Николай Иванович Хрипков
Болтуша
Она с трудом сдерживала себя, но всё же сдерживала. Поздоровалась одним словом, что было для нее не таким-то простым делом. Слова готовы были вот-вот вылететь, как оперившиеся птенцы из гнезда.
– Здравствуйте!
Врач, а это была женщина лет тридцати, невысокая и худенькая и больше похожая на старшеклассницу, чем на специалиста, который ведет прием, не отрываясь от бумаг, кивнула ей. Но всё-таки подняла голову.
– Здравствуйте! Вам назначали?
– Да. Я к вам по записи.
– Ко мне все по записи. Присаживайтесь и излагайте, в чем суть дела, что вас беспокоит.
Она одернула платье на коленях. Это было ее любимое платье в горошек.
– А вы хороший психолог? – спросила она. – Извините, но я не хочу вас ничем обидеть.
– Как вас зовут?
– Нина.
– Хорошо! Давайте просто Нина. Тем более, что мы с вами почти одного возраста. И сразу договоримся. Здесь вопросы задаю я. Это вы ко мне пришли на прием, а не я к вам. Это у вас проблемы. И я должна помочь вам избавиться от этих проблем. Если я вас чем-то не устраиваю, ищите другого специалиста.
Да, начало получилось плохим. Что-то у нее в последнее время не ладится с контактами.
Зря она ляпнула про хорошего психолога. Но слово – не воробей. Эх, язык мой – враг мой. Сколько она уже себе навредила своим языком. И всё урок не идет впрок. Как говорится, снова да ладом.
– Извините, доктор!
– Расскажите, пожалуйста, что вас привело ко мне. И не забывайте, что доктору можно и нужно говорить всё.
– Беда у меня. Беда!
– У беды этой есть название?
– Да! Болтливость! БОЛТЛИВОСТЬ большими буквами. И – увы! – сама я спраиться, кажется, не смогу.
–
К начальству надо заходить с душевным трепетом. И начальство должно почувствовать этот душевный трепет. Тогда гнев его смягчается, а желание похвалить усиливается. Все опытные карьеристы прекрасно знают об этом, поэтому они и делают карьеру.
Нина, впорхнув в кабинет начальника, не продемонстрировала этого полезного качестваю. Ее лукавый взгляд скольнул по диагонали и остановился на озабоченном начальственном лице, которое заставило бы стушеваться кого угодно, но только не Нину. Физиогномика не была ее сильной чертой.
Она прощебетала бодро и энергично:
– Здравствуйте, Иван Петрович! Хорошего вам денька! Чтобы всё на позитивчике!
– Благодарствуйте! И вам того же! Присядьте, Нина Петровна.
– И вам благодарствовать, Иван Петрович! Непременно присядим, опустимся, расположимся и сконцентрируем всё внимание, чтобы не пропустить ни единого словечка из того, что вы скажите, Иван Петрович. Ой! Какие у вас мягонькие стульица!
– Нина Петровна!
– Да, Иван Петрович?
– Помолчите, пожалуйста!
Она огляделась, как будто хотела увидеть того, кто мог сказать такие слова. Хотела обидеться. Она не любила, когда ей делали замечания. Что она школьница какая-то? Она считала себя опытной и умной, была уверена, что к любому человеку сможет подобрать ключик.
Начальник держал телефон. Зачем он это делал? Собрался кому-то звонить? Но разве нельзя это сделать было раньше или позже? Зачем же вызвать ее и кому-то звонить?
– Послушайте!
Он придвинул к ней телефон.
– Приветики, девочки, девулечки, красотулечки, симпатюлечки! Как я рада видеть вас, если бы вы только знали! Как я вас всех люблю, обожаю, хорошенькие мои, ненаглядненькие! Ой, я припозднилась сегодня, задержалась, припоздалась! Негодница я этакая! Пропесочить меня надо, наказать, пальчиком вот так погрозить, губки на меня надуть! Девулечки! Ну, представьте! Такое ощущение, что на дороге одни долбодятлы остались, что всех нормальных мужиков метлой смело. Пришел такой Гулливер и смел их всех. Ехать вообще невозможно. Один впереди меня завис. И всё время дрыг-дрыг, переключается. Проедет немного, дрыг-дрыг, переключится. Ну, чего ты, долбак, всё время переключаешься? Ехай ровно! У меня нервы, как струны натянуты, как канаты. Ха-ха! Вся напряжена так! Один комок нервов. Так мало этого. Еще и сзади какой-то долбодятел пристроился. Не отстает, не обгоняет. И если я резко тормозну, он в меня непременно врежется, долбак, козлодой! Прикиньте, и спереди и сзади, слоенный пирожок такой, где у меня главная роль. Как в порнушке какой. Ха-ха! Ну, не долбодятлы, разве? Настоящие долбодятлы! Тебе что, думаю, долбодятел, мой фасад понравился? Так мне такие долбодятлы и на фиг не нужны. И за пучок пятачок в базарный день не дам. Ха-ха! Вот так и добиралась! Не! Прикиньте, девчульки, вообще на дорогах невозможно ездить стало.
– Что это? – спросила она.
– А вы что не узнаете?
– Узнаю. Но зачем это, Иван Петрович? У нас что прослушка? Я что агент иностранной разведки?
– А затем, Нина Петровна, что ваши коллеги не могут работать рядом с вами. Вы же их терроризуете своей болтовней. Вот так начинается для них каждое рабочее утро. Люди пришли на работу, перекинулись парой фраз и настроились работать, а тут врываетесь вы и начинаете рассказывать им, какие долбодятлы на дороге, как вы вчера вечером выгуливали свою Раюшу пописать и покакать, как мужа (он почему-то у вас женского рода) готовил (или готовила, уже не знаю) клёвый ужин, как «Авангард» сыграл с «Ак-Барсом», как трещали клюшки и морды хоккеистов, на какой минуте «Авангард» забил шайбу «Ак-Барсу» и как вы орали, когда этим козлам забили шайбу. Поймите, люди на работе. У них тоже свои заботы, свои проблемы и семейные неурядицы бывают. Они на своей волне. А вы их перестраиваете на свою волну. Они знать не хотят, как вы свою Раюшу (или своего) водите на улицу писить и какать. Нина Петровна! Вы хороший специалист, умная женщина. У меня нет никаких претензий к вашей работе. Все отчеты вы сдаете во время и в надлежащем качестве. Но возьмите себя в руки, остановитесь, не выносите весь этот словесный поток на головы своих коллег! Вы же их буквально терроризируете.
– Так даже?
Она пристально посмотрела на начальника. Глаза у нее были злые. Ее отчитали как школьницу.
– Могу я идти?
– Идите, Нина Петровна и помните о нашем разговоре. Я надеюсь, что больше ко мне не придут жаловаться на вас.
–
Молодость, точнее юность Нины прошла по-цыгански бурно. К выпускному классу это уже была зрелая девица с выразительными выпуклостями, на которые облизывались местные парни. И не только. Но и семейные мужики. Достанется же кому-то такое добро!
Она была веселой. Как говорили, шебутной. Ей нравились ухаживанья. И она не пропускала ни одной дискотеки. И не стояла, подпирая стенку, невостребованной. Но была нарасхват. Она смеялась каждой шутке, даже несмешной. И сама любила пошутить, особенно над своими ухажерами. Но те не обижались. Шутки были безобидными. И всё дело шло к тому, то есть к этому самому. И отодрал ее, как он это называл в кругу друзей, Генка Кружков. Не то, чтобы он был красавец или обладал какими-то достоинствами, но так уж получилось. К этому времени он уже закончил СПТУ и работал в совхозе трактористом. Трактор был старый и постоянно ломался. С девками он вел себя смело и без долгих предисловий залазил им в лифчик. Вот он и проводил однажды Ниночку с дискотеки до стога сена возле их дома.
