Николай Ярыгин
Честь имею
Я подозвал Марту и, когда та подошла, спросил, кто это был, на что та удивленно посмотрела на меня и тихо ответила, что это был сам Седой, глава Ночной гильдии. Показав на сверток в тряпице, который так и лежал на столе, я попросил ее, чтобы кто-нибудь это убрал, а лучше всего где-то прикопать.
Марта развернула сверток и прижала ладонь ко рту, словно боясь непроизвольно вскрикнуть, потом, осторожно двумя пальцами захватив тряпицу, удалилась. Ларт сидел бледный и ошарашенный, не зная, как себя вести; чтобы отвлечь его, от всего произошедшего, я развернул чертежи.
На одном я изобразил складной нож с набором всевозможных полезных лезвий и приспособлений. Помимо лезвия тут были ложка, небольшая пила, ножницы, шило и плоскогубцы, в общей сложности порядка двенадцати предметов – назвал я все это «нож странника». Все было изображено в нескольких проекциях, с моими комментариями.
На втором чертеже я изобразил письменный прибор с полным набором всех нужных предметов. В середине длинной подставки находилась чернильница, а по бокам ее – рыцари на конях, держащие в руках вместо пик ручки для письма с металлическими перьями, по краям были сосуды для песка, используемого для сушки чернил, и запасные перья, все сосуды имели крышки в форме остроконечных шлемов. Материалы могли использоваться самые разные, от дерева и бронзы до мрамора и гранита.
Ларт хватал то один чертеж, то другой, качал головой и охал. Наконец он успокоился и, посмотрев на меня, принялся собираться домой.
– Мастер Ларт, – остановил я его. – А на что вы собираетесь закупать материал, для изготовления этих поделок?
Тот замер и как-то виновато и растерянно взглянул на меня.
– Не знаю, – еле слышно пробормотал он и развел руками.
– Возьмите, – протянул я ему те монеты, что оставил старик, – в следующую встречу отчитаетесь. За работу оставите себе, сколько сочтете нужным.
Проводив его и пожелав удачи, я решил проверить, что и как там закупили селяне, и глянуть на коней, которых они приобрели. Под навесом стоял шум и смех, настроение у народа было радостное. Наверное, оттого что уже завтра поедут домой, да и продуктовые проблемы были частично решены. А еще я дал Сарту добро на то, чтобы он выдал мужикам немного денег для подарков семьям, при этом все суммы должны быть записаны непосредственно на тех, кто их получил.
Глянул на припасы, оценил коней и телеги. Пусть я и не очень разбираюсь в лошадях, но память Алекса подсказывала, что кони хорошие и молодые. Проведал Ветерка и, подождав пока он схрумкает очередную морковку, отправился спать.
Глава четвертая
Очередное мое утро в новом мире. Еще затемно Сарт и часть мужиков отправились грузиться к южным воротам. Всем хотелось выехать пораньше, спешили домой. Я же, плотно позавтракав, слушал, как Марта за что-то распекает кухонных рабочих. Наконец с улицы раздались крики, что пора выдвигаться, это значит, что Сарт и груз уже прибыли. Ну что же, пора так пора, в это время из кухни вышли Марта и Линика.
Увидев их, я принялся ломать голову, как попрощаться, потом плюнул на все условности и, подойдя к Марте, поцеловал ей руку, как знатной даме, поблагодарил за любезное отношение. Она в ответ чмокнула меня куда-то в темечко и сказала, что всегда будет очень рада видеть меня. Линика только фыркала на все наши нежности, и я из озорства несильно хлопнул ее по попе, она же в ответ вдруг прижалась ко мне.
– Приезжайте к нам еще, мы вас очень будем ждать! – сказала она и убежала на кухню.
Всю дорогу мужики допытывались у меня, что это за металлические штуки мы везем и для чего. Даже Сарт не выдержал и все пытался тем или иным способом прояснить, что же это такое. Объяснил, как мог, что все это для изготовления досок. Тут же посыпались новые вопросы: а что, а как. На это я всем отвечал, что вот, мол, приедем, тогда и узнаете.
А что я им мог объяснить на пальцах, когда они этого никогда не видели и, как будет работать, не понимают! Я ехал на своем Ветерке чуть сбоку от нашего каравана, чтобы не глотать пыль, поднимаемую копытами лошадей и колесами повозок. Казалось, даже лошади домой идут быстрей. Вместе с нами шел и сын Зосимы, которого начальство отпустило на несколько дней домой.
По обе стороны дороги был Лес – да, именно с большой буквы. Огромные сосны и ели перемежались с дубами, кое-где стояли группками березки. С одной стороны лес подступал к дороге метров на тридцать – сорок, а с другой был довольно далеко – порядка двухсот метров. Деревья точно такие же, как и у нас, да и в огородах у селян я видел и кабачки, и репу, и огурцы, и морковь. А вот сколько не смотрел на ночное небо, не увидел ни одного знакомого мне созвездия…
По общему желанию решили в обед не останавливаться на привал, а на ходу перекусить пирогами, которые прихватили у Марты в дорогу, чтобы еще больше сократить время в пути.
После обеда, когда солнце начало клонится к западу, я ощутил какую-то непонятную тревогу, которая с каждой минутой только усиливалась. Соскочив с Ветерка, я подозвал Сарта и поделился с ним своим предчувствием. Тот покрутил головой, похмыкал, но не стал возмущаться, а просто предложил всем мужикам идти так, чтобы повозки прикрывали от леса, который был ближе с одной стороны дороги. А стражнику Ингулу посоветовал надеть кольчугу и всем быть настороже.
Народ воспринял все спокойно, не спеша выполнил все, что я сказал, и двинулся дальше, нервно поглядывая в сторону леса. Ингул достал из повозки арбалет и зарядил его, Сарт тоже держал в руках заряженный арбалет. Я, привязав Ветерка к телеге, набросил на себя кольчугу и перевязь с метательными ножами. Где-то в глубине души теплилась надежда, что все обойдется. Вроде бы все и были готовы ко всяким неожиданностям, но стрелы, вылетевшие из леса, сразу же нашли себе жертвы.
Одна попала в плечо возчику передней телеги, вторая чиркнула по голове Сарта. И сразу же из леса выметнулись шесть человек с мечами и топорами и понеслись к нашим телегам. Двое из них были в кольчугах, а остальные в кожаных доспехах.
Щелкнул арбалет, и один из разбойников упал, получив болт в грудь. Выстрел второго был не столь удачен: болт соскользнул, сбив шлем у одного из нападавших и, по всей вероятности, немного его оглушив, так что он пошатнулся и на мгновение остановился. До него было метров пятнадцать, и я изо всех сил метнул нож, целя в того, с которого слетел шлем, и попал ему в шею. Из леса снова вылетели стрелы, и кто-то из нашего каравана вскрикнул.
– Стреляйте по лучникам! – закричал я и бросил второй нож в разбойника, который уже заносил меч над головой Родана, одного из возчиков, и опять попал.
Нож вошел ему в спину, несмотря на надетую кольчугу. Нападавшие, видно, не ожидали такого отпора и замешкались, этого вполне хватило, чтобы еще один упал с болтом в груди. Оставшиеся двое, не сговариваясь, развернулись и рванули в сторону леса.
Интересно узнать, кто они и чего им надо! Я вскочил на Ветерка и пустился вслед за ними. Буквально через минуту настиг одного из них и, недолго думая, ударил его мечом плашмя. Второго настиг уже у самой кромки леса и махнул мечом, снося ему голову. И тут меня стало выворачивать. Все-таки фонтан крови из шеи убитого лично тобой человека и катящаяся голова с открытыми глазами и распахнутым ртом – это зрелище еще то…
Отблевавшись и вытерев сопли и слезы рукавом, двинулся обратно к каравану, по пути прихватив оглушенного мной разбойника. У нас было трое раненых, но, судя по ранениям, жить будут все, и если честно, то мы легко отделались. У одного было пробито бедро насквозь, у другого стрела застряла в плече, а у Сарта содран кусок кожи на голове.
Все произошло настолько быстро, что многие и испугаться не успели, хотя мне думается, адреналин сейчас у всех через уши готов вылиться. Народ, немного пришедший в себя, принялся перевязывать раненых, а затем кинулся мародерить, в буквальном смысле раздевая разбойников догола. Ингул вместе с Сартом и отцом, зарядив арбалеты, прогулялись в лес, откуда летели стрелы, и, вернувшись, сказали, что стрелков было двое, и один из них ранен – может быть, даже сильно, так как на месте было немало крови, – а вот болта не нашли. Пленник уже пришел в себя и сидел, угрюмо уставившись в одну точку.
– Кто ты и почему напал на мирных сервов? – поинтересовался я, остановившись перед ним.
Но тот молчал и даже не пошевелился. Ну что же, допрос неприятеля в полевых условиях для меня не в новинку, волновало лишь одно: как поведет себя тело. Какой-то интересный симбиоз получается у меня с этим телом и сознанием бывшего владельца. Все-таки, прожив не один десяток лет, много чего повидав и испытав, я тем не менее очень интересно реагировал и на заигрывание Линики, и вот буквально несколько минут назад.
Хотя тут, думаю, реакция нормальная. В свое время я повидал немало смертей, но одно дело, когда ты стреляешь из автомата с расстояния сто и больше метров, и совершенно другое – когда вот так лично, своей рукой сносишь голову, да и мой «предшественник», думаю, не имел возможности рубить головы. Даже сейчас мне и то не по себе при воспоминании. Да и память вела себя странно: возвращалась не вся и сразу, а частями. При этом у меня внезапно начинала сильно болеть голова, пусть и продолжалось это недолго, но все это меня пугало.
Молчание пленника воспринял как должное и даже с интересом стал его разглядывать, тот как-то поежился и попытался отодвинуться от меня.
– Так, по-хорошему, как понимаю, говорить не хочешь, посмотрим, насколько тебя хватит.
Сказав это, я отошел к повозке, где лежали закупленные инструменты, и попросил достать мне молоток. А также попросил Ингула и Сарта помочь мне, эти парни все-таки служивые – пусть Сарт и бывший, но опыт не пропьешь, поэтому рефлексировать, думаю, не будут. Попросил их придержать нашего пленника и, положив его руку на колесо телеги, ударил молотком по ногтю большого пальца.
Пленник заорал и задергался в руках моих помощников, пытаясь вырваться, но те держали его крепко. Не откладывая в долгий ящик, я ударил по следующему пальцу. Страдалец выл и бился в руках, по штанам расплылось мокрое пятно, и почувствовался характерный запах. Я махнул рукой, чтобы его отпустили.
– Кто такой? – снова задал вопрос.
На этот раз он был более разговорчив и просто завалил меня информацией.
А все оказалось до банальности просто. Этот добрый благообразный дедушка, а проще говоря, глава Ночной гильдии с погонялом Седой, решил, что разборки в городе с неизвестным дворянином абсолютно не нужны. Ведь одно дело, если мещанин причинил вред мещанину или серву, и совсем другое – если вред, травму или смерть причинили дворянину. Тут уже вступала в силу клановая солидарность, и индивидуум, не имеющий дворянского звания, быстренько отправлялся на плаху, невзирая ни на что. Однако то, как он считал, унижение, когда пришлось отдавать деньги и приносить извинения, Седой прощать был не намерен. Да и груз, увозимый аж на пяти телегах, тоже немалых денег стоил. Поэтому и решил направить своих подручных наперехват.
Но никто не ожидал, что у селян окажутся арбалеты, которые стоят немалых деньги, да и то, что с ними идет стражник, тоже было сюрпризом для нападавших. Селян вообще никто не брал в расчет, ну а на меня одного восьми человек хватить должно было. После того как со мной и селянами было бы покончено, телеги и груз перегнали бы в соседний город и там сбыли бы, с помощью такой же шайки. В случае расследования все видели и слышали разговор на постоялом дворе. Так что с этой стороны тоже было бы алиби. На вопрос, не жалко ли было Шило, мне было сказано, что Шило уже давно всех достал и в последнее время приносил больше вреда, чем пользы, при этом почти не реагируя на то, что ему говорил Седой. А тут такой удачный момент – и от этого идиота избавится, и для других будет показательный пример, что бывает с зарвавшимися.
Да, а ведь я повелся и поверил в мирные намерения Седого! Вот ведь старый идиот – если подумать, то возрастом я ненамного моложе этого «благообразного дедушки», но повел себя как пацан!
Выяснив все, что меня интересовало, задумался, что делать с пленным. Лишняя смерть мне ничего не даст, неплохо бы было, конечно, если бы все нападавшие погибли. Это бы внесло на определенное время разброд в ряды гильдии, и пока бы искали и выясняли, куда делись посланные наперехват нашего каравана люди, можно было бы ничего не опасаться.
А так все равно остались живые свидетели, поэтому я решил его отпустить, но прежде он должен будет отработать. Вручив ему одну из купленных лопат, отрядил его в помощь мужикам рыть неглубокую могилу для мертвых, надо их прикопать, незачем приваживать диких зверей и всякую заразу распространять. Как он ни морщился и ни кривился от боли в покалеченных пальцах, но исправно рыл, с опаской поглядывая в мою сторону.
Провозились до самого вечера, и, когда было покончено с захоронениями, я отпустил пленного. Когда подошел к нему, баюкающему руку с травмированными пальцами, он испуганно замер – наверное, думал, что собираюсь его убить. Но после того как я сказал, что отпускаю, он облегченно выдохнул, и из его глаз покатились слезы. На прощанье попросил его передать Седому, что ушами он теперь не отделается.
Уже начало смеркаться, и мы, отогнав наш караван на полкилометра от места схватки, стали располагаться на ночлег. Распрягли коней и пустили их пастись, сами по-быстрому организовали костер и приготовили кашу и травяного отвара, который здесь использовали вместо чая.
Поужинав, народ залез под телеги, но никому не спалось, все крутились, переговаривались и в конце концов сгрудились вокруг тлеющего костра. Опять заварили отвара и молча прихлебывали его, глядя на огонь. Ко мне подошел Сарт и, увидев, что я тоже не сплю, присел рядом.
– Боится народ, – произнес он и посмотрел в сторону костра. – А вдруг еще и ночью нападут, – высказал он, по всей вероятности, общую мысль.
– Так, может, тогда потихоньку соберемся и продолжим путь, кони немного отдохнули, да и гнать их никто не собирается. Ночь светлая, дорога тут одна, не заблудимся, и народ, когда делом занят, не так бояться будет. – С этими словами я поднялся и пошел седлать Ветерка. У костра тоже зашевелились, кинулись ловить и запрягать коней, и где-то через полчаса мы снова были в дороге.
После всего происшедшего ночная дорога – удовольствие из малоприятных. Шарахались каждого куста, и нервы у мужиков были напряжены до предела. Правда, через час попривыкли, да и то, что теперь возчиков было меньше, так как раненые не могли полноценно управлять повозками, тоже сыграло роль.
Больше работы, меньше дурных мыслей и страха. Я и Ингул выполняли роль охранения. И в тот момент, когда солнце взошло, впереди на горизонте показалось село. Вот тут даже шутки послышались и смешки, и даже у меня, по сути дворянина-бомжа, и то на душе потеплело и стало спокойней. Въехав в село, караван направился на подворье старосты. Тут и там стали появляться любопытные, а мужчины как один присоединялись к нам, и уже к подворью старосты подошла толпа человек из двадцати.
Попутно завезли раненых Эрмила и Гримма к ним домой, послав детвору к Ингри. По приезде к Сарту все принялись тут же разгружать повозки, а Сарт показывал, что и куда носить. Я же, еще раз перепроверив заказанное мной железо, отправился в сопровождении вездесущего Вилкула к своему временному жилищу, а точнее к сеновалу Петры, ведя в поводу Ветерка.
Уже на выходе столкнулись с лекаркой, которая спешила к раненному в стычке Сарту, Ингри поклонилась и пожелала мне здоровья, а потом спросила, как я себя чувствую и вернулась ли ко мне память. Я улыбнулся, ответил, что чувствую себя прекрасно, а память возвратилась, но не вся. На мой вопрос, как там раненые, она сказала, что у Эрмила, которому стрела пробила бедро, все нормально – через неделю будет бегать, а вот у Гримма плохо, стрела задела кость, и как оно будет дальше, она пока не знает.
– Что ж, – сказал я, – вам еще одного раненого надо осмотреть. – Я кивнул на Сарта, на этом мы и расстались.
По дороге Вилкул выпросил у меня повести в поводу Ветерка, и я передал ему повод. Ветерок потянулся мордой к плечу Вилкула, я уже хотел прикрикнуть на него, боясь, что он может укусить ребенка, но тот, обнюхав своего нового конвоира, только смешно фыркнул.
У подворья Петры нас встретила Арна, которая тоже поклонилась и, пожелав мне здоровья, поинтересовалась, легка ли была дорога. Поклонившись в ответ, чем снова вогнал ее в краску, ответил, что дорога была не такая уж и легкая, но тем не менее вернулись все, и что отец скоро будет. А потом я превратился в Деда Мороза и принялся раздавать подарки. Арне вручил бронзовые сережки с небольшими рубинами и такого же цвета, как рубины, отрез материала. Глядя на то, как она смотрела на подарки и как светились ее глаза, я был просто счастлив.
– Ой, господин Алекс, ведь это все так дорого, зачем вы тратились, – твердила она, непроизвольно поглаживая рукой материю…
– Ну, знаешь ли, Арна, мое здоровье дороже, а ты вон сколько меня лечила и настойками поила, это моя благодарность.
– Ну что вы, настойки ведь бабушки Ингри готовила, – снова попыталась возразить Арна.
– С бабушкой Инги я рассчитался, а теперь вот и с тобой, так что я не желаю слышать ни каких возражений, – и я попытался придать своему взгляду строгость.
– Спасибо вам большое, господин Алекс, – и она снова мне поклонилась.
А Вилкул получил картуз с твердым козырьком и кожаный поясной ремень с небольшим ножом в кожаных ножнах. Вначале он даже не понял, что это ему, и держал все на вытянутых руках, ожидая, когда я все это заберу. Потом, надев картуз, который был великоват и постоянно падал на глаза, он опоясался ремнем. Ремень обернулся вокруг его талии почти два раза… Все, так сказать, на вырост. Вот где радость била через край!
– Это правда все мне? – периодически спрашивал он. – Господин Алекс, вы правда не шутите?
– Нет, не шучу, – отвечал я ему. – Это тебе за то, что ты не бросил меня в поле и потом помогал и знакомил с селом, и за то, что ты не испугался разбойников.
– Вот здорово, да теперь все умрут от зависти. Можно я пойду, – тарахтел он приплясывая от нетерпения.
– Ну да иди, что теперь с тобой делать.
И тот рванул так, что только пыль закружилась за ним по дорожке. Я смеялся, от души веселясь: мне всегда подарки больше нравилось дарить, чем получать. Особенно нравилось дарить их детям, с их непосредственной и неприкрытой радостью, при получении подарка казалось, что и тебе перепадает кусочек их счастья.
Глава пятая
С водяным колесом провозились почти неделю. За это время я успел собрать пилораму и объяснить Сарту, какой построить сарай, чтобы полностью закрыть механизм. Еще пара дней наладки, и, когда все было готово, решил устроить демонстрацию. Сарт привез несколько бревен, я их сам окромковал, чтобы доска выходила полностью обрезная. И на следующий день распустил на доску. Посмотреть собралось все население села, народ после увиденного был в шоке. Еще бы, в течение получаса получилось целых десять досок, ровно обрезанных со всех сторон, толщиной в два дюйма. Распустив пару бревен, я остановил пилораму, сказав, что на сегодня все.
Народ стал потихоньку расходиться, а я с Сартом и несколькими мужиками, которых наметили для работы с пилорамой, еще раз пролезли и проверили механизм. Но все вроде бы было в порядке. Посмотрим, как она дальше себя поведет.
Осталось дождаться чиновника из мэрии и егеря, чтобы они наметили деревья на вырубку. А за это время надо еще построить навес для готового материала, ну и так, по мелочи – где-то что-то выровнять и разметить место под небольшую контору, в которой в дальнейшем предстояло вести дела с купцами. Чиновник появился через пару дней и в тот же день уехал, оставив вместо себя егеря, который и должен был проконтролировать вырубку леса.
Но это меня уже не интересовало. Все, что можно, я рассказал и показал Сарту, вот и пусть занимается. А сам решил пока отвлечься и попробовать порыбачить. Не зря же я крючки заказывал и покупал тонкий шнур, плетенный из конского волоса. Рано утром порылся в огороде и накопал пару десятков червей, выпросил у Арны какую-то тряпицу и, насыпав земли, завернул их в узелок. Бегающему кругами Вилкулу и постоянно интересующемуся, а что это, а зачем это, предложил пойти со мной, где он все увидит. Как будто он и так бы за мной не увязался!
По дороге к речке срезал две ветки орешника и, пока мы шли, аккуратно обрезал и очистил их. Уже на месте сделал поплавок из прошлогодней сухой камышины и вымерял грузило из прихваченного у Парта свинца. Нацепил червя и забросил. Поначалу ничего не происходило, и Вилкулу, как и любому ребенку, мои непонятные манипуляции наскучили; толком ничего не происходило, а его непоседливая натура жаждала деятельности.
И он уже собрался куда-нибудь смыться, но тут у меня клюнуло, и я вытянул приличного карася. Карась сорвался и запрыгал по траве. Вилкул заорал что-то нечленораздельное и, как коршун, бросился на рыбину. Кое-как поймав ее, он тут же пристал с вопросом:
– Как ты это сделал? А еще можешь?
– Сейчас попробую, – ответил я ему и опять забросил свою снасть.
Клюнуло почти сразу, и очередной добычей стала крупная плотва. Когда на кукане болталось около десятка рыбин, Вилкул несмело попросил.
– А можно я попробую?
– Пробуй.
И я протянул ему снасть. Пока он устраивал дикие пляски после каждой выловленной им рыбы, я собрал вторую удочку и тоже присоединился к ловле. Часа через два я понял, что рыбы нам, пожалуй, хватит, и мы решили вернуться домой. Первый же вопрос, когда вытащили улов, был:
– А мы еще пойдем?
– Пойдем, конечно, а можешь и сам сбегать, когда захочешь, ты уже умеешь ловить.
Такого он, конечно, не ожидал – что ему разрешат самому брать удочку и ловить. Как у нас говорили, произошел разрыв шаблона, и бедный ребенок несколько минут открывал и закрывал рот, не зная, что сказать.
Всю дорогу он гордо нес удочки и порой порывался нести рыбу, но все же ее было килограммов десять, и для него это было тяжело. Пока шли, к нам успели присоединиться несколько его друзей, которым он тут же начал рассказывать и показывать в лицах, как он ловил и вытягивал рыбу. Те слушали его с недоверием, но, посмотрев на наш улов, который я нес, тут же меняли свое мнение.
А рыбка наша оказалась очень кстати, так как вечером у Петро были гости. Вечером Ингул и его родители пришли сватать Арну. Видно, не зря он выпросился на побывку домой. Арна встретила их на пороге в новой рубиновой сорочке из подаренного мной материала и в новых сережках. Она держала в руках поднос, на котором стояли две чаши с домашней брагой.
Чаши взяли отец и мать Ингула. Они выпили содержимое, выплеснув последние капли под ноги Арне и пожелав дому и ей благоденствия. Я еще раз про себя отметил, что Арна очень красивая девушка, и даже позавидовал Ингулу. Меня и Сарта пригласили как свидетелей помолвки и условий проведения свадьбы и выделения приданого. Чтобы в последующем никто не отказался в случай чего от своих обещаний.
Войдя в дом, я с интересом стал осматриваться, так как находился в нем впервые. Комната, в которую вошли из сеней, была довольно просторной, в углу большая печь, напоминающая русскую, возле окна, затянутого чем-то непонятным, грубый стол с лавками по обе стороны. Окно давало немного света, и в доме было полутемно. И, как я понял, еще две комнатушки были по обе стороны от входа.
Свадьбу решили провести осенью после уборки урожая. Как и всегда это делалось в селах и деревнях. Когда дошло до приданого Петро, я начал перечислять все, что он даст за Арной, но давать особо было нечего. Отец Ингула, наклонившись в сторону Петро, бросил:
– Лошадь давай.
Ингул удивленно посмотрел на отца. Видно было, что это экспромт самого отца и заранее это не обговаривалось.
Петро замялся, не зная, что ответить: и отдать нельзя, потому что еще есть Вилкул, а лошадь много значит в деревне, кому огород или поле вспахать, кому что-то отвезти да дров привезти на зиму – то есть отдать, обречь себя на еще большую бедность и не отдать тоже, дочь жалко, а вдруг сваты обидятся и уйдут.
Я решил вмешаться в возникшую в разговоре паузу.
– В благодарность за то, что эти люди, не считаясь ни с чем, помогли мне в трудную минуту, я считаю себя их должником. И поэтому в ответ на снятие вопроса о выделении лошади в приданое Арны, готов дать в приданое ей пять серебряных монет.
С этими словами я достал кошель и высыпал на стол половину всех денег, что были при мне. Сумма по меркам села была очень большая. В принципе за эти деньги можно было купить такой вот дом, в каком мы находились, сейчас со всей рухлядью, а также корову или какую-никакую лошаденку. Народ завороженно уставился на лежащие деньги, один только Сарт от души захохотал и хлопнул сидящего рядом с ним Ингула по спине. На этом сватовство и закончилось.
А на следующий день я стал собираться в город, попутно объясняя Сарту, как удлинить телегу при помощи слеги и дополнительной оси, при этом длина может меняться, в зависимости от длины груза и нужд перевозчика. Проканителившись еще три дня, наконец выехал.
Завтра Сарт должен был отправить первую доску на рынок. Делали всего два размера: в дюйм и в два дюйма. А будут желающие, напилят любого размера. Мне же надо было что-то решать с Седым. Так просто все, что произошло, оставлять нельзя. В одиночку объявлять войну Ночной гильдии – это, конечно, безумство, но и спускать все на тормозах невместно. Честь превыше всего.
