следователь Травкин в разговоре с подъесаулом Билым, был открыт управляющим портовыми складскими помещениями Джорджем Вилсоном в тысяча восемьсот семьдесят пятом году на углу набережной реки Екатерингофки и Двинской улицы.
Вилсон был англичанином по происхождению и обосновался в столице Российской империи в начале семидесятых годов. С присущей ему расторопностью довольно быстро освоился на новой родине, выучил мало-мальски язык и завел себе влиятельных друзей. А в тысяче восемьсот семьдесят пятом году при содействии этих друзей и высокопоставленных чиновников из министерства открыл ресторан, который назвал в шутку «Трезвый боцман», что само по себе было несопоставимо априори. Матросы всех мастей с прибывающих регулярно в порт транспортных кораблей надирались в этом заведении, как говорится, в стельку. Основным пунктом дохода англичанина были портовые склады, которые, по сути, представляли перевалочную базу для кратковременного хранения прибывающих товаров. Предприимчивый англичанин в короткое время весьма преуспел в этом деле, конечно же не без нарушения некоторых законов. Он ловко манипулировал доковыми варрантами – расписками за товары, поступившие в порт или на портовый склад, подтверждающие принятие их к отправке. Или товар случайным образом приходил внезапно в негодность, пролежав на складе всего пару дней, или же в варранте владельца, который является для его держателя свидетельством права владения товарами, подделывалось имя, таким образом товар вполне официально переходил в руки другого владельца. Об этом знали и владельцы грузов, оставлявшие свои товары для временного хранения на складах Вилсона, и, конечно же, чиновники из министерства, получавшие ежемесячно весьма немалые подношения от англичанина. Но первые мирились с этим по причине того, что других складов поблизости не было, вторые же… да кто откажется регулярно к официальному жалованью получить еще и толстенький конвертик с ассигнациями! Вот и закрывали глаза на проделки Вилсона представители контролирующих ведомств, считая, что так и овцы целы, и волки сыты.
Англичанин быстро сколотил приличный капитал, который позволил ему с неплохой скидкой приобрести двухэтажное здание на набережной реки Екатерингофки, в котором спустя восемь месяцев, потребовавшихся на реконструкцию, открылся ресторан «Трезвый боцман».
Заведение очень быстро стало одним из самых популярных загородных ресторанов. Место очень удобное – почти центр, зеленая зона с садом, романтический пароходик, который курсировал оттуда в центр, да еще и мост рядом. В теплое время года открывалась для посетителей летняя веранда-ресторан со сценой, где играли во время обедов и ужинов оркестры и выступал хор цыган. Цыгане тут были самые «матерые» в столице. Рядом располагался публичный дом с нумерами, совладельцем которого был Вилсон. Изрядно принявшим на грудь господам, желавшим продолжения плотских утех, всего-то нужно было сделать несколько шагов, и они оказывались в царстве разврата. Те, кому вино мешало самостоятельно передвигать ноги, пользовались услугами портье, который охотно, разумеется не без оплаты своих услуг, помогал дойти до дома терпимости.
