Николай Зайцев
Часы
– Рад. Компот будешь? – конец палки стучит о кастрюлю под лавкой. Я жму плечом, наклоняюсь, чтобы справиться с полосатой крышкой, и наливаю себе первую кружку. В розовом сиропе плавают ягоды. Делаю первый глоток:
– Вкусно. Про войну расскажешь?
– Мал еще.
– Ты мне это в том году говорил, а я теперь вырос – в первый класс пойду!
– Ну, может и вырос. Только я с Евдохой договорился о войне не говорить.
– А, где баба Евдоха? – беззаботно спрашиваю я. Дед смотрит на меня внимательно, машет головой, хмыкает.
– Твоя взяла. Теперь можно. Ну, слушай. – Я ставлю кружку на серую от времени скамейку и приоткрыв рот, готов слушать про подвиги. Дед Семен бьет палкой землю. Ковыряет трещину и вдруг говорит скороговоркой:
– Спим ночью в госпитале. И тут стрельба! Светло, как днем стало. Страшно очень. Мы окно открываем, кричим людям внизу, что случилось. – Дед Семен замолкает.
– И что случилось? – не выдерживаю я длинной паузы.
– Война закончилась.
Мы молчим. Я думал истории про подвиги подлиннее. Теперь я взрослый, можно и спросить то, что мучало меня всю сознательную жизнь.
– А, почему тебя Хэндэхох зовут? Это по фамилии?
Дед Семен надрывно кашляет, подавившись воздухом, глаза слезятся. Промаргивается и снова смотрит на меня.
