Николай Максимович Бажов-Абрамов
День только начался
***
Позже, когда он освежился с речной водою и очистил рот от этого изжеванного папоротника, уже зная, да и, чувствуя, что устоять на ногах он больше уже не может, прилег тут же, не сходя с места, недалеко от этого говорливого с порогами берега. И, видимо, правильно он сделал, что вернулся назад, обойдя этих сгрудившихся кучно орешников. Он тут, в тени от ветерка, вроде даже, обрел в отдыхе силы. Пусть и сыровато ему тут, где он лежит, среди этих зелени трав, но какое было облегчение, после этой речной воды. Боль в груди, как бы у него, обманно даже замер. Да и эти ссадины, запекшие кровью в теле: на плечах, на коленях, на боку, да и на лице особенно, от этого освежения речной водою, как дитё малые, отслоившись от влажной одежды, успокоено замерли, приласканные его мокрой холодной ладонью. Теперь, прежде чем встать, ему надо пристегнуть обратно все пуговицы на рубашке, если это возможно, и этот нелепо сейчас сидящий на его плечах, заляпанный паутиной и грязью, его серый пиджак. И успокоить, если это еще возможно, мозг. У него там одна только дума. Как выйти ему, до полной темноты, до этой опушки леса, пока он еще в состоянии стоять на ногах. И когда уже продолжил свой изнурительный путь к своему спасению, он теперь, наученный приобретенным опытом, старался строже глядеть у себя под ноги. И, не потому что ему, надоело падать, на эти полу сгнившие листья, а после с трудом, кряхтя, как старик, вставать, цепляясь за какую – нибудь опору для его правой руки. А левая у него рука, не поймешь, то ли он, и правда, сломан, то ли, сильно так поврежден, но он у него сейчас, просто висела как сломанная ветка. Поэтому, теперь – то, что это с ним? Да и вдруг еще? Ни с того, и ни с чего. Почему он, перестал вдруг, надеяться на это чудо, что когда – нибудь да выйдет на эту трассу. Хотя он и отошел прилично уже от берега, ему все же было тревожно, что он от речки удаляется вновь. Он же помнил, тот случай, как он тогда с мамой, набрав этого речного мха в мешки, они, пройдя вдоль этой речки, вышли к этой опушке леса, а затем и на эту грунтовую шоссейную дорогу. Тогда им повезло. Не пришлось им до дома пешком топать, с такой ношей за спиной. Подобрал их по дороге, какой – то не русский мужик, чуваш из соседней деревни, следующий на своем гужевом транспорте из Нурлата. Но теперь, конечно, колхозов нет в деревнях, и лошадь с телегой, редко теперь встретишь по дороге. А сил у него уже почти на исходе. Хотя он, может, и стоя у дерева чуть передохнуть, обняв рукою за её ствол, но, вот, боли в теле, как ему это унять? Они его сейчас, рвали просто на куски. И даже трясло его от этих болей. Видимо, и правда, он этот Петр Гаврилович, с купе, в тамбуре своей отверткой, все же, что – то у него там повредил. А то, откуда же у него там, такая ноющая, не прекращающая боль. Да и возвращаться назад к берегу этой речки, ему не зачем уже. Слава бога хоть, у него в случае чего, есть тот ориентир – железнодорожное полотно. Но толку. Поезда все также, с интервалами, со свистом проходили стремительно, не обращая на него. Поэтому он, не заблудится, пока еще в сознании. Главное, он не должен стоять у дерева, подолгу на одном месте. А попытаться, все – таки шагнуть, не взирая ни на что: на боль, на потери сил, продолжить в путь, и выйти ему, чтобы не случилось, на эту спасительную опушку леса, а оттуда, у него после, уже страх исчезнет, что навсегда потеряется в этом лесу. То, что и деревья уже на его пути стали реже попадаться, это уже говорило, что он в правильном направлении идет, а не углубляется, наоборот, обратно в лес. Хотя, полотно железнодорожное, все же оставался у него в стороне. И папоротник, он в чем – то его все равно помог. Рот у него, будто, как бы освежился, да и икоты уже не было, мучающий его до этого. Но самое главное, он это ощутил, язык у него стал чуть подвижным, а не как тогда утолщенным, неудобным, когда пришел в себя, после как с трудом выполз на четвереньках, из этого плена с куста ивы. Теперь бы ему еще, остановить из раны кровь. Видимо он, когда последний раз споткнулся с потерей сил, повредил за одной, падением, и свою рану. Потому у него, и рубашка его сейчас густо окровавлен кровью, и мокро там. А это уже плохо. Он понимал. Ему надо все же, как – то остановить этот кровь, из продырявленных ран. Но как это он остановит? Нет у него под рукою ничего, кроме этой нательной майки, которая сползла вновь к животу, после последнего падения. А её приподнять к ране, ему надо обязательно; да и по пути, собрать бы ему и паутину у теневых кустов. Конечно, водки и спирта у него нет, но мочой своим, он может же промыть её и приложить к ране. В детстве, когда он, катаясь на взрослом велосипеде, как – то так получилось, цепь велосипеда оторвал у него, помнится, кусочек пятку. Ну, пятка его попала под цепь. А сестренка, которая теперь у него живет в Челябинске, это она тогда и помогла у него остановить кровь с его пятки. С этой паутиной, промытой с её мочой. Иначе, если он это не сделает, с потерей крови, останется навсегда тут в лесу. Он это, как раз и понимал.
***
А между тем, тут уже в деревне, Надя, его жена, так и не дождавшись мужа, указанной в телеграмме время, и уже, сильно беспокоясь за мужа, позвонила в этот Нурлат, к диспетчеру железнодорожного вокзала. Хотелось ей все же выяснить и уточнить по подробнее, прибыл ли этот поезд, в котором должен был приехать её муж, Сергей Володин. Он ей, и сам, перед этой своей поездкой, специально еще из Сургута, заранее с телеграммой известил, что такой – то он день, приедет домой. И попросил её еще в телеграмме, чтобы она к его приезду обязательно затопила баню. Ну, конечно же. Какой разговор тут может быть. Как же ей было не послушаться к просьбе своего мужа – кормилица. Он же, и правда, был кормилец теперь в семье. Что она там сегодня, в своем детсаде сейчас получала? Сказать даже стыдно. (А говорить об этом, видимо, надо, а не молчать) Инной раз ей, честное слово, временами даже, хотелось выкрикнуть с досады, сжимая над головою кулак: «Нашего бы гаранта говоруна, обещал ка ми, посадить на эту мою зарплату, да и с такими ценами в магазине, как бы он тогда?.. Но, преемник оппортуниста Ельцина, был далеко от неё, в бункере своем, говорят, да еще только на экране, в телевизоре, а она тут, в своей деревне. Ну и что у неё за плечами, высшее образование? Светится что ли ей лампочкой из – за этого, перед теми, кто этого не получил в жизни, в силу многих причин. Сегодня это, как говорят уже многие ей: в зависти, или просто так, чтобы язык только почесать: ничего не значит, если ты из сельской местности. Ни для карьеры, ни для полноценной семейной жизни. Вон, пишут в газете. С разрешения властей, видимо. Недавно она читала. Или все же с телевизора выслушала. Что до этого развала страны, оппортунистом Ельциным, и с его ориентированным на Запад командой, их инженеров в стране было, двенадцать миллионов. Теперь, вон, и страна уменьшился до пятнадцати республик, с распадом союза, говорят, инженеров в стране почти не осталось. Повымерли они, что ли на самом деле? По рецептам, того же рыжего Чубайса? И зачем тогда, казалось, они учились с мужем, отрываясь надолго от родительского дома, мучились недоеданием в студенчестве, в этих «общагах», если образование их, сегодня никому не нужно. Конечно, они в Лондоне и в Америке не учились, как дети этих нынешних (Хитрова нов) западников. Инной раз, ей, и правда, хочется выкрикнуть. Пусть, что будет, да будет потом. Ну, сколько еще можно терпеть? При коммунистах терпели, а тут сегодня, что?.. Снова?.. Гайки закручивать решили? Или кому из сановных чиновников – бюрократов, 37 год снова кружит голову, после того, как не честно завладели богатство нации. Поэтому, иной раз ей хочется встать, вот так (видимо, правильно она бы поступила – терпения уже нет у неё, сколько еще терпеть), лицом в сторону этой сытой Москвы. Имеет же она на это право, как гражданка страны, как электорат, на их выборах, задать этому преемнику оппортуниста Ельцина. Хотя, он теперь и уверяет, что не Ельцин его преемником сделал, как он говорит сейчас, во все услышано, голосом своего пресс секретаря. (Он тогда и, правда, был недолго в должности, председателем правительства при Ельцине). Но все же, пусть, как он и утверждает. Уже не важно, кто его тогда протолкнул на эту должность: Березовский или оппортунист Ельцин. Наивный простак, поверит его слова, а политик, прожженный, просто понятливо промолчит. Но все равно. «Знает ли он, вообще – то подлинно, как его электорат в провинциях, особенно в деревнях живет? И не обманывают ли его сановные буржуа – чиновники? Как живет, на самом деле, его электорат». А там людей – то. Ох! Как еще много. Живых еще, не тронутых еще, пожеланием того рыжего Чубайса. Теперь он, – говорят, – сбежал из страны, и фамилию сменил, хитрец, на Натана Боруховича Сагала. Как и, М. Горбачева дочь, в Германию. Вот те на… Теперь, чтобы заглушить эту новость из телевизора, слышно только: «цены в стране стабилизировались». «Ура» – кричат уже в следом, эти платные из телевизора пропагандисты, доставившие этому электорату, «ужас!», со своими кликушами. Что уже телевизор смотреть уже не хочется. Это где стабилизировались цены? В этой сытой Москве… у них? Но Россия ведь – это не только безразмерная Москва. Но почему – то в качестве примера, как бы смеются, сообщают, что соль, оказывается у нас, подешевела на три копейки. Ну не смешно? По телевизору это сообщили воодушевленным приподнятым голосом. Как во времена советов. Помните, наверное. А на самом деле. А на сколько, жизнь подорожала за это время, по сравнению, пусть даже, советским периодом? И сколько их умерли? Знают ли? Или им стыдно огласить? Или разрешение еще не получили? Честное слово. Молчать уже нельзя. Плакать иной раз ей хочется со стыда, от этих продажных пропагандистов из телевизора. Молчали ли бы уж, – в сердцах тогда говорила она,– помнили: начальники, какие бы не были – золотые или говнистые, приходят и уходят, а народ остается. О них больше, надо думать. Почему до сих пор, этот народ, в нищете прибывает. Имея столько несметного богатства в недрах. Слава бога еще, в нынешней жизни в стране, огороды помогают деревенскому жителю, да и живности, которые еще сохранились, после развала и роспуска колхоза. А так, просто, ничего не оставалось. Кричи караул, никто ведь не услышит, что в провинциях, в этих деревнях страны, делается, в этих дорогих властных кабинетах. Что, её муж, от хорошей жизни, скажем так, взял, да и бросил просто так, любимую свою работу: школу, своих учеников, деревню свою, и отправился в этот, неизвестный для него, Сургут? Если тут он, у себя, на родине предков, где он родился и вырос, учился, никому не нужным стал, с этими переменами в провинции. Спрашивается? И что ему было делать? Плакать, что ли ей. Да и зачем? Вон у нее в руке телеграмма. Муж её, Сергей Володин, просит в нем, чтобы она к его приезду, затопила обыкновенную русскую баню. Что это значит? Это значит, верила она его, приедет домой её любимый муж с деньгами, честно заработанными, которые так нужны в её семье. Понимала, дом – то новый, что через дорогу – надо его обновлять, доделывать, раз её выстроили. Да и прикупить еще, кое – что из мебелей, не докупленных, из – за нехватки этих денег, да и, о сыне надо было теперь думать. Подрос он у них уже. Уже просится, наивный, ничего не зная эту жизнь в стране, чтобы его мамка с папкой отправили в город учиться, где они, когда – то сами учились в свое время. Нынче, вот, сын у нее, школу заканчивал. А как его отправишь? Да и на что спрашивается? Сегодня для учебы нужно немалые деньги, чтобы там ему было, сносно хоть жить и учиться, а во – вторых, чем еще ему питаться там, если денег не наберут для него; да и учеба сегодня, о – ё – ё сейчас, нынешнее время, кусачая – не по карману, особенно, сельскому жителю. Ровно, все так же получался, как те подзабытые уже, Хрущевские времена. Там тоже, чтобы получить только аттестат этой зрелости, сельскому жителю, надо было платить деньги на дальнейшую учебу. Вот и у мужа отец, Иван Иванович Володин. Он бы никогда не стал бы ветврачом, если бы его родители не продали кормильцу – корову, для его учебы. Корову. Понимать надо. Иначе, этой молодёжи из деревни, заранее было уготовано, после семилетки, только «пахать землю на тракторе», прославляя эту партию в колхозе, ударным своим трудом, как в кино, в прошлых фильмах, знаете. Понятно же, она для пропаганды запада в телевизоре только было нужно. Для таких, недозревших, – и все еще слепо верящих, местную власть, – простолюдинов, из деревенского сословия, что у нас в стране, как поется в известной песне, доступна учеба всем. Кто желает учиться. А в реальности, на самом деле, у простоватых людей, – ну, согласитесь же, черт бы вас побрал! – они же не начальники, с миллионными зарплатами. Поэтому у них, с мизерной корзиночным минимумом, установленной там, в Москве, наверное, денег не было лишних, дальше на платном вузе их детям учиться. Да и докажи после всем: права она, или не права, что справедливо поругивает она иной раз, эту местную власть, ныне действующую, погрязших коррупциях. Конечно, как её семья ныне существует, виновата в нем, видимо, и электорат. Если уж, на то пошло – на откровенность. Зачем им, особенно, пенсионерам, а их почти больше сорока миллионов в стране, на выборах, при оппортунисте Ельцине еще, тянуть было выше всех свои руки, чтобы получить эти двести, сто пятьдесят рублей, к своей пенсии добавки. Хотя и видели, как у оппортуниста Ельцина опричники: Гайдары – Чубайсы, и всякие там еще, примкнувшие к ним «людишки», вместе с ним, в Москве, ломают уклад жизни народа в свою только пользу. Откуда же они, в один миг, все богатыми стали, при нищем своем электорате. Поэтому, сколько еще это безобразие терпеть народу. Все тогда делалось в стране, да и в провинции, на фейке – обмане, – правда же, – с самого начала, когда разрушали этот общий союз. Но ведь и пенсионеров можно было понять. Уставшие от многолетней монополией прежней власти, в то время они и за черта рогатого проголосовали бы тогда, да и сейчас. Лишь бы жизнь в стране была, как обещают им перед выборами, всегда эти господа – товарищи, будущие депутаты в Госдуму, в газетах, с телевизора, и во всех дыр, где только их слышно, что жизнь в дальнейшем будет у них, у электоратов, если их выберут, как на западе. Да еще в придачу, дополнительно обещают каждому две «Волги», всучив им эти, так называемые бумажки – ваучеры. Видеть было, как за эти бумажки, дрались в очередях, чтобы первыми заполучить его. А в результате, что же они получили взамен? Все это знают теперь. Правда же. Пустые ничем закрепленные только слова. И кто мог подумать тогда, что эти красивые призывы новой этой власти, приведут людей в стране и в провинции, вскоре, к полнейшей нищете, при этой огромной по территории и богатой ресурсами стране. Да еще там, в её жизнь тогда вмешался и этот «элитный жених», из этих, раздобревший с ельцинскими подачками. Учились они вместе в одной группе. Но родня его, увы, как невестку теперь сына, разбогатевшая в один миг, на этих залоговых приватизациях, всерьез уже не хотел иметь – нищету простолюдинку. Поэтому, так называемый, её «жених», из семьи новых русских, вскоре исчез из её поля зрения. А Сергей Володин, он – это, видимо, и правда, её судьба. Встретились они в первые, на институтском крылечке. Она ведь в мужа деревне, как бы пришлая сейчас. Хотя её деревня, от мужа деревни, находился друг от друга всего в десяти километрах. И Володин её тогда, вряд ли, когда – либо встретил, если бы не это её учеба там, в Челябинске. Они оба тогда учились в одном институте: она на географическом факультете, а он, позже это выяснилось, когда он с нею тут поближе познакомился. Он сам ей после этого знакомства сказал, что он учиться уже на втором курсе, на историческом факультете. Затем они, после этого знакомства, долго удивлялись, что они оказывается оба из одной местности, и даже из одного района. Но тогда это их знакомство, к сожалению, или судьба у нее такая тогда была в тот период, не получилось ей это знакомство закрепить с регулярными встречами. После второго курса, что у него там стряслось? Именно для всех. Он, после второго курса, осенью, неожиданно для всех, отправился в армию. Она в начале, и правда, не знала причину его, почему он не стал дальше учиться. Но потом уже, через какое – то время, однажды, не надеясь ни на что уже, он ей прислал письмо, когда она училась уже на третьем курсе. И почему она тогда его поверила? Или все же, письмо его удивило её тогда содержанием? Да, в письме он, и правда, пытался ей объяснить, почему он так поступил с учебой. «Сегодня оно, ничего не дало бы мне, эта учеба. Понимаешь, Надя. Когда сегодня, сама ты видишь, все воруют, от самого верха и до самого низа. А губернаторы, как перчатки меняются. Не успевают их менять. И никакого, казалось, контроля. Только: бла – бла – бла и слышит этот народ, (из ящика) телевизора. Обещал – к – и.» Мне это было противно наблюдать со стороны. Мне стыдно было за них. Да и что я изучал бы… Краткий курс марксизма? Коммунисты разрушители, сами же отказались от этого ученья, как почувствовали для себя тут, эту нахал Яву», – сообщал он ей в своем письме. Конечно, она, к своему возрасту, не совсем того уж была, чтобы с этими пропагандистскими лозунгами с телевизора жить. То, что страшно в стране воровали и воруют, что и при оппортунисте Ельцине, что и при этом, его преемнике, она и без его подсказки знала и слышала на каждом шагу, читала из «Аргумента…», как от власти люди живут: широко и красиво, выплевывая временами, на живущих среди них простолюдинов – тружеников, плевки, вроде: «Бродят тут, нище броды. Мешают «элите» жить». Слава бога, в свое время, она еще училась бесплатно. Была бюджетником. А теперь её сын, если захочет учиться, где же достать ей на его учебу эти средства? На деньги деревенской воспитательницы, ей не потянуть на учебу сына, а муж…слава бога, он вовремя «поумнел» от такой полуголодной пропагандисткой жизни в провинции, установленной этими, так называемыми «стратегами – демократами», как им этим простолюдинам жить среди них? После армии, он все же восстановил свою учебу, понимая, высшее образование ему нужно иметь, а после, вот, проработав в школе у себя в деревне, вскоре ему пришлось, переквалифицироваться в нефтяники. А так, просто караул пришлось бы кричать. В школе у него, за недостаток учеников, район Ники из роно, сделали его уроки в неделю всего один час. Раньше хоть, у него уроков было восемнадцать часов в месяц. Терпеть еще можно было. Но теперь школьников, конечно, в связи расформированием колхоза в деревне, многие школьники, с родителями уехали с родных мест, в другие места, где еще работа была для их родителей, а в самой деревне, из оставшихся учеников, пальцами пересчитать теперь можно было, сколько их еще оставалось. Ну и соответственно, и зарплата учителя в деревне резко упала. Он, конечно, поумневший на этих переменах в своей провинции, много раз ей уже высказывался, жалея себя и своих сверстников в стране, что если бы он, тогда умнее чуть был – это он, так говорил ей: то я, после армии, пошел бы учиться не на исторический факультет, а в инженеры пошел. С этим распадом страны, их, по этой специальности, в стране, ты сама видишь, обращаясь к жене, говорил он ей, – инженеров в стране почти не стало, или они сидят теперь на рынках, или выехали совсем из страны. Да он тогда, после армии, видимо, созрел продолжении учебы, а она, к тому времени уже закончив учебу, вернулась в свою деревню. В школу попасть, она уже и не надеялась. Времена уже были другие, после распада этого союза. «Зачем в деревне география», это так говорили ей, когда она по глупости и по наивной еще веры в справедливость, после тыркнулась было, в кабинет завуча, Антонины Васильевны Черняевой. Была она тут в её деревне, и президент, и премьер, в одном лице. Как не скажет она, так и принимались решение её в деревне. Так как у неё муж в деревне, был самый главный начальник в сельском совете. Теперь по-новому, по западному варианту, именовалась это здание – сельская Мэрия, в бревенчатом строении. И поэтому, что не скажет его жена, для деревенских жителей, это как негласно, было законом. Поэтому она, чтобы в школе работать, после института, до замужества еще за Сергея, закрепилась тут у себя в деревне, в колхозном детсаде, только воспитателем. После расформирования колхоза, районные начальники тут, хотели и этот садик прихлопнуть, как муху на столе, но, видимо, окончательного решения тогда они не смогли между собою поладить. Тогда ведь со страной, к тому времени, «правил» сменяемый президент. До сих пор помнили его слова, пущенные в народ: «Свобода лучше, чем не свобода». И он, не смотря на эти слова, что уж стесняться теперь в выражениях, только успел за свое президентство, поменять название: милицию на полицию, да остановил вместе с премьером, который до этого был до него президентом, с грузина – абхазскую войну. Спрашивается. Любопытно все же всем. Зачем, казалось, поменял он милицию, на полицию? Или все же нечем ему было отвлечь, из состоящих простолюдинов народ, от этой нищеты в его правлении? Хотя, теперь садик пока и существует, но неизвестно, что завтра с ним будет. Но как бы там не было, она за садик теперь, конечно, не будет цепляться. Теперь она после замужества за своего Володина, другая уже. А как её муж, начал на нефтянке трудиться, не так уж переживала за свою семью. Для еды, у неё огород кормила семью, а для учебы, она все же верила, сын поступит на бюджетное отделение, как они и сами тогда. Иначе, кого же ей было верить в этой стране? Человеку, который говорит, что страна теперь, со дня распада СССР, разбогатела даже, – он даже это выделяет особенно, тыкая свой палец к потолку – пятьдесят раз! Но как бы там он не говорил, все равно нет главного ответа, почему же тогда этот его народ, который голосовал за него на выборах, нищенствует до сих пор? Поэтому, может быть, если бы его друзья относились ко всем, кто рядом, так же, как он к своим друзьям, то нашему, и правда, государству, цены бы не было. Но кому это надо сегодня, кроме говорильни. Поболтали для проформы перед телевизором, и забыли до следующей встречи в эфире с электоратом.
***
А тот пассажир из поезда, а он тут, в этом Нурлате, раньше, когда еще колхозы в сельских местностях были, трудился в МТС – ких станциях (машина – тракторная станция), по ремонту тракторов, привозимых эту технику, из тех приписанных к району колхозов и совхозов, после уборочной страды, на зимний ремонт. Конечно, этих МТС – ких станциях, раньше применяемые при колхозах и совхозах, сегодня их уже упростила за ненадобностью. Но кое – где, все еще, со сменой сменяемости президентов, еще они сохранились в этом Нурлате. А то, как же. У этого Петра Гавриловича, в трудовой книжке, недавно еще, надпись такой там имелся. Что тут он, до своего сокращения и увольнения, и расформирования этого МТС в Нурлате, трудился инженером – механиком по ремонту тракторов и машин. Затем, после сменяемого президента, МТС – кую станцию, последнюю в этом Нурлате, где там до этого Петр Гаврилович трудился со своим коллективом, вскоре по решению властями района, и согласованный, видимо еще, начальством автономией, её реорганизовали. А после, переоборудовав на её месте, сделали из неё вещевой рынок: купи – продай. Да и территория, где выстроен он, эта станция, была подходящая для такого рынка в этом Нурлате. Поэтому, этому Петру Гавриловичу после, ничего не оставалось, как искать себе другую работу. Денег, конечно, у него свободных в наличии не было, чтобы как некоторые тут, в Нурлате, открыть собственную мастерскую, также по ремонту техники, но теперь уже, по ремонту легковых машин. Да и решиться на такой шаг, в начале еще, смелость была нужна. Да и открыть такую мастерскую, пришлось бы ему еще сходить в эту налоговую, получить там, от них, это разрешение стать ЧП. Ну, этим бы он справился. Все же образование у него техническое. Высшее. Но чтобы там еще открыть эту мастерскую, ему деньги еще понадобились бы на первое время, для развития своего бизнеса. Кредит брать, под девятнадцать процентов (тогда официально такие проценты были в банке), было опасно. Когда еще его вернешь, да и вернешь ли от такой скупой жизни. Да и в кабалу попасть не хотелось. А с теми деньгами, что у него лежали в сбербанке раньше, их уже нет теперь там, после позорного грабежа государством, в Ельцинском еще правлении. Поэтому, после долгого размышления и бессонниц, да еще чуть полаявшись со своим теперь истеричным супругом (нет, она нормальная была при советах, теперь, вот, при этой власти, стала истеричной, от вечной теперь нехватки денег в семье), он в начале, было сунулся, наслушавшись от других доброжелателей, тут же в Нурлате, на нефтянку. Больше не было другой работы подходящей для него, тут в Нурлате. Дворником он, конечно, не пойдет, имея высшее техническое образование. Но там, откуда ему было знать. Чужих там, не связанных нефтянкой, людей с улицы почему – то не брали. Да еще он с образованием был. Инженер. И не по профилю еще, – сказали он. С его же образованием, на корзиночную зарплату, не направишь лопатой работать? Что ему после было делать? Вешаться нельзя. Он все же был христианином. Да и семья, дети. Хотя, и, огород у них еще был. То есть, так называемая дача. Шесть соток, выделенный еще его родителям, еще советами, прежней властью. Но что он там посадил бы на этих жалких сотках? Там у него яблони, вишни, и чуть клочок земли, было занято клубниками. Жена его еще при советах занималась ими тогда, чтобы на рынке не покупать в три дорого детям. А картошку там не посадишь. Мест не было больше, а сунуться еще куда – то дополнительно? Толку. Чтобы его потом, по осени, ночью кто – то из безработных выкопал? Поэтому, куда ему было сегодня еще дёргать? Да и жена его уже открыто стала наседать на него, чтобы он что – то сделал, наконец, для стабильности своей семьи. Поэтому, когда созрел у него окончательно план, на этот дальний от Нурлата Сургут, да еще обещал к нему присоединиться, такой же, как и он… маявшийся до этого, без работы… Он тоже из Нурлата был. Работал он где – то тоже в какой – то ремонтной мастерской. Мастерская, – как рассказывал он ему, тогда у них погорела. Не рассчитались средствами: с арендой, с кредитами. Конечно, тогда, до этого знакомства, одному ехать туда в Сургут, как – то было страшновато ему, а, вот, вдвоем, все же легче было ему переносить эти невзгоды вдали от родных. Да у него и образование было. Все же при советах он, пусть тогда еще и молодой был, но он был, и правда, неплохим инженером, в этом МТС – ком станции. Поэтому, страх, как у всякого, конечно, у него был, отправляться в этот чужой неизвестный для него край. Да и размышлять долго, не было уже смысла и времени. Семья кушать хотела, а деньги, которые были еще в семье после его увольнения, уже от них ничего не осталось. Ждать уже не было смысла, ожидая чуда, что – то там в этой сытой Москве, что – то изменят для облегчения жизни своего электората в провинциях. То, что там с телевизора, временами лизоблюды от власти, «тренд или», оптимизма никакого уже не было. Да и сидеть, ожидая этих хороших перемен, не было уже смысла. Не слепые, видели с экранов телевизоров и с «Аргумент …» газет, как некоторые тут «ушлые», за счет этого электората – труженика, не честно обогащавшие на корпоративных залоговых приватизациях, становились без шума и задоринок, долларовыми миллионерами, а после уже, и приближенные к новой власти люди, превращались миллиардерами. Этого скрывать резона уже не было. Народ, конечно, терпеливо наблюдал, ждал этих «честных» перемен, зная не понаслышке, что оппозиционер Ельцин, как президент России, далеко не прост был в руководстве страны. И, вот, результат от его власти, он перед самым новым годом, в двухтысячном, когда, видимо, все же понял, или переубедили его, правление его погубит в дальнейшем страну. Видимо осознал, что даже не послушал свою дочь Татьяну со своим зятем. Теперь они, говорят, живут за границей. Хитрецы. Как и у Горбачева дочь, в Германии. Россия уже не мил, выходит, без всесильных отцов. Перед новым годом выступил по телевизору, что он уходит. И хватило у него даже смелости и совести, попросить у этого народа, прощения, после того, что он натворил со страной и народом. Ну и, конечно же, народ российский, вновь в очередной раз, как всегда,» слепо», конечно, поверил Ельциным выбранного им преемника. Что он, уж точно, в своем правлении, как «лидер уже обновленной России», страну поведет по правильному курсу. И шахтеры привозные, при оппортунисте Ельцине, не будут уже касками стуча, требовать на хлеба деньги. Ведь этот народ, все это знали, не жил никогда сыто: ни при царях, ни и при коммунистах. Вечно этому электорату российскому, что – то не хватало, не доставало. И кто был в этом виноват? Может, народ сам. В свое отстоять не может до сих пор. Или все же, выборная власть? Сегодняшний. Не ясно до сих пор, для большинства населения страны. Народ видел, он же не слепой, и при этой новой власти – преемнике, столько мерзости всплыло после этого беспалого оппозиционера. Как приближенные к власти люди, все также тихо и нагло обогащались, становились миллионерами долларовыми, а некоторые даже, приватизировав, как, не понятно трезвому даже человеку, эти нефтяные и газовые отрасли, успели при этом уже преемнике оппортуниста Ельцина, превратиться в миллиардеры долларовые. Не потому ли 36 % национального дохода страны (это только официальные цифры, оглашенные в газете «Аргументы…»), принадлежат сейчас, этой кучке. Как это допустили? Природные ресурсы по Конституции, принадлежат, вроде, там так и сказано:» … основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории. Народов, все же сказывается». В голове не укладывается. Конечно, нельзя исключать и заслугу этого человека. Он все же, остановил на Кавказе войну. Чем он усмирил этих «горячих» чеченцев? Господь бог только, правду теперь знал, видимо. Но при нем уже, разрушенный Грозный, превратился красивейший город, а народу Чечни, видимо, и правда, хорошо заплатил за стабильность в регионе. Они вскоре поуспокоились, и мир, все же, «какой – то» установился в этом данном регионе. А народ российский – он, преемником тоже не забыт, конечно, в словесных перепалках, в ежегодных телевизионных встречах с электоратом страны. Но, увы, у них теперь, кроме нищеты в семьях, прибавились и эти распоясавшиеся бандиты, сформированные улицами, районами. Которые, видя, как «царёва» друзья обогащаются за счет своего электората – труженика, сидя рядом с властью, пошли они тоже в народ, вытряхивая с них, что у них еще осталось от их нищеты. Но зато, какой был в стране праздник, когда этот ставленник оппортуниста Ельцина, стал электорату российскому объявлять, свои ежегодные встречи к разговору, перед экранами телевизора. А ведь народ, поверил его, действительно, что он вскоре покончит с этим позором – нищетой, когда у страны на сто сорок шесть миллионов населения, такие территории и несметные богатства в нем. Да в таких встречах, действительно, народ замирал, уставившись на свои экраны телевизоров, ожидая хорошего известия – закона, от этого ставленника Ельцина. Да и народ, в эти минуты верил его, и даже похваливал следом за пропагандистами из телевизора. «Какой же у нас президент, молоток, и правда. Молодой, но свой русский, российский», правду матку кроет, – говорил электорат в большинстве (тогда еще в большинстве), в экстазе, видимо, после этих встреч. Некоторые, даже от счастья, что у них такой «правильный» президент, плакали, выдавливая из своих счастливо смеющихся глаз, эти слезы радости. Но после этой встречи, с преемником Ельцина, народ российский, в ожидании «счастья», уходил на годичный антракт, до следующей встречи. Как после удачного спектакля, знаете, с надеждой, что после этой встречи, теперь уже точно, как заверил им прилюдно ставленник, они вздохнут радостно, и споют, к уважение к нему – аллилуйя. Также и этот Петр Гаврилович думал тогда с надеждой, после таких встреч, с преемником Ельцина, с телевизора. И жене, и своим: сыну и дочь говорил, счастливо потирая свои руки: «Ну, теперь – то, сама видишь. Не ругайся только, пожалуйста. Немного ждать нам всем осталось, этого «взрывного» счастья. Заживем тогда. И он точно, не обманет нас, как его «босс Ельцин», тогда с нами. В стране, вот увидишь, лучше станет жизнь, для обиженных людей властями местными, вот, как мы». Но работы у него все также не было, и после того, как упростили его МТС площадку, единственную, еще сохранившую в Нурлате, для ремонта тракторов и машин. Там теперь, куч ковались на этой площадке, уже переоборудованной, переделанной, новые зарождающие буржуа, «бизнесмены новой России»: купи – продай. В одном месте купил по дешевке, а в другом, в три дорого продал. А раньше их, прежняя власть, в своих газетах «Правда» обзывали этих «подпольных» цехов и ков, спекулянтами. Травили в психбольницах лошадиными дозами таблеток, сажали в тюрьмы, да и бывало, расстреливали, слишком уж борзых. Что ж поделаешь.» Развитие и взросление нации», – как размышляли теперь, пришедшие к власти сегодня люди, – нельзя сдерживать их уже в ежовых рукавицах, как когда – то случались в прошлом, во время правления страной, коммунистами. Возможно, может, и правда, виновны они, что потеряли «великую» страну, с таким количествами членами партии, исчезнувшие с одним росчерком пера оппортуниста Ельцина. Дай бог, эти теперь, имея такое богатство полезных ископаемых в недрах, также не довели этот электорат – народ, тоже, до этих ручек. Ведь, давно убедились, это же не секрет, чтобы прятать это от электората страны, с разговорами сыт ведь вечно не будешь. И кого тут винить в нищете электората теперь? Человека власти? Что ли? Так он, совсем, что ли, Ку – Ку, сошел с ума, обманывая своими разговорами свой электорат, который голосовал лично на выборах за него? Может, и правда, как говорят шёпотом в народе в своих кухнях. Страшно же, это его ряженые сановники и силовики ставленники, а их в стране, оказывается, миллион триста, говорят, сидящие в разных коридорах власти, обещал, ка ми только занимаются, после его встреч с электоратом страны. Может и, правда? Это они, сановные чиновники и силовики, выходит, тормозят развитие страны? И поэтому, такая текучесть губернаторов, выходит, в регионах. Все они, что ли ворами оказались? Странно. Выбирал и назначал – то их – доверенный на выборах народом – президент. Сам же говорит. Никто его за язык не тянул. «Я починяюсь только народу». Хотя, пресс секретарь его, обратное говорит по телевизору, что не он их выбирает, а назначенец сам изъявляет быть губернатором. Ну не смешно? Поэтому, так и хочется крикнуть этому Петру Гавриловичу временами, в пылу ярости, возвращаясь с экрана своего телевизора, на эту грешную землю: «Сталина бы сюда хоть на время. Дурить хотя бы перестали». Но, Увы. Этого нельзя было позволить, зная хорошо прошлую историю страны. И Петр Гаврилович, этого понимал. Да и, все россияне, кто дружил с мозгами, и кто пострадал напрасно, тогда от них, это понимали. Кроме, конечно, холуёв – этих вечных шакалов, при любом системе власти. Человек он, когда долго служит на должности, временами, и правда, терял ориентир, для какой надобности он тут сидит – командует. Где здесь та верная середина? Поэтому и у этого Петра Гавриловича, после разговора с женою и с детьми, в его судьбе ничего не изменилось. Как он числился в общей списке страны – безработным, так и оставался он в том же порядке. И в этом небольшом моно городке, где его семья проживала, выходило, и с его инженерским образованием, работа тут для него не находилась, при этой даже новой власти. Теперь ему, кому верить? Кому за помощью обращаться, что он, и его семья, были хоть как – то стабильно сыты, с этой жизнью в стране, с этой нежданной лживой демократией, и сменой власти в стране. И поэтому, узнав, что в Сургуте, в этом нефтяном крае, он может своим знанием пригодится в той территории, тут же загорелся с этой идеей. Конечно, по карте он знал, где это находится город Сургут. Это, в первых, было все же по нему далеко слишком. Он же в своей жизни, может кому – то это и смешно, но такая жизнь в стране тогда была при коммунистах, дальше Казани, нигде он почти не был. В Казани, он учился на этого инженера, сразу после армии, а до Москвы, тогда доехать, не по надобности ему тогда было. Тем более теперь, до этого Сургута. То, что там сегодня, эти олигархи прихвати заторы, добывают для запада в основном нефть, газ, слышал он не раз по своему телевизору, но, чтобы, когда – либо оказаться в этом Сургуте, кто бы сказал, не поверил. Ведь всегда он говорил, бывало, своей красивой жене. «Там, конечно, сама догадываешься, не маленькая. Телевизор смотришь. Все там теперь прихвачено. А что Сургут? Олигархов там этих, порожденных этой властью, думаю, сегодня несметно: маленьких, больших ворот илов». Но еще, чтобы доехать до этого Сургута, он понимал, не глупый же он был, ему еще надо было, где – то на дорогу заработать, и там еще, на эти деньги, хоть какое – то время продержаться до первой получки. А детские деньги, сколько там сейчас его дети получали? Этого даже, вслух нельзя было, без стыда произнести. А где, вот, заработать этих дорожных денег, он, к своему ужасу, представление даже не имел, где еще это ему можно, в этом Нурлате заработать. Но, все же, сунулся в это ЖКХ, в эту кантору, и там заработать себе на дорогу, до этого Сургута. Иначе ему не собрать было этих денег на дорогу. А занять где – то, у кого – то? Это сегодня, для него, невыполнимо и проблемно было. А у соседей и знакомых, откуда для него им найти этих денег? Сосед его, – как его там. Виктор, кажется. Так сует на своем стареньком «колымаге» Жигуле. Тоже, давно мучается без работы, как упростили и у него трест в этом Нурлате, где он до увольнения трудился на стройке. А из знакомых? Кум, что ли? Он с ним сегодня, даже не захотел бы разговаривать, после того, как он его подвел. Не занял ему денег, когда ему, в то время, так были нужны эти его деньги. Тогда ведь, у него, у передовика, и деньги были на книжке. Но жена его в последнюю минуту, зачем – то уперлась, заплакала, что дети её тогда… голыми «жопами» будут сидеть, если они одолжат куму деньги. Да еще в такое время. Теперь, вот, и локоть казалось рядом, но его не укусишь. Также и с теми деньгами, которые у него в сбербанке лежали. Пропали они у него тогда, одним росчерком государства, в лице оппортуниста Ельцина. Поэтому его деньги, после, никому не достались, а государство за этот грабеж, до сих пор, вот, извинятся, не хочет, или не желает. Тянет волынку, наверное, когда все передохнут. Но деньги он потом, все же заработал на дорогу. Как и хотел, устроился в ЖКХ слесарем. Вначале он думал все же, по наивности, инженером его возьмут туда. Диплом даже им показал. Но куда там! Был бы он хорошо знакомым, или родственником начальника ЖКХ, его бы тогда, руками – ногами взяли, точно, инженером. Но им чужой человек, зачем? Да еще с инженерским образованием. Там своя была специфика, налаженная годами, как надувать обслуживающие с их конторой жильцов тех домов, которые они» по бумажке» обслуживали. К примеру, кран на кухне починить, или поменять, заплати сначала в банке деньги за работу, (в одно время такая практика была), а после уже приглашай слесаря – водопроводчика менять у себя на кухне кран. Зато, квартиросъемщик не вовремя заплатил, к примеру, квартплату ежемесячную, плати пению, или тебе отключат свет, и подбросят в ящик почтовый, красный квиток, на оплату квартплату. А красный квиток, это, чтобы квартиросъемщику, должнику, стыдно было перед соседями, выходит. Это, видимо, такое изощренное наказание придумали они должнику. Поэтому, чужой, не проверенный человек, им не нужен был в их канторе. Потому они не знают, что он за человек к ним пришел устраиваться. Поэтому не каждый, начальствующую должность достоин, с улицы пришедший человек. А слесарем, всегда, пожалуйста. Но эти слесаря, долго у них никто не работал. Наверное, их не устраивал зарплата. Но, а ему, все равно было, где ему работать на данное время. Ему, главное, собрать на дорогу этих денег, и оставить какую – то сумму семье, пока он там, в Сургуте, не устроится на работу.
