Николай Викторович Тюрин
Антонов. Последний пожар
– Ты не горячись, – посерьёзнел Плужников. – Пусть немного всё уляжется. Полиция сейчас здорово по городу шерстит, но на вас не должны выйти. А через месячишко и почту возьмём. Ты пока оглядись, обдумай. И от лица нашей партии выражаю тебе огромное «спасибо». Вот, денег себе возьми, но не гуляй шибко. Заметят.
– Понял, – ответил с улыбкой Александр, запихивая деньки в просторный карман брюк.
Прошло всего несколько недель, и Кирсанов вновь потрясло дерзкое преступление. Неизвестными была ограблена касса почтампа. И вновь, как и в случае с лавкой Сазонова, грабителей задержать не удалось. Полиция сбилась с ног, отрабатывая различные версии, но расследование не продвигалось. Однако для Антонова был большой риск попасть в полицейскую разработку, и Плужников предложил ему перебраться в Тамбов.
– Там, Саша, устроишься в депо учеником слесаря. Какие-то навыки у тебя есть. С отцом работал, справишься. Партийная организация наша там крепкая. Адресок для связи я тебе дам. Да и масштаб там поболе нашего, есть где развернуться. Как раз для тебя. Боевой ты, в самое пекло лезешь. Будь поосторожнее, береги себя. Такие люди партии нужны.
Александр и сам рад был уехать. Дома его не понимали, да он и не тянулся к своим домашним. Он давно не ребёнок, чтобы слушать нравоучения. Только привязанность брата Дмитрия отзывалась в нём теплотой. Была и ещё одна причина желания уехать: очень хотелось вновь увидеть Софью. При последнем расставании он лишь неуклюже поцеловал её в щёку, и теперь запах лёгких духов девушки повсюду его преследовал.
Но, всё же, не это было главным. Александр из неопытного начинающего революционера превратился в уверенного и целеустремлённого борца с царским произволом и несправедливостью. Он не представлял себя вне борьбы за светлое будущее и готов был идти на любые жертвы. Любил ли он рабочих и крестьян? Понимал ли он их, разделял ли заботы и чаяния? Да Антонов в этом и не нуждался. Ему нужна была сама борьба, сам процесс. Он видел противника в лице действующей власти, обладал средствами борьбы. Цель он представлял смутно, но твёрдо знал, что надо обязательно побеждать. А уж воли к победе ему не занимать. Ещё будучи пацаном, он на спор с ребятами резал бритвой себе руку и при этом улыбался. Уже тогда его, худого жилистого паренька, побаивались парни. И уважали.
– Спасибо, Григорий Наумович, – сказал Шурка Плужникову. – Я ещё вернусь. Верьте, мы тут наведём порядок.
Отрадно Плужникову было слышать такие слова. Он воспитал достойного ученика. Вскоре Баженов и Плужников проводили Александра в Тамбов.
4
Приветливо встретил Антонова Тамбов. По адресу, продиктованному ему Плужниковым, жил член партии эсеров Микельсон Яков Абрамович. Он работал в железнодорожном депо, куда и устроил через несколько дней Александра помощником мастера. Работать Шурке не хотелось, но ситуация того требовала. Так было легче вести партийную работу, не вызывая подозрений. Микельсон помог Антонову и с жильём, устроив его на квартиру к надёжному товарищу.
А через несколько дней Александр уже знакомился с партийцами депо на конспиративной квартире. В прокуренной просторной комнате частного дома шёл жаркий спор о средствах и методах борьбы. Кто-то предлагал путь через стачки и забастовки, кто-то через просвещение крестьянства и трудового пролетариата. Кто-то говорил, что решительный момент не настал, надо ждать и копить силы. Были и те, кто предлагал через выборность проникать во власть.
Неожиданно один из собравшихся спросил Антонова:
– А вы, молодой человек, что думаете по этому поводу?
– Стрелять их, гадов! Нечего тут раздумывать, – твёрдо ответил Шурка.
Далеко не все были подобного мнения. Послышались возражения, но Александр не стал развивать свою мысль. Он здесь был человеком новым, и ему нужно было присмотреться. Однако его слова не прошли бесследно. После собрания к нему подошёл невысокий худой человек. Был он лыс и близоруко щурился. Однако внешность его обманчивой. Человек представился Борисом Савинковым. Позже Антонов узнал, что Савинков является одним из руководителей боевой организации эсеров, недавно участвовал в террористическом акте в Севастополе и теперь находится в розыске. В Тамбове он был проездом по делам партии. Александр в тот момент и не подозревал, с каким выдающимся историческим лицом он беседует. Савинков предложил Антонову присоединиться к своей группе.
– Нам вас рекомендовал Плужников как талантливого организатора и смелого исполнителя, – сказал тогда Савинков.
Естественно, что Антонов, не раздумывая, принял это предложение, и жизнь его закружилась с новым интересом. Его познакомили с боевым крылом партии в Тамбове и подключили к разработке новых операций.
Немного обустроившись и уладив бытовые проблемы, Александр решил встретиться с Софьей. Девушка ему часто снилась. В минуты одиночества он вспоминал её руки, нежную бархатистость кожи, трепет длинных ресниц, ласковый голос, подобный серебристым струям ручья, и ему нестерпимо хотелось её увидеть. Адрес Софьи он знал и однажды, взяв извозчика, отправился к ней.
День был погожий. Ласковое солнце озаряло лучами чистые городские улочки, лишь изредка прячась за пушистые облака. Всё в жизни складывалось неплохо, и настроение у Александра было приподнятым. Ещё немного, и он увидит ту, о которой не забывал эти долгие месяцы. Его тянуло к Софье с непреодолимой силой. Антонов этому внутренне даже как-то противился, ведь он всегда ставил свою волю превыше чувств. Но сейчас он не мог справиться с душевным волнением, взять его под контроль.
Вот и теперь, когда он направлялся к дому Софьи, сердце его стучало по-особенному, непривычно. Александр знал, что родители Софьи не одобряют их дружбу. Поэтому он не стал заходить в дом, а расположился напротив и стал ждать. Небольшой дом Боголюбских блестел свежевыкрашенными наличниками и как будто улыбался. Или настроение у Шурки было такое, от которого всё вокруг становилось приветливым. Во дворе дома лаяла собака, раздавались голоса. Иногда Александру казалось, что он слышит смех Софьи.
Антонов терпеливо ждал, и скоро его терпение было вознаграждено. Открылась дверь, и из того чужого ему и спокойного мира появилась она. Софья не сразу заметила Александра, направляясь куда-то по своим делам. Шурка незаметно догнал девушку и легко коснулся её руки. Софья обернулась, и Александр вновь увидел чудо, как когда-то в Кирсанове. Глаза её стали такими нежными! Ресницы затрепетали. А Шурка вновь потерял голову. Он видел свою Соню, и вокруг больше ничего не существовало.
– Саша, я так рада! – вымолвила, наконец, девушка. – Я тебя ждала!
– Соня, милая, здравствуй! – влюблённо произнёс Антонов, наслаждаясь своим чувством.
– Почему ты так долго не приходил? – с ласковой укоризной спросила Софья.
– Я не мог, Соня, – просто ответил Александр. – Зато теперь мы можем видеться часто. Я буду жить здесь, в Тамбове.
– Как хорошо!
Молодые люди медленно двинулись вдоль улицы, потом свернули на набережную спокойной Цны. Александр взял на причале лодку и, усадив Софью, направил её по течению. Они смотрели друг на друга и улыбались. Они любили это солнечное небо, эту медленно текущую речку, эти стройные осины и раскидистые ивы на берегах. Они просто любили.
– Знаешь, Соня… – Александр немного замялся от непривычности момента. Смелый и решительный на акциях, в любви он был ещё очень неопытен. – Я не умею красиво говорить. Просто мне кажется, что я тебя люблю.
– Кажется? – кокетливо обидевшись, спросила Софья и притворно надула губки.
– Люблю, люблю, – заторопился Шурка, и они рассмеялись.
Потом Шурка пришвартовал лодку к берегу и сел рядом с Софьей. Он обнимал её, держал за руки, и они долго говорили друг другу разную любовную чепуху.
– Ой, уже смеркается. Мне надо идти, отец с мамой будут ругаться, – спохватилась девушка.
– Соня, давай ещё немного погуляем. Я так долго тебя не видел,– Шурке не хотелось расставаться.
– Нет, так нельзя, – серьёзно ответила Соня.
Антонов взял извозчика, и тот рысью доставил их к дому Софьи. Прощаясь, девушка тихонько прошептала Александру:
– Я тоже тебя люблю, Саша!
Девушка поцеловала Шурку в щёку и быстро скрылась во дворе. А Шурка ещё немного постоял на улице, улыбаясь. Он держался за щёку, как бы пытаясь сохранить поцелуй. Потом Антонов долго бродил по ночным улицам, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Когда Софьи не было рядом, магия её бездонных глаз потихоньку спадала и Александр возвращался к своим делам, к своей второй жизни. Теперь в этом парне жило два человека. Один – нежный, любящий, весёлый и искренний. А второй – жёсткий, волевой, непримиримый, готовый идти выбранным путём до конца, невзирая на любые препятствия. И кто из этих двоих возьмёт в нём верх могло определить только время.
Влюблённые с этого дня стали видеться часто. Они подолгу гуляли вдоль сонной Цны, обсуждали планы. Александр старался не посвящать Софью в свои партийные дела, ведь это были не только его тайны. Он берёг девушку от неприятностей. Софья изредка помогала ячейке эсеров своего района в организационных моментах, но активной работы в партии не вела. Девушка заметно изменилась внутренне с тех пор, как они познакомились в Кирсанове. Стали сказываться происхождение и воспитание. Соне хотелось иметь крепкую семью, уютный семейный очаг и заниматься простыми женскими хлопотами. К борьбе это не могло иметь никакого отношения. Что же мог предложить ей Александр, постоянно ищущий приключений? Подсознательно она понимала, что выбор её более чем странен. Но что она могла с собой поделать? Ей нравился этот хулиган, этот боевой весёлый парень. Разве любовь выбирает? Разве любовь выбирают?
А Шурка оттаивал душой, встречаясь с Софьей. Чёрное должно всегда сменяться белым. Иначе не бывает жизни. И белым, кипельно белым, была для него эта девушка.
Но однажды Александр не сдержался. На одном из свиданий, по уже появившейся привычке взяв лодку и переправившись на другой берег Цны, они углубились в лес. Так дурманяще пахло разнотравьем! Стрекотали кузнечики, пели птицы. Лесной воздух пьянил. И тут на Шурку что-то нахлынуло. Он начал целовать доверчивые губы девушки, потом щёки, руки. Она отвечала на поцелуи, дыхание её было прерывистым. А потом Сашка нежно обхватил Софью и опустился с ней в мягкую траву.
– Не надо, Саша, не надо, – слабо возражала она. Но не отбивалась, не кричала.
Антонов принял это за согласие.
– Люблю, люблю, люблю… – только и повторял он, с головой погружаясь в доселе неизведанное чувство.
Потом, опустошённые, они долго лежали рядом и смотрели в бесконечное чистое небо. По лицу Софьи текли слёзы, но в глазах была затаённая радость. Где-то в глубине души Софья была готова к этому важному событию в жизни.
А Сашка после такой нужной победы немного опомнился и пытался как-то извиниться:
– Соня, ты прости меня. Я… – но девушке не нужны были слова. Она притянула Александра к себе и поцеловала.
Когда они возвращались, Антонов сказал, что, как только у него появится возможность, он сделает Софье официальное предложение.
– Я буду тебя ждать, – влюблённо ответила девушка.
5
С удовольствием отдаваясь любви, этому светлому, новому для него чувству, Александр никогда не забывал о своём, как ему казалось, предназначении. Он должен был бороться, жертвовать, приносить пользу своим товарищам. Партия требовала от него конкретных дел, и он стремился их совершать.
Однажды Чиндяев, его непосредственный руководитель в Тамбове, на одной из встреч предложил ему взять кассу торгового товарищества купцов Федотовых. Товарищество было крупным, занималось торговлей зерном, лесом и другой продукцией. Этот экс сулил большой выручкой.
– Давай, Шурка, думай, – сказал Чиндяев Антонову. – Дело верное. Вот тебе адресок, прикинь, что к чему.
– Надо проверить, – ответил Антонов. – Не хочется влипнуть по-глупому.
– Да времени в обрез, – продолжил Чиндяев. – Они сезонно работают. Сейчас там денег должно много быть. Служит у них один наш человечек, подсказал. Говорит, на днях господа в Москву собираются. Не упустить бы.
– Давай завтра посмотрим там незаметно обстановку, а потом решим, – Александр уже загорелся идеей. Соскучился он по нервной щекотке. В нём было много честолюбия, а вот корысти – самая малость. С товарищами всегда был честен, что в нём и подкупало.
– Ты, Сергей, подбери ребят. Возьми пролётку с извозчиком из наших, – попросил Антонов товарища.
– Есть люди, не беспокойся, – заверил его Чиндяев.
На следующий день они потолкались у конторы товарищества, осматривая место и планируя пути отхода. Днём здесь было многолюдно, и они не боялись вызвать подозрение. Антонов зашёл внутрь, бегло осмотрел помещение, чтобы ночью не терять времени на поиски. Всё складывалось неплохо. Помещение сторожа изолировать было несложно, двери взломать тоже не являлось проблемой. И Антонов решился.
– Брать будем сегодня, – уверенно сказал он Чиндяеву. – Готовь ребят.
Поздней сентябрьской ночью одна тысяча девятьсот восьмого года, оставив пролётку неподалёку в проулке, три тени двинулись к дверям конторы. Оглушив и связав сторожа, они ломиками ловко взломали двери и проникли в кассу. Денег было много, и грабители немного замешкались, производя излишний шум.
– Быстрее, быстрее, – торопил Шурка.
Вдруг на улице раздался свист. Это невесть откуда взявшийся дворник увидел сломанную дверь и поднял тревогу. Схватив деньги, подельники бросились на улицу. Дворник свистел отчаянно, но за ними броситься побоялся. Грабители, завернув за угол, вскочили в пролётку и скрылись до приезда полиции. У Шурки пополнился послужной список новой удачей. Теперь в среде товарищей у него появилась ещё одна кличка – «фартовый».
Но тучи над ним стали сгущаться. Испуганный дворник всё же сумел в тусклом свете уличных фонарей рассмотреть налётчиков. Теперь полиция располагала скупыми приметами преступников. Сыщики подняли все недавние похожие дела в городе и уездах, во все отделы разослали ориентировки с описанием преступников. И данные розыскные мероприятия увенчались успехом. Из Кирсанова пришёл ответ, что одна из ориентировок указывает на Антонова Александра Степановича по кличке «Шурка» одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года рождения. Всё-таки поработали кирсановские сыщики.
А затем полиция уже давно отработанными методами установила место нахождения Антонова. После непродолжительного наблюдения, которое нужно было для установки связей бандита, решено было его брать, пока он не ушёл из города.
Тринадцатого сентября сыщики дежурили у дома, где ночевал Антонов. Брать решили на улице, чтобы в доме не пугать людей. Ждать пришлось долго. Полицейские были злы и голодны. Лишь в пятом часу дня Антонов в сопровождении Чиндяева вышел из дома, где он уже несколько дней жил у знакомой вдовы, и направился в сторону вокзала. Сыщики двинулись за ними, выбирая немноголюдное место. А в это время на перекрёстке стоял городовой Тихонов. Это был смелый человек, герой русско-японской войны, награждённый Георгиевским крестом за храбрость. Увидев двух подозрительных людей и следовавших за ними знакомых сыщиков, он, не раздумывая, двинулся к ним навстречу.
Заметив, что городовой потянулся за пистолетом, Антонов мгновенно всё понял.
– Облава! – воскликнул он и, выхватив из кармана пиджака наган, несколько раз выстрелил в городового.
Тот упал, истекая кровью, а сыщики бросились к нему на помощь. Они не ожидали, что Антонов откроет стрельбу средь бела дня. Возникло небольшое замешательство. Антонов и Чиндяев резко свернули в проходные дворы и там разбежались в разные стороны. Полицейские, опомнившись, приступили к прочёсыванию местности, но обнаружить преступников не смогли. Городовой остался жив, и его показания легли в основу нового серьёзного дела против Шурки.
Антонов, отсидевшись несколько дней на конспиративной квартире, по совету товарищей решил на время покинуть Тамбов. Софье он послал записку: «Милая Соня! Обстоятельства вынуждают меня уехать. Надеюсь, что ненадолго. Знаю, ты меня поймёшь. Люблю. Твой Александр».
Больше в городе его ничто не держало. Взяв деньги и поддельный паспорт, изготовленный для него соратниками, рано утром он пешком вышел из города. Потом Антонов поймал попутную подводу до ближайшей от города железнодорожной станции, потому что путь предстоял неблизкий. Направлялся он в Саратов, где работала большая секция партии социалистов-революционеров. Товарищи снабдили его адресами и паролями, наказав до определёного сигнала в Тамбове не появляться.
Антонов, изредка перекидываясь с возницей случайными фразами, смотрел по сторонам и обдумывал дальнейшие свои планы. Внезапно на одном из лесных кордонов к их повозке направились лесники с требованием показать документы. Нервы у Шурки были напряжены до предела. Он тут же выхватил пистолет и открыл стрельбу. Не ожидавшие такого поворота событий, лесники бросились бежать от повозки. Шурка, столкнув возницу, хлестнул лошадей и ускакал. Несколько дней спустя крестьяне нашли в соседнем селе лошадь, брошенную Антоновым.
А Шурка благополучно добрался до Саратова. В этом большом торговом городе было где затеряться. Но долго отсиживаться без дела Александр не мог и не умел. Неуёмная натура вновь влекла его на приключения. Уже через несколько дней он связался с боевой группой эсеров, которые как раз готовили акцию. Планировалось убить командующего Казанским военным округом генерала Сандецкого. Товарищи предложили Шурке принять в этом самое непосредственное участие. Антонов, уже познавший вкус крови и совершивший убийство (а он не знал, что городовой Тихонов остался жив), теперь готов был на всё. Появилось желание убивать.
К генералу не так просто было подобраться. Во-первых, по роду своей деятельности он всегда был в гуще офицеров, а во-вторых, что самое главное, он был предупреждён о готовящемся на него покушении. Был среди эсеров осведомитель охранки, и это предопределило дальнейшее развитие событий. Многие эсеры находились под негласным наблюдением полиции, поэтому и Шурка сразу попал в её поле зрения. Кличку ему дали «Осиновый», что явно не подходило решительному и смелому парню. Может, полицейскому в это время осиновых дров завезли? Так или иначе, но Осиновый приступил к изучению оперативной обстановки. Полиция террористическую группу арестовывать не спешила, пытаясь, по обыкновению, выявить все её связи. Также предстояло установить личность Осинового. Этот человек был в городе новым, никто не мог сказать о нём ничего определённого.
Пробуя хоть как-то подступиться к Сандецкому, Антонов понял, что потребуется крупная сумма денег на разные расходы. Но денег в кассе партии не было. Тогда Александр решил осуществить ещё один экс на железнодорожной станции Инжавино, что расположена в его родном Кирсановском уезде. Место ему было хорошо знакомо, да и дружки по старым делам имелись. Предупредив лишь нескольких ближайших соратников, Антонов исчез из Саратова, чем обескуражил полицию. Жандармы лихорадочно пытались установить место нахождения Осинового, боясь неожиданного покушения.
А в это время Шурка тайно объявился в Кирсановском уезде. Перед самым эксом Антонов решил посетить своих родных. Когда ведь потом случай представится?
Ненастной октябрьской ночью в кирсановском доме Степана Гавриловича раздался осторожный стук в окно.
– Кто там так поздно бродит? – проворчал старший Антонов, отдёрнув занавеску и всматриваясь в темноту.
– Отец, я это. Сашка, – негромко ответил Александр.
– Сын? Приехал! – радостно воскликнул Степан Гаврилович и заторопился отпирать дверь.
– Тише, отец, не шуми.
– Понятно. Опять война, – расстроенно вымолвил Степан Гаврилович. – Давай, проходи в горницу. Вовремя ты. Валентина с Анной на днях приехали. Повидаетесь.
Он запер вновь дверь, тщательно задёрнул занавески. Потом зажёг лампу и негромко крикнул в соседнюю комнату:
– Девки, вставайте. Шурка приехал. Димку разбудите.
А Димку и будить не надо было. Он радостно подбежал и обнял Александра.
– Ну, здравствуй, брат, – важно поприветствовал его Шурка. – Какой ты большой стал!
Из спальни вышли сёстры Валентина и Анна. Они давно не виделись с братом, поэтому тепло его расцеловали.
– Давайте, девочки, накройте на стол, – произнёс отец. Прошло уже несколько месяцев, как умерла его жена, и они хозяйничали вдвоём с Димкой.
Сёстры быстро собрали еду, поставили графин с водкой, и вот уже за столом завязалась беседа.
– Что же ты мать проводить не приехал? – упрекнула брата старшая сестра Валентина.
– Не мог, – вздохнул Александр. – Полиция меня ищет.
– А к нам надолго теперь? – спросил отец.
– Сегодня и уйду. Опасно мне здесь, – ответил Александр. – Что был я у вас – молчите. Не видел меня никто.
– Спрашивали тут про тебя, – продолжил Степан Гаврилович, раскуривая папиросу. – Говорят, стрелял ты в Тамбове.
– Было дело, отец. Нельзя теперь без этого. Борьба классов! – веско произнёс Александр.
– Какой ты стал взрослый, Сашка! – залюбовалась братом Валентина. – Мужчина. Только не надо стрелять. Не надо крови.
– Непутёвый ты, Сашка, – подхватила Анна за сестрой. – Нас забыл. Отца совсем не слушаешь. Не доведёт это до добра.
– Он молодец! – сердясь на сестёр, выкрикнул Димка. – Вы ничего не понимаете.
– Закудахтали, квочки, – недовольно произнёс Александр, одобрительно посмотрев на брата. И добавил: – Богу – богово…
Это было то немногое, что он запомнил в гимназии. Божий закон он не любил и на уроках откровенно скучал.
– Давайте лучше чай пить, – позвал детей старший Антонов.
– Отец, чем ты дальше планируешь заниматься? – спросил Александр.
– Я, Саша, в Инжавино переберусь. Здесь дела идут плохо, а там, говорят, слесарь нужен. Жить как-то надо, – рассудительно произнёс Степан Гаврилович. – А вот ты что думаешь делать? Всё бегать да честных людей грабить? Возьмись за ум, Сашка. Иди работать. Честный труд человека делает.
– А я, отец, уже давно человек! – гордо произнёс Шурка, как когда-то он заявил директору гимназии. – Много ты заработал? В одних штанах который год ходишь. Нет, мы эту власть сковырнём, а богатство поделим. Всем хватит.
– Ох, Саша, Саша, – запричитала Валентина. Рядом молчала и тяжело вздыхала Анна. В глубине души она была на стороне брата, сама в силу возможностей помогала эсерам. Но крови она не переносила, боялась. Да и Шурку жалко было.
А Димка, нетерпеливо заёрзав, вдруг попросил:
– Саша, возьми меня с собой.
– Придёт и твоё время, Дмитрий, – Антонов похлопал брата по плечу. – Подрастёшь и возьму.
– Разве я маленький? – возразил Дмитрий.
– Всему свой срок. Успеешь.
– Я тебе дам «возьми», – грозно прикрикнул на младшего Степан Гаврилович. – Ремнём-то вдоль спины.
Между тем время двигалось к рассвету, и Александру пора было уходить.
– Ты береги себя, Саша, – сказал на прощание Степан Гаврилович. – И помни: ты для меня всегда только «сын».
– Спасибо, отец, – произнёс Шурка, обнимая Степана Гавриловича. Потом он расцеловался с сёстрами и Димкой и скрылся в сереющем мареве утра.
Путь Шурки лежал в село Коноплянку, что расположено недалеко от Инжавино. Село было большим. Сюда иногда направляли политических ссыльных, чтобы они не разлагали общество в крупных городах. Поэтому они разлагали общество где придётся, то есть по всей России. К одному из них, Большакову Матвею, и шёл Шурка. Знакомая дорога лентой вилась по опустевшим полям, пересекала овраги и через рощицы бежала дальше. Было сыро, и Антонов зябко поёживался. Шёл быстро, так как день приближался.
В Коноплянке, укрывшись в большом бревенчатом доме от посторонних глаз, Антонов с Большаковым обсудил предстоящую операцию.
– Шурка, мне за честь провернуть с тобой дельце, – сказал Большаков, потирая ладони от удовольствия.
– Обожди радоваться, – остановил его Антонов. – Давай сначала кассу возьмём.
– С тобой возьмём! – Большаков был уверен в исходе дела. – Был я там на днях. Дверь лёгкая. Из охраны – один сторож старый. Не должно быть проблем. Вдвоём справимся.
– Нет, так не пойдёт, – возразил Шурка. – Должно быть пять человек. Внутрь втроём войдём, один у входной двери на стрёме останется, а один в стороне с лошадьми. Всё может случиться.
В вопросах грабежа Антонов был уже большим стратегом, выверял всё до мельчайших деталей.
– Есть у тебя люди на примете? – спросил он Большакова.
– Есть тут братья Фирсовы. К политике они отношения не имеют, а лёгкие деньги любят. Конокрады. Один из них, Лёнька, сидел уже.
– Такие подойдут, – одобрил Шурка кандидатуры. – Обо мне им лишнего не говори. Дадим рублей по пятьсот и в разбежку. Предупреди их сегодня, пусть лошадей приготовят. А завтра часов в шесть вечера тронем.
– Понял. Кто пятый?
– Ты Ишина из Калугино знаешь? – спросил Шурка.
– Немного.
– Я вызвал его, подъедет завтра. Ещё вопросы есть?
– Есть. Оружие будет? – это для Большакова было важно. С оружием он чувствовал себя увереннее.
– Есть два нагана. Этого хватит, – зевая широко открытым ртом, ответил Антонов.
Он не спал вторую ночь и сейчас буквально валился с ног. Перед эксом необходимо было как следует выспаться. Когда потом ещё придётся?
– Где тут можно вздремнуть? – спросил Шурка у хозяина.
Тот показал ему место, и Антонов, положив наган под подушку, заснул чутким сном. Большаков в это время направился к Фирсовым.
Около шести вечера вся банда была в сборе. Фирсовы привели верховых лошадей. Коротко поздоровавшись с братьями, Антонов изложил им суть дела. Подъехал Ишин, и они с Антоновым по-приятельски обнялись. Перекинувшись парой фраз, компания тронулась в путь.
Стемнело быстро, как темнеет обычно во второй половине осени. Небо было плотно затянуто тучами, что обещало успех предстоящему делу. Места эти коноплянские мужики знали хорошо, поэтому двигались не главной дорогой, а узкими тропами, чтобы не нарваться на случайных путников. Ехали молча к окраине Инжавино.
Недалеко от станции группа спешилась, и один из Фирсовых отвёл коней в овражек. Четверо бандитов уверенно направились к освещённому зданию вокзала.
– Иван, оставайся здесь, у дверей. В случае опасности стреляй, – Антонов был уверен в Ишине. Этот не подведёт и не убежит, бросив товарищей.
Несмотря на поздний час, в помещении оказалось несколько девушек, которые ожидали ночной поезд. Антонов, мгновенно оценив обстановку, грозно крикнул:
– Всем стоять! – и выхватил наган.
Испуганные девушки подняли руки вверх, непонимающе глядя на вошедших.
– Вяжи их, – скомандовал Шурка, и бандиты быстро уложили девушек лицом в пол и связали им за спиной руки.
На шум с заднего двора вошёл станционный сторож, но тотчас получил наганом по голове от Большакова. Оглушённого сторожа Фирсов связал и уложил возле пассажирок. Антонов, не мешкая, вошёл в комнатушку кассы.
– Деньги на стол! – закричал Шурка поднявшемуся из-за стола кассиру.
Ошалев от вида направленного на него нагана, кассир рухнул на пол и запричитал, обнимая ноги Антонова: «Пощади, голубчик!». Шурка не ожидал подобного поворота и немного опешил, а кассир продолжал:
– Ты деньги возьмёшь, а меня потом в тюрьму посадят. Скажут, что это я взял. Я – старый человек. У меня дети малые сиротами останутся.
– Мы есть идейные революционеры, боремся с властью, а простых граждан не обижаем, – ответил Шурка. – У меня самого отец старый.
– Вот и смилостивись, барин, напиши записку, что это ты деньги взял, – продолжал ныть кассир, размазывая по лицу слёзы.
Антонову стало противно от жалкого вида старика. Он поморщился и сказал:
– Ладно, напишу. Давай деньги. Живо!
Трясущимися руками кассир выложил деньги из конторки на стол.
– Эй, – крикнул Антонов в зал. – Один сюда. Второй там смотри.
– Иду, – донеслось из зала. В кассу вошёл Большаков и принялся считать деньги. Немного успокоенный сторож помогал ему раскладывать стопки с банкнотами, то и дело косясь на Шуркин пистолет.
– Господи, царица небесная. Господи, царица небесная, – время от времени приговаривал он.
– Готово, – произнёс Большаков, закончив считать. – Четыре тысячи триста шестьдесят два рубля восемьдесят пять копеек.
– Ого! Хороший улов, – довольно воскликнул Шурка и сгрёб деньги в мешок.
Потом он взял карандаш и на чистом листе бумаге неуверенным почерком написал: «Мы, члены партии социалистов-анархистов, изъяли в кассе станции Инжавино 4365 рублей 85 копеек».
– Вот тебе документ и ещё два восемьдесят пять за помощь, – сказал Антонов кассиру и повернулся к Большакову: – Вяжи его. Как бы тревогу не поднял.
Старик от страха упал в обморок. Матвей ловко связал его. В зале вокзала стояла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями девушек. Фирсов с важным видом расхаживал по комнате, поглядывая на лежащих пассажирок.
– Уходим, – прервал Шурка его сладострастные мысли. – Двери запри. Пусть отдохнут немного.
Большаков показал Фирсову увесистый мешок, и тот расплылся в улыбке:
– Вот это фарт!
Бандиты покинули вокзал и растворились в темноте ночи.
– Как прошло? – спросил Ишин Антонова на улице.
– Порядок, – ответил Антонов. – Богатые мы теперь.
Вскочив на лошадей, злоумышленники шагом, чтобы не шуметь, выехали за пределы Инжавино. Отъехав подальше, они остановились, и Антонов, как было условлено заранее, отсчитал подельникам их долю.
– Всё. Я ухожу. Вы меня не знаете. Коня оставлю в Красивке, потом заберёте. Сами затаитесь, не шумите, – дал Шурка указания на прощание.
– Если надо будет, мы опять пойдём на дело. Ты говори, – сказал Лёнька Фирсов. Такая лёгкость в изъятии денег ему понравилась.
– Удачи, Александр! – произнёс Большаков. – Надеюсь, свидимся ещё.
Пожав друг другу руки, бандиты разъехались.
– Проводи меня, Иван, – попросил Шурка Ишина.
Отъехав немного, они вновь остановились.
– Иван, я все деньги не возьму. Опасно это. Ты спрячь у себя получше. Тебя на вокзале не видели, не должна полиция пронюхать. А я пришлю человека, как понадобятся, – Шурка говорил негромко, поглядывая по сторонам.
– Не сомневайся даже. У дальних родственников в Трескино схороню. Если и придут ко мне с обыском, то ничего не найдут, – ответил Ишин.
– Вот и хорошо. Держи, – Антонов, отсчитав купюры, передал мешок Ишину.
– Куда ты теперь? – спросил тот.
– В Саратов надо. Дела там, – не стал всего рассказывать Шурка. – Ты не шуми тут пока. Мне деньги скоро понадобятся.
– Понял.
– Ну, пока, – попрощался Антонов.
– Удачи! – они обнялись и разъехались в разные стороны. Никто из них не думал, что встретиться им будет суждено ой как не скоро.
На следующий день Инжавинская полиция начала лихорадочные поиски преступников. Это было громкое резонансное преступление и злодеев требовалось найти, как говорится «кровь из носу». На помощь местным сыщикам для координации поисков из Тамбова прибыл начальник губернского следственного отдела Павел Петрович Дурново. Это был опытный сыскарь, и слава о его успехах расходилась далеко за пределы Тамбовской губернии. Был он уже не молод, но довольно энергичен. На гладко выбритой голове громоздились огромные очки, что придавало сыщику вид подозрительный и таинственный.
