– Хенде хох, – кричу я им, – хенде хох, – срываю автомат с плеча, нажимаю на гашетку, а оружие клинет и не стреляет. Жизнь вся перед глазами пронеслась одним кадром. Короткая ведь, толком то по жить и не успел. Так что, то еще кино. Только падают солдаты, не добежав до меня. Кто-то из своих стрельнул, тот кому война надоела.
А я, очнувшись, начал кричать, то что знал на немецком.
– А, ты много слов знаешь на немецком?
– Да почти все. Там всего два. Ну, может три слова. Легкий язык. – Старик вздыхает. – Хенде хох я по ночам кричу, часто. Всё-таки из той рощицы я вынес страшную сказочку навсегда. Вот соседи – люди-добрые, прослышав, и прозвали.
– А, при чем здесь часы?
– Обратно полную пилотку часов принес. Тяжелые. Ели донес.
– А, немцев куда дел? Отпустил? Они же хорошие, тебе пилотку часов дали.
– Нет, – виновато сказал дед Семен. – С собой привел. Мне потом за них орден «Славы» дали. Часы парням раздал. Лейтенант самые хорошие забрал. Морские. Я их с морского офицера снимал. Он никак не хотел отдавать. Злился. Они потом все злились, когда поняли, что я один в роще был. Думали, это рейд наш, прочесываем округу. Мне переводчик из штаба сказал, что в той роще война для меня могла закончиться, а закончилась для тридцати двух немцев. Только смерть видно не обманешь. В тот же день меня ранили и Победу я уже встретил в госпитале. С тех пор, не люблю я, когда мне на праздники дарят часы – словно намек какой-то, на беду. Тикают, к чему-то приближаясь, гонят время.