Николай Ярыгин
Честь имею

Дверь дома открылась, и в проем выглянул Вилкул, за которым виднелась фигура Петро. Я улыбнулся и брызнул водой в Вилкула.

– Ааа, – заверещал тот, – холодно!

– А ты как думал! – засмеялся я. – Мастер-гончар должен по утрам холодной водой обливаться.

Вилкул на короткое время впал в задумчивость.

– Не, – протянул он, – дядька Оним так не делает! – И уже тише добавил: – Наверное.

Я захохотал от переполнявших меня чувств и продолжил водные процедуры. Из дома вышла Арна и протянула мне чистую холстину, служащую, по всей вероятности, полотенцем. Подмигнув ей, чем снова вогнал ее в краску, я принялся вытираться. Ох, как же хорошо быть молодым!

– Петро, а как мне вашего старосту увидеть.

– Так чего же! – Тот почесал затылок. – Вилкул, а ну позови дядьку Сарта!

Старостой оказался степенный мужик лет сорока пяти, с окладистой бородой и умным взглядом зеленых глаз. Народ здесь оказался малорослым, вот и староста был почти на голову ниже меня, а Петро – тот еще больше. А может, это я просто высокий, хотя и мускулатура у меня была развита пропорционально росту, я бы даже сказал, довольно сильно. Нет-нет, не Шварценеггер, однозначно, но все-таки.

– Господин Сарт, скажите, когда от вас что-то поедет в город?

Сказать, что староста был поражен – значит ничего не сказать, он был просто шокирован. Оказалось, что обращение «господин» используется только при обращении простолюдина к благородным людям. А если благородный обращается к простолюдину и хочет оказать ему уважение, используется обращение «ден», или просто называют человека по имени. Но это мне объяснили позже, а пока я смотрел на впавшего в ступор старосту и ничего не мог понять. Кое-как справившись с изумлением (еще бы, ведь я причислил его к благородным!), староста наконец прогромыхал, что вот как раз послезавтра и пойдет в город караван из трех телег, кстати, весь транспорт, что и был в деревушке, и он будет счастлив предложить мне место на одной из них.

А потом я еще предложил ему кое-что обговорить, с глазу на глаз, а также попутно выяснить кое-какие детали. Наша беседа растянулась часа на три, и только когда я полностью уточнил все детали предстоящего дела и согласовал порядок действий, мы с ним расстались, предварительно договорившись пока всё держать в секрете. Эти земли, на которых стояло село, раньше принадлежали графу Торву де Сакта, после его смерти наследников не оказалось. А дальние родственники от наследства отказались, так как графство было в больших долгах. Вот и отошло село к имперским землям и оказалось никому не нужным. Один раз, лет десять назад, приезжал чиновник из канцелярии императора, переписал население, назначил по новой налог на каждый год и уехал. А село с каждым годом хирело и хирело.

Расставаясь с Сартом, я также озвучил ему версию с потерей памяти от удара – что даже имени своего я не помню и что Ингри помочь мне пока не может. Староста покачал головой, глядя на меня с сожалением. Думаю, теперь по деревне пойдут пересуды, и все мои промахи и незнание простых вещей, а также вопросы, которые мне придется задавать, спишут на мою травму и приключившуюся от этого потерю памяти.

Перекусив тем, что предложили, и запив все горячим травяным настоем, я решил пройтись по селению, осмотреться и просто ближе познакомиться с миром, в который попал, взяв с собой в проводники Вилкула. Проводник он был своеобразный: маленький, верткий и не замолкающий ни на минуту. Слова из него вылетали, как очередь из пулемета.

Селение состояло почти из тридцати дворов, улиц как таковых здесь не было. Дома располагались довольно далеко друг от друга, только тропки или дорожки к домам. Это были аккуратные домики, при каждом из которых имелись палисадник и небольшой сад, а на заднем дворе огороженный скотный двор (как я убедился, какую-нибудь живность здесь держали все). Селение плавно спускалось к реке. Как сказал Вилкул, называлась она Быстрая. В ней водилось много рыбы, которую ловили сетями. Правда, осенью порвалась последняя сеть, и дядька Сарт обещал купить, когда поедет в город.

С северной стороны в туманной дымке были видны горы, а с запада и востока селение окружал лес. Насколько я мог судить, природа вокруг была вполне привычной – в лесу виднелись ели и березки, в палисадниках росли кусты малины, в садах цвели яблони и вишни.

Вдоволь набродившись и посидев у речки, мы решили вернуться. Уже подходя к дому, мы услышали шум и истерический крик Арны. Не сговариваясь, мы с Вилкулом бросились к дому. Когда подбежали, то перед нами предстала ужасающая картина – я даже от неожиданности растерялся. Несколько личностей, заросших бородами по самые глаза и в довольно потрепанной одежде, хозяйничали во дворе. Один из них запрягал коня Петро в телегу; слышался шум в загородке для скота – там тоже кто-то хозяйничал. Посреди двора лежал Петро, голова его была в крови, и признаков жизни он не подавал. Двое незнакомцев скрутили руки Арне. Увидев меня, они на какое-то время оторопели, чем она и попыталась воспользоваться, чтобы убежать. Но попытка была жестоко пресечена: не задумываясь, ее ударили по голове, и она упала под ноги разбойников. Вилкул рванулся к сестре, но я успел его схватить за ворот и прошипеть:

– Стой и не двигайся!

Разбойники, разглядев, что оружия у меня нет, осмелели, и один из них, тот, кто ударил Арну, вынув из ножен меч и поигрывая им, направился ко мне. Бешенство накатило на меня волной, обдав жаром, но при этом не мешая трезво мыслить. Не задумываясь, я рванул навстречу приближающемуся бродяге, по пути прихватив стоящие у сеновала деревянные вилы. Разбойник, увидев то, что я делаю, даже остановился в нерешительности, только вот я останавливаться не стал. Боже, да какой там меч – руки у меня длиннее, а вилы, пусть и деревянные, но тоже метра полтора в длину! Вот и все, он даже замах не успел изобразить, как оказался нанизан на вилы.

Я подхватил его меч, но, прекрасно понимая, что воспользоваться им я не сумею, недолго думая метнул его, как копье, во второго, у ног которого лежала Арна, и, как ни странно, попал в грудь так, что меч вышел со спины. Не останавливаясь, я рванул к тому разбойнику, что седлал лошадь. Тот, видя, что произошло с его подельниками, заверещал с перепугу и попытался убежать. Но куда там! Догнав его в два прыжка, я ударил его кулаком в затылок, вложив в удар всё свое бешенство. Что-то хрустнуло, разбойник всхлипнул и упал без движения. Из загородки для скота выползли еще двое, один держал в руках дубину, другой волок двух коз.

– А ну стоять, где стоите! – прорычал я и даже сам удивился, столько в моем голосе было непререкаемой власти.

Разбойники оторопели вначале, а потом осознав, что происходит, упали на колени и заголосили, размазывая сопли и слезы по лицу, мол, они не виноваты, их Крист заставил.

– Вилкул, а ну быстро за бабушкой Ингри и старостой! А вы стойте так и не шевелитесь, иначе убью!

Я попытался определить, жив ли Петро. Приложив пальцы к артерии на шее, почувствовал толчки – значит, жив. Поднял и перенес его в тень к сеновалу, потом подошел к Арне. Та уже пришла в себя и пыталась приподняться. Я подхватил ее на руки и понес в тень к Петро. Доверчиво прижавшись ко мне и обхватив мою шею руками девушка разрыдалась.

– Ну, ну успокойся, все закончилось, теперь все будет хорошо, – шептал я, пытаясь успокоить ее.

Через некоторое время появились староста и знахарка. Староста прошел, посмотрел на мертвых разбойников и покачал головой.

– Вот и отгулял разбойник Крист, – сказал он. – А ведь почти три года ловили!

Тут появились еще мужики, некоторые были с вилами и топорами. Осмотрев все кругом, принялись деловито вязать оставшихся двоих разбойников. А бабуля квохтала над двумя жертвами разбоя. Жертвы уже пришли в себя, Арна перестала рыдать, а Петро пытался сфокусировать взгляд на происходившем во дворе и морщился.

Глава вторая

Проснулся я среди ночи, от ощущения какой-то тревоги. Осторожно осмотрелся вокруг, прислушиваясь. Но все было тихо и спокойно. Лежал еще, наверное, с полчаса, напрягая свои зрение и слух, но ничего не происходило, и я немного успокоился. И тут до меня дошло, что я вспомнил, кто я и что я! Вернулась память бывшего владельца моего тела! Ощущения были очень странные, я даже в какой-то момент испугался, что у меня начнется раздвоение личности. Но воспоминания были какие-то вялые, неагрессивные.

Я просто вспомнил, что я Алекс тан эль Зорга, второй сын правителя Кентийского герцогства. Я даже растерялся от осознания этого факта, но потом успокоился и расстроился немного. А все потому, что я хоть и был сыном правителя, но вот вернуться в Кентию я мог только в одном случае: если погибнет наследник или с ним что-то случится, и он не сможет исполнять обязанности правителя. По законам престолонаследия младшие сыновья правителя после достижения ими восемнадцати лет должны были покинуть Кентию, невзирая ни на что…

Просто пятьсот лет назад в Кентии произошла война между старшим и младшим братом за престол и титул. Вернее, война разгорелась даже не между братьями, а между аристократами, поддерживающими сторону того или другого брата. Отец, правитель Кентии, случайно погиб на охоте, а наследника еще не объявляли, так как ни один из братьев не достиг шестнадцати лет. Вот тут и началось. Вроде бы по правилам старший брат должен сесть на престол, но некоторые стали убеждать младшего в том, что он имеет точно такие же права. Война была страшной: погибали целые роды, и, когда Кентия достаточно ослабла, вмешались другие королевства, граничащие с ней. Всем хотелось откусить ее плодородных земель, а больше всего – захватить единственные на континенте золотой и серебряный рудники, находившиеся во владении Кентийского герцогства. К тому времени оба брата, претендовавшие на правление, уже были убиты, и война шла по инерции: сводились старые счеты, обиды и кровная месть.

Мои предки относились к так называемой «партии непримкнувших», которые не встали ни на одну из сторон в этой войне, поняв, чем может обернуться для кентийцев потеря не только рудников, но и свободы. А рудники эти тогда принадлежали моему роду и роду бывшего правителя…

В Кентии начали организовывать сопротивление и отпор захватчикам. И снова по ее земле полилась кровь, а ослабевшая в гражданской войне страна не могла оказать достойного сопротивления – ее оборону задавили просто численностью войск и солдат.

Война шла без малого еще три года, но рано или поздно войны заканчиваются и наступает мир. Наступил он и в Кентии. И вот тогда на совете старших рода и был принят закон о престолонаследии, где говорилось, что наследник объявляется сразу же после рождения, а младшие братья, если таковые будут, по достижении восемнадцати лет покидают пределы герцогства и вольны жить по своему разумению. Перед расставанием им вручалась небольшая сумма денег, грамоты, удостоверяющие личность, и всё – дальше они должны были выживать сами. Они могли заниматься чем захотят: торговать, идти в наемники или служить в армии соседних королевств или империй, просто путешествовать…

Вот так и я вынужден был покинуть дом и родных… Конечно, очень хотелось и на мир посмотреть – кому в восемнадцать лет не хотелось бы попутешествовать! Да и все разговоры о небольшой сумме, которая выдается младшим – только разговоры, ведь я имею право в любом кентийском посольстве взять необходимые средства. А на мою свадьбу, если таковая случится, приедут все мои родственники, кроме отца и наследника. Оказывается, те браслеты, что я видел в переметной сумке – это свадебные браслеты для меня и моей будущей избранницы. А если я и не могу вернуться в Кентию, то мои дети обязаны. Обычно после достижения ими пятилетнего возраста за ними приезжали представители рода, и дети отправлялись в Кентию, где их обучали согласно их предпочтениям и склонностям. Воинскому же искусству обучали всех – кентийцы лучшие воины на этой планете. Конечно, в этом не последнюю роль сыграли присущие им рост, сила и скорость реакции, но еще и воинский дух, а также чувство самопожертвования. И вот еще одна особенность: рождаясь от разных матерей, дети тем не менее несли в себе все признаки кентийцев – по сути, особый генотип, доминантный по отношению к другим народам и народностям.

Правда, кентийцев не очень любили, а кое-где даже презирали. И мы не оставались в долгу и относились ко всем точно так же. Но это не мешало власть имущим нанимать нас в охрану королей, герцогов и графов. В остальных случаях кентийцы были нечастыми гостями в других землях, и купцов среди нас было немного – в основном за товаром ехали к нам. После той Большой войны территория Кентийского королевства уменьшилась втрое, и оно стало герцогством – независимым, самостоятельным, но маленьким. На рудниках пришлось создавать концессию, куда вошли все крупные государства континента. Правда, Кентийское герцогство имело сорок процентов от добытого, а остальные по пятнадцать, но все это ударило по благосостоянию герцогства, и по сути мы сейчас были небогатым, но очень гордым народом.

За все эти пятьсот лет, что прошли после войны, я был всего лишь четвертым сыном правителя, которому пришлось покинуть Кентию. По сути, изгоем, как ни пытайся все это приукрасить… Хотя многие в герцогстве, наверное, вздохнули с облегчением, когда я уехал – уж очень мой реципиент был заносчив, нагл и беспринципен. Парнишка был сам по себе незлой, но обида оттого, что его скоро просто выгонят из дому, реально портила его характер.

От воспоминаний и мыслей разболелась голова, и я попытался уснуть, что мне и удалось спустя какое-то время. Сегодня мы уезжали, я проснулся, когда на небе только начали гаснуть звезды, и лежал, думая о том, что надо сделать, что следует купить и вообще о том, как жить. Во дворе скрипнула дверь дома, и я приподнялся, чтобы глянуть, что там. Из дома вышел Петро с перевязанной головой и направился в загородку для скота, стал выводить лошадь и запрягать ее в телегу. Я тоже спрыгнул с сеновала и принялся плескаться в бочке у крыльца. Затем, побросав в повозку седло и переметные сумки, я стал ожидать, когда соберется Петро. Набросав в телегу соломы, мы наконец выехали, помахав на прощанье домочадцам.

Ехало нас шестеро человек на трех телегах, не считая двух вчерашних разбойников. В одной телеге, переложенные соломой, лежали горшки, плошки и другая глиняная посуда. Легкий утренний ветерок изредка шевелил ветки деревьев, на востоке край неба заалел, предвещая скорый восход солнца.

Начинался для меня новый день в этом мире. Дорога в город пролетела незаметно, да и оказалось, что до города всего полтора дня пути, если на лошади, а пешком почти двое суток.

А еще я все спрашивал и спрашивал. Вначале все сопровождающие караван с удовольствием отвечали на мои вопросы, но к концу дня энтузиазма у них поубавилось. И все старались под тем или иным предлогом оказаться от меня подальше. Мне дали неплохое образование для того времени, но что я мог знать о повседневной жизни другого государства, находящегося на расстоянии почти месяца пути! Дольше всех продержался староста, и только когда показались стены города, он сбежал, сославшись на дела.

На въезде в город стояли стражники, но плату за въезд не брали, а просто следили за порядком. Недолго думая староста сдал им двоих разбойников, рассказав, что произошло и как их пленили. Десятник слушал его очень внимательно, периодически кидая взгляды в мою сторону. Один из стражников стал обниматься с нашим возничим.

– Сын Зосимы, – шепнул мне Петро, оказавшись рядом.

Сзади послышались недовольные возгласы, нас стали поторапливать, и им пришлось расстаться.

– Отец, я зайду, как сменюсь! – прокричал стражник нам вслед.

Постоялый двор встретил нас запахом пряных трав, готовящейся пищи и чего-то еще, но все вместе это создавало приятный аромат. Староста поклонился встретившей нас симпатичной, полненькой женщине лет тридцати пяти. Она была вся такая пухленькая, румяная и какая-то домашняя, что я невольно вспомнил свою жену, и сердце болезненно сжалось. Переговорив со старостой, она показала на навес, приткнувшийся к зданию постоялого двора, и направилась ко мне. Подойдя она улыбнулась, что сделало ее еще более привлекательной.

– Господин, снять просто комнату у меня стоит два медяка, и четыре медяка полный пансион: это жилье, завтрак и ужин. Если что-то вас не устроит, то у нас есть еще один постоялый двор, он находится у южных ворот, – глядя на меня снизу вверх, сказала она, не переставая улыбаться.

– Нет, пока меня все устраивает, – улыбнулся я в ответ, – а там посмотрим.

– Только одно условие, – глядя уже строже и перестав улыбаться, продолжила она. – Подавальщиц не трогать и юбки им не задирать. Для этих утех существует дом мадам Афелии.

Я засмеялся:

– Как скажете, мадам.

– Ну тогда, Эрих, покажи господину комнаты! – прокричала она и, повернувшись, направилась в здание.

Ко мне подскочил вихрастый подросток, который до этого помогал селянам расставить телеги под навесом, и, изобразив поклон, попросил следовать за ним.

В обеденном зале народу было немного, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Комната была небольшая, но светлая, с минимумом обстановки. В углу стояли кровать, небольшой стол и стул, у двери находился таз на подставке, заменяющий умывальник.

– Ну что ж, мне все подходит, – с этими словами я бросил сумки на кровать. В это время в дверь постучались и в комнату вошли, староста и Петро, внесли седло и уздечку.

– О как хорошо, что вы зашли, ден Сарт. Я вечером хочу накрыть стол для мужиков и хотел бы с вами кое-что обговорить.

– Что накрыть? – не понял словосочетания староста.

– Хочу выставить выпивку и закуску, – пояснил я.

По лицу старосты было видно что он очень доволен, но для приличия все-таки стал отказываться, мол, незачем вводить себя в растраты. Но меня уже не интересовало его мнение, так как я просто ставил его в известность, а не согласовывал свои действия. Просто надо было выяснить количество выпивки, чтобы никто не напился и завтра все спокойно могли заниматься тем, для чего приехали в город.

Определились, что следует поставить по кувшину пива на брата – и захмелеют, и пьяных не будет. Спустившись вниз, я стал согласовывать количество блюд и пива к наметившимся посиделкам. Пока согласовывали, я снял пробу с пива. Очень даже ничего, я бы даже сказал, отличное пиво, чем-то напоминающее «Бархатное Жигулевское», только чуть крепче. Все это мне обошлось в десять медных монет. Рассчитавшись за сегодняшний ужин и за комнату, оплатив ее на три дня, я решил посмотреть город и заглянуть на рынок.

Можно сказать, что город на меня впечатления не произвел. Узкие, правда, чистые, улочки, одноэтажные дома, и лишь в центре набралось порядка двух десятков двухэтажных и даже несколько трехэтажных домов, принадлежащих местным дворянам и другим состоятельным людям. Отдельно стояло здание храма Зеи-плодоносицы, богини земли, урожая и семьи. То был основной культ этого мира. Правда, еще кентийцы поклонялись духам своих предков, и в каждом доме находился алтарь и хранился прах пращуров (в Кентии сжигали умерших, а пепел хранили в склепах, в специальных сосудах).

Город казался вымершим, и только в районе базара еще слышался какой-то шум и мелькали силуэты. На рынке оказалось, что я умею читать на общеимперском: первая же вывеска, которую я встретил, сказала мне, что это лавка оружейника. В этом мире существовало три языка и две письменности – кентийский язык и письменность и так называемый общеимперский, а еще язык степных народов, правда, письменности своей они не имели. Просто мои предки уже жили на этом континенте, когда сюда пришел другой народ, было это очень давно, и все перипетии тех событий мало кто знает.

Внутри лавки было сумрачно и прохладно. Все стены были увешаны мечами, шпагами, арбалетами и другими всевозможными предметами, главное предназначение которых было лишение человека жизни. За прилавком находился широкоплечий мужчина, с интересом посмотревший на меня.

– Вот, не могли бы вы отремонтировать или подсказать, где это можно сделать? – спросил я, протягивая ему ремень с лопнувшей застежкой.

Тот внимательно осмотрел застежку и сделал вывод, что ее можно просто заменить. Если я подожду, то это сделают в течение получаса, стоить это будет четыре медяка, и я смогу повесить свой кентийский меч на пояс, а не носить его в руках.

– Хм… Хорошо, можете делать, вот оплата, а я пока посмотрю арсенал, – показал я на стены.

– Хорти! – прокричал хозяин куда-то в глубь лавки.

Из-за занавески, скрывающей вход в другую комнату или комнаты, вышел молодой парень.

– Что ты хотел, отец?

– Возьми и отнеси Дарти, пусть он срочно заменит пряжку.

Парень взял ремень и ушел, а мужчина, повернувшись ко мне, представился:

– Обращайтесь ко мне Коул, господин.

– Ден Коул, покажите мне вот этот кинжал.

Тот снял со стены кинжал, на который я ему указал, и протянул мне. Прекрасное лезвие, бритвенная заточка и удобная рукоять – то, что нужно. Еще я попросил показать метательные ножи. Коул нагнулся и вытащил из-под прилавка перевязь с метательными ножами.

– Вот, можете испробовать, – показал он на противоположную стену.

Приглядевшись, я рассмотрел доску, уже имеющую множество отметин, и не задумываясь стал метать ножи. Легли они в самый центр и очень кучно, прямо впритирку один к одному. Хозяин лавки поцокал языком, выражая свое восхищение.

– Прекрасно, молодой человек, просто великолепно!

Для бывшего офицера-десантника это тоже был великолепный результат, а вот для кентийца он был обыкновенным, но тем не менее похвала была мне приятна.

– Что же, – подвел я итог, – я беру этот кинжал и ножи. Сколько с меня?

Я уже был просвещен в монетарной политике империи и был удивлен озвученной суммой в пять серебряных монет. Пока торговался и расплачивался, принесли пояс. Я сразу же надел его, нацепив меч и кинжал. Новая застежка была более массивная и обещала сломаться не скоро.

Полностью экипировавшись и надев перевязь с метательными ножами под камзол, я покинул лавку оружейника.

Следующей я посетил лавку портного, так как надо было поменять испорченную одежду, да и иметь всего две рубашки как-то было некомфортно. В отличие от предыдущей, в лавке портного было светло и приятно пахло. Когда я спросил хозяина, можно ли у них приобрести то, в чем я нуждался, он замахал руками.

– Что вы, что вы, молодой человек у нас практически не бывает готового платья, тем более на такого здоровяка, как вы!

Тогда я поинтересовался, как долго будет выполняться мой заказ. Меня клятвенно заверили, что всего два дня.

– Ну что же, – решил я, – приступайте.

Тут же были вызваны три девушки, которые молча уставились на меня, и только после окрика, что надо работать, а не разглядывать клиента, окружили меня и принялись измерять руки, ноги, объем груди, талии и так далее, делая заметки на листочках бумаги. Я все это стоически перенес, после чего мне предложили образцы материала и шитья.

Заказал я камзол и бриджи из коричневого сукна, а также синюю и красную рубашки из тонкого материала и белую шелковую – так сказать, на выход. Потом я попросил лист бумаги и перо, и когда все это принесли, попытался изобразить на бумаге обыкновенные семейные трусы. Да, обыкновенные семейные трусы, ведь тут вместо нижнего белья использовали простой кусок ткани, обматывая им бедра и завязывая концы ткани на узел. Так как резинок здесь еще не знали, я пририсовал гульфик и пуговицы, попутно объясняя портному, что это и зачем, показав на себе, какой длины они должны быть. Дорисовав по бокам разрезы, я получил что-то напоминающее спортивные трусы. Хозяин лавки, с интересом заглядывающий мне через плечо, после объяснения согласился все это выполнить. Заказал я таких предметов одежды аж целых пять штук, отдав за весь заказ три серебряные монеты и двадцать медяков.

Деньги просто испарялись, вроде бы они пока у меня имелись в достатке, но ведь дохода нет, а только траты, и ведь это только начало. Выйдя от портного, я увидел что уже начало вечереть, и решил остальные покупки продолжить завтра, вернулся на постоялый двор. Интересно, во сколько мне выльется то, что я задумал?

Пока дошел, на небе стали появляться уже первые звезды. Заведение мадам Марты встретило меня приглушенным шумом и запахом свежего, только что открытого пива. Зал был заполнен наполовину, в дальнем углу, поближе к стойке, у двух сдвинутых столов крутились Сарт и остальные селяне.

Все, как я понял, было готово, и ждали только меня. Увидев меня, мужики как один радостно заулыбались: ну еще бы, кто не любит выпить на халяву, да еще закусить хорошенько! А так как шел последний месяц весны, то с продуктами в селе было уже неважно, тем более что в прошлом году урожая собрали меньше, чем всегда, из-за засухи. Сарт как раз ехал в город, чтобы просить помощи у бургомистра, а так как земли принадлежали короне, то помочь ему были обязаны. Правда, вернуть помощь надо было с нового урожая, но при этом вдвое больше. Поэтому, переговорив с ним, мы решили пока к бургомистру не обращаться: я немного помогу селу, они в дальнейшем просто отработают, ну а дальше видно будет.

Вокруг столов еще носились подавальщицы, что-то поправляя и внося последние штрихи в расстановку блюд, а за ними внимательно следила хозяйка. Как я уже говорил, звали ее Марта, и постоялый двор ее носил название «Добрая вдова». Услышав его, я смеялся несколько минут, а окружающие смотрели на меня с удивлением, не понимая, что такого смешного я услышал.

Тут я еще увидел, что к одному из наших возчиков, Зосиме, пришел сын, стражник. Вот надо же – я забыл о нем! Надо срочно исправить положение, а то ведь как-то не по-людски будет, если отправить парня домой или, усадив с нами, заставить оплатить свой ужин.

Махнул хозяйке, подзывая, попросил добавить пива, и остального, еще на одного человека.

– Не волнуйтесь господин, я уже все приготовила. Я давно знаю Сарта, еще с того времени, когда он служил десятником в городской страже. Поэтому и разрешаю им спать у меня под навесом и пользоваться очагом без оплаты, а они то посудой рассчитаются, так как она часто бьется, то по осени продуктами, да иногда дров нарубят или что по хозяйству помогут, тяжело женщине одной…

И она стрельнула в меня кокетливым взглядом.

Посидели мы славно, не столько было выпито, сколько переговорено. Я поблагодарил Петро за оказанную мне помощь и сказал, что это только маленькая толика моей благодарности. Посидев для порядка и плотно поужинав, я отправился в свою комнату. В первую очередь надо было наедине разобраться с теми предметами и грамотами, что имели надписи. Достав ларец, я вынул из него грамоты и принялся читать.

В одной говорилось, что податель сего документа Алекс тан эль Зорга является кентийским графом по праву рождения. Короче, по всей вероятности, это была местная разновидность паспорта.

Вторая грамота по сути являлась рекомендательным письмом к императору Альторну Второму, с просьбой, если я обращусь к нему, использовать меня по своему усмотрению.

Перстень являл собой отличительный знак моей принадлежности к дворянскому сословию, а также являлся личной печатью. По кругу шла надпись «граф эль Зорга», а в центре красовалась оскаленная морда тарга – самого сильного зверя в наших кентийских горах.

Вытащив меч, я прочел и ту надпись, что шла по лезвию клинка: «Честь превыше всего» – это был девиз нашего рода.

Уложив все обратно и упаковав, я решил лечь спать. Правда, заснуть долго не мог, ворочался и думал, снова ворочался и снова думал. Как оно тут сложится? Являясь хорошим инженером, да и офицером неплохим, я бы мог многое принести в этот мир… Но будет ли это востребовано? Человеческая лень и инертность мышления всегда замедляли процесс технической эволюции, а зачастую являлись и антагонистами этого процесса… Хотя и жизнь в империи я начинаю не с низкого, так сказать, старта и не простолюдином, а графом, пусть и другого государства. Но все равно на душе было тревожно.

Проснулся, когда солнце уже встало. Поплескавшись в тазу, изображающем умывальник, спустился вниз. Не успел еще сесть за стол, как подлетела хорошенькая подавальщица и, с любопытством глядя на меня, затараторила, что есть на завтрак – прям ходячее меню. Выбрал яичницу из трех яиц на сале и горячий травяной напиток.

Все то время, что я находился в этом мире и новом теле, я испытывал какую-то эйфорию и постоянное приподнятое настроение. Поэтому, позавтракав, улыбнувшись и поблагодарив подавальщицу, кивнул Марте и отправился на рынок. В отличие от вчерашнего дня, там было шумно, везде сновали покупатели, мелкие торговцы-лоточники, какие-то оборванцы и просто обыватели. Воздух был полон запахов цветов, немытых тел, пота, гнили, пряных приправ и еще черт знает чего, и все эти ароматы сливались в один, который продирал до слез.

Стараясь как можно меньше обращать внимание на эту смесь шума и запаха, я двигался в направлении участка, где продавалась живность. Кони были – не сказать что много, но по крайней мере выбрать было из чего. Мне приглянулся рыжий трехлетка по кличке Ветерок, уже объезженный под седло и, как сказал купец, что его продавал, быстрый и очень спокойный конь. Такой, какой мне и нужен. Я не считал себя супернаездником и с необъезженным буйным конем хрен бы справился. Обговорив всё с продавцом и отдав задаток в одну серебрушку, я договорился, что он пригонит коня к вечеру на постоялый двор, где и произойдет окончательный расчет.

Теперь ищем книжную лавку: нужна бумага и перо или карандаш. Последнее я найти не надеялся, так как карандашей тут еще не делали. Поплутав по рынку, я наконец уперся в лавку, где на вывеске были нарисованы перо, книга и свиток. Лавка была небольшая, вся заваленная свитками, книгами; отдельно лежали гусиные перья и стояли склянки с чернилами. За прилавком стоял маленький тщедушный старик и непонимающе смотрел на меня.

– Вы, наверное, ошиблись, здесь только книги и старые свитки, – проскрипел он.

– Ну, может, и ошибся, если не найду того, что мне надо, – сказал я, продвигаясь к прилавку. – Покажите мне бумагу и хорошие перья, а также чернила.

Старик подозрительно посмотрел на меня.

– Вы берете для себя или для писаря? – снова проскрипел он.

– А какая разница?

– Ну, обычно средства для письма выбирают те, кто и будет писать, – нагибаясь под прилавок, продолжал он. – Вот, смотрите. – И он положил передо мной несколько листов плотной, чуть сероватой бумаги отвратительного качества.